Навстречу им по узкой, вязкой тропе, пролегающей между камышей, выехал на коне всадник, экипированный в облегченную металлическую кольчугу, закрытый шлем и белый плащ с черным крестом.
– Остановитесь! – крикнул всадник издалека и поднял руку.
– Юрген, посмотри на его плащ. На нем черный крест, такой же, как и на флаге вон там, на шатре у реки. Видишь? – шепотом сказала обеспокоенная женщина, закрывая собой двух малолетних детей, свернувшихся от холода калачиком.
– Изольда, это крестоносцы. Ничего не говори. Будем молчать, будто ничего не понимаем, – успокаивал ее Юрген.
– Ты, – указал крестоносец на мужчину, – иди и приведи в наш лагерь к обозам мужиков крепких и сильных, которые умеют строить. А ты, – теперь он уже смотрел пристально на испуганную таким напором женщину, – собери снедь и воду для нас. Пока будем ждать до утра, а если не вернетесь ко времени, то сами возьмем. И благодарите Бога и нашего миролюбивого каноника, что силой забрать не дает то, что теперь и без того наше.
Всадник развернулся и ускакал обратно.
– Он даже не стал слушать наш ответ. А вдруг мы его не поняли! – плюнул на землю Юрген с досады, – пришли гады тевтонские. Мало нам своих хозяев, так теперь еще и эти грабить будут.
– А тебе не одно, что ливонцы, что тевтонцы. Двое моих братьев погибли от мечей ливонских в долине Абавы. Теперь мы сюда пришли, так здесь те же убийцы хозяйничать хотят. Покоя куршам не стало от этих бестий. Говорила тебе, что надо было селиться на Готланде или Элане. На островах кланы свободно живут, не то, что здесь.
– Надо быстрее возвращаться в хибару. Я пойду соберу мужиков, а ты иди домой и готовь телегу. Снеди, да воды с женами наложите. Утром отвезем, чтоб силой не забрали. А потом посмотрим, с чем они пришли. Там и решим, что дальше делать.
***
– Я сказал им, чтоб мужиков пригнали, да еды нам прислали, – отрапортовал всадник, вернувшись к Людовику.
– Благодарю тебя, Зегман. Бог с нами. Всем расседлать коней, разместиться на обозах. Завтра пойдем в дома заселяться, а сейчас отбой труби, – произнес изнеможденный долгими скитаниями по лесам и болотам Людовик и приказал разжечь костры вокруг обозов.
– Нам бы коней еще добыть, устали братья от пешего похода, да животины изношены, подковы стертые, – сказал Зегман, поглаживая своего исхудавшего вороного коня.
– Ты прав. Подумаем утром, – ответил каноник Людовик и взметнув руки к небу прокричал, – Братья, пора молиться Пресвятой Деве Марии и Господу нашему. Славить имя его и веру христианскую!
И обессилившие, покрытые дорожной пылью путники, встав на колени, сложили руки перед собой и стали осенять себя крестовым знамением.
– Слава тебе, Отче наш. Молимся за царствие твое. Да светится имя твое. Аминь.
***
Изольда, спотыкаясь, почти бежала до хибары, и стонала от безысходности, осознавая, что приход незваных гостей, крестоносцев может кардинально изменить устоявшуюся жизнь её и детей, и всех жителей поселения Лиске, где обитали сбежавшие от ливонцев через залив курши.
Она положила детей на застеленную льняной тряпицей, теплую солому и накрыла овечьей шкурой, вручив им скомканные шарики ржаных мякишей. Сама отправилась созывать жен рыбаков куршей на сбор снеди.
– Мужики, настал час и нам встретиться с иноверцами крестоносцами, пришедшими с земель нормандских. Видал сегодня всадника в плаще с крестом, и велел он собрать мужиков наших , да пригнать в лагерь к обозам тевтонским. Хотят они строить на наших землях замки свои. Не то, думаю, они, как и звери ливонцы, разрушат наши хибары, да отродий наших угонят. Надо идти, чтобы сберечь жен и детей наших, – с горечью сказал Юрген на сходе мужиков куршей клана Лисов.
– А промысел наш кто потянет, если все строить пойдут? Кто в море будет ходить за рыбой, да в лес за дичью? С голоду помрем все. Может уничтожить нечисть иноземную. Сколько их в обозах пришлых? – стали шуметь мужики.
– Пока не сладим мы с ними. Оружейные они, с рыцарями воинами, мечами, да арбалетами. А потом поглядим. К братьям в леса сходим в Надрувию и Скаловию. Вместе одолеем небось.
