Легенда гласила, что когда Гордон Браун создавал свои чудо-пилюли, то в один из обеденных перерывов посмотрел фильм про Джека в Стране великанов. Ему в голову влезла мысль о волшебных бобах, и он решил, что будет весьма оригинальным сделать таблетки в форме бобов и назвать «time tricking beans» – «обманувшие время бобы». Индекс 19 обозначал номер партии, которая первой успешно прошла начальные тесты, и её формула стала основополагающей для выпуска всей серии. Ассистент доктора предложил название «time tricking bullets» – «обманувшие время пули», но Гордон отклонил эту идею, сославшись на то, что пуля предполагает смерть своей цели, что вообще не соответствовало философии нового препарата и не несло в себе никакого волшебства. Хотя, как показало время, ассистент зрил в корень, пусть и не понимал этого. В любом случае название ТТВ 19 достаточно быстро вошло в оборот, а люди в разговоре коротко называли их «бобы», даже когда таблетки стали делать и в классической форме, и в форме капсул, и даже вакцины для инъекций. В русскоязычном мире их название расшифровывали как «теперь тебе всегда девятнадцать», поскольку оказалось, что развитие организма можно было «заморозить» только на девятнадцатилетнем возрасте. Любопытное совпадение. То есть дети употребляли «бобы» только в лечебных целях и для профилактики.
Конечно, это открытие более чем заслуживало сохранения в полной тайне. Ограниченный круг людей, имевших доступ к ТТВ 19, мог бы фактически вечно править миром… Но сыграли свою роль три фактора. Первым было массовое распространение информационных технологий, что позволило новости о появлении чудо-таблеток очень быстро разлететься по миру. Вторым фактором стало желание доктора Брауна остаться в живых, поскольку за открытия, так существенно влияющие на жизнь человечества, гораздо больше шансов получить пулю в сердце, чем Нобелевскую премию. Хоть как-то обезопасить себя можно было лишь сделав научный прорыв достоянием гласности, чему также весьма поспособствовал Интернет. А третьим фактором стала банальная жадность компании, на которую Гордон работал. В «Юэроп Фармацевтик Индастриз» подсчитали прибыли от будущих продаж и сделали свой выбор в пользу открытого распространения ТТВ 19 за большие деньги.
– А всё-таки почему деньги отменили? – задал новый вопрос Фарид.
– А вот подумайте, на что раньше тратили миллионы и миллиарды все эти крупные корпорации, позиционировавшие себя в том числе и как производители передовых технологий. Да на разработку очередной модели какого-нибудь элитного автомобиля тратилось столько денег, сколько хватило бы на полёт в космос! И всё для того, чтобы обладатель этой железяки мог похвалиться перед аналогичными себе индивидами наличием буковки «S» или «L» на табличке с названием своего «стального коня» и испытывать незабываемые тактильные ощущения от касания своим ненаглядным телом уникальных кожаных сидений?
– Вы что, противник качественных вещей? – неуверенно произнесла девочка Оля, сидевшая в первом ряду.
– Нет, у нас ведь в оплотах все вещи качественные и сделаны для людей. Но мы не преследуем цели превознесения одного человека над другими за счёт обладания им определенным набором материальных благ, которых у них нет. Вещь – это лишь принадлежность. Она не может являться объектом вожделения. Человек должен хотеть стать лучше сам. В наше время чтобы выделиться вам нужно реально чего-то достичь в личностном плане. И тогда вас запомнят как гражданина, придумавшего медицинские экзоскелеты, или квадрокоптеры, или новую технологию изготовления одежды в домашних условиях, или написавшего интересный роман, или просто как доброго отзывчивого и жизнерадостного человека. Это гораздо лучше, чем остаться в памяти потомков обладателем миллиардов, ничего не стоящих в реальности, а существующих лишь в умах страждущих условных денежных единиц.
– То есть сейчас для общества важны наши личности? – спросил кто-то из задних рядов.
– Да, наступило время, когда жизнь одного человека по-настоящему стала важна для всего человечества. Наше общество ценит каждого из нас и старается найти ему дело по душе и способ реализации его талантов. Даже если у вас нет никаких способностей, что маловероятно, достаточно быть честным и порядочным. Потому что каждый из нас прежде всего – человек. А человек – это звучит гордо!
– Значит, наше общество стало значительно лучше, чем было сто лет назад? – спросила Ольга и улыбнулась
– Ну вот сами подумайте. Все мы живём и знаем, что нам отпущено только чуть больше двадцати трех лет жизни. Мы стараемся прожить это время максимально эффективно и ярко. У нас нет большей части проблем, характерных для старого патриархального уклада. Практически нет коррупции и преступности. Причём, я не считаю, что человечество за такой короткий срок совсем избавилось от этих пороков. Просто если ты знаешь, что в двадцать три с небольшим точно умрёшь, то даже пара лет, проведенных за решёткой, становятся страшны почти как пожизненное заключение. В новом мире родители не пропихивают своих детей на высокие должности, не создают им прибыльный бизнес. Они просто не успевают этого делать, да и не могут никак проконтролировать развитие и жизненный путь своих чад. Максимум, что им по силам – дать своим малышам как можно лучшее первоначальное воспитание и знания, чтобы чуть-чуть облегчить им дальнейшую жизнь. Кроме того, люди вновь заинтересованы в сохранении своего доброго имени. Ведь так или иначе отношение к их детям будет во многом продиктовано отношением к ним самим при жизни.
– Я читал, что ещё было время, когда всеми руководили старейшины – наиболее уважаемые люди, которые прожили долгую жизнь, – сказал Фарид.
– Ха! – усмехнулась Танди. – И конечно, был главный старейшина, который правил долгие годы?
– Ну да, а что в этом плохого?
– Даже объяснять не хочется, – хмыкнула Лиз. – Вот он и руководил до тех пор, пока не умирал… И его окружение состояло из таких же «мудрецов», на самом деле узурпировавших власть и действовавших в своих корыстных интересах.
– А как всё же жизнь человечества изменилась сразу после появления «бобов»? – вновь поинтересовался любознательный Фарид.
Танди на некоторое время задумалась. Но потом заговорила быстро и уверенно:
– Давайте представим себе, что творилось, когда ТТВ 19 стали завоёвывать мир. Не будем принимать пока во внимание то, к чему это привело в конце, а рассмотрим первые лет пятнадцать их массового употребления. Первоначально мир охватила эйфория, люди были в восторге от возможности стать вечно молодыми и бессмертными. Для этого требовались лишь деньги. Фактически стало реальностью то, к чему человечество раньше шло иными путями. У жизни появилась твёрдая цена, пусть и с изредка плавающим курсом. И её перестали стесняться открыто озвучивать.
– Но это же плохо, – сказала Оля и вздохнула.
– Да, в целом. Но это хотя бы честно. До того люди придумывали всякие красивые фразы, вроде «здоровье не купишь», «молодость не вернёшь», но всё это было для так называемого «быдла», элита всегда знала правду.
Одной из важнейших проблем, с которой столкнулось человечество, стала ещё большая приватизация власти её обладателями. Люди лишились даже надежды на то, что какой-либо диктатор или мелкий царёк в один прекрасный день помрёт, и его тирании наступит конец. Логично, что те, кто были наверху властной цепочки, ели ТТВ 19 каждый день, что исключало их естественную кончину. Да и на более низких уровнях практически исчезла ротация кадров. Её и до этого особо-то не было, так как многие руководители покидали свои уютные кресла только ногами вперед, но… Молодёжь, положение которой и так было незавидным, лишь закрепилась в статусе постоянно ведомого подчиненного субъекта. При этом и в среде самой молодежи усугубился раскол. Детям богатых родителей было всегда девятнадцать, они не старели и прожигали жизни, погрузившись в беспредельное море соблазнов и возможностей. Само по себе это было вполне естественным, так как в любой эпохе есть свои властители жизни и их отпрыски, которым с рождения уже положено иметь всё то, что простые люди скорее всего не получат, прожив даже сто лет.
Проблема была в другом. «Золотая», а теперь ещё вдобавок и бессмертная молодежь целенаправленно делалась примером для сверстников. В их неокрепшие умы вкладывались постулаты о необходимости постоянного следования моде, маниакальной коррекции фигуры, эгоистичного поведения и отсутствии граней дозволенного. Миллионы молодых людей по всему миру мечтали лишь иметь много денег, чтобы купить достаточно ТТВ 19, получить вечную жизнь и провести её среди неонового мрака ночных клубов, предаваясь всяческим возможным наслаждениям, отвлекаясь только на посещение горячих пляжей морских берегов.
Оставались, конечно, и те, кто достойно жил, честно трудился и строил планы на будущее. Все они тоже принимали ТТВ 19, что не было удивительным, так как страх смерти всегда был спутником человека, но их жизнь не сводилась к постоянной погоне за вожделенной таблеткой. Они рожали и воспитывали детей, учились, дружили, отмечали дни рождения и праздники, путешествовали, творили. Но таких людей становилось всё меньше и меньше.
– Ещё вопросы будут? – спросила Танди, и ничуть не удивилась, увидев «лес рук».
* * *
После урока Танди встретила в коридоре свою коллегу, миссис Гувер.
– Лиз, – зашептала она, – ты ничего не слышала про совещание всех оплотов?
– Да нет, меня же не переизбрали в конгресс на этот год. Ну и хорошо, меньше отвлекаюсь от любимого дела.
– А, вот как. Я и забыла… Просто я вчера была в гостях у Макферсонов, они это обсуждали.
– Этна, да что тут особенного? Проведут прямую линию. Может, даже транслировать будут. Я когда заседала в конгрессе, то такое происходило пару раз.
– А в этот раз они все вместе соберутся! – со значением проговорила миссис Гувер.
– Может, мода новая… Не думаю, что произошло что-то страшное. Вспомни, за всю нашу жизнь и за жизнь наших родителей власть никогда нам не врала и ничего не скрывала.
– Это правда, но мало ли…
– Ладно, Этна, ты меньше слухи собирай. Я пошла, у меня ещё лекция, – спокойно сказала Элизабет и застучала каблучками по полу.
Миссис Гувер посмотрела ей вслед, вздохнула и пошла домой. Шёл уже второй месяц её беременности, поэтому она переживала больше обычного. Ведь ей просто хотелось, чтобы ребёнок родился в спокойное время и прожил пусть короткую по воле судьбы, но счастливую жизнь. Она знала, что когда умрёт – ему будет три года.
Глава 6. Бессмертный
В мире всё же жил один человек, жизнь которого была ещё более важной, чем жизнь других. Важной для всего человечества. Хотя он сам не назвал бы своё существование жизнью. Каждый день Марселя начинался со сдачи анализов и снятия с него жизненных параметров, каждую ночь он спал утыканный всевозможными датчиками. Весь мир для старого африканца ограничивался уютной, но до смерти надоевшей палатой, а прогулки во дворе исследовательского института напоминали прогулки заключенного.
Уже несколько поколений врачей бились над загадкой его бессмертия, сами умирая по достижению двадцати трёх с небольшим лет. На их таймерах стабильно высвечивались нули. Точно такие же нули уже сто лет светились на таймере Марселя, но он жил. Больше того, живучесть его организма поражала. Был случай, когда после семидесяти лет старик Англома не выдержал, распсиховался и перерезал себе горло. Кровь только успела хлынуть из раны, и почти сразу свернулась. При всём этом Марсель отнюдь не чувствовал себя здоровым и физически сильным. Он страдал кучей старческих заболеваний, его тело было немощным и дряхлым, а разум часто почти полностью пропадал. Его лечили, излечивали, но он мог снова заболеть хоть на следующий день. Иногда, впрочем, случались невероятные метаморфозы. Однажды старик сумел выломать голыми руками металлическую дверь своей палаты и раскидать как котят нескольких подоспевших охранников. В другой раз он на протяжении целого дня с легкостью решал в уме сложнейшие математические задачи.
Он мог лежать несколько дней без движения, а мог целые сутки бродить по палате. Был период, когда он не ел больше месяца, но несколько раз старик съедал столько, что хватило бы нескольким взрослым людям.
Значительная часть его анализов ничем не отличалась бы от анализов других столетних стариков, если бы они ещё оставались в этом мире. Но, опять же, бывали дни, когда отдельные их показатели зашкаливали или просто не могли быть определены. Давление старика могло «скакать» по несколько раз в день, а могло оставаться неизменным, как у космонавта, долгие месяцы.
Очередной день начался для Марселя с еле слышного скрипа открывающейся двери. Старик Англома поморщился и бросил на вошедшего человека короткий оценивающий взгляд. Это был новенький доктор. Такой же молодой, как и все остальные. Он перевидал их уже столько, что перестал запоминать имена лет двадцать назад.
– Здравствуйте, мистер Англома! – бодрым голосом произнес парень. – Меня зовут Джим Браун.
Фамилия вызвала у Марселя искру интереса. Давным-давно к нему тоже часто ходил доктор Браун.
– Привет, – буркнул старик, – коли иголкой, бери мою кровушку в миллионный раз на анализ.
– Я вообще-то пришел поговорить, – сказал молодой человек.
– Ха-ха-ха! Забавно! – рассмеялся Марсель. – С каких это пор с лабораторной крысой нужно беседовать? Ты лучше опыты свои ставь… Давай, доставай шприцы, ампулы!
– Мистер Англома, я действительно хочу с вами лишь побеседовать. Сегодня не будет никаких анализов. Давайте проведем этот день спокойно. Вы не хотите прогуляться?
– Чего? Опять мерить шагами двор? Ради этого я не стану отрывать свой зад от кровати!
– Нет, я хочу показать вам оплот, – сказал доктор Браун.
– За сто лет это первое предложение такого рода, – пробормотал Марсель, – с чего бы это?
– Хотите честный ответ? – сказал Джим и посмотрел старику прямо в глаза.
– Я уже давно никому не верю, – прокряхтел тот, – но валяйте!
– Решено некоторое время не исследовать вас. Последний учёный совет постановил, что пока это нецелесообразно. Решили направить все силы на анализ ранее полученных данных.
– А ты тогда тут чего делаешь? – недоверчиво сверкнул глазами старик. – Оставь меня в покое, раз всё так, как ты говоришь. Отдохну хоть…
– Как хотите. Но я подумал, что вам будет интересно посмотреть, что делается в мире.
– Гуманист? – хмыкнул Англома.
– Не совсем. Вы извините, но я хочу научную работу написать на тему социализации человека, долгое время оторванного от общества. Примера лучше вас не найти во всем мире. Конечно, рисковать потерять вас безвозвратно мы не можем, поэтому за пределы оплота выходить нам нельзя. Скрываться от меня я тоже не советую…
– Ладно-ладно! – прервал ученого Марсель. – Я понял. Теперь я – отработанный материал, который стал не нужен, но выбросить жалко. Ну пошли, погуляем. Только мне нужны шмотки и трость.
– Хорошо. Пообещайте, что не будете пытаться сбежать.
– Да ладно, дружище! – засмеялся Марсель. – Неужели ты не догонишь старого больного чёрного?
– Я всё же надеюсь на ваше благоразумие, – вздохнул Браун.
Старику в соответствии с его пожеланиями принесли белый костюм и брюки, соломенную шляпу, а также трость с круглым блестящим набалдашником.
Когда они вышли из больницы на улицы города, то в первую минуту голова Марселя закружилась от открывшейся ему картины и внезапно нахлынувшего ощущения свободы.
Он шёл по красивым чистым улицам, разглядывал необычные для него здания, смотрел на встречных людей, как на инопланетян. Все они были очень молоды. Казалось, что это большой студенческий городок. Молодёжь окружала его со всех сторон. Кто-то просто торопился по делам, кто-то летел на парящей доске, иные катили на велосипедах по старинке, а некоторые ждали прибытия монорельса. При этом огромная масса народа растворялась в городском просторе, который напоминал парк – так много в нём росло зелени. Вокруг отнюдь не царила угнетающая суета, характерная для мегаполисов прошлого. Многие парни и девушки уже отработали свои смены и сейчас наслаждались общением с друзьями, гоняли мяч, пели под гитару, играли на других музыкальных инструментах, загорали, организовывали пикники, читали, бегали, ели мороженое, целовались. Отдельно выделялись семейные пары, которые решили сами воспитывать малышей, пусть и недолгое оставшееся им время. Карапузы весело катались с горок, лазили по лесенкам, качались на качелях и делали множество забавных глупостей на радость своим папам и мамам. Иногда мелькали коляски: всё-таки здесь было немного шумно для совсем маленьких. Но самым главным являлось то, что лица у всех людей были светлыми и улыбчивыми, без этих, так характерных для старого двадцать первого века, затравленного взгляда, скрытого напряжения и злобы.
– Мороженого хотите? – спросил Браун у остолбеневшего Марселя.
– Да, пожалуй, – буркнул тот, – эскимо.
Пока они шли к автомату, старик совершенно бесстыдным образом пялился на встречных девушек, провожая хищным взглядом особенно понравившихся или тех, у кого юбки были покороче. Нужно отметить, что одевались все настолько разнообразно, что от этого рябило в глазах. Причёски и цвет волос также варьировались в соответствии с желаниями их обладателей.
Браун и Англома, однако, привлекали внимания к себе не меньше. Неудивительно, ведь реальный шанс увидеть такого старого человека как Марсель представлялся лишь в фантастических фильмах.
– Чего они зыркают на меня? – сквозь зубы процедил старик, подойдя к большому металлическому ящику с надписью «мороженое». – Я что, такой красавчик?
– Не придуривайтесь, – отмахнулся Джим, – очевидно, что это из-за вашего возраста.
Он нажал на кнопку «эскимо» два раза, и через десяток секунд протянул Марселю вкусное лакомство на палочке.
– Ам! – старик довольно укусил шоколадную глазурь. – И ведь бесплатно же! А если кто захочет съесть десять штук?
– Если не боится заболеть – пусть ест на здоровье, – улыбнулся Браун, – но таких балбесов у нас почти нет.
Мимо проехала девушка на роликах. Марсель проводил взглядом её стройную подтянутую фигуру.
– Попа хороша! – хмыкнул старик и укусил свое мороженое. – У тебя подружка-то есть, доктор?
– Была, – ответил Браун и помрачнел, – её время закончилось почти год назад. С тех пор я посвящаю свободное время науке.
– Ну и дурак ты, Браун, – укоризненно проговорил Марсель, – тут такие экземпляры… И молоденькие все, стройные и симпатичные. Не теряйся!
– Давайте я сам разберусь со своей личной жизнью! – резко ответил Джим.
– Какой обидчивый! Ладно, говори, зачем ты меня сюда притащил?
– Я же объяснил вам, что мне нужно изучить ваше поведение в естественных условиях, – хмыкнул доктор.
– Ха-ха-ха! – громко и раскатисто засмеялся Марсель. – Мои естественные условия это грязный вонючий городишко, в котором у меня была квартирка чуть больше собачьей конуры. И работа каждый день на крупную китайскую компанию (существовала раньше такая страна – Китай), приносившая мне грошовый доход, достаточный только для того, чтобы не умереть. А тут для меня всё совсем не естественно!
– Я понимаю, но должны же быть хоть какие-то схожие вещи?
Марсель задумался и стал оглядываться. Наконец он показал рукой на большое здание прямоугольной формы, возвышавшееся на севере.
– Это чем-то напоминает мне склады, где я работал. Только те были серого цвета и поменьше. Можем прогуляться до него.
– Хм, это здание ещё не достроено, – сказал доктор Браун, – там будет ангар для новых «Кондоров». Их там уместится три. Старые ещё полетают несколько лет, а потом пойдут на утилизацию. Авиационный парк должен быть всегда в порядке, ведь жизнь стольких людей зависит от технического состояния самолетов. За ним, чуть в стороне – пара универсальных заводов.
– Ну так пойдём! – попросил Марсель. – Я в промзоне прожил большую часть жизни. Сначала шил одежду якобы дорогих известных брэндов, а потом занимался изготовлением поддельных запчастей для машин.
– Да там смотреть не на что, – пожал плечами Джим, – я хотел вам предложить сходить на концерт или театральную постановку, на футбол, наконец, вечером.
– Какой к черту концерт!? – вспыхнул старик. – Я был на них всего пару раз, когда учился в Москве, а дома в футбол мы играли на заваленной мусором улице мячом, набитым старыми тряпками… Нет уж, покажи мне лучше как живут ваши работяги.
Когда они прошли ангар и приблизились к заводам, то Марсель нахмурился. Здесь были такие же чистые улицы и приветливые люди. Никаких свор бродячих собак, никакой копоти из труб и противного запаха. Правда, людей было значительно меньше. Лишь двое рабочих обогнали их в небольшом переулке на велосипедах, предупредительно звякнув сигналами.
– А что это еле заметное из трубы поднимается? – спросил Марсель и показал пальцем вверх.
– В основном водяной пар, – ответил Джим, – есть ещё небольшое количество углекислого газа, но мы его постоянно снижаем.
– Понятно, – кивнул старик Англома и вдруг согнулся, схватившись за живот.
– Что с вами? – встревожено произнес его спутник и наклонился к нему.
Марсель резко ударил не ожидавшего Брауна кулаком в челюсть. Его тело опять налилось невероятной силой. Доктор отлетел метра на три и упал на живот. Марсель лишь бросил на него короткий взгляд и помчался по улице. Старичок бежал со скоростью профессионального легкоатлета. Ветер свистел в его ушах и обдувал лицо. Шляпа давно слетела. Вдруг он вздрогнул от боли, его мышцы свело судорогой, он рухнул по инерции в кусты и забился в конвульсиях.
Доктор Браун с трудом приподнялся и оперся на колено. В руке он сжимал маленький пульт управления, большим пальцем вдавив на нем красную кнопку. Сплюнув в сторону два зуба, доктор чертыхнулся и, шатаясь, побрел по направлению к лежавшему в кустах старику.
