– А теперь извини. Мне нужно подслушать, как твои главари будут действовать, если я выживу после ужина.
Мужчина по имени Тацит слегка повернул голову и стал прислушиваться к диалогу. Гул толпы и нервные смешки за соседними столиками не мешали Тациту. Его родовая сила была самой мощной в этом городе Сычигорья. Недооценка со стороны власти сначала спасла его от ворожбы приставленного к нему агента, поплатившегося за самоуверенность. Поленился выяснить родовую силу, и Тацит моментально учуял посторонний запах в тарелке с едой. А теперь родовой талант поможет узнать планы воеводы.
– Я его не вижу. Слишком много столиков сегодня.
– Не волнуйтесь, всё под контролем. Наш человек чрезвычайно опытен. Если решит, что Тацит опасен, то устранит тихо, подстроив под несчастный случай. Ужин храбрецов подходящее событие.
– А если Тацит захочет поговорить с нами? А если это вообще не он?
– Уважаемый воевода, вы же знаете агента. Решится на уничтожение только в крайнем случае. А пока мужчина по-прежнему знатный гость города, приехавший по своим делам.
Тацит Волиус Штамм слегка кивнул, удовлетворённый услышанным. Красивый мужчина средних лет привычно подслушивал планы своего убийства. Серьёзный взгляд, немного морщин и белые волосы, как метка принадлежности к белом роду. Тацит блистал дорогой туникой и уверенностью. Высокая стоимость одежды, как обязательное приветствие при общении с городской знатью, и прямой взгляд, закалённый в опасных путешествиях. Правда, характер мужчины тушил лоск. На одежде не было дорогих украшений, а на пальцах отсутствовали кольца. Роскошь тяготила Тацита, напоминая о голодном детстве. Мальчишкой он лопнул бы от злости, узнав, сколько еды можно накупить за стоимость одной лишь пуговицы с его туники. Но дело Тацита, ради которого его в очередной раз хотели убить, заставляло мужчину мириться с вынужденным показным богатством.
Пока всё шло по плану. Неприятно, что подозревают, но у воеводы есть сомнения. А единственный человек, кто раскусил Тацита, закаменел от собственного зелья. Мужчина первым из присутствующих уловил топот копыт и продолжил подслушивание.
– Сообщи стражникам у ворот, чтобы не выпускали белых из города. Скажи, недельная мера безопасности.
– Думаете, сбежит?
– Нет. Мне нужно знать, куда он сунется, если закроем выход.
«А вот это плохо. Нужно уходить, пока не перекрыли», – подумал Тацит, усилив чувства. Мужчина закрыл глаза и задержал дыхание. Гул толпы нарастал, теперь и остальные люди услышали топот приближающихся копыт. Спорщики за столами заулыбались чаще, кульминация близилась.
– Не жди месива. Если не погибнет, то затеряется в толпе. Иди, закрывай город для белых.
Тацит услышал, как человек воеводы стал удаляться. Ещё пару шагов и стражник бы скрылся, но Тацит успел настроиться на дыхание помощника. Теперь его можно будет отследить в любой толпе.
– Пора заканчивать, – Тацит открыл глаза.
Мужчина посмотрел в сторону трибуны, разговор на которой он только что подслушивал. Трибуна располагалось на другом конце улицы, но благодаря родовому таланту белых, Тацит мог кратно усиливать органы чувств. В то время, когда другие люди видели лишь маленькие силуэты властителей, мужчина различал каждую морщинку на их лицах, мог подслушать любой разговор и чувствовал аромат духов и запах пота.
По давней привычке Волиус Штамм перед уходом оценил обстановку. Быстрые движения глаз и настройка слуха под каждый голос. Нет, никто из представителей его рода не подслушивал. Во-первых, дар усиления такой силы, как у Тацита, редкость для здешнего города. Во-вторых, люди заняты ужином храбрецов.
