Советник внимательно посмотрела на меня, и я приготовилась услышать ее вердикт. Я почти ничего не чувствовала, слишком устала.
– Это недопустимая ситуация, а Закон не прощает ничего. Мне жаль, Алиса, но ты подвела память Эрика и Наоми Кастерли, а изменить прошлое мы не в силах. Тебе сделают метку, и система забудет о тебе навсегда!
Ее каблуки застучали по полу, а я в ужасе приподнялась:
– Постойте, что?! Только не метку! Лучше сразу убейте меня!
– Я же говорила тебе, – она на секунду задержалась в дверях, – мы не убийцы.
– Нет, нет, пожалуйста! – Я думала, что никогда больше не смогу чувствовать страх больший, чем в прошедшую ночь, но ошибалась. Сейчас я снова кричала в ужасе. Они отправят меня в Пустошь, выставят за стены! – Лучше убейте меня! Прошу вас, только не метку!
Брон уже вышла, а в комнату заскользили белые силуэты, которые везли за собой какой-то аппарат, грохочущий на круглых ножках и напоминающий уродливое пузатое чудовище.
– Нет-нет-нет! – я отчаянно пыталась вырваться из ремней, это причиняло дикую боль, но мне было не до нее.
– Держи крепче! – раздался чей-то властный голос.
Я почувствовала небольшую свободу, видимо, они развязали одну руку, чтобы сделать метку. Это был единственный шанс. Я попыталась ударить и приподнялась, но меня с силой прижали обратно. Кажется, я кого-то укусила, и мне со злостью дали затрещину. Это на мгновение выбило меня из колеи, щека пламенела, а голову намертво прижали к кушетке. Не могу вздохнуть. Не могу пошевелиться. Помогите! Трой, где ты? Мне больно, больно! Я не могу совладать со своей паникой. Воздуха, как же не хватает воздуха!
– Дерется, как звереныш! – чей-то противный голос.
– Делаем без анестезии?
– Да, она слишком бойкая, можем не успеть.
Я едва понимала их разговор, но страх накатывал почему-то еще сильнее.
– Так, мы готовы, начинаем?
– Да, мы держим.
Словно ток проходит сквозь тело. Я задыхаюсь от собственного крика. Я умру. Это конец.
Приходить в сознание тяжелее, чем когда-либо. Голова раскалывается на кусочки, горло сильно першит, тело какое-то не мое, будто его превратили в нечто вязкое и расплывающееся. Я жалею, что очнулась. Мое сознание еще в темноте, но боль уже отбивает чечетку по всей левой руке, а я даже ей и не шевелила. Гудение вокруг или внутри черепа, не разобрать, чувствую, как разгораются огнем лоб и щеки. В памяти мелькают чьи-то лица, склонившиеся надо мной, слышатся обрывки разговоров, и мне становится противно от всех этих людей, от Города, от системы, от всего этого мира. Я не хочу даже открывать глаза. Кажется, если этого не сделаешь, то метка Тени, метка изгнанника волшебным образом испарится с моей руки. Но этого никогда не случится. Мне становится страшно за Сэм и ша. Сестра еще слишком юная, а няне в ее почетном возрасте подобного точно не выдержать. Смогу ли я увидеться с ними в последний раз, прежде чем меня выставят за стены?
– Алиса? – голос раздается словно из другой комнаты, но я чувствую, что его обладатель здесь, совсем рядом. – Ты очнулась? – он звучит как-то робко, неуверенно, хотя совсем недавно Дмитрий говорил в другом тоне.
Я разлепляю глаза, в комнате полумрак, но так даже лучше, дурацкая лампа больше не выжигает мне глазницы.
– Кивни, если понимаешь, что я говорю.
Неохотный кивок. Я пытаюсь различить его лицо. Странно, выражение мягкое и жалостливое. Хочу что-то произнести, но из горла вырывается только сдавленный хрип.
– Не спеши. После… – он запинается. – После процедуры твоему телу нужно восстановиться, да и, вероятно, ты голос сорвала. Я должен перевести тебя в другую комнату. Давай, помогу подняться.
Он кладет одну руку мне под спину, другой хватается за плечо, очень осторожно и нежно, я чувствую и понимаю это, но все равно раздраженно хочу отдернуться. Однако получается лишь слабое непонятное движение. Дмитрий даже не обращает на него внимания, хотя я уверена, он не мог не заметить. Его ладони широкие и теплые, я улавливаю от него легкий запах мыла или чего-то подобного. Не понимаю, почему я замечаю столько разных мелочей. У него серьга в ухе, которой раньше, кажется, не было, или же я просто ее не видела? А еще у него странный цвет обуви, какой-то серо-зеленый. Противный.
– Ботинки – дрянь, – хриплю я, и Дмитрий на мгновение столбенеет. Это явно не то, что он ожидал от меня услышать. Он усмехается:
– Знаю. Подарок отца, ношу только ради него.
