Сергей Тамбовский "Первым делом"

– Сильный канцероген и вообще очень токсичная штука – умереть не умрёшь конечно, но разных болячек можешь нажить очень много. Так что я бы не советовал соваться на место падения, пусть там ребята из химзащиты поработают сначала.

На этом, собственно, этот длинный и насыщенный день для нас завершился, и мы дружно улеглись спать. Я лично отрубился за секунды, несмотря на гептиловые страшилки…

Глава 3

ИТЛ

А утречком раненько я проснулся самым первым, ещё и шести на часах не было, я всегда поднимаюсь в это время, сам не знаю почему. Растолкал Саню, нас же двоих вчера назначили дежурными по кухне. Мы быстро натаскали воды, затопили печку-буржуйку и поставили котёл греться. Я тут же по-быстрому объяснил Сане технологию варки пшённой каши, а сам взял удочку и поспешил на ветлужский берег – надо ж было проверить, что тут за рыба водится, а проверять это лучше всего на утренней зорьке.

По дороге к реке на меня опустился и застыл густой-прегустой туман, ножом его можно было резать и раскладывать. Но просёлок, ведущий на берег, всё же разглядеть было можно без особых усилий, я и топал по нему без задержки. Обогнул старицу, про себя отметил, что она как будто вдвое шире стала, вышел на бережок, да и закинул свою удочку, поплевав на червя на удачу.

Клевать начало сразу и без перерывов, так что за какие-то полчаса я выудил пяток карасей, двух средних размеров щучек и одного, но очень приличного судака. Во прёт, подумал я, складывая улов в пакет, не наврал ведь Виталик. На вес получилось килограмма четыре, если не пять. Хватит на два обеда как минимум. И я собрался в обратный путь, благо туман начал рассеиваться, но тут моё внимание привлёк странный объект, медленно плывущий мимо меня по реке.

Эге, а ведь это утопленник, подумал я, и тут две половины моего сознания начали интенсивный диалог.

– Вали отсюда, Веничка, со страшной скоростью, – взволнованно сказала одна половина, – ничем хорошим для тебя лично и для всей остальной вашей компании не кончится. Быть свидетелем это очень дурное занятие, и при этом не надо забывать, что из свидетеля тебя запросто в обвиняемые могут переквалифицировать.

– А вдруг он живой ещё? – парировала вторая половина, – ты же советский человек, Веня, как ты можешь бросить другого советского человека в беде?

– Да какой нахер живой, он же раздулся, как дирижабль, – возразила первая половина, – он дохлый уже несколько часов.

– И всё равно негоже убегать, как заяц, от непредвиденных ситуаций, – стояла на своём вторая половина, – карма у тебя испортится напрочь от этого. Будешь потом ходить с кривой кармой.

И убедила таки она меня, вторая позитивная половина, я зашел по колено в воду, зацепил это тело за одежду и вытащил его на песчаную косу. Перевали на спину, попробовал найти пульс на шее и на руке, естественно ничего не нашел, а потом решил проверить, что у него в карманах. Сам не знаю, зачем… ну чтобы координаты какие-то определить, вдруг там документы какие лежат или записная книжка. Проверил фуфайку, он был в неё одет, обычную отечественную фуфайку серого цвета, ничего не нашел, и в этот момент сзади раздался голос, низкий и невежливый:

– Ну ты, чмо – медленно встал и задрал руки кверху!

Я медленно, как и было сказано, обернулся, увидел двух странно одетых граждан, один из которых целился в меня из винтовки тоже очень странного вида, а второй просто стоял рядом и делал суровое лицо. Меня полностью убедила винтовка (Мосинка что ли, всплыло в памяти), а не тон гражданина, поэтому я встал и высоко поднял руки над головой.

– Ты кто такой нах? Что здесь делаешь? – задали одновременно два разных вопроса эти двое.

– Веней меня зовут, студент я, общежитие в Лядах ремонтирую, – ответил я сразу на оба вопроса, но, как видно, нисколько не рассеял опасений суровых граждан.

