Чихнов "Рабочее дело"

Пятый час, «наше время», как говорил Плотников. Дмитрий сидел за вальцами, курил. Еще одна смена прошла. Ничего примечательного. Пустая, надутая смена. Низкой была производительность труда. Никакого удовлетворения.

Чебыкин с проверкой прошел.

– Дмитрий, рано закончил работу. Боишься домой опоздать?

– Перекур у меня, – был готов ответ.

– Много времени у тебя уходит на перекуры.

– Почему «много»? Я же не машина.

– Если ты, Дмитрий, пришел на работу, значит, надо работать и нечего свои порядки устанавливать! Пошли ко мне, поговорим, – кивнул Чебыкин в сторону конторки.

– Пошли.

В конторке Чебыкин занял свое место за столом, Дмитрий сел напротив.

– Ты, Дмитрий, зла на меня не держи, – в доверительном тоне начал Чебыкин. – У каждого свои обязанности: у меня свои, у тебя – свои. Устраиваясь на работу, ты брал обязательство не нарушать трудовой дисциплины. Так?

– Так, так…

– Скажи честно, ты свои обязательства выполняешь?

– А ты свои?! – грубил Дмитрий.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Чебыкин.

– Ты, как мастер, проводишь воспитательную работу в коллективе? Почему на сменном собрании никто не выступил, когда обсуждали Сидорчука за прогул? Потому что нет коллектива, каждый – за себя. Все решает мастер. Взять выборы профгруппорга. Выборов как таковых не было. Ты все единолично решил, предложил Боброва. Лишил людей инициативы. Конечно, Олег достойная кандидатура. Но, может, была и другая кандидатура. Мастер – воспитатель!

– Без меня есть кому воспитывать. На это есть комсомольская, профсоюзная, партийная организации. Я тебе, Дмитрий, на первый раз делаю замечание за раннее окончание работы, но если еще раз это повторится – буду принимать меры.

– Наказывать? Наказывай! Или боишься, что в смене будет нарушение трудовой дисциплины?

– Нет!

– Похвально! У нас как делается: не закончил одну работу, а у тебя уже другая. Вся незапланированная работа выбивает из колеи. Я хочу быть хозяином своей работы, заработка!

Это была не прихоть, а вполне законные требования кадрового рабочего, каковым Дмитрий являлся.

– Работа, Дмитрий, бывает разная: по специальности, не по специальности, интересная, неинтересная… Работа есть работа. И без хозяйственных работ нам не обойтись. Они были, есть и будут. И всякая работа оплачивается. У нас не конвейерное производство.

– А!.. – в сердцах махнул Дмитрий рукой и вышел из конторки.

«Наговорил бог знает что! Черт меня дернул. Надо было промолчать. Что мне, больше всех надо, что ли? – никак не мог Дмитрий успокоиться. – И этот месяц будет без премии за „Лучшего по профессии“. Чебыкин не пропустит. Связался… Из-за двадцати рублей трепать себе нервы? Двадцать рублей… тоже мне стимул».

В подавленном настроении Дмитрий вышел из цеха.

5

– Я отстраняю тебя от работы! Ты пьяный! – объяснялся Чебыкин с Клюевым.

– Я не пьяный, – нагло отказывался Сергей.

– У меня, Сергеевич, сто рублей не лишние. А если комиссия придет? Иди, отдыхай! Ставлю тебе прогул.

Чебыкин, скрепя сердце, может, и допустил Клюева до работы, если бы не постановление Совета Министров о мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, вышедшее недавно. Меры были строгие: нарушители трудовой дисциплины, любители спиртного подвергались штрафу в размере 50 рублей. Мастерам за укрывательство лиц, находящихся в нетрезвом состоянии на рабочем месте, штраф до 100 рублей.

– Испугался, что штраф придется платить! Дрожат за свою шкуру, зайцы! Боятся место потерять, – возмущался Клюев, собрав вокруг себя сочувствующих. – Да отработал бы я потом. Начальник тоже… От горшка два вершка. Указывает еще. Много вас таких, начальников!

Клюев понимал, что не прав, что пьяный – не работник, но признаться себе в этом самолюбие не позволяло.

Конечно, при желании можно было все уладить: прийти на работу пораньше, поговорить с начальником цеха с глазу на глаз, мол, так-то и так… получилось, виноват… Клюев уже не раз так выбивал себе «отгулы», тут – как нашло, героем себя почувствовал… Правда, потом приходилось отрабатывать, оставаться на вторую смену, зато прогула не было. Всем хорошо.

«Раньше все-таки лучше было, – думал Клюев. – Раньше, если ты хорошо работал, тебя уважали: каждый месяц шла премия, и не ходили со стаканом, не принюхивались. Теперь же уважением пользуется не тот, кто хорошо работает, а кто больше всех языком треплет. Мне ничего не надо. В передовики я не стремлюсь. Я свое отработал. Было время, и премия мне шла, и в цеховом комитете был, и уважали, и когда надо, отпускали с работы…»

Во вторник на цехкоме Клюеву был объявлен строгий выговор с предупреждением, что в случае повторного нарушения трудовой дисциплины будет поставлен вопрос о принудительном лечении от алкоголизма. При заводе имелся наркологический кабинет, и цехком мог направить Клюева на лечение. Через неделю после заседания цехового комитета вышел приказ по заводу об изъятии у Клюева из отпуска одного дня за прогул, а сам отпуск автоматически переносился на зимнее время. Еще через неделю пришла повестка на штраф в пятьдесят рублей. Клюев также лишался премии за месяц и тринадцатой зарплаты, путевки в санаторий, отодвигалась очередь на квартиру… Триста пятьдесят – четыреста рублей терял Клюев за прогул.

Сварщики со слесарями работали на пару, одной бригадой. Редко когда была одна слесарная работа или только сварка. Когда кто-нибудь из слесарей или сварщиков уходил в отпуск, бригада распадалась. Слесаря без сварщиков теряли в зарплате; сварщики без слесарей, случалось, даже оставались без работы.

Лаптев с Клюевым собирали диффузор.

– Виктор, сварку давай! Что ты там? В кабелях запутался?! Перекинь кабель! Большой, а ума нет! – Было не понять, то ли шутил Клюев, то ли ругался.

Работы с диффузором было много. Клюев дурел от работы, ничего для него в настоящий момент не было важнее диффузора. Заняв Лаптева, Клюев встал за вальцы. Через час можно было собирать крылатку, все для сборки готово, осталось завальцевать лопасти. Это – полчаса работы. За двадцать один год работы в цехе Сергей переделал множество крылаток. Раньше он не любил повторяться в работе, а в последнее время незнакомая работа пугала: сложнее стали чертежи, появилось много незнакомых знаков. Не хватало грамотности. Клюев боялся что-то сделать не так, напутать, ошибиться.

– «…а море, а море целуется с луной…» – тянул Клюев.

Лопасти были готовы. Сергей аккуратно сложил их стопкой у станка, закурил, засунул руки в карманы брюк и, насвистывая, вышел из слесарного отделения перекинуться словечком. Он честно заработал себе перекур

Клавдия нарезала резьбу на шпильках, торопилась, было не до Клюева.

«Работай, работай, – не стал мешать Сергей, отвлекать Клавдию от работы. – Молодая еще. Нужно одеться. Может, и замуж выйдешь. Богатая невеста будешь».

Клюев заглянул в инструменталку и вернулся в слесарное отделение.

– Чего стоишь? Давай, убирай рабочее место! – шуганул он Плотникова, стоящего без дела у гильотинных ножниц.

За собой Клюев всегда убирал, не оставлял мусора.

«Чего ходит? – внимательным взглядом проводил Клюев нормировщицу до конторки мастеров. – Вон как зад раздался. Ходит, вынюхивает. Губы-то накрасила, как молодая».

Лысенко уже было за сорок. Губы ее горели от помады.

6

Без должной расторопности работал Плотников, вернее будет – дорабатывал до пенсии. Со стойкой вентилятора было немного работы: набить сальник, поставить крышку – часа два. Плотников провозился все четыре, много курил. Не работалось. Всю ночь он прободрствовал, не мог уснуть… плечо разболелось. Под утро появился сон – надо уже вставать, будильник прозвенел.

Плотников недавно вышел из отпуска, ездил в Челябинск к родителям и опять отличился. Было собрание: из Челябинска на завод пришло письмо с просьбой разобраться, дать ответ.

– Алексей Иванович, тебя хоть совсем не отпускай, – сетовал начальник цеха. – У тебя что, недержание? Ну не нашел туалет, так зачем мочиться на вокзале, отошел бы подальше или зашел к какой-нибудь старушке. В прошлом году тебя из санатория попросили. Чудной ты человек, право.

– Не везет, – вздыхал Плотников.

Не везло и детям его, наверно, гены. Старшая дочь Тамара три раза выходила замуж и все неудачно; младшая Ольга пропала без вести, поехала учиться в Ярославль и как в воду канула. Вот уж третий год от нее никаких вестей. Алексей ходил в милицию, объявили в розыск. Безрезультатно.

– Эй ты, варила!

– Что, токаришко.

– Сияешь, как начищенный самовар.

Беззлобно ругались Лаптев с Сапегиным.

– Это наше второе солнце, – встрял в разговор Клюев. – Передовик, спортсмен, кандидат в партию… Вон сколько должностей нахватал, точно блох.

– Завидно, что ли? – отшучивался Лаптев.

– …вчера в четыре часа ушел, – не отступал Клюев.

– Я и в пятницу раньше уйду.

– Гнать тебя надо из смены в шею! Сачок! Еще передовик. Полно вас таких, передовиков. После работы заседайте.

Клюев достал из нагрудного кармана куртки сигареты, зло чиркнул спичкой, закурил.

– А то нахватают должностей и не знают, что с ними делать!

– Тебе кто мешает заниматься общественной работой?

– Зачем она мне? Что она меня – кормит, поит?

– Тогда нечего возникать.

– Ух ты, какой деловой! Он будет ходить по конференциям, заседать, а я за него работать, горб наживать. Обнаглели совсем, коммунисты сраные!

Клюев заканчивал с разметкой, на очереди были желоба. Работы с желобами было много.

Короткой была смена: в полпятого собрание, выборы делегатов на профсоюзную конференцию по проверке коллективного договора, выборы нового состава народного контроля. Где-то за полчаса до начала собрания администрацией был составлен примерный список делегатов на профсоюзную конференцию, оставалось только утвердить на собрании – проголосовать, запротоколировать. Владимиру Сапегину, секретарю комсомольской организации, было поручено зачитать список делегатов.

Собрание проходило в красном уголке на втором этаже. Справа от двери – бильярд. Под стеклом в рамке на стене висел список членов цехового комитета. Портрет Ленина. Стол, накрытый красной материей. Трибуна.

– Товарищи, для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря, – повела Татьяна собрание. – Какие будут предложения?

– Вершинина! Лысенко! – выкрикнул Лаптев.

Недовольный вышел Андрей Павлович к столу.

– Товарищи, для работы в заводской профсоюзной конференции по проверке коллективного договора от нашего цеха два человека. Какие будут предложения?

Сапегин поднял руку.

– Пожалуйста.

– Ермаков, Ельцов.

Других кандидатур не было. Проголосовали списком. Затем слово было предоставлено Ефимову, председателю народного контроля.

– Товарищи, – уверенно начал Антон, поправив очки. – Наша группа народного контроля состоит из трех человек – Сапегин, Чебыкин и я – председатель.

– Я и не знал, что такая группа есть, – пробубнил Садовский.

– Я тоже, – признался старший мастер.

Послышался приглушенный смешок: кому-кому, а старшему мастеру не пристало так говорить.

– А в коридоре что висит? – подал голос Сапегин.

– Значит, я проглядел. Я, наверно, в отпуске был, когда выбирали народный контроль, – признался Андрей Сергеевич.

Ефимов, встретившись с сердитым взглядом сидевшего за столом Вершинина, бойко заговорил:

– Нашей группой народного контроля было проведено два рейда. Проверяли мы, как проходит смена, каковы потери рабочего времени, а также чистоту, порядок на рабочих местах. Проверка показала, что потери рабочего времени есть, это – раннее окончание работы, затяжные перекуры. Была выпущена «Молния». С нами в заводоуправлении хотели провести занятия, рассказать о правах и обязанностях членов группы народного контроля, но почему-то занятие не состоялось. По работе группы народного контроля у меня все. Я хотел бы пожелать новому составу группы народного контроля плодотворной работы. Еще я хотел бы обратить внимание нового состава группы народного контроля на питьевой режим в цехе. Вода в питьевом бачке не меняется неделями. Если уборщица на больничном, надо кому-то поручить менять воду. У инструментальщиков не много работы.

– Я не буду! – в страхе замахал руками Гилев.

– Почему?

– Не буду, и все! Ты, Антон, лучше за собой последи, сколько у тебя работы. Сам и меняй воду в бачке. Ты тоже особо работой не загружен. Сидишь всю смену, – наговаривал Гилев на Ефимова. – Начальник нашелся. Мал еще указывать!

Гилев был на пенсии, инвалид 2-й группы.

– Игорь Сидорович, вы себя неприлично ведете, – делал замечание начальник цеха. – Чего злобствуете? Если с чем-то не согласны, встаньте и скажите. Зачем кричать с места? Ефимов не лентяй.

Гилев закашлялся…

– У меня еще будет вопрос к нормировщику, – не закончил Ефимов выступление. – Галина Афанасьевна, как у нас оплачивается работа не по специальности, хозяйственная?

– Тариф плюс семь процентов сдельщины.

– Галина Афанасьевна, но человек не заинтересован в выполнении хозяйственных работ, – не унимался Ефимов. – Надо как-то компенсировать эту незаинтересованность. Я считаю, хозяйственные работы должны оплачиваться среднесдельно. Тогда человек будет заинтересован в результатах своего труда

Лысенко развела руками:

– Ничем, Антон, к сожалению, помочь не могу. Недавно я ходила в отдел труда и заработной платы, интересовалась этим вопросом. Тариф плюс семь процентов сдельщины.