– А ты Гретте сказал? Она же глава клана нашего. Ты Гретту попроси в лагерь к ним пойти с Изольдой. Она язык-то их знает от братьев своих ятвягов и считать умеет лучше всех. Надо бы знать сколько их там, тевтонцев.
К юго-западу от залива Куришес Хаф, омывающего с восточной стороны землю Земланда, а с севера, прилегающего к узкой песчаной косе с густым сосновым лесом, стояли неказистые хибары, где хозяйничали кланы местных аборигенов куршей, живущих в основном рыбным промыслом и охотой. Они частенько встречались в море с лодками таких же рыболовов соседней Надрувии и Скаловии, которые занимались к тому же добычей янтаря, торговали им успешно и жили на широких хуторах. В одном из таких селений обитала девушка Гретта, братья которой относились к знати – воинам ятвягам, устраивавшим набеги на пытающихся их поработить крестоносцев, а также на торговых купцов, переправляющих в Европу не только хлеб и продовольствие, но и ценный солнечный камень.
Гретта была молода и умна не по годам, ей хватало смелости и знаний, а также внутренней уверенности, чтобы управляться с небольшим кланом простых и неграмотных, слабовольных язычников куршей-лисов, поселившихся около небольшой речки, в получасе ходьбы от берегов славной Балтики.
Утро следующего дня было солнечным. Рыбаки вышли в море рано. Балтика синела, очерчивая растворяющийся в тумане горизонт, а небывалый штиль предвещал жаркий день.
Изольда запрягла лошадь в телегу со снедью, собранной женами рыбаков, и побежала к Гретте на соседний хутор. Та стояла у светлой, огороженной плетеным забором хаты босиком на траве. Она только что выгнала из сарая корову и приготовилась ее доить. Возле дома пахло скисшим молоком, а под раскидистой ивой висели тряпичные мешки с сыром.
– Гретта, Гретта! – сдавленным голосом прохрипела Изольда, запыхавшаяся от быстрого бега, – пойдем со мной везти норманам телеги с водой и снедью. Пришли гады тевтонские в наши края. Страшно мне одной. Шлемы у них с рогами. Быки сущие. А еще кресты черные на плащах. Юрген еще в море. Словит рыбы для них. А потом мужиков наших к ним поведет.
– А мне что за радость идти к тевтонам? – с подозрением спросила Гретта.
– Ты знаешь их язык от братьев своих. Мне не сладить с ними. Приказали снедь им привезти. А никто из жен не соглашается. Понять бы чего хотят. Ты бы поговорила с ними.
Изольда была рослая и худая. Ее длинные волосы белесого цвета сильно кудрявились, мелкими завитками вырастали из головы и были по обыкновению растрепаны, а глаза серого цвета на солнце казались выгоревшими в обрамлении почти незаметных редких ресниц. Сильные руки с рельефно выступающими мышцами довершали облик местных женщин, проживающих на прибалтийских землях Земланда. Она вытирала выступающие на глазах слезы льняной рубахой, наскоро надетой на голое тело, и казалась совершенно беззащитной, даже перед миниатюрной Греттой, которая почти на голову была ниже.
– Ну, прекрати уже плакать, – обняла Изольду за плечи Гретта. – Я пойду с тобой. Посмотрим с чем пришли рогатые.
Свернув в тряпицу несколько круглых шариков сыра Гретта надела деревянные сабо на босые ноги и отправилась к тевтонцам вслед за Изольдой, ведущей повозку, куда пришедший с моря Юрген уже успел бросить несколько корзин со свежей рыбой.
Вскоре у тевтонских обозов вяло толпились курши, окруженные кнаппенами в серых плащах. Пригнанные Юргеном босые мужики были неграмотными и не понимали, что от них хотят. Тогда воодушевленный сдержанным отношением и не воинственным настроем местных жителей комтур Земландский, достопочтенный каноник Людовик показал им место для будущего строительства и нарисовал на широком листе желтой бумаги очертания будущего замка.
Юрген начал мотать головой, притаптывать ногой и быстро повторять:
– Нее, нее, шокин, шокин (прусс. Топь, болото).
– Что он говорит? – поинтересовался каноник.
Миниатюрная, светловолосая, голубоглазая Гретта, стоящая неподалеку, помогала Изольде разгружать телегу и привлекла внимание не только командора Зегмана Гилберта, готового уже принять в свой замкнутый мир, далекий от поэтических настроений, прекрасную даму сердца, но и Людовика. Девушка сначала посмотрела в сторону ужасающего своим грозным видом Гилберта, и поймав его завороженный взгляд удостоверилась в своей безопасности. Выпрямив спину и поправив волосы, она сделала несколько шагов от телеги и готова была уже ответить канонику, но услышала голос стоявшего неподалеку юноши:
– Видимо здесь строить нельзя, потому что здесь топь и болото, – догадался молодой парень Петер, который в этот момент привязывал нового коня, переданного Людовику в подарок куршскими мужиками.
