Настасья Астровская "Две луны"

Помню, как все смеялись, когда я выходила замуж:

– Ну, хоть не за Каренина!

Оказалось, вообще ничего смешного…

Пульс перепрыгнул с обычных семидесяти на три тысячи.

Снегин. Подлец. Для меня оставил. Все это…

Я схватила книгу, открыла там, где лежала закладка, прочитала с выражением подчеркнутое:

– Луна хохотала, как клоун.

И в сердце хоть прежнего нет,

По-странному был я полон

Наплывом шестнадцати лет.

Расстались мы с ней на рассвете

С загадкой движений и глаз…

Есть что-то прекрасное в лете,

А с летом прекрасное в нас.

Разозлившись, я швырнула книжку на пол, и тут же мне стало ее жалко, и стыдно перед нею.

Она же не виновата.

Я потянулась за книгой, Шварц потянулся за книгой. Мы подняли ее вместе, положили на стол. Постояли молча, пытаясь хоть что-нибудь понять.

– Он все делает специально, такой у него характер, такое мышление. Он оставил это для меня, а может, и для тебя, он знал, что мы придем, у него слишком богатый жизненный опыт, чтоб не догадаться…

Я уже плакала.

Шварц на этот раз нашелся и осторожно приобнял меня за плечи. Я не возражала. Как будто уже не чужой человек…

Потом я заговорила спокойнее:

– Он все знал. Знал, что я приду. И что ты придешь, тоже.

– Он не мог знать, – ответил Шварц. – Предполагать мог….

– Предположил – и не ошибся. Кажется, это называется «знал».

Шварц кивнул и запустил руку в волосы.

Я достала из кармана кулон, с которым теперь не могла расстаться.

– Луна хохотала, как клоун… Это же Снегин мне подарил когда-то.

Шварц удивленно уставился на меня. Смотрел, не отрываясь. Засуетился вдруг, зашарил по карманам. Достал бумажник. И выудил…

…выудил…

…точно такой же кулон.

– Я хочу домой, – не своим голосом сказала я. – И нам, кажется, надо кое-что обсудить…

Шварц серьезно кивнул, и мы вышли из квартиры.

Глава 3.

Говорят, обратная дорога всегда кажется короче. Но мы почему-то шли от Снегина до меня миллион лет.

Дома молча сели на диван и пытались осознать хоть что-нибудь.

Потом Шварц сказал:

– Мы хорошо дружили. Несмотря на всякое разное…

– Дружили? – усмехнулась я.

Шварц молчал, глядел на свой кулон. Я не собиралась давить, все и так ясно.

– У нас ничего такого не было, – проговорил он. – Общались… Но однажды он начал, ну… оказывать знаки внимания. Даже цветы как-то раз дарил.

– У тебя кулон. Это не просто знаки внимания.

На секунду я даже почувствовала укол ревности. Мерзавец Снегин любил кого-то еще!

И тут же засмеялась: ну да, как удивительно! За свою длинную жизнь он, конечно, должен был обожать лишь меня одну.

Что ж, зато только мне повезло посидеть на цепи… Хотя и этого наверняка знать нельзя.

Интересно, сколько еще народу носит такие луны?..

Шварц вдруг вынырнул из своих размышлений – и меня из моих вытянул.

– Ты хорошо сказала – хранительница откровений… Вот я, наверное, тоже был кем-то вроде того. Вообще, всегда казалось, что Снегиных двое… как минимум. Он иногда был таким взрослым и мудрым наставником, а иногда – просто вечным подростком, которому непонятно что может в голову прийти. Один меня учил жизни, другой в два часа ночи звал в соседний сад воровать яблоки… Ну, весело, в общем.

Я усмехнулась. Да уж, не соскучишься…

– Он и тогда отмечал все праздники, – улыбнулся Шварц. – И увлекался какими-то несовместимыми вещами. То музыкант и писатель, то вдруг схемы какие-то паяет, мифологии знает все, какие можно и нельзя, в сельском хозяйстве разбирается… Это теперь я понимаю, что у него было просто… достаточно времени.

– И интереса, – кивнула я. – Он же ещё и верил во все подряд. Мистик. Я сначала удивлялась, а теперь, кажется, знаю: так долго жить, ни во что не веря, мучительно.

– Пожалуй, так… – согласился Шварц. – Он мне иногда рассказывал странное… Но это были как будто просто сказки, городские легенды. Теперь вот уже сомневаюсь… Про семью свою говорил. Деталей я, конечно, не знал. Вроде, родители умерли давно, отец был доктором, мать учила детей музыке,ещё они как будто происходят из старого дворянского рода, и родственники у них за границей, но контакты давно утеряны – вот и все факты. Но о сложных детско-родительских отношениях мне многое известно. Снегин очень тепло отзывался о родных, но у него с отцом был конфликт – могу предположить, что как раз из-за увлечения всей этой мистикой.

– Да, мне тоже так показалось, хотя со мной он, пожалуй, меньше обсуждал семью, чем с тобой.

– Он мог тебе рассказать о том, о чем мне не имел возможности, – ответил Шварц. – Грамотно разделил свои переживания и размышления между нами… В находчивости ему не откажешь.

– Это точно! – усмехнулась я. – Но, наверное, кое о чем он ни с кем не хотел говорить…

Волнение на лице Шварца сменилось печалью. Мы друг друга поняли.

В беседе со Снегиным было несколько правил: не перебивать, не шутить смешнее него и не упоминать о войне.

Я и сама, в общем, никогда не любила эту тему, но когда все же решилась задать вопрос, тут же об этом пожалела.

Снегин орал на меня так, что я уже начала прощаться с жизнью и, в целом, расстроилась, что нельзя родиться обратно.

Он кричал, что я жестокая, глупая, ничего не понимаю, и никогда не смогу, и, наверное, мне и не нужно…

И на этих словах он вдруг опустил голову и расплакался, как ребенок. И мне все стало ясно, и я зарыдала с ним вместе.

Я обнимала его, гладила по волосам, успокаивала, и с той скорбью и тем ужасом, что заполнили мое беспомощное тело, во мне появилось светлое чувство облегчения. Как же, черт возьми, хорошо, что я не понимаю…

– Нам часто приходилось в разных контекстах обсуждать войны, – тихо сказал Шварц. – И эти обсуждения Снегин старался игнорировать. Это было довольно странно, если учесть его любовь к дискуссиям и пространным монологам вообще. А однажды ему всё-таки пришлось поучаствовать в разговоре…он плакал. Как будто непроизвольно. Слезы ручьем лились. Мне потом сказал, что в детстве тяжёлый фильм посмотрел, с тех пор вот так…

У меня самой в глазах стояли слезы. Бедный подлец Снегин…

Мне вдруг в голову пришла какая-то глупость, и я решила ее озвучить, чтобы хоть как-то отвлечься:

– Ты не пьешь.

– Что? – Шварц ошеломленно уставился на меня.

– Мы вчера пили, а сегодня ты сделал ноль попыток опохмелиться. А говоришь, алкоголик…

– Ну вот, – вздохнул он. – Получается, я еще и лжец…

– Так и до этого получалось, – напомнила я, – товарищ следователь…

Шварц улыбнулся.

– Ладно. Допустим, у меня просто случилось… выгорание. А сказал так, чтобы напугать тебя. Ты бы тогда лишний раз подумала, прежде чем со мной связаться, ну и проблем бы меньше у тебя было теперь…

Я расхохоталась, он, осознав всю абсурдность ситуации, присоединился ко мне.

– Слушай, судя по всему, меня напугать могут только нормальные адекватные люди! – я вытерла уголки глаз.

– К счастью, ни Снегин, ни кто-либо из его окружения к таким людям не относится! – весело отозвался Шварц.

Мы продолжили говорить что-то смешное, что-то возвышенное, что-то лирическое.

Нам многим нужно было поделиться, мы не поспевали за осенним днем, и он, наслушавшись наших историй, сбежал и оставил нас на растерзание ночи.

Мы стояли, вглядываясь в нее, не спеша произносить решающие реплики.

Потом я все же собралась с силами и сказала:

– Если ты в ночь куда-то поедешь, будет не очень хорошо.

– А если я останусь, будет очень плохо? – робко поинтересовался Шварц.

Я закрыла глаза и улыбнулась.

– Ну, начинается. Выпить у меня, потом в квартиру бывшего сходить, потом на раскладушке поспать, и вот уже ты у меня в кровати…

– Да, мне нравится, – закивал он. – Я так и планировал.

Я вздохнула.

– Только потому, что я очень добрая.

– Аллилуйя! – просиял Шварц.

Спал он очень прилично, даже не храпел. Я подумала немного – часов до трех ночи – и тоже уснула.

Наутро я решила, что просто приятный разговор за кофе ни о чем – это слишком хорошее начало дня, поэтому сказала:

– Когда ты говорил, что Снегин далеко не святой, что ты имел в виду?

– Ну, он же не канонизирован, – желчно усмехнулся Шварц.

– Как интересно! – возмутилась я. – Это после всего, что я тебе поведала?

– Слушай, я, в отличие от тебя, свои травмы не вылечил, – с легким раздражением ответил он. – Рассказать могу, но за форму не ручаюсь…

Я молча ждала.

Шварц решился.

– В общем, Снегин… с сестрой моей некрасиво поступил.

Я почувствовала, как адреналин ударил мое тело, оглушил, разбежался мелкими мурашками по коже и теперь противными иголками колет кончики пальцев.

– Насколько некрасиво?