Комил улыбнулся. Он не раз пересекал Гулоб на лодках и прочитал немало рукописей об этой реке, а про Мирас он знает почти всё. Такие вопросы, можно сказать, были из области его недоказанной учёности. Ему льстило, когда ему задавали подобные вопросы, и ему очень нравилось отвечать на них, показывая свои знания.
– И я спросил об этом в первый раз у отца, – сказал Комил. – Гулоб довольно широкая река, как ты мог заметить. В самом широком отрезке её ширина достигает трёх фарсангов[25 - 1 фарсанг = 6 тысяч газов.]. Так почему бы не плыть прямо на другой берег? – Комил с легкой улыбкой скосил вопросительный взгляд на Азима и сам же ответил. – Лодка наткнётся на крутояр и, чтобы спуститься, нам придётся через нос лезть на цветочное поле, Азим. Берег на той стороне высокий и тянется с северо-востока чуть ли не до самого озера Зарафшан, – обвёл рукой Комил. – А за цветочными полями – деревья, холмы и холмы с деревьями.
Комил опустил голову и погрузился в раздумье. Его молчание нарушил грубый голос капитана. Он возмущался, что некоторые пассажиры отказывались платить или негодовали, что судно переполнено. Потому и увиливали от оплаты, либо давали меньше, чем положено. Капитан хамил каждому, кто возникал на этот счёт: «А что ты поднялся тогда?», «Может ты и есть лишний?», «Чего поднялся на борт, если тебе тесно?», «Бесплатно? Пересеки реку вплавь!»…
Азим с осуждением посмотрел на капитана, нельзя же с таким тоном обращаться с людьми. С другой стороны, он не понимал возмущения пассажиров. Заметив его озадаченный вид, Комил подумал, что Азим сейчас спросит его об этом, и решил ответить заранее.
– Лодки должны перевозить по тридцать человек, но нас тут почти в два раза больше, – заявил Комил. – Начался предосенний пост и люди хотят пораньше попасть в нужные себе места и вернуться до заката. Но во время поста не все лодочники переправляют людей с берега на берег. Они боятся буйной реки. Матин, – Комил кивнул на капитана, – один из редких, кто входит в реку на своей кривоносой лодке. Ты же видел, она стояла одна у берега. Поверь, если бы людей было больше, он взял бы их всех. Ты только взгляни на его обвислый живот… Жадность говорит сама за себя. Он не держит рузу, ссылаясь на больной желудок, а сам любит горькое вино и жареную баранину не меньше, чем свою посудину.
– Видимо, ты с ним хорошо знаком, – предположил Азим.
– Не считая этот, я шесть раз пересекал Гулоб на его лодке, и три раза замечал его в чайхане апи-Дилрабо, – сказав это, вид Комила неожиданно стал оправдывающимся.
Азим краем глаз посмотрел на Комила и повел голову в сторону. Ему не интересны сомнительные знакомства Комила. Его интересовало другое. Комил говорил, что они остановятся в селе Олудорон, но как они туда попадут? Где она?
– Так, куда же мы плывем, если не на тот берег? – спросил он.
– Мы причалим на том берегу у Дерева Сохиба, – ответил Комил, оглянувшись на капитана, прошедшего мимо него назад на свою палубу.
Азим вопросительно покосился на своего спутника.
– Дерево Сохиба? – переспросил он.
Ему стало стыдно, что он так мало знает о своей родине. Можно ли считать уважительной причиной то, что он ни разу не выезжал (осознанно) далеко за пределы Ангурана, и всё, что он увидел или увидит, будет для него впервые? Нет!.. Так полагал он сам. «О своей родине нужно знать столько, сколько знаешь о своих пяти пальцев», вспомнил он цитату из книги. Тем не менее ни в одной книге, которую Азим прочел, не было сказано ничего про это дерево.
– Словами не передать… Скоро сам его увидишь, – пообещал в ответ Комил.
Лодка проплыла чуть больше четырёх мархалы вниз по течению и вскоре река начала сужаться и сворачивать налево. Эта часть реки была единственным изгибом реки и называли её «Извилиной».
Гребцы вывели лодку из бурного потока и, плавно опуская вёсла на воду, начали грести к левому берегу, до которого было чуть меньше мила[26 - 1 мил = 4 тысячи газов.]. Сама река сужалась до двух мил, однако, как бы удивительным ни казалось, скорость её потока стихала в этом отрезке.
Люди, которые знали, что пристань уже близка, начали потихоньку стягиваться к корме. Вот-вот и они начнут толпится и поднятого трапа. Азим с изумлением наблюдал за нетерпеливыми пассажирами.
– Все хотят сойти первым, – объяснил Комил и, посмотрев вперед, с восторженной улыбкой обратился к Азиму, – Давай пройдём к носу! Пусть эти торопыги давят себя при сходе. Обещаю, ты будешь впечатлён видом.
На подходе к пристани река сужалась до четверти мила, а её поток снова ускорялся, шумя и вновь вспенивая воду. Благо, лодка была уже меньше, чем в трёх джебелях от левого берега, где крутояр плавно снижался до двух газов. Перед взором Азима вырос огромный белый чинар с необъятным стволом. Он был действительно впечатлен. Это дерево было в четыре раза выше Одинокого чинара, у которого они оставили лошадей.
– Вот оно, Дерево Сохиба, – объявил Комил, хлопнув Азима по спине.
Это чудо природы, этот гигант рос на гребне пологого склона, обрамлённый редкой низкой травой. Когда лодка начала причаливать, Азим с ещё большим изумлением заметил, что это дерево буквально окружено людьми.
Пристань была устроена у четырёх корней, выступающих из-под песка и земли. Они тянулись к воде, словно толстые извивающиеся щупальца затаившегося чудища, и скрывались на дне у самого берега. Каждый корень в полтора-два раза больше лодки, которая встала между вторым и третьим корнем вдоль берега. С двух хвостов гребцы сбросили канаты, и младшие корневязы привязали их к кнехтам, вырезанным на самих корнях. Для страховки капитан бросил также и якорь.
Вместе с кнехтами на двух сторонах корней также вырезаны площадки для трапов и дорожки, ведущие к сухой части берега. Углы между корнями омывала река и песок там был мягким. Каждый, кто вступал на эту часть берега, мог провалится и застрять по пояс или по горло в песке – это уж зависит от роста.
Сошедшие с лодки пассажиры, толкаясь, устремились к дереву образовать новое живое кольцо. Когда лодка ещё только причаливала, люди, окружавшие дерево, покинули кольцо, которое не было замкнутым из-за нехватки людей. Некоторые из них стали звать тех, кто только что прибыл на лодке, чтобы образовать новое кольцо.
– Зачем они собрались вокруг этого дерева? – спросил Азим, двигаясь в сторону трапа.
– Такова древняя традиция путников, – ответил Комил, отставая позади.
– Обязательная? – уточнил Азим, обернувшись.
– Какой же ты невежда, – упрекнул вместо ответа Комил и прошёл вперёд.
Поднявшийся ветерок колыхал плотное полотно тёмно-серого цвета с синеватым отблеском, сшитого в виде плавников на хвостах лодки. Азим подходил к трапу, когда заметил капитана со скрещенными руками у груди и выжидательно уставившегося на него.
– Ты взошёл на борт последним, последним и сойдёшь с него? – скривив губы, недовольно спросил он. – Проваливай скорее с моей лодки! Мне ещё разворачивать и плыть назад с новыми пассажирами.
Азим виновато опустил голову. Он и в правду задержался, таращась на высоченное дерево. Как оно вообще вымахало до таких размеров?
Прижав руку к сердцу, он кивнул капитану в знак благодарности за безопасную переправу. Однако капитан лишь повёл краем губ.
Спустившись до середины трапа, Азим встал, чтобы ещё раз восхититься резьбой деревянного олицетворения рыбьих хвостов раздвоенной кормы.
– Если хочешь встать в кольцо вместе с остальными, тебе следует поторопиться, – позвал Комил. – Не хорошо заставлять ждать людей, держащих рузу.
Азим догнал Комила и вместе они сошли с корня на землю, где скрывалось её основание. Слева от них был неровный склон, справа, между двумя корнями земля обрывалась, образуя нечто вроде огромной зияющей пасти, пытающейся хлебнуть воды своим бурым рыхлым языком.
На вершине склона их поджидали люди, которые хотели встать в кольцо вокруг необычного исполина. Не многие люди, сошедшие с лодки, остались, чтобы стать частью этого кольца. Они уже вставали вокруг дерева, держась за руки, но им не хватало ещё нескольких человек, чтобы наконец замкнуть кольцо. Комил, для которого это было не впервой, и Азим, которой в глубине души сомневался в этой затее, присоединились к ним. Из движущегося кольца один человек в тонком зеленом полосатом халате с круглой бархатной тюбетейкой тоже зелёного цвета протянул руку и затащил Комила в человеческую цепь. Тот схватил Азима за плечо и потащил за собой, чуть ли не порвав его адрасовую рубаху с геометрическими узорами на рукавах.
– Шестьдесят три! – с восторгом произнёс тот самый человек, потянувший Комила.
– В кольцо поместиться больше, если сократить расстояние, – подчеркнул Комил.
– Это не важно, – покачал головой этот человек, с короткой бородой на худом овальном лице.
– Действительно, – согласился Комил и с восхищением поднял голову.
Промежуток между людьми в живой цепочке составляла длину одной вытянутой руки и люди шли лицом вперёд вокруг Дерева Сохиба, положив правую руку на правое плечо впереди идущего. Однако несколько веков назад люди начали ходить вокруг лицом к дереву, взявшись за руки, при этом расстояние между ними не изменилось.
– Представить только… шестьдесят три, – негромко восхищался Комил.
Его тело, как и его голос, трепетали от благоговения. Для него это дерево было неким божественным чудом, которое он мечтал познать.
Они сделали три круга, и люди начали отпускать руки и расходиться. Многие из них что-то шептали перед уходом и дотрагивались к стволу чинара. Азим не мог понять, зачем всё это было нужно?
Он хотел было спросить, но Комил перебил его:
– Впервые, когда я встал в кольцо вместе с отцом, цепочка составила шестьдесят два человека. Ты, Азим ибн Аъзам, стал шестьдесят третьим. Корневязь говорит, каждого, кто станет новым звеном в кольце, ждёт завидная удача, – Комил многозначительно покачал головой, глядя на облупившуюся светло-серую кору, которая уступала место новой белой коре.
На его месте другой человек возможно и возгордился бы, услышав подобное в свой адрес, но Азим не знал, как к этому отнестись.
– Ты был шестьдесят вторым? – спросил он.
– Нет, – с толикой сожаления вздохнул Комил. – Охват дерева и до меня составлял шестьдесят два человеко-звена.
– Значит, и до меня было шестьдесят три? – предположил Азим.
– Нет, – ответил Комил.
– Почему ты так уверен?
– Оглянись, – сказал Комил.
Последовав совету спутника, Азим заметил, что некоторые люди в открытую смотрят на него. У одних в глазах была радость за него, у других неприкрытая зависть.
– Новым звеном в кольце может стать тот, кто впервые участвует в этом. Судя по их взглядам, до тебя никто не был новичком. Все они купцы и путники и чуть ли не каждый день бывают здесь, а ты впервые, – объяснил Комил.
Комил дотронулся до дерева, прошептал молитву и отошёл от неё.
– Ладно, пошли отсюда, пока нам на голову не начали падать люди, – обратился он к Азиму.
Юноша в недоумении покосился на Комила. «Что за нелепая шутка?» – спрашивали его изумленные глаза. «Или это не шутка?» – задумался он.
Комила уже не было рядом, чтобы ответить на его вопросы. Быстрым шагом его спутник удалялся от дерева и уже был в тридцати шагах от Азима.
Он хотел было тоже уйти и догнать Комила, но задержался. Его внимание привлекли люди, которые остались у дерева. Одни стояли, другие нарезали круги на одном и том же месте. Но все они бросали взгляды на ствол и оценивали его с основания до кроны.
Каковы их намерения?
Азиму стало любопытно и вскоре он тоже бросил оценивающий взгляд на Дерево Сохиба. Оно было действительно невероятным. Необъятный ствол строго возвышался над людьми на двадцать два газа и только потом разделялся на три толстых не таких, как сам ствол, и всё же необъятных ветвей. От старой коры практически ничего не осталось, и вся поверхность дерева была гладкой. Ветви были почты ровными и также тянулись к небу. Лишь на высоте семидесяти газов, где начинались кроны, ветви отдалялись друг от друга. Правая от Азима слегка наклонялась на северо-восток. Она была чуть выше и шире двух других. Листья на ней не примирялись с тем, что лето подходит к концу и сохраняли насыщенный зелёный цвет. Крона слева от Азима смотрела слегка на северо-запад. Листья на ней уже примеряли медные цвета осени. Третья крона смотрела на юг и листья на ней изобиловали цветами – зелёными, медными и пурпурными. Лишь редкие листья поддавались ветру и падали вниз.
Поражённый величием и необыкновенной красотой этого дерева, Азим с разинутым ртом не опускал своего взгляда. Шея слегка затекла, но он не мог оторваться. Восхищение и благоговейный трепет овладели им. Азим почувствовал себя жалким муравьем у ног беззаботного трёхглавого чудища.
Как он мог не знать о таком дереве?
Снова почувствовав стыд за свое невежество, он опустил глаза. Вдруг он заметил, что один юноша, чуть старше него, прильнул к дереву и потянул руку, а затем и ногу вверх…
– «Не ужели он пытается залезть на дерево?» – удивился Азим.
Тот юноша подпрыгнул, но соскользнул с дерева. Однако он не оставил попыток. Кроме него, Азим заметил, что и другие люди пытались вскарабкаться на дерево. Среди них были и молодые, и взрослые. Одни увлажняли свои ладони плевками, другие подсаживали товарища, или подпрыгивали, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь. Все их попытки заканчивались тем, что они либо вновь соскальзывали, либо срывали сухую грубую кору. Четверо смельчаков возомнили себя умными и взобрались друг другу на плечи, но, при попытке самого верхнего дотянутся до небольшого углубления, трое из них рухнули вниз и начали корчиться от боли.
Азима озадачивало то, почему они не оставляют тщетных попыток. Что же такого может быть на этом дерево, что они так хотят залезь на него?
– Эй! – окликнул Комил издалека и поманил Азима рукой. – Лошадей разберут! – крикнул он.
Азим вспомнил, что им нужно торопиться в Мирас и побежал к своему спутнику.
За деревом раскинулась бескрайное травянистое поле, радующее глаз обилием цветов. Рядом была истоптанная широкая тропа. Она вела к большой конюшне в ста пятидесяти газах справа от чудо-дерева. Путники торопились туда и выезжали на лошадях.
Комил скрестил руки у груди и укоризненно смотрел, пока Азим подбегал к нему.
– Хочешь дойти до Мираса пешком?
Азим посмотрел на недовольно насупленные брови Комила и, пожав плечи, просто повёл головой в оправдание своей задержки. Комил фыркнул носом, повернулся и зашагал к старой конюшне. Азим пошёл вслед за ним.
– В чём смысл этой традиции? – спросил он.
– Ох, какой же ты невежда, Азим! – сорвался Комил.
Он был раздражён тем, что Азим застыл у дерева и глупо смотрел, как тупицы пытаются залезть на дерево, чтобы раскрыть тайну Сохиба. Она не будет раскрыта из-за правил Корневяза.
Азим понимал, что его спутник прав. Он и в правду мало знал об Ахоруне. В учебном доме он, в основном, изучал счёт, письмо и общую историю. Его не интересовали уроки и книги про традиции народа. О них он мог спросить у отца или матери. Однако о местных легендах и байках он никогда не спрашивал. Тем не менее резкость Комила показалась ему излишней.
– Ладно, не злись так, – негромко сказал Азим. – Спрошу у кого-нибудь другого.
Комил оглянулся и увидел, что Азим понурился и вяло следует за ним. Он решил, что был груб и ответил на вопрос, однако без той искры желания, которая возникла ещё на лодке.
– Люди встают вокруг дерева, чтобы измерить его ширину. Его посадил Сохиб путешественник семнадцать веков назад. Говорят, когда Сохиб посадил своё дерево, высотой оно было всего в два газа и его можно было охватить одной рукой. Теперь же шестьдесят три человека встают в кольце вокруг него. Обычно люди поют в кольце, но всем было ясно, что ты здесь впервые. Потому они молча молились, дотрагиваясь до дерева. В молитвах люди просят Всевышнего благословить их путь и сделать Сохиба обитателем рая. Благодаря ему и его дереву, это место стало пристанью для пассажирских лодок. До этого люди проделывали долгий путь до озера Зарафшан и потом переправлялись на ту сторону и обратно, либо пытались пересечь реку напрямую. К последним река была беспощадна… Люди пытаются залезть на дерево, потому что на одном из его ветвей вырезана точная дата того, когда Сохиб посадил этот чинар.
– Они хотят узнать эту дату? – спросил Азим.
– Нет, – ответил Комил. – По легенде, Сохиб вырезал дату в виде карты, которая указывает путь к чему-то очень драгоценному, что в десять раз дороже золота… к чему-то чёрному. Эту тайну он поведал своим потомкам на смертном одре, когда на дерево уже было тяжело залезть.
Комил неожиданно остановился. До конюшни оставалось меньше двадцати шагов, но он развернулся и посмотрел на Дерево Сохиба странным возбуждённым взглядом.
– Сколько, по-твоему, в нём газов? – спросил он у Азима.
– Не меньше ста десяти, – скрутив губы, приблизительно ответил юноша.
Комил покивал в подтверждение.
– Удивительно, но Сохиб путешественник прожил сто десять лет! Больше, чем кто-либо и когда-либо во всём Рахшонзамине, – с восхищением и изумлением проговорил Комил.
– Кому-нибудь удавалось залезть на дерево? – поинтересовался Азим.
– Нет, насколько мне известно, – повёл головой Комил. – Корневязи установили строгие правила.
– Кто они?
– Потомки Сохиба, – неуверенно пожал плечами Комил.
Комил повернулся и продолжил идти к конюшне, но вдруг снова остановился и с искрой в глазах оглянулся на Азима.
– Может попытаешь свою удачу? – с озорным вызовом спросил он. – Может тебе удастся залезть на него?
Азим уже насмотрелся на тщетные попытки других и знал, что эта пустая трата времени. Потому он невозмутимо посмотрел на Комила и прошёл мимо него к конюшне.
Из конюшни, ворча, вышли трое мужчин в сером, бирюзово-зелёном с тонкими полосками и в желто-белом халате с одинаковыми алыми поясами и расшитыми тюбетейками. Один из них бросил хмурый, недовольный взгляд на молодых путников и, укоризненно покачав головой, поторопился за своими друзьями.
Азим не понял причины его недовольства, а вот Комил в негодовании предположил:
– Всё, разобрали всех лошадей, – он с упрёком посмотрел в спину Азима.
На первый взгляд, издали конюшня казалась относительно новой, но в близи старая древесина бросалась в глаза. Брёвна и доски, из которых сделаны стены, потемнели и прогнили. Резьба под низким фронтоном, гласившая «Конюшня султана Ахоруна», практически стёрлась под воздействием ветра, времени, пыли и грязи, ну и конечно плесени. Высота стен составляла пять газов, а длина пятьдесят. Ширина конюшни составляла двадцать газов.
Посередине стены на лицевой стороне были высокие конюшенные двери и только одна из них была приоткрыта. Однако Азим вошёл через боковую дверь, откуда вышли те трое раздосадованных мужчин. Юноше сразу стало дурно от запаха, стоявшего в этой ветхой конюшне. После приятного благоухания, издаваемого цветами снаружи, его нос и даже рот наполнила ужасная вонь лошадиного навоза, от которой хотелось блевать. К счастью, Азим держал рузу и в желудке у него к этому времени было пусто.