– Какое общежитие, бля, какие Ляды? – начал тот, что был без винтовки, – сроду там никаких общаг не было.

А второй продолжил: – А утопленника ты нахера шмонал?

– Я не шмонал его, а проверял, есть ли пульс, товарищ… а как вас зовут-то? – решил установить более тесные контакты я.

– Я отделенный командир НКВД Симонов, – представился он, повергнув меня в глубокую прострацию – какое нахрен может быть НКВД в 1986 году? – Документы есть?

Я очень медленно опустил одну руку и проверил карманы, не было там никаких документов.

– Все бумаги в Лядах остались, – сообщил им я, – можно туда пройти и убедиться.

Про НКВД я пока предпочёл ничего не озвучивать, а то ведь эти ребята и шлёпнуть могут меня прямо на берегу Ветлуги, с них станется. Пораскинул мозгами и тут же вспомнил про вчерашнее падение ступени ракеты, может с ним как-то связаны эти странные вещи.

– А какое сегодня число? – задал я наводящий вопрос сразу обоим бойцам.

– Двадцать второе июня, – без задержки сообщил старший.

– А год какой? – продолжил допытываться я.

– Во даёт студент, – развеселился тот, что с винтовкой, – отмечал что ли чего вчера?

– Да, было дело, – признался я, – перебрал чуток.

– 1939 год, – сообщил мне старший. – Ещё вопросы есть?

– Вопросов нет, есть просьба – опустите винтовку, пожалуйста, – обратился я ко второму, – а то нажмёте случайно на спусковой крючок, и не с кем вам больше будет разговаривать.

– Опусти винтовку, – скомандовал старший младшему, – а ты отойди от трупа на два метра и вытаскивай всё из карманов вон на то бревно.

Я сделал, что было сказано, в карманах у меня кроме зажигалки и штопора, которым мы вчера открывали вермут, ничего и не обнаружилось.

– Удочка ещё моя вон там лежит, – показал я на берег, – и банка с червями. Вот и всё.

– Борисов, проверь, что с утопленником, – приказал Симонов, а сам приблизился к моим вещам, взял в руки каждую, а потом продолжил, – значится так, студент Веня, сейчас мы тебя отконвоируем в наш лагерь, дашь там показания под роспись, а дальше на месте решим, что с тобой делать?

– Да почему конвоировать-то, товарищ отделенный командир, – счёл нужным включить слезу в голосе я, – что я сделал-то такого? Нарушил что-нибудь?

– Ты находился в режимной зоне без разрешения, это раз, – начал перечислять Симонов, – и пытался обшарить утонувшего гражданина, а это мародёрство, это два. Борисов, что там у тебя?

– Это Пасечник из четвёртого барака, неживой, – сообщил тот, – далеко не убежал.

– Оттащи его подальше от воды, надо будет телегу прислать, а мы идём в лагерь. Удочку можешь взять с собой.

– Может сразу в Ляды? – предложил я, – там и напарники мои подтвердят все мои слова.

– Поговори ещё у меня, сука, – грубо сказал тот, что с оружием, и я почувствовал довольно сильный тычок в спину, дулом ведь тыкает, гад, подумал я.

Лагерь, как я и предполагал, оказался совсем не таким приветливым, как вчера, а оказался он таким, как его Виталик описывал – колючая проволока, вышки с охранниками, лай собачек и запах чего-то протухшего. Меня остановили около ворот, старший, который отделенный командир Симонов, поговорил вполголоса с дежурным на входе, ворота со страшным скрипом отворились, и я оказался внутри.

– В БУР его сразу веди, там у нас дознаватель сидит, – услышал я обрывок разговора.

Что такое БУР, я тут же вспомнил – это Барак Усиленного Режима, а по-простому карцер. Он был сложен из кирпичей в отличие от всех остальных строений в лагере. Что-то никто нам по дорогу в этот барак не встретился, я ещё подумал, что наверно все на работу ушли.

– Стоять, – громко скомандовал мне старший, – лицом к стене, руки за спину. Борисов присмотри за ним.

А сам он скрылся внутри здания… вернулся он не один, а с целым офицером… хотя стой, офицеров же пока нет, они только в середине войны появятся, сейчас же сплошные красные командиры. А за «офицера» можно запросто статью какую-нибудь поиметь, так что будь осторожнее, Веничка.

Так вот, это самый командир с тремя квадратами в петлице (сколько я ни силился, вспомнить, что это за звание, так и не смог, пусть будет лейтенантом что ли) хмуро оглядел меня с головы до ног и спросил:

– Этот что ли? А что это за надпись у него на рубашке?

А я и забыл, что у меня там какая-то надпись есть… глянул – и точно, Адидас там было написано.

– Это название компании, которая делает такие рубашки, – ответил я. – Адидас называется.

– И где же у нас такая компания в Советской России притаилась? – продолжил допрос лейтенант.

– А она не в Советской России расположена, – отвечал я, – а в Германии. Её основателя зовут Ади Дасслер, сокращённо, значит, Адидас выходит.

– Тут другое выходит, – сокрушённо покрутил головой лейтенант, – выходит, что ты ко всему прочему ещё и немецкий шпион.

Я промолчал, потому что как комментировать этот бред, не придумал.

– Ну лады, пошли поговорим, – вздохнул он и открыл дверь в барак, – а вы берите телегу и езжайте за Пасечником, – это он Симонову с Борисовым сказал.

Он завёл меня в тесное помещение со столом и двумя стульями по разные стороны стола, сказал мне сесть и предложил папиросу.

– Спасибо, товарищ… командир, – отказался я, – но не курю я, бросил еще несколько лет как.

– А я пока не бросил, – отвечал он, доставая из ящика стола чистый лист бумаги, – поехали. Фамилия-имя-отчество, дата и место рождения, где живёшь, где работаешь?

Я уже смекнул, пока меня вели в лагерь, что сообщать о себе действительные сведения выйдет себе дороже, поэтому начал врать как сивый мерин, надеясь, что кривая куда-нибудь да вывезет.

– Вениамин Павлович Сокольников, – начал я с чистой правды, но начальник сразу меня перебил.

– У нас в первом бараке есть один Сокольников – не родственник он тебе?

– Вряд ли, – не стал я углубляться в скользкую тему, – у меня одна мать из родственников осталась, братьев-сестёр нет. – И я продолжил по программе, – родился 12 апреля 1920 года в селе Дальнее Борисово Горьковской области, живу в городе Горьком на Школьной улице, дом 12, квартира 3 (хотел было назвать Кирова или Челюскинцев, но не решился – хрен его знает, переименовали уже улицы в их честь или ещё нет). Учусь в автомеханическом техникуме при ГАЗе, ещё год осталось учиться.

– Не части, – сказал он, записывая мои ответы. – Ладно, это всё мы проверим, не наврал ли ты тут чего. А что ты делал в режимной зоне? – строго сдвинув брови, продолжил допрос он.

– Рыбу ловил, товарищ командир, – со светлой улыбкой ответил я, – есть-то хочется.

– Там нельзя ловить рыбу, – так же сурово продолжил лейтенант.

– Ну я же не знал этого…

– Незнание не освобождает от ответственности… а что ты вообще тут делаешь, в Варнакове, если живёшь и работаешь в Горьком?

– Так подрядились мы с товарищами починить общежитие в Лядах, вот вчера и начали…

– В Лядах? – удивился лейтенант. – Нет там никаких общежитий.

– Ну как же нет, если мы вчера туда все свои вещи забросили, – взволновался я, фронт работ определили и ночь переночевали в нём.

– Где оно там находится, покажи, – и он сунул мне под нос карту-пятидесятку, никогда раньше я не видел таких подробных карт.

– Вот здесь примерно, – я ткнул пальцем в место между магазином и выездом в Макарьево. – Утром по крайней мере стояло здесь.

– Пошли посмотрим, – встал он из-за стола.

Я тоже встал и мы вышли на свет божий. Лейтенант сказал мне стоять у ворот и ждать, а сам ушёл куда-то вбок, видимо отдать распоряжения. Потом вернулся, расстегнул кобуру и сказал мне:

– Идёшь строго, куда я скажу, шаг в сторону буду рассматривать как попытку к бегству, оружие применю без предупреждения. Пошёл.

И мы гуськом вышли из ворот лагеря.

– Идёшь впереди меня на два метра по этому вот просёлку, никуда не сворачиваешь. Понятно?

Я кивнул, чего уж тут непонятного. Так мы и дошли до Лядов, никого не встретив – я попытался было разговорить этого нквд-шника, но безуспешно, не отвечал он ни на мои вопросы, ни на отвлечённые предложения. А в конце концов предложил мне просто заткнуться. Я в принципе всё уже понял на дальних подступах к Лядам – не было там никакой общаги на том месте, где я её утром оставил. Так что теперь надо тебе как-то изворачиваться, Веничка…

– Вон магазин, вот выезд в сторону Макарьево, – тем временем сообщил мне лейтенант,– показывай, где тут твоё общежитие притаилось.

– Да вот тут же, товарищ командир, – я широким жестом указал на поляну, где должна была стоять наша общага, – но я что-то ничего не понимаю, нет его…

Попытка побега

Одновременно я широким скользящим шагом сместился за спину лейтенанта и попытался произвести заднюю подсечку, но лейтенант был совсем не таким дураком, каким я его представил, поэтому он резко подпрыгнул и ушёл от подсечки, одновременно вытащив из кобуры револьвер. Я по инерции попытался повторить подсечку, но получил в ответ выстрел в район ног… мимо, конечно, но ситуацию я понял.

– Всё, начальник, – сказал я, высоко подняв руки к небу, – это была моя ошибка, больше не буду.

– Значит, ещё одну статью ты только что заработал, – весело отвечал мне начальник, – сопротивление представителю власти, сопряженное с насилием над личностью, статья 73 УК РСФСР, от года и выше.

– А может, договоримся, начальник? – сделал хилую попытку я, – свидетелей-то нету ни одного, кто подтвердит?

– Ну, может и договоримся, хотя не вижу, что ты можешь мне предложить взамен…

Лейтенант изучающее посмотрел на меня несколько секунд, а потом скомандовал разворот и движение в сторону лагеря в прежнем порядке – шаг в сторону считается за побег, а оружие он применяет без предупреждений. Я взял руки за спину, и таким вот образом мы снова добрались до дознавательской камеры.

– А теперь, друг ситный, рассказывай всю правду, – задушевно сказал он, закуривая очередную папиросину, – до сих пор я от тебя одно враньё слышал. Подробно давай, если не хочешь высшую меру получить.

Я прикинул кое-чего к носу и решил всю-всю правду таки не выкладывать, только ещё хуже себе сделаю, так что ограничимся полуправдой… или четверть… как уж пойдёт.

– Слушай меня сюда, лейтенант, – сделал я страшные глаза, – на самом деле я никакой не студент, а сотрудник второго управления НКВД, третье отделение, борьба с контрреволюционерами украинской, белорусской и угро-финской национальности, а звание у меня младший лейтенант госбезопасности.

– Да ты что? – сделал вопросительное лицо дознаватель. – И кто же у вас там за главного сейчас?

Проверяет, сука, в сердцах подумал я, они ж там, как обезьяны в джунглях сейчас меняются, не уследишь…

– Кобулов Богдан Захарович, – ляпнул я наконец и понял, что попал… тогда решил добавить убедительности, – но ходят слухи, что он вот-вот на повышение пойдёт, а за него будет его первый зам Серов.

– А до Кобулова кто там рулил? – уточнил начальник.

– До него Литвин, а до Литвина Агранов, а до Агранова Курский, времена сейчас сами знаете какие.