Разговор так и продолжался бы до бесконечности, если бы Василий не взглянул на часы.
– О! – делано удивился он. – Мужики! Мы так за базаром и обед прозеваем. Давайте-ка собираться. Там, наверное, экипаж уже заканчивает харчить, так что нам подгребаться пора.
– Да не бо?сь ты, Гусев, тебя там никто не засамолётит, – вновь подшутил над Василием Саша.
Василий с полной серьёзностью отреагировал на его нелестное замечание:
– А ты, Шастин, вообще, если не хочешь идти, так и сиди тут и соси лапу дикого дикобраза, а без меня обеды не проходят. Вы все, как хотите, а я пошёл. – Он поднялся с кровати, где сидел во время разговора, и направился к двери.
– Обожди, Вась, ты чё, я же пошутил! – подскочил со стула Шастин и последовал за Василием.
А тот, обернувшись к Лёньке, с удивлением посмотрел на него:
– А ты чё, не пойдёшь, что ли?
– Почему? Пойду, – удивился Лёнька и, поднявшись со стула, пояснил: – Так я же не знаю, куда идти.
– Иди следом за мной и не ошибёшься, – веско изрёк Василий и для верности подкрепил свои слова энергичным жестом.
Из соседних кают начали выходить парни, и толпа голодных курсантов с шутками и прибаутками двинулась в направлении столовой.
* * *
Столовая для экипажа имела два входа. Один – от ресторанного камбуза, а другой – со стороны кают второго класса, который проходил через уголок отдыха экипажа, где стояло несколько диванов и столиков для игры в домино и шешь-бешь. На столиках и сейчас в беспорядке лежали домино и коробки для шахмат и шашек, а диваны оказались завалены подшивками газет. В одной из переборок виднелись прорезанные квадратные отверстия, сквозь которые выглядывали линзы киноаппаратов.
Всё это мимоходом подметил для себя Лёнька, подумав, что тут можно будет посмотреть и кинофильмы.
Комната отдыха или, как её официально называли, Ленинская комната переходила в столовую, где в два ряда стояли столы для приёма пищи или места для просмотра кинофильмов.
За столы можно было садиться с обеих сторон на привинченные к палубе вертящиеся стулья.
В левом ряду сидели матросы, а в правом – мотористы. Первые два стола слева, находившиеся ближе к раздаточной, предназначались для боцмана, подшкипера и матросов первого класса, а два других справа – для токаря, сварщика, старшего моториста и мотористов первого класса.
Матросы второго класса с палубными практикантами и женским персоналом садились на оставшиеся столы слева.
Мотористы второго класса и курсанты садились на оставшиеся столы справа.
Места посадки, а особенно – для старших чинов, занимать никто не имел права. Весь экипаж негласно придерживался этих правил.
Да и остальные члены палубной и машинной команды старались садиться на «пригретые» места. Поэтому неразберихи при приёме пищи никогда не возникало.
На каждом столе стояло по две кастрюли с борщом, тарелка с хлебом и отдельно в стопках пустые тарелки. Там же лежали ложки, вилки, и стоял вместительный чайник с компотом. Так что за шанцевым инструментом по помещению бегать не было необходимости.
Как потом стало ясно Лёньке, при штормовой погоде стеклянная посуда на столы не ставилась. Её по мере необходимости выдавали в раздаточной, туда же относилась и грязная посуда.
* * *
При входе в столовую весь этот гомон утих, а курсанты чинно и благородно устроились за столами, покрытыми клеёнками.
По мере уничтожения первого блюда каждый вставал и подходил к раздаточной, сдавал использованную тарелку, и ему, уже в чистую, накладывали второе блюдо. Суеты не было. Если кто не наедался, то без проблем выдавалась добавка.
Василий, увидев застеснявшегося от чинности и порядочности Лёньку, окликнул его:
– Лёнь, ты чё это там застыл? Иди к нам. У нас тут как раз есть свободное место.
Лёнька, устроившись на вертящемся стуле рядом с Василием, присоединился к общей трапезе.
Так что утолить голод он смог без проблем. Тем более что борщ оказался очень вкусным, а котлеты абсолютно не похожи на курсантские. Они, конечно, имели некоторые добавки, но мясо в них было, и его вкус отчётливо ощущался.