Дмитрий помогает мне сесть, и я невольно испытываю чувство благодарности за то, что он продолжает меня держать. Голова слегка кружится, а к горлу подступает тошнота. Не уверена, что смогу сейчас и шаг сделать. Он улавливает мое состояние и предлагает:
– Немного посиди, может, станет легче. Не торопись, – его заботливый тон злит меня, но сил, чтобы показать это, нет совсем.
– Когда она… Когда меня… – не могу произнести вслух.
– Завтра ночью, – его голос дрогнул. Как странно! – Алиса, мне, правда, жаль!
– Да ну? Недавно ты так не считал, – как же больно говорить! Горло словно режут перочинными ножами.
– Лис, я… Я думаю, что ты сделала ужасную ошибку, и не понимаю тебя. Но… но такого вердикта не предполагал. Тебе даже нет двадцати трех, такое наказание немыслимо! Я не ожидал, правда, Лис. Будь мое право решать, я бы не поступил таким образом. Мне очень жаль!
– Думаешь, твое сочувствие мне чем-то поможет? – огрызнулась я. – Да пошел ты со своей жалостью!
Я вырвала руку, но покачнулась, и Дмитрию снова пришлось ухватить меня. Сил нет совсем, словно всю мою энергию выкачали из тела. В груди нарастала боль, и я, наконец, решилась посмотреть на левое запястье. Три пунктирные линии, окрашенные несколькими каплями крови, еще не переставшей сочиться из раны. Так уходит моя привычная жизнь, капля за каплей, она покидает меня. Мое тело нервно затрясло, а я как загипнотизированная продолжала смотреть на эту метку.
– Лис… – не говори со мной! Я тебя ненавижу, ненавижу вас всех! – Алиса, прости…
И тут моя боль вырвалась наружу вместе с потоками слез. Я даже не заметила, как оказалась на плече Дмитрия, и как он робко приобнял меня. Он гладил меня по волосам, но ничего не говорил, за что я снова ощутила к нему невольную благодарность. В моем случае все было кончено, и лживые слова о том, что все наладится, были уже ни к чему.
– Ты хочешь попросить что-нибудь? – вдруг произнес он. Я отстранилась и задумалась лишь на мгновение:
– Да. Сэм и ша ничего не знали. Удостоверься, чтобы с ними все было в порядке.
– Хорошо.
– И могу я с ними попрощаться? С Бетти еще и… с Троем?
– Думаю, можно устроить. Встречи вроде как не запрещены.
– Спасибо! – я попыталась выдавить из себя улыбку.
– Здесь не за что благодарить. Но Лис, ты уверена, что хочешь увидеться с Троем?
– Да, уверена.
– Только постарайся понять его.
– Не надо. Сама разберусь.
– Конечно! – он усмехнулся. – Пора идти.
Я аккуратно встала, Дмитрий поддерживал меня. Но всего через несколько шагов я повалилась, едва сохраняя себя в сознании. Он вздохнул и подхватил меня на руки. А дальше – светлые коридоры, голоса, шаги и снова забытье.
Ненавижу приходить в сознание. Обморок – это словно издевка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом… Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.
Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на все это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть, и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога – в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чем я только думала? Как вообще допустила подобное?
Мои мысли прервал резкий щелчок в двери, и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.
– Открой рот, – я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. – Левую руку, – медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. – Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, – и она вышла из комнаты.
Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, чтобы выжить в Пустоши. Но хочу ли я пытаться на самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело с ума раньше, чем меня выставят из Города.
Подобная процедура с едой и осмотром повторилась еще через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили молчать. Кто у них тут вообще работает! Прошел, наверное, еще час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.
– У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.
Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Мое сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, святой Закон, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?
Сэм отстранилась, ее лицо опухло, а глаза немного покраснели.
– Лиса, что же делать? – прошептала она. – Мы вытащим… точно… отец Троя влиятельный.
– Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.
– Прости, Лиса, прости!
– Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?
– Да, – ответила ша, – но все хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя мое, я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!
Я по-доброму усмехнулась:
– Не навлекайте на себя еще больше проблем. Они еще уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.
– Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? – возмущалась няня.
– Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, – я издала нервный смешок.
– Алиса… – простонала сестра.
– Почему вы не сказали мне?
– Зачем? – прошептала ша. – Разве мало было плохого? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.
– Но эта правда – часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это все ни к чему.
– Мы все равно твоя семья, верно? – как-то испуганно спросила Сэм.
– Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!
– Алиса! – она снова бросилась мне на шею и расплакалась. Я с трудом проглотила застрявший ком. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в кожу, причиняя боль.
– Бетти не смогла прийти, – тем временем произнесла ша. – Ее родители испугались подобных связей. Но она в ужасе и сказала, что будет очень скучать.
– Если удастся, передайте, что и я буду.
– Это немыслимо, это жестоко! – снова отстранилась Сэм.
– Ну, я же сильная у нас, правда? Я справлюсь. Вы меня еще увидите, – глупая ложь, от которой я не смогла удержаться. Я не вернусь, Пустошь сожрет меня.
– На выход! – раздался грозный голос, и меня будто пронзило током.
– Нет, подождите! – закричала Сэм и вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Она выглядела сумасшедшей, и я не хочу знать, каким было мое лицо в тот же момент.
– Пусть небо хранит тебя! – успела прошептать ша и крепко сжала мою ладонь, прежде чем ее потащили к выходу.
– Я не могу… не могу… – рыдала Сэм. Мужик что-то громко кричал, и я боялась, что от злости он сделает моей сестре больно.
– Прощай, Сэм! – я быстро чмокнула ее в лоб и сама расцепила ее пальцы. Саманту потащили за дверь.
– Алиса! – последнее, что она успела выкрикнуть, затем хлопок и тишина.
Сюда не проникало ни звука. Я встала, села. Дыхание сбилось, как от быстрого бега. Слезы, снова слезы, которые готовы были расплавить мое лицо, задушить меня, но почему-то не делали этого. На ум вдруг сразу пришла целая тысяча вариантов того, что я могла бы и хотела сказать своей семье. Но почему они не появились в голове чуть раньше? Ша воспитывала нас с детства, мы многим обязаны ей. Я обязана. А Сэм, моя сестренка, она всегда была частичкой моей души, хоть порой мы забывали об этом. Теперь все, что для меня осталось от них, – это только воспоминания. Надеюсь, им удастся сохранить дома хоть какие-то мои вещи. Может, это эгоистично, но я все же не хочу, чтобы меня совсем забывали. Я боюсь этого.
Прошло всего каких-то несколько минут, как дверь снова щелкнула, и на пороге появился тот же мужчина. Он оценивающе оглядел меня, громко хмыкнул, а затем произнес:
– Пущу еще одного на пять минут, если больше никаких истерик!
Трой! Я быстро закивала, вытирая дорожки слез кулаком. В отличие от Сэм, он не вбежал в комнату, а медленно вошел внутрь, его лицо обледенело, под глазами залегли темные круги. Трой выглядел больным. Он бросил быстрый взгляд на мою метку, и я испугалась, что сейчас он отшатнется от меня как от прокаженной и уйдет навсегда. Мне даже страшно было пошевелиться. Дверь за ним закрылась, и мы остались наедине.
– Что я сделал с тобой! – прошептал он, продолжая стоять на месте.
– Трой… – я не знала, что хотела сказать. Его вид ужасал меня, и мысли о том, что он меня предал, казались такими нереалистичными, что я даже не могла разозлиться.
– Я убил тебя! – он говорил как в бреду, и из его уст эти слова звучали еще хуже, чем в моей голове.
– Ты… ты верил в то, что делал. Ты не ожидал…
– Лиса! – наконец, он посмотрел на меня, и я содрогнулась. Он был похож на сумасшедшего. – Я предал тебя, зачем ты пытаешься меня оправдать?
– Ты знал, что мне сделают метку?
– Нет. Я думал, что максимальным наказанием будет недельная изоляция, отработка на благо Города и снижение баллов, пусть и серьезное. Это все можно пережить, а ты бы получила урок, так я думал. Тем более твоих родителей все знали, у вас с сестрой должна была остаться защита их именем. Ведь и простые люди отреагировали бы! И я… Лис, я считал, что Тени станут пытать вас. Я не мог этого допустить. Я не оправдываюсь, просто объясняю. Я не ожидал всего этого. Мой отец… я попытался вытащить тебя, но он взбесился. Тебя записали в предатели Города, и он и думать о помощи не хотел. Мне нечего сказать, Лиса, я пытался спасти, а в результате… Что теперь с тобой будет?
– Не надо… Не продолжай! – я попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться.
Неожиданно Трой опустился передо мной, он склонил голову, уставившись на собственные колени. Я остолбенела. Никогда мне еще не приходилось видеть друга в подобном состоянии. Он никогда еще не казался таким сгоревшим изнутри. Я не понимала, что чувствую. Злюсь на него, ненавижу? Но он же мой друг… Это просто невозможно.
– Алиса, прости, – его голос звучал сдавленно, но Трой не плакал. Я запустила руки в его волосы и прижалась лбом к его лбу.
– Что сделано, то сделано, Трой. Я понимаю, о чем ты думал. И никогда не буду считать тебя предателем, никогда не смогу! В эту точку я привела себя сама, когда кивнула тому человеку, когда уговорила Сэм залечить его рану, когда спрятала его на чердаке. Я хочу, чтобы ты выбрался из ямы, которую сам себе копаешь. И присмотри за моей семьей, пожалуйста! Я вам тоже буду помогать из… из другого мира.