Ужин храбрецов. Одно из многочисленных игрищ Сычигорья. Вдоль главной улицы выставляли вереницу столиков. За каждый садилось по два человека. Спорщики выкладывали на стол деньги, заказывали ужин и приступали к трапезе. С посадских полей в город гнали стадо голодных быков, копьями и кнутами доводя животных до бешенства. Быки выбегали на центральную улицу и крушили едоков. Задача спорщиков состояла в том, чтобы последними встать из-за стола. Кто первым струсит, тот терял деньги. Победитель забирал выигрыш себе. Сложность состояла в упорстве горожан. Многие ждали до последнего и победитель просто не успевал схватить деньги. Быки разносили столы, монеты падали на землю и доставались трактирщикам, в качестве уплаты за ужин. Люди гибли десятками, чем привлекали внимание горожан и посадских. А возможность поставить деньги возводила любые игрища в культ.
– Поздравляю, дорогой друг, вы выиграли, – Тацит встал. – Я первый покидаю стол. Жаль, что монеты достанутся не вам.
Толпа забурлила. За соседними столиками тоже поднимались проигравшие. В отличие от Тацита никуда не спешащие, а просто испугавшиеся. Толпа высмеивала их, кричала проклятья или радовалась выигрышной ставке. Быки неслись к повороту на главную улицу.
Зная, что скоро начнётся вакханалия, Штамм настроился на дыхание стражника и не спеша двинулся в сторону бокового выхода из города. Человек воеводы сначала дождётся прогона быков через главные ворота, потом отдаст приказ о закрытии, а лишь затем доберётся до бокового выхода. Времени должно хватить, незачем привлекать внимание излишней суматохой.
Тацит завернул в переулок и услышал, как быки врезались в первые столики. Крики покалеченных людей тонули в общем ликовании. Зрелище, как обычно, удалось.
– Зачем тебе столько, старая? Не поможет уже ничего такой морщинистой харе!
Двое охранников дружно загоготали. Перед боковыми воротами Тацит наткнулся на преграду. Любые игрища вызывали в баронствах Сычигорья массовый ажиотаж. Люди стекались в город со всех окрестностей, забывая на неделю или вечер, как в случае с ужином храбрецов, обо всём на свете. Бережно пересчитывали монеты, изучали участников и делали ставки. В том числе и стражники. Поэтому охранять вход в город во время прогона быков считалось среди бойцов наказанием. Ладно ещё главные ворота, можно насладиться видом разъярённых животных. Но сторожить пустоту лишившись развлечения – истинная мука. Поэтому парочка стражников сначала грустно молчала, изучая дорожную пыль, а увидев старуху, обрадовалась. Решили издёвками выплеснуть досаду от дурацкого дежурства.
– О, какие шикарные! – вскрикнул тот, что постарше, достав из телеги сапоги. – Любовнику везёшь?
– Да чтоб тебя понос пробрал, – ворчала в ответ женщина.
– Ха-ха-ха!
Старуха не злилась и понимала стражников. Она сама хотела поучаствовать ставочкой в любимых игрищах, но пропила все деньги ещё вчерашним вечером. Хорошо, что товары закупила заранее. Теперь нужно вытерпеть издёвки и отвезти заказы в родной посад.
За телегой старухи стояла колымага водовоза. Слабоумный юноша курсировал по знакомому маршруту. Тацит знал, что после старухи будут обязательные насмешки над водовозом, мычанием и растерянной улыбкой всегда веселившего стражников. Дело дрянь.
Тацит посмотрел на солнце и убедился, что оно почти зашло. Пользуясь оставшимися мгновениями, мужчина ещё раз настроился на человека воеводы. Быки выбежали из города, унеся десяток жизней. Приказ о закрытии выхода для белых был отдан. Теперь человек воеводы приближался к боковым воротам. Через три улицы он повернёт и увидит стражников, повозки и Тацита. Вот человек остановил лошадь. Тацит собрался подслушать диалог, но не успел. Солнце коснулось горизонта, день закончился. Родовая сила больше не действовала. Слух, зрение и обоняние Тацита Волиуса Штамма вернулось к обычному состоянию.
– Хомуты-то тебе зачем? Такую клячу, как ты уже не запряжешь.
– Головёшку тебе в ухо, злыдень.
Стражники продолжали веселиться, дурачок улыбался. Пора действовать. Тацит обогнул водовоза и направился в сторону выхода. Часть людей охрана не останавливала и пропускала кивком. Тацит уже жалел, что не пошёл раньше. Досмотр не занял бы много времени, мужчина был налегке. Но мысли о деле отвлекли Тацита, теперь придётся надеяться на безразличие стражников или скорость собственного бега.