А так как судно стояло в порту, и только что получили свежие продукты, на столы поставили салаты из свежих огурцов и помидоров.
«Так это, если не работать, а регулярно посещать столовую, при таком питании можно вскоре стать колобком», – шутливо подумал про себя Лёнька.
Отобедав, парни потянулись из столовой на палубу. Василий снова провёл Лёньку по всем коридорам, трапам и вывел на кормовую швартовную палубу.
Курящие парни выстроились вдоль фальшборта и, опёршись локтями на планширь с видом бывалых мореманов, дымили дешёвыми сигаретами и папиросами.
Лёнька к подобной пакости старался не прикасаться, и сейчас, обойдя группку курящих матросов и мотористов, постарался оказаться в зоне, где дым не доходил до него.
Василий тоже не курил, и они, перейдя на правый борт, наслаждались тёплым летним деньком, разглядывая акваторию бухты и стоящие в рыбном порту суда.
Понаблюдав за бухтой Золотого Рога, по которой постоянно сновали мелкие буксирчики и пассажирские катера, Лёнька поделился с Василием проблемой, которая волновала его:
– Слышь, Вась, тут мне надо кое-чего купить, не смог бы ты мне показать, где это можно сделать без проблем? Ты же местный, знаешь же всё… – Лёнька просительно посмотрел на Василия и предложил: – Давай сходим в город.
– Нет проблем, – пожал плечами Василий, – сходить можно. А что тебе купить-то надо? – Василий с интересом взглянул на Лёньку.
– Пасту зубную, одеколон, носки да, может быть, ещё чего… – в раздумье принялся перечислять Лёнька.
– Ну это ерунда. В ГУМе это всё есть, – с видом знатока успокоил его Василий. – Тем более что на стоянке мы не работаем, да и недалеко тут. Видишь? – Василий указал рукой в сторону памятника на площади.
Лёнька прекрасно запомнил памятник с красноармейцем и огромным флагом, когда они осматривали его с Сергеем и Виталием, поэтому согласно кивнул.
– Так вот, – по-деловому объяснял Василий, – за этим памятником находится кинотеатр «Уссури», а рядом с ним ГУМ. Если хочешь, то и в кино сходить можно, а если нет, то покупки сделаем и просто прогуляемся. Мне за этот месяц уже надоело сидеть на этой коробке, – с видом бывалого моряка заключил Василий.
– Так что, – оживился Лёнька, – пошли, что ли?
– Пошли, – уверенно заявил Василий. – Вот только Котова предупредим, что мы свалили, и пойдём. Я маманю свою с батей вчера навестил, так что они придут провожать пароход только завтра, поэтому делать мне нечего. Не в «тыщу» же с Коротковым и Даниловым резаться.
Василий, как старого знакомого, приобнял Лёньку за плечи, и они теми же самыми хитроумными путями вернулись к себе в каюту.
Выйдя на привокзальную площадь, Лёнька направился к широкой улице с трамвайными путями, по которой несколько дней назад прогуливался с друзьями, но Василий остановил его:
– Ты чё, по 25-го Октября решил идти, что ли? – На что Лёнька согласно кивнул головой. – Пошли другим путём, там ближе, – кивнув куда-то в сторону, предложил Василий. – По Почтовому переулку быстрее выйдем на площадь, – пояснил он свою мысль.
– Пошли, – согласился с ним Лёнька. – Тебе виднее. Ты же местный.
Они свернули в небольшой переулок, в котором Лёнька почувствовал, будто оказался в прошлом веке, и даже ощутил запах старины, идущий от зданий. Ему невольно представилось, что именно по этому переулку когда-то Бонивур убегал от белогвардейцев, настолько здесь всё оказалось пронизано экзотикой.
Переулок оказался узким и извилистым. Справа за металлической оградой круто шёл вниз обрыв, на дне которого пролегали железнодорожные пути, а слева возвышались старинные дома. Почти все они были не оштукатурены, и тронутые временем, потрескавшиеся чёрно-красные кирпичи показывали, насколько преклонным оказывался возраст этих строений.