Гретта порадовалась сообразительности юноши, но, чтобы немного подбодрить растерявшихся соплеменников, решила все же вступить в диалог с пришедшими на территорию клана чужаками.
– Мое имя Гретта, – представилась она и, смекнув, что силы явно неравны, потому лучше не проявлять ненужной агрессивности, а попытаться получить расположение незваных гостей, продолжила, – этот юноша прав. Здесь действительно болото. Я понимаю ваш язык. А эти люди доверяют мне. Если вам потребуется моя помощь, то можете рассчитывать на меня.
После этих слов все повернули головы в сторону смелой Гретты, и воцарилось всеобщее молчание, которое нарушил улыбающийся какой-то младенческой улыбкой каноник:
– А меня зовут Людовик. И мне действительно может потребоваться твоя помощь. А за доверие благодарю тебя, чудесное дитя. Пусть Господь хранит твой прозорливый ум.
– Благодарю тебя, Людовик. Я тоже ценю прежде всего доверие. Думаю, мы будем жить в мире, – мягко ответила с надеждой Гретта понравившемуся ей своим спокойным нравом канонику. И подойдя к нему приклонила голову в знак уважения.
Людовик перекрестил юную Гретту и приказал угостить всех пришедших мужиков пенным пивом. Те сразу повеселели, и, под зорким взором юной главы клана куршей, работа закипела.
Мудрый Людовик, посоветовавшись с прибывшими из Любека мастерами, приказал запрудить местную речку, в результате чего образовался круглый островок, где на топком грунте был заложен каменный фундамент и первые деревянные строения будущего орденского бастиона Священной Римской империи на Земланде. Этот бастион, с легкой подачи Юргена, каноник назвал «Шокин», отдавая дань языку и трудолюбию местных аборигенов, благодаря которым на указанном святой Марией месте языческой земли появилась частица христианского мира.
Как далеки были земли прусские и балтийские от Рима и папского престола. Как крепка была вера Христова, оберегаемая рыцарями Тевтонского ордена, что вела Священную Римскую империю к новым завоеваниям.
А Балтика шумела волной, выбрасывая на песчаный берег кусочки янтаря, не задумываясь о том, как человечество упрямо борется за возможности обладать и превращать в культовые реликвии созданные природой смоляные капельки.
К лету 1233 года на небольшом холме уже возвышались бревенчатые стены тевтонского замка Шокин, огороженные глубоким рвом, и обрамленные деревянным забором. Монахи Тевтонского ордена свято хранили чертежи крепостных сооружений, в которых типовые постройки, необходимые для длительного существования служителей веры Христовой, строились по утвержденным Великим капитулом схемам. Самую главную часть замка составляли покои комтура и духовников капелланов, больше половины замка занимали воины рыцари во главе с командором, в оставшейся части располагались хозяйственные постройки, подвалы, хранилища для продовольствия и конюшни.
Наделенный властью Великого капитула Gro?gebietiger Земландский комтур, каноник Людовик Лейбензелле постепенно завоевал уважение местных жителей в окрестностях замка Шокин. Он благословил братьев монахов на возведение духовного храма, красивой часовни во славу Пресвятой Девы Марии рядом с замком, где бы каждый, вновь обращенный христианин, мог помолиться и покаяться в грехах. Рыцари несли духовную службу восемь раз в день и были истово верующими монахами, потому нуждались в постоянной защите, которую обеспечивали рыцари воины командора Зегмана Гилберта, охраняя вновь обретенные прусские земли от постоянных набегов соседних племен язычников.
Спускался вечер. В замке зажгли масляные факелы. Рыцари сидели за длинным столом, поедая выращенный на огородах комтурея лук и чеснок, запивая каштановым темным пивом, хранящимся в подвалах крепости.
– Эгей! Эгей! – прокричал всадник, размахивая желтым флагом с гербом Великого Магистра и приближаясь к замку на скачущей галопом лошади, – со стороны с холма из Норувии идут вооруженные пруссы, скоро здесь будут!
Командор Зегман Гилберт быстро выбежал во двор бастиона и приказал кнаппенам и рыцарям-воинам снаряжаться для защиты замка и боя с прусскими повстанцами.
– Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen. (лат. О, милосердный Иисус! Прости нам наши прегрешения, избавь нас от огня адского, и приведи на небо все души, особенно те, кто больше всего нуждаются в Твоём милосердии. Аминь.) Бог с нами! – благословил Людовик собравшихся на внутреннем дворе воинов.
Арбалетчики первыми вышли из главных ворот крепости, следом шли кнаппены в кольчугах и бармицах (головной убор) с мечами и щитами с изображением черного креста для рукопашного боя. На своем вороном коне выехал Зегман в белом плаще с черным крестом, зажимая в руках белый флаг с таким же крестом. За командором следовала конница из двенадцати рыцарей воинов в шлемах, ламеллярных белых доспехах с черными крестами, вооруженная копьями и клинками.
Как только последний всадник прошел по деревянному мосту через широкий ров, обводящий крепостные стены, Людовик приказал поднять цепи и закрыть ворота.
Проследовав в келью и опустившись на колени перед образом Святой Девы Марии, каноник закрыл глаза, проводя рукой по покрытому мелкими морщинами лицу, будто закрываясь от нависшей опасности потерять преданных воинов и с таким трудом восстановленную мирскую жизнь Земландского комтурея. Отложив в сторону янтарные четки и сложив руки он еле слышно начал читать молитву в защиту храбрых воинов Христа:
– Sub tuum praesidium confugimus,
sancta Dei Genetrix!
nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus,
sed a periculis cunctis libera nos semper.
Virgo gloriosa et benedicta!
Domina nostra, mediatrix nostra, advocata nostra!
(Примечание автора. Лат.
– Под Твою защиту прибегаем,
Святая Богородица!
Не презри молений наших в скорбях наших,
но от всех опасностей избавляй нас всегда.
Дева преславная и благословенная!
Владычица наша, Защитница наша, Заступница наша!)
Спустя три часа Гилберт держа под уздцы своего коня медленно шел между телами погибших в схватке с пруссами рыцарей и раненными, которые стонали от боли и не могли подняться, от того, что были прикованы к земле копьями взбунтовавшихся племён язычников.
– Покойся с миром. Господь примет тебя в рай за верность вере его и братству нашему, – сказал он, вонзив мизерикорд (прим. кинжал милосердия) в источающего кровью тевтонца.
«Июля месяца числа 27 года 1233 от рождества Христова рыцари Ордена Пресвятой девы Марии бились с неверными пруссами в защиту земель тевтонских Священной Римской империи, в комтурее Земланда, одолев племя языческое, и пало двадцать братьев наших», – писал орденский монах Иоахим в массивных кожаных, украшенных янтарем, книгах, что хранились в нишах нижнего уровня подвалов замка Шокин.
Жаркий летний день июля наступал своим зноем по полям с высаженным рапсом, раскинувшимся по округе. Птицы летали высоко, а солнце уже нагревало металлические доспехи, аккуратно сложенные во внутреннем дворе замка, возле сарая на соломе.
В краевой башне замка, соединяющей данцкер (нем. туалет) со стеной крепости трехсводным пролетом, стоял Гилберт, устремив взгляд на пасущихся за водяном рвом коз. Впервые за много дней он снял свои доспехи и ощущал, как его сильное и ноющее от постоянных схваток с местными кланами тело, впитывало ласковые лучи восходящего солнца. Увидев, как кнехт Петер снимает сбрую с его вороного коня, вымотанного вчерашней битвой с норувцами, Зегман окликнул его:
– Петер, надо искупать моего коня. Бери в конюшне гнедого мерина и запрягай в телегу, поедем к морю.
– Хорошо командор, – ответил Петер и, хлопнув рукой вороного по спине, повел его в сторону деревянного моста, перекинутого через ров и ведущего к воротам замка.
К полудню командор и Петер ехали через дубовые, платановые и каштановые леса в сторону моря. На открытых песчаных берегах росли игольчатые сосны, и аромат их распространялся по воздуху. Петер собирал по дороге колючие шарики каштановых плодов, чтобы вечером вытащить из них орехи и зажарить на костре. Он полюбил это лакомство, напоминающее ему детство, когда он вместе с семьей собирал их в Любеке.
Подъехав к крутому берегу, поросшему огромными хвойниками и заваленному валунами Зегман и Петер не решались спускаться к морю, пока не увидели, как по узкой тропинке, пролегающей среди мелкого можжевельника, идет мужик с мешком, а из зарослей неподалеку струится дым с запахом копченой рыбы.
– Ну-ка, пойдем рыбёшки копченой поедим, там и спустимся, – сказал Гилберт, сглатывая слюну.
Добравшись до тропинки, Петер распряг телегу и взяв за удила двух коней направился к можжевельнику, откуда шел дым. Зегман накинул на голый торс льняную рубаху, взял меч и пошел следом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70458628&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