Не спеша пройдя телегу старухи, Тацит подумал, что дело сделано, но услышал голос:
– Эй, уважаемый! Остановитесь.
Старший воин с красными ногтями и сам не объяснил бы причину остановки знатного человека. Возможно, отсутствие лошади или кареты, возможно, сам факт нахождения у ворот в момент чествования храбрецов, а скорее, по интуиции, основанной на опыте, воин решил окликнуть Тацита. Волиус Штамм подумал о бегстве, зная, что в драке с двумя подготовленными бойцами он проиграет, как вдруг обнаружил помощь. На городской стене крупными буквами кто-то написал: «Красный стражник с большим пузом боится заболеть. Кашляйте!»
Неделю назад подсказки ещё не было. Значит, грамотный человек заметил особенность охранника и решил помочь избранным. Умение читать и писать было привилегией для жителей Сычигорья. Разрешение на обучение грамотности выдавалось не всем, а самоучки жёстко наказывались. Поэтому мазня на стене не привлекла внимания ни охранников, ни их руководителей. Даже местный воевода не умел читать.
Тацит закашлял что есть мочи и обернулся.
– Что, прост… – опять кашель. – Что, простите?
Стражник с красными ногтями моментально отпрыгнул в сторону, чем вызвал приступ хохота у напарника. Ни один житель Сычигорья не мог умереть от болезни до наступления шестидесяти четырёх лет. Только через убийство, ворожбу или несчастный случай. А после достижения заветного возраста местный люд мог заразиться и умереть. Случалось это не часто, но страхи иррациональны. Стражнику с пузом на прошлой неделе пошёл шестьдесят пятый год. В отличие от старухи и большинства сверстников, храбрый воин, закалённый в битвах, до ужаса боялся подцепить простуду. Это вызывало хохот сослуживцев и помогло Тациту.
– Вон! Вон отсюда! – заорал стражник и отбежал в сторону.
Напарник продолжал смеяться, дурачок-водовоз улыбался, старуха отомщённо наслаждалась. Тацит не стал противиться шансу и спокойно вышел из города. В лесном схроне оседлал коня, оставленного накануне, и отправился в путь. Тацит не нашёл в городе то, что искал. Оставалось ждать информации от связного и вызова на дело.
– Опять ты со своими глупостями. Вы что, сговорились? Я же занят важными делами!
В просторном зале стоял голый мужчина. Толстое тело с жировыми складками и зелёные глаза, как принадлежность к зелёному роду. На массивной шее ожерелье, шириной в два пальца. Завороженная верёвка серого цвета, сделанная из королевских нитей, переплеталась с хвоинками, скреплёнными особой варкой. Нити мерцали, хвоя, отражая свет, переливалась. Ожерелье торжественно вручалось каждому барону, как знак милости короля и его согласия с выбором старейшин. Бароны носили ожерелья не снимая, демонстрируя статус. Серый мерцающий цвет от верёвки олицетворял делегированную власть короля, а хвоя была одним из четырёх магических элементов Сычигорья.
Барон Зелёной долины Бадьяр Широкий собирался в наступивший королевский день принять, как он выражался, «водицу и девицу», но внезапный порыв во время завтрака заставил барона скорректировать планы. Он позвал казнахрона Мортуса и заявил, что не собирается придаваться сладострастию. На этих словах барон поднял палец вверх и, сделав многозначительную паузу, добавил: «…без пользы дела». Поэтому Бадьяр Широкий приказал привести к нему во время купания двух случайных жителей города, чтобы те поведали королевскому наместнику о своих горестях. Казнахрон Мортус попытался отговорить Бадьяра, сетуя на то, что не баронское это дело принимать челядь во время столь интимной процедуры, но раззадоренный порывом Бадьяр только наорал на всех и перенёс «принятие купальни, девицы и моих верных подданных» на час позже.
И вот голый барон стоял рядом с большим чаном воды в окружении слуг и местной знати. На купании присутствовала почти вся верхушка города. В первую очередь, властная четвёрка. Четыре представителя каждого рода, занимающие управленческие посты города. Упомянутый казнахрон Мортус белого рода. Воевода Гидон, по прозвищу Навылет. Зельевариус и народница.
Кроме них в зале толпились четыре десятка самых богатых и влиятельных лиц города. Приглашения получили не все. Барон часто капризничал и обижался. Под обидой подразумевалось двух-, трёхнедельное отстранение «от тела королевского наместника». Причины обид за многие годы правления Бадьяра Широкого никто уловить не смог, но знать привыкла. Обиды всегда проходили и барон снова был приветлив.
Королевский день, так хорошо начинавшийся, испортил воевода. Гидон решил доложить о загадочных убийствах, чем привёл барона в раздражение. Любые, не идущие по его плану события, Бадьяр приписывал к глупостям. Поэтому он быстро пресёк доклад воеводы.
– Ради вас же стараюсь, – барон расставил локти и слуги, подхватив правителя, аккуратно, хоть и с большим трудом опустили того в широкий деревянный чан. – Другие пятнадцать баронов Сычигорья купаются в одиночестве. А я совмещаю заботу о теле вашего покровителя с заботой о простых людях. Не портите мне день, воевода Гидон. После, после разберёмся.
Бадьяр непроизвольно выпустил газы, на поверхности воды появились пузырьки и наложница барона, стоявшая рядом, захихикала.
– Ах ты моя хохотунья!
Барон тоже засмеялся, потрогал Эльзу Ветер за голую грудь и снова повеселел. После чего поднял руку и торжественно произнёс.
– Присовокупитесь!
Вынесли стулья и лохани. Расставив их по периметру помещения, слуги наполнили лохани водой и жестами пригласили знать. Толпа облегчённо засуетилась. Потирая уставшие от долгого стояния ноги, богачи города с удовольствием сняли обувь, уселись и опустили ступни в воду. Слуги, съёжившись в поклоне, просеменили к чану барона и замерли, выставив на вытянутых руках кружки. Бадьяр кивнул, слуги зачерпнули воду из чана и отнесли обратно. Добавляя воду, слуги произносили: «Милостью королевского наместника прими благодать и будь предан». «С покорностью принимаю и буду предан», – отвечала знать и кланялась. По окончании присовокупления перед бароном сидели преданные подданные. Большинство мужчин и несколько женщин. Властная четвёрка стояла рядом с чаном.
– Вводите, что ли, – почему-то обиженно промямлил Бадьяр и шлёпнул ладонью по воде.
Эльза опять засмеялась и барон тут же повеселел.
– Чего надулся, храбрый воин? – обратился Бадьяр к Гидону. – Сказано тебе, что сначала беды горожан, а потом уж твои заботы.
Воевода, по прозвищу Навылет, замешкался. Могучий воин, прошедший десяток войн, не любил, когда его не слушали. Однако на два управленческих поста из четырёх назначение делал именно барон. И барон же в любой момент мог снять воеводу и казнахрона. Над зельевариусом и народницей Бадьяр прямой власти не имел, поэтому разговаривал более почтительно. Но на Гидоне с Мортусом отыгрывался. Приходилось терпеть.
Гидон посмотрел на метку красного рода. Ногти воеводы покраснели в день инициации, закрепив его выбор. Воевода тяжело выдохнул через ноздри и взглянул на барона. Тот с улыбкой смотрел на Гидона, наслаждаясь покорностью. «Дурак ты жирный», – подумал воевода, а вслух произнёс:
– Конечно, мой покровитель.
Гидон подал стражнику знак, показав два пальца. Вышколенный воин моментально открыл дверь и в зал подтолкнули первого посетителя. Худой мужчина замер у входа, ошалело оглядел присутствующих, заметил, наконец, барона и кинулся прямо к чану.
– Мой покровитель, о, мой покровитель! Ищу защиты у благодетеля. Убили, лишили кормильца единственного. Запрет королевский нарушили. На вас одна надежда. Сохраните, отомстите, пожалейте. Мой покровитель, о мой покровитель!
На мужике висела новая одежда, которую предусмотрительно выдали, отобрав вонючую рвань, в которой ходил бедолага. Гидон предложил ушить, но казнахрон Мортус отговорил.