Василий шёл по переулку уверенно, так что Лёнька едва поспевал за ним. Минут через пять они вышли к памятнику, и Василий начал рассказывать:
– Видишь за памятником кучи земли? – Он ткнул рукой вправо и, когда увидел, что Лёнька подтвердил его вопрос кивком, продолжил: – Так вот эту землю разровняют, и за памятником будет огромная площадь, – для убедительности Василий даже развёл руки, насколько ему позволил их размах. – Парады на ней проходить будут.
Но, увидев недоверчивый взгляд Лёньки, с жаром принялся объяснять:
– Это недавно на лекции один мужик из архитектуры города нам рассказывал. А здесь, слева, – Василий указал влево от памятника, – они хотят построить большое белое здание этажей в двадцать для всей городской шушеры. Так что через пяток лет нам не придётся бегать по городу с бумажками, потому что всё начальство будет сидеть здесь.
– Да не может такого быть, – недоверчиво посмотрел на Василия Лёнька, – чтобы всякие-разные клерки да в одном здании уместились! Ни в жизнь не поверю. Их, знаешь, сколько?.. – Лёнька попытался найти сравнение, но у него это не получилось, и он выпалил: – Их сто миллионов тысяч куч. Вот.
– Ну ты даёшь! – Удивление пополам с возмущением было написано на лице Василия. – Я ему говорю, что мужик нам из архитектуры рассказывал, а он мне не верит…
– Ладно, – примирительно согласился Лёнька. – Пусть живут тут, но сейчас же здесь только котлован. И когда этот дом построят? – с недоверием закончил он.
– Да лет через пять, я тебе говорю, – всё больше раздражался Василий.
Лёнька понял, что Васю больше не надо донимать вопросами, поэтому задал более-менее тривиальный вопрос:
– Так где, ты говоришь, ГУМ этот?
– «Где, где?» – передразнил его Василий. – В Караганде, – и вновь ткнул рукой на противоположную сторону улицы. – Там.
Подойдя к ГУМу, Лёнька обратил внимание, что здание ГУМа тоже очень старое, поэтому задал Василию очередной вопрос:
– Так сколько лет-то ему? Я смотрю, оно как бы не до революции было построено.
– Точно подметил. – И довольный Василий продолжил объяснение: – Ему лет сто, а может, и больше. Купец его какой-то построил, а когда буржуев прогнали, то точно такой же дом он где-то в Китае выстроил. Видишь ли, – Василий хитро усмехнулся, – ностальгия его замучила.
Но больше времени на воспоминания об истории Василий тратить не захотел и махнул Лёньке рукой:
– Пошли, чё застыл? – И они вошли в здание.
Здесь и в самом деле оказалось, как во дворце. Высокие лепные потолки со всякими выкрутасами, мраморные лестницы с чугунными старинными перилами. Светильники под старину. Лёнька такое видел только в Ленинграде. Но долго разглядывать красоты дворца Василий ему не дал.
Они поднялись на второй этаж, где Василий отвёл Лёньку в отдел галантереи.
Здесь и в самом деле нашлось всё, что хотел купить Лёнька.
Он остановил свой выбор на зубной пасте «Поморин» по тридцать пять копеек за пачку. Мыло было всякое-разное, но Лёнька выбрал «Земляничное» по двенадцать копеек за пачку и одеколон «Русский лес» в красивой бутылке (рубль десять копеек за флакон).
Когда продавщица выставила перед парнями весь набор, Василий удивился:
– Зачем тебе этот «Русский лес»? Вон, смотри, – он указал на одну из полок, – там «Шипр» есть. Он стоит девяносто шесть копеек за бутылку, да и в этой бутыляке его в два раза больше.
– Не, – отрицательно покачал головой Лёнька, – «Шипр» ни в коем случае.
– А чё так? – На лице Василия изобразилось неподдельное удивление. – Вон, мой батя им всю жизнь мажется – и ничего. Всё нормально.
– Не могу я его запах переносить. Тошнит меня от него, – попытался объяснить Лёнька, но Василия это не убедило.
– И чего это тебя от него тошнит? – презрительно хмыкнул он. – Никого не тошнит, а его, видите ли, тошнит… Интеллигент, