Пригубив шоколад, она спросила:
– Что нового ты узнал?
Он начал говорить: эмоционально жестикулируя, смеясь над тонкими шутками Талии, которая выступала на симпозиуме, пародируя речь Полигимнии в лицах, с умным видом рассуждал о высоких материях на сложном языке, которым и сам осторожно оперировал, а Нелли и вовсе поняла лишь пару слов. Затем он делился байками матёрого Фиолетового Муза, заведовавшим всем североевропейским регионом на тонком плане. Погружённые в беседу, они не заметили, как у их разговора появился свидетель.
Анита всегда подбиралась к своей жертве тихо. Она знала каждую скрипучую половицу и старательно их избегала. Её лёгкие, как у балерины, шаги не раз заставали Нелли врасплох. Снизу повеяло холодом. Пирующие как по команде вперились в полумрак уходящей вниз лестницы.
Фру Эгдалль сверкнула золотым зубом из-за перил и тут же исчезла в темноте.
– Наверное, мы слишком шумим. – Прошептала Нелли.
Муз пожал плечами и сказал:
– Ничего же не случилось. Дадим провидению шанс.
– Ага, привидению… – Съязвила она. – Бьюсь об заклад, она сверлила нас взглядом целую минуту. Уверена, когда-то она работала в тайной королевской полиции в прошлом.
– Ты мыслишь узко: Анита наверняка её возглавляла. – Он изобразил перезарядку ружья и прицелился.
Белоголовая старуха вновь вытянула шею из-за перил и подалась вперёд. В руках она держала блюдо. Когда она почти добралась до верха, Муз вскочил с места, бочком спустился на один уровень с ней и, отвесив гротескный поклон, поприветствовал:
– А, фру Эгдалль, добрый вечер!
– И вам не хворать, юноша. – Сказала она.
Нелли тоже поздоровалась с ней, но без пышущего энтузиазма Муза. Старуха смерила её взглядом, словно выбирая, к чему придраться на этот раз. Закатный свет пролился на её лицо через круглое окошко под потолком. Иллюзорно гладкое в лучах засыпающей звезды, оно свидетельствовало былой красоте хозяйки: тонкие черты, высокий лоб с вдовьим мысом, который придавал ему форму чердечка. Пронзительные сапфировые глаза смотрели на Гюллинг без привычной укоризны.
– Мадам, прошу: присоединяйтесь к нам, – пригласил Муз.
Нерешительно, словно боясь попасть впросак в высоком обществе, она протянула ему блюдо с чёрствым овсяным печеньем и сказала:
– Ну что вы, я только хотела удовлетворить своё любопытство. Мне было интересно, кто сидит наверху и что вы едите.
– Фру Эгдалль, угощайтесь, – предложила Нелли, протягивая ей тарелку. – Это сыр из Стокгольма. Очень вкусный.
Переминаясь с ноги на ногу и скрючившись сильнее обычного, Анита спросила, глядя на квартирантку исподлобья:
– Могу ли я обменять немного вашего сыра на печенье? Конечно, если вы не возражаете.
– Да, с удовольствием, – вклинился Муз.
Пересыпая сыр на блюдо, Нелли впервые увидела, как уголки губ Аниты приподнялись. Та, в свою очередь, по одному выложила на опустевшую тарелку печенье, пожелала всем доброй ночи и заковыляла вниз.
Муз сказал ей вслед:
– Если передумаете, мы будем здесь ещё с четверть часа.
Оглянувшись через плечо, Анита со сдержанной улыбкой кивнула.
Прежде чем она спустилась, подаренное ею печенье уже умяли. Жёсткое настолько, что без размачивания в какао оно непременно сломало бы кому-нибудь зуб, оно оказалось ещё и скверным на вкус. Но Гюллинг оценила спонтанный жест домовладелицы, ведь та, вероятно, отдала последнее лакомство, припасённое для чаепития.
– Зачем ты настаивал? – Спросила Нелли, когда замок на двери старухи щёлкнул.
Муз потёр ладони в предвкушении:
– Чувствую, Анита ещё тебя удивит. – Объяснил он. – Интуиция пока меня не подводила.
– Напомни, как давно ты работаешь музом? – Подмигнула она.
– Кажется, что всю жизнь.
7. Учёба мечты
Их уютные встречи по вечерам стали традицией. Муз и Нелли поочерёдно приходили друг к другу, располагались то на её кухне, то на его вельветовой софе в гостиной. То и дело на столе появлялись пряники в сахарной глазури, рогалики из кафе Йохена, кривые крендели, которые они пекли сами.
Вот уже несколько дней он уговаривал её присмотреться к объявлению, которое, если верить Музу, было отправлено по межматериальной почте. Но чем оживлённее он описывал эту идею, тем сильнее отпиралась Гюллинг.
– Признайся: ты охладела к детской мечте? – Прищурился он.
– Вовсе нет: мне нравится печь. Но потратить столько денег на курсы…
– Я не призываю тебя вкладывать все средства в тюльпановые луковицы, как это однажды сделали голландцы[7 - Тюльпановая лихорадка – период Золотого века Голландии, во время которого тюльпаны пользовались бешеным спросом и постоянно дорожали. В конечном итоге цены рухнули, и многие голландцы обанкротились. Это было первым спекулятивным пузырём в истории.]. – Сказал Муз. – И даже не предлагаю скупать лотерейные билеты, будь они неладны. Это твой шанс быстро постичь азы того, что тебе нравится.
– А как же книги? Почему бы нам не заниматься по ним?
Он откинул голову на спинку софы и расхохотался.
– Скажешь тоже. Ты знаешь хоть одного человека, который бы купил самоучитель и не бросил бы его в течение недели? Занятия в классе дисциплинируют, там царит соревновательный дух, и… Что ты губы надуваешь? Так и есть. Никто не объяснит тебе материал лучше, чем человек.
– А ты разве мне не в состоянии объяснить? Музы же разбираются в созидательных вещах и всё такое.
– О-о-о, нет. – Затряс головой он. – Ребята вроде меня мало что умеют сами, но я буду стоять за твоим плечом и говорить: «Ты сможешь! Ты справишься! Обязательно продолжай». Часто человеку не хватает поддержки – да хоть бы кто-то заметил его старания. Засвидетельствовать акт творения, направить, воодушевить, дать хоть каплю веры в него – для этого и существуют музы. Поверь, я не дам тебе сдаться. Ты лишь должна начать.
Нелли задумалась: поддержка – именно то, чего ей недоставало в прошлом. Если бы хоть один член семьи прислушался к её мнению, она уже давно была бы кондитером. Не таким титулованным, как Лив Оландер, но ей бы не пришлось начинать всё с нуля в более зрелом возрасте.
– Ну, допустим, – сказала она, – что на моей сберегательной книжке достаточно крон, чтобы оплатить учёбу и расходники. Но их точно не хватит на твоё участие!
– Это не проблема: меня проспонсирует бухгалтерия Бюро.
– Что? У вас есть бухгалтерия? И откуда, позволь узнать, вы берёте деньги, если при первом же поползновении в сторону заработков вы разрываете контракты?
– Хороший вопрос, мадемуазель. – Щёлкнул пальцами Муз. – Поговаривают, что гианы раскапывают для нас клады и предсказывают, какие акции взлетят, а от каких стоит немедленно избавиться. Необходимость обеспечивать нас лишает их возможности привести людей к новой золотой лихорадке – они грешили этим раньше. К счастью, мне не приходится вникать в приземлённые вопросы. Этим занимаются те, кто не преуспел в моём ремесле.
– Ладно, я проверю – но только проверю – достаточно ли у меня средств. – Сказала она, зная, что уже согласилась.
***
Нелли ускорилась до боли в икрах. Её рабочий день заканчивался за полчаса до кондитерских занятий, а от нужной улицы её отделяла половина Фридрихсгатан и кривой переулок Багери. Последний, утыканный пекарнями на любой вкус и кошелёк, был аперитивом для её планов: проходя сквозь него, Нелли чувствовала, как волосы и кожа пропитываются ароматом горячего слоёного теста и горького шоколада.
Конец переулка выходил на середину Бергсгатан – длинной улицы, состоящей из череды террас и ступеней, которые начинались от грузового порта под холмом и заканчивались на приплюснутой площади Микаэлы. Чем выше – тем изящнее становились балконные ограждения, но все их роднили наружные кашпо с разноцветными петуниями, медовыми лобелиями и лианами душистого горошка, что ползли по водостокам и кованым решёткам. Школа
Лива Оландера была на самом верху. Пыхтя и проклиная всё на свете, Нелли совершала восхождение. Она то и дело поглядывала на часы. За несколько минут до назначенного времени она увидела Муза на узкой пешеходной дорожке. Он помахал ей папкой с тетрадями.
– Фух, думала, не успею. – Выдохнула она, поравнявшись.
– Готова открыть для себя мир кулинарных изысков? – Спросил Муз, изобразив магический пасс фокусника.
Не в силах говорить от сбитого дыхания, она кивнула. Он галантно пропустил её вперёд.
Около десяти человек с тетрадями и ручками сидели за столиками импровизированного кафе. К удивлению Нелли, почти все студенты были её ровесниками или старше. Среди них затесалась даже пенсионерка, которая с любопытством рассматривала толпу.
Вскоре из соседнего помещения вышел сам Лив Оландер в кипенно-белом фартуке и поварском колпаке. Разговоры стихли. Он поправил очки, оглядел толпу и позвал всех за собой.
Они проследовали за ним сквозь тяжёлые стальные двери с окошками и очутились на кухне, в которой столы стояли в виде буквы «п». Промышленные морозильники, духовые шкафы, раковины, полки с кондитерской утварью находились напротив узкой зоны для переодевания с крючками для одежды.
Преподаватель переступил красную линию на полу, отделявшую «уличную» зону от пространства для готовки, и жестом приказал всем остановиться.
– Уважаемые студенты, ваше обучение начинается прямо с порога. – Сказал он. – Первое правило этой кухни: за черту можно заходить только с покрытой головой, в фартуке и с чистыми руками.
Он указал на раковины, крючки на стене и скамьи слева и добавил:
– Вы можете переодеться и оставить свои вещи там.
Все распределились между двумя скамьями и начали доставать защитную одежду. Примерно половина нацепила на головы настоящие поварские колпаки и профессиональные однотонные фартуки, которых было не сыскать в обычных хозяйственных магазинах. Нелли стыдливо спрятала свои волосы в шапочку для душа и завязала пояс цветастого передника, купленного в дешёвом хозяйственном магазине. Муза, одетого точно также, не волновал его внешний вид: полупрозрачная ткань на волосах превратила его голову в опушённый одуванчик, он увлечённо рассматривал себя в зеркале.
Увидев письменные принадлежности в руках учеников, Лив добавил:
– Отбросьте тетради: они вам не понадобятся. В конце занятий вы будете получать от меня карточки с рецептами. А теперь переступите линию и встаньте вдоль столов. К началу занятий вы должны стоять здесь подготовленными.
Когда шеренга растянулась по всей длине п-образного металлического стола, Нелли заметила, что обладатели однотонных фартуков и профессиональных колпаков держались особняком от «цветных». Она и Муз примостились вдали от обеих групп.
Преподаватель встал в центре и заговорил с куда большей приветливостью, чем вначале:
– Итак, теперь вы готовы. Меня зовут Лив Оландер, но вы можете называть меня просто Олеандр. С каждым из вас я познакомлюсь в процессе. Мы начинаем наше путешествие с простых чокладболлов…
Хоть для опытного Олеандра чокладболлы были проще пареной репы, и он лепил их, не смотря, Нелли намучилась с кокосовой обсыпкой, которая упорно отказывалась прилипать к шарику из шоколадно-овсяной основы. Изделия Муза – разного размера, с вмятинами – и вовсе развалились в процессе.
***
Три занятия в неделю вытягивали из Нелли все соки. Она разрывалась между требовательной Мелиндой Ларссон днём и не менее требовательным, но куда более тактичным Олеандром вечером. В другие свободные дни они с Музом выполняли домашние задания – пытались воспроизвести пройденные в классе рецепты, чтобы на следующий день вынести их на суд шефа и всей аудитории.
Времени на быт катастрофически не хватало. Вдохновитель помогал ей с уборкой, но готовил он плохо, что сделало его худшим учеником. Чтобы забить чувство голода, они перекусывали уценёнными булочками из кафе Йохена или уминали остатки своих домашних десертов после проверки.
Новое задание – торт Наполеон – пеклось и варилось, отчего на кухне стало душно. Только Муз потянулся к форточке, как Нелли остановила его возгласом:
– Ты что? Перепад температур всё испортит.
Он отступил, она продолжила вручную взбивать масло, чувствуя, как по виску стекает капля пота.
– А это ведь не первый случай, – заметил он.
– О чём ты?
– Ты боишься сделать шаг в сторону, импровизировать, создать себе комфортные условия, в конце концов.
– Но в карточке сказано…
– Брось, там ничего не написано про открытое окно. Лив сам упомянул это вскользь. Твоя духовка разогревается быстрее школьной, но ты этого не учитываешь.
– Раз ты такой умный, – процедила Нелли, – то почему твои домашние шедевры каждый раз подгорают и остаются сырыми внутри?
Он поскрёб краешек своего почерневшего коржа в стопке и ответил:
– У меня нет цели научиться этому или перещеголять тебя: ты не тот человек, которого подстегивают соревнования. Но я слежу за твоим прогрессом, подмечаю ошибки, пытаюсь привлечь к ним внимание.
Она резко переставила кастрюлю с плиты на деревянную подставку.
– Да? Тогда почему в классе под чутким руководством у меня всё получается на ура, а дома по чёткой инструкции нет? Даже десерты без запекания, где свалить всё на духовку не получится.
Нелли осела на табуретке и продолжила свою исповедь:
– Я ничего не добилась за эти недели! Что раньше мне удавался один лимонный пирог, что сейчас. Не понимаю, почему делая то же самое там, я получаю прекрасный результат, а здесь – расплывшуюся жижу? Я безнадёжна. Зря деньги тратила …
Образ строгого Лива Олеандра грозил ей пальцем. Хоть преподаватель никогда и не повышал голоса, его задумчивое накручивание фартучной завязки на палец или поджимание губ говорило само за себя. Крайнюю степень недовольства он выражал во фразе «Ну-с, есть над чем работать» – это значило, что плюсов оного творения он не находил и не собирался обосновывать вердикт провала. Больше всего на свете Нелли боялась услышать от него на очередной дегустации. Даже начальница с её постоянными воплями не вызывала столь самоуничижительных идей. Быть может, потому что мнение Олеандра было для Нелли дороже. Или она боялась разочаровать ещё и Муза.
Он пододвинулся ближе и погладил её по плечу. От участливого прохладного прикосновения по её коже пробежал волнительный разряд.
– Ты идеальный исполнитель, Нел. – Сказал он после недолгих раздумий. – В этом и проблема. Слепое следование инструкции работает только там, где тебя обучали. Дома другая плита, другая посуда. Продукты – из другого магазина. Даже качество зерна для помола будет отличаться в разных поставках. Я имею ввиду, что Лив профессионал, он интуитивно понимает и использует это, а тебе стоит довериться своему чутью, отпустить желание всё контролировать, ориентироваться в первую очередь на текущие условия, а не идеальные. Попробуй представить, что слова в карточке сугубо рекомендательны и не являются железобетонной панацеей от творческих неудач.
– А так можно? – Спросила Нелли, смотря в столешницу.
– Конечно! Я тебе разрешаю.
Она открыла окно.
***
О! – Удивился Олеандр, прожевав кусочек наполеона Нелли. – Фрекен, вы постарались на славу. Почти такой же вкус и текстура, как на прошлом занятии.
Увидев обугленные коржи Муза, которые не скрывал даже толстый слой крема, он накрутил завязку на палец и изрёк:
– А вам, молодой человек, есть, над чем поработать.
– Я стараюсь изо всех сил, герр Олеандр. – Ответил Муз.