– Пусть болтается, как на пугале. Барон поймёт, что одежду поменяли, сделает замечание и обрадуется своей находчивости. Необходимо подпитывать эго наместника.
Мужика отмыли, как смогли, дали полкружки настойки и тщательно проинструктировали. Воевода сомневался, предлагая найти кого-нибудь понадёжней, но казнахрон опять убедил.
– Глупость нельзя сыграть. Она или есть, или её нет. Твои агенты толковые ребята, но дурака пусть играет дурак.
– А если расколет? Бадьяр везучий.
– Задуши чернь под видом шпиона, не дав договорить, – посоветовал Мортус. – Толстяк это дело любит, сразу забудет, что ввели подставного. Ещё добивать кинется, – казнахрон улыбнулся. – И вообще, друг Гидон. У тебя же одно легальное убийство на каждую неделю.
– Ты же знаешь, что мы с тобой выходим за ограничение уже в первый день.
– Я не такой кровожадный. Мне хватает до третьего дня.
Сговор казнахрона и воеводы шёл по плану. Поняв, что жирный боров не стал слушать донесения об убийствах, Гидон знаком показал ввести нужного человека. Если бы Бадьяр выслушал воина, то ввели бы другого. Оба варианта устраивали подельников.
Комично вытянув голову, барон осмотрел посетителя. Потом громко крякнул, шлёпнул по заду Эльзу и довольно произнёс:
– Что, дорогой Мортус, одежду не могли получше подобрать?
Барон показал пухлым пальцем на мужичка и пояснил, обращаясь к присутствующим:
– Вот здесь. Видите? Велика же! Мешает работе, а?!
– Вы очень наблюдательны, мой покровитель, – казнахрон поклонился. – Я не хотел, чтобы особый запах простого горожанина омрачал принятие водицы и девицы. Если хотите, я велю переодеть обратно. Вонь от протухшей рыбы не так сильна, если подумать. А вши, не сомневаюсь, не смогут допрыгнуть…
– Ну всё, всё! – замахал руками барон. – Пусть остаётся в новой одежде. Только прикажите ушить, – казнахрон ещё раз поклонился. – Так что же тебя, мой верноподданный, беспокоит? – обратился Бадьяр к мужику. – Говори, кто тебя обидел.
Бедняга растерялся. Он стал коситься на воеводу, ища поддержки. Мужик старался запомнить всё, что ему говорили, но увидев знать, дорогую обстановку дома барона, и, наконец, самого барона окончательно отупел.
– Ну? – начал раздражаться Бадьяр.
– Мой покровитель, о, мой покровитель! Ищу защиты у благодетеля. Убили, лишили кормильца единственного… – начал опять заученный текст мужичок, но его остановил крик Бадьяра.
– Хватит!
Барон сорвался на фальцет, поэтому сконфузился и помрачнел. Настроение испортилось, он пожалел о своей инициативе с горожанами. Бадьяр решил всех разогнать и заняться любимой наложницей, но взгляд упал на казнахрона. Бадьяр понял, что, прогнав всех, проиграет. Представив, как довольный Мортус напомнит про «не баронское дело», толстяк собрался и решил во что бы то ни стало помочь бедняге. Понимая, что мужик глуп и напуган, обратился к Гидону:
– Помоги ему, мой верный воевода.
Гидон кивнул, довольный тем, как идёт встреча. Он снял с пояса плеть, чтобы рубануть по горожанину. Дурак взвоет от боли. Насилие подбодрит барона, всегда бодрило, а потом можно самому рассказать нужную историю, выдав её за откровения мужика. Но перед тем, как занести плеть, Гидон насторожился.
Зал подозрительно затих. Слышались звуки со стороны чана, в котором плескался Бадьяр, а рядом стояли слуги с наложницей. Воевода видел стражников и дурака-горожанина. Рядом находившийся казнахрон тоже участвовал в разговоре. Зельевариус и народница молчали, но внимательно слушали. А вот другие приглашённые, сидевшие вдоль стен и окон, закрытых по случаю купания барона плотной тканью, были немы. Воевода пригляделся к лицам. На каждом из них тупое безмолвие. Зрачки направлены в одну точку, рты плотно закрыты так, что губы превратились в тонкую линию, руки на коленях. Никакого движения, только светотени от множества свечей беспокойно бегали по лицам и одежде.
Гидон обратил внимание на молодого человека, недавно попавшего в избранный круг приглашённых. Стройное тело начало превращаться в толстяка. Что-то изнутри надувало беднягу. На фоне обездвиженных соседей юноша был единственным, кто покачивался и рос. Пузо, лицо, руки и ноги всё быстрей и быстрей увеличивалось в размерах.
– Только в шею! Не дайте ему лопнуть! – заорал воевода и выхватил меч.
Судя по быстрому вспучиванию, времени на то, чтобы подойти и обезвредить не оставалось. Двое стражников с мечам в руках первыми метнули клинки. Зная, что нельзя попадать в голову или туловище, бросили хоть и сильно, но с запасом. Оба меча пролетели правее. Остался единственный шанс. Воевода взял паузу, прицелился и отработанным броском метнул меч. Клинок попал точно в шею, могучим ударом лихо отделив голову от туловища, и вылетел насквозь, тем самым подтвердив прозвище воеводы. Послышался звон стекла, меч запутался и повис на шторах, а в большом зале каменного дома Бадьяра Широкого, барона Зелёной долины, наместника короля и покровителя горожан послышались вздохи и кашель. Люди приходили в себя. Бросок воеводы спас всех от массового отравления.
Глава 2
Тайя Дикарка проснулась среди ночи в наступивший королевский день. Мысли о братике будили девочку тревожными подъёмами. Она вообще мало спала. Позволяла уставшему от тяжелого труда телу отключиться только с уверенностью, что маленький Нуги накормлен и в безопасности. А просыпалась всегда моментально и со вздохом: «Нуги!»
Братик лежал рядом, мило посапывая. На заднем дворе тишина, город уснул, утомив последних шатунов и пьяниц. Тайя поцеловала мальчика и вылезла из-под секретного укрытия за печкой. Старая двухэтажная халупа, шириной в две лошади, имела небольшой задний двор с печкой и упиралась в городскую стену. Район, где жили дети, считался самым бедным в городе. Единственное богатство Тайи Дикарки находилось рядом. Варочный котёл и ингредиенты для пойла. Девочка готовила алкогольный напиток низшего качества, продавала забулдыгам, тем и жила.
– Королевский день, последний день недели, – прошептала девочка.
В Сычигорье была пятидневная неделя. Сначала в случайном порядке шли четыре цветных дня: красный, синий, белый, зелёный. Каждый род в свой день получал родовую силу. В последний день недели, называемым королевским, родовые силы не действовали. Кроме того, в королевский день был запрет на ворожбу насилия. За соблюдением закона следили зачарованные статуи короля, фиксировавшие нарушения и строго наказывающие преступников.
В красный день люди с родовой меткой в виде красный ногтей получали прирост физической силы с первым лучом солнца и до заката. В синий день род, чьи люди имели голубые глаза, получала улучшенную ловкость, экстремальную реакцию и возрастание скорости. В белый день у всех представителей рода повышалась чувствительность. Ходила легенда, что сотни лет назад барон Белого полиса сумел из своего дома подслушать разговор лекарей за городскими стенами, тем самым предотвратив войну. Но легенде не верили – слишком далеко. Люди с зелёными глазами в свой день получали повышенную регенерацию и лошадиную выносливость.
Тайя отчитала нужное количество глиняных бутылок и приготовилась к варке.
«Когда мне исполнится шестнадцать гор, я обязательно выберу зелёный род, – думала Дикарка ловко вскрывая моллюсков. – Во-первых, я смогу работать не уставая. Это же три, а то и четыре дополнительные картофелины для Нуги! А может и сало дадут. Ого-о-о-о, – мечтала девочка. – Во-вторых, я смогу таскать бутылки и продавать… да хотя бы на главной площади. Сейчас не унесёшь, отбирают. Хотя нет. Быстрый бег даёт синий род, – возражала сама себе Тайя. – А если выбрать красный, то смогу просто поколотить разбойников. Эх. Надо хорошенько подумать. В любом случае, Нуги больше не будет голодать. И костюмчик бы ему купи…»
