Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств
Яна Демидович
Нелюдимый лекарь с болот, что спас царицу от смерти и нехотя стал её приёмным сыном. Ведьма, которая сражается с нечистью из костяных теремов и собственным прошлым. Седая царевна, готовая на всё, чтобы обрести колдовскую силу назло ненавистной матери-богатырше. Боги Семи царств столкнут их, предвещая небывалую кровавую бурю. Запылают кострами болота, дрогнут забытые в курганах кости; воды забурлят от гигантских щук, встрепенётся крылатый узник в темнице на далёком острове… И тот, кто двадцать лет спал в хрустальном гробу, наконец откроет рубиновые глаза, дабы вновь обрушить на мир свои злость, меч и колдовство.
Яна Демидович
Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств
ПРОЛОГ
…Кошмар всегда начинался в полночь. Распускался, будто диковинный хищный цветок, растущий в сердце недосягаемых теперь болот. Столь же чёрный, с багряной, как свежий порез, каёмкой на лепестках и терпким, отравляющим ночной воздух ароматом.
Приманка для глупцов.
Как же его называли? Черноцвет? Гадюшник?
Нет, не вспомнить.
Жар, что заполнял камеру, походившую на склеп, нещадно путал мысли. Железо наручников давило на израненные запястья, пересохшая глотка жаждала хоть каплю воды. Малахит знал, что долго не протянет. Но губы знай себе шептали упрямое, непобедимое:
– А я – лягушка в молоке… Лягушка, лягушка, лягушка…
Упрямица, что взобьёт масло и выпрыгнет на волю. Победительница, счастливица. Та, что одолеет жестокую недолю.
Да только вокруг не молоко – всё равно, что крутой кипяток. И до слуха уже донёсся грохот засовов, а затем – знакомый, мерный стук каблуков.
Его личный кошмар, его лихо ночное, явилось рассказать новую страшную сказку.
Скрежет металла по камням. Нож? Меч? Стрела? Так легко, играючи, до мимолётных искр…
Туман, что застилал усталые глаза, мешал Малахиту видеть. Но он и так знал, что на бледных щеках его гостьи алеют кровавые яблоки. Кто же на сей раз отдал ей силу из жил? Кого она убила, растянув свой рот в безумной скоморошьей улыбке? И, обмакнув пальцы в ещё горячую, чужую кровь, разукрасила себе лицо?
Малахит не собирался спрашивать.
Гостья приблизилась, наклонилась, чтобы коснуться его обнажённой руки. Того самого места, где третьего дня срезала зачарованное родимое пятно, лягушачью шкурку. Тихонько рассмеялась.
Миг – и наконечник стрелы легко ткнул Малахита под подбородок. Чуть надавил, выпуская рдяную ниточку крови. Заставляя взглянуть царевне прямо в лицо.
– Ты готов, Лягушонок?
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1. МАЛАХИТ. Лекарь с болот
Два месяца назад
В харчевне «Щукин кот» царствовал привычный шум. Шныряли туда-сюда ладненькие служанки, мёд-пиво текло по усам, не минуя ртов, а запах стоял такой, что можно было наесться и без пищи: тут вам и аромат карасей, жареных в сметане, и нежнейшего тельного из белорыбицы, и расстегаев с визигой, луком и крутым яйцом…
Слава богам, здесь подавали только рыбу. Вот Малахит и сел в тёмном уголочке, чтобы заказать любимого съестного. Скупо улыбнулся девчонке, что выслушала его заказ, и, поудобней устроив свой мешок на скамье, принялся ждать.
День был хороший. Малахит успел закупить на рынке достаточно редких целебных трав, не напоролся на недругов, да и здесь, в «Щукином коте» его вряд ли побеспокоят: вон, сколько неместного люду привалило. Говор не столичный, видать, заезжие: торгованы да обозные охранники, прислужники и искатели приключений. Кто из них признает в нём царскую особу? Да никто.
«Особенно, когда царского в тебе и нет», – мрачно усмехнулся Малахит, придвигая к себе принесённое блюдо.
Царевич по воле судьбы. Приблудыш. Найдёныш. Грязь болотная… Он был не чета настоящему наследнику, золотому мальчику Златоцвету. Даже выглядел по-другому.
Кинь кто на него быстрый взгляд – и увидит всего лишь усталого, худолицего парня, едва минувшего своё двадцать третье лето. Старую, полную заплат рубашонку и волосы, заплетённые в чёрную косу, что сейчас, приколотая, гадюкой свернулась на затылке.
Но взгляд повнимательнее приметит и рубцы от ожогов на щеке, и длинные пальцы лекаря, и плечи, натруженные явно не лёгкой работой.
А кто посмеет заглянуть в глаза – вспомнит блеск малахита. И отвернётся, почуяв в незнакомце нечто, от чего в памяти тотчас всплывут гиблые топи, тучи жадного до крови комарья и квакающий хохот болотниц…
Малахиту было давно плевать, какое впечатление он производит на людей. Те, кто знали и уважали его, приходили к нему, несмотря на внешность и происхождение. Ведь значение имело лишь то, что он умел.
Стоило это подумать, как подле его стола вырос хозяин харчевни, Рыбак: крупный, пузатый мужик, чьё добродушное, обычно румяное лицо сейчас казалось каким-то линялым.
«Тревожит что-то», – сразу понял Малахит, проглотив последний кусок.
– Здравствуй, господин, – хрипло прошептал Рыбак. – Дозволь отойти, поговорить?
Малахит молча кивнул, ощутив, как за пазухой не вовремя завозилась любимица Квакушка. И, бросив быстрый взгляд по сторонам, тихо двинулся за Рыбаком, к неприметной дверке. Не следует обсуждать важные дела при посторонних.
– Ну? – спросил Малахит, когда шум харчевни отдалился, и они остались вдвоём. – Что случилось?
Квакушка выбралась на плечо, радостно квакнула, приветствуя Рыбака, но тот лишь сморщился, как печёное яблоко, и побледнел сильней. Однако шесть лет назад, в день, когда впервые просил помощи, он выглядел куда хуже: белый, точно простокваша, весь трясётся древним старцем… Ещё бы. Такая хворь напала на любимую дочурку. Малахит её тогда еле спас.
Он отлично помнил десятилетнюю, рыжую кроху с глазами в пол-лица и то, как радовался её спасению. С тех пор девчонка поднялась справной девушкой и помогала батюшке наравне с работницами.
«Да только сегодня я её не видел», – вдруг понял Малахит. Нахмурился и ступил к Рыбаку ближе:
– Что-то с дочкой опять? Говори!
Харчевник вздохнул. Медленно, через силу, начал:
– Вчера к нам гости заглянули, господин. Да не простые… Царевич Златоцвет со свитой. Одет просто, да я его всё равно потом признал. Никогда ведь к нам на окраину не заглядывал, брезговал…
«Так», – Малахит стиснул зубы, начиная понимать.
– Желана им сама прислуживать стала. Не углядел я их сразу, другую девку не направил, а надо было… – тем временем, горестно продолжил Рыбак. – Царевич её подметил, всё с собой усадить пытался. Понравилась, мол, очень… Красавицей даже называл… А потом щедро денег отсыпал. И сказал, что вернётся.
Голос Рыбака сошёл на нет. Плечи печально опустились.
– Сейчас она где? – скрежетнул Малахит.
– У себя сидит со вчерашнего, я ей так наказал. Сама напугана. Но не может же она вечно взаперти сидеть?
– Не может, – согласился Малахит. В голове метались светлячки мыслей.
Он отлично знал вкусы брата. Того, кто больше всего на свете любил рыженьких девок, чьи волосы напоминали ему обожаемое пламя. Того, кто не знал слова «нет», и всегда получал всё, что хотел. И слухи о нём ходили очень нехорошие.
«Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» – голосом Златоцвета прозвучало в сознании, а потом раздался смех. Малахит поморщился.
– От меня-то ты чего хочешь? – спросил он, уперев тяжёлый взгляд в Рыбака.
Ответ был ожидаем:
– Дай оберег, господин! – умоляюще вскинулся харчевник. – Отворот какой сделай, чтобы про дочку мою думать забыл! Помоги, а уж я отплачу!
«Нет, Рыбак. Такого не умею. Зато по-другому могу», – подумал Малахит, чувствуя, как портится настроение. Не хочется, ой не хочется идти к Златоцвету! Но надо.
Жалко ведь девку. Пропадёт.
– Не волнуйся, помогу. Всё будет хорошо, – сказал Малахит, чеканя слова.
И, не слушая слёзных благодарностей, споро пошёл к выходу. Чем скорее он разберётся с неприятным делом – тем лучше.
Это как кость вправить – нужно лишь немного перетерпеть. Рвануть правильно, посильней – и всё.
«Гори, гори ясно…» – издевательски пропел Златоцвет в памяти.
Похоже, скоро он услышит эту песенку вживую.
***
В хоромах, что облюбовал себе наследник царя, было душно и светло от огней. Зато пахло, как в самом сумрачном и грязном кабаке среди ночи: пивом и вином, плотскими утехами и по?том.
Проникнуть туда просто так не удалось: сперва пришлось разговаривать с охраной, и лишь позже, когда люди Златоцвета получили разрешение, Малахита наконец-то впустили внутрь. Вскоре, на подступах к спальне, он услышал переливчатый женский смех и пение. Похоже, сегодня брат заказал непотребную девку из весёлого дома.
«Двух», – поправил себя Малахит, но понял, что ошибся, когда бесшумно вошёл в открытую резную дверь.
– Гори, гори ясно-о-о… чтобы не погасло-о-о…
Царевич возлежал с тремя распутницами, что жарко обвивали его руками, ногами и волосами. Казалось, он вот-вот утонет в водопаде этих длинных, огнистых волос всех оттенков рыжего: лисьего, осеннего, пламенного…
«Пора спасать», – усмехнулся Малахит и громко, со всей силы, захлопнул дверь.
Девки тут же взвизгнули, прекратив ласкать своего господина. Вытаращились на мрачного гостя, что старательно обходил их взглядом.
– Чего тебе? Зачем явился? – спросил Златоцвет, сморгнув с глаз пелену похоти, и не спеша сел среди вздыбленных простыней. Прикрываться он не собирался. Так и сидел, как был, – распалённый, голый. С тем же брезгливо-насмешливым выражением на лице, что всегда возникало у него при виде брата.
– Я пришёл предупредить, – ровным голосом произнёс Малахит.
Златоцвет прищурился.
– Что? Никак, шутишь?
– Забудь о девочке из харчевни. Она под моей защитой.
Златоцвет моргнул. Потом расхохотался, резко откинув голову. Аж волосы, золотистые, как летний одуванчик, и яшмовая серёжка в правом ухе затряслись.
– Неужто сам её хочешь? Правда-правда? – отсмеявшись, ехидно спросил Златоцвет.
Малахит не ответил. Духота покоев давила со всех сторон, а оживший в глубине нутра гнев мало-помалу набирал силу.
– Хотя о чём это я? Ты же у нас особенный, – усмехнулся царевич и, взяв со столика у кровати кубок, отхлебнул вина. – Валяешь только кикимор и болотниц. Верно ведь, Малахольный?
Девки хихикнули от этих слов. Завозились, украдкой демонстрируя спелые, жемчужно-розовые тела, выученно изгибаясь покрасивей. Дразня. Клюнет – не клюнет?
– Желана под моей защитой, – невозмутимо повторил Малахит. – Я спас её в детстве и поставил отметину: тронет кто без согласия – мигом обессилит по мужской части. А ведь ты не хочешь стать хозяином дохлого червя. Верно, Ядоцвет?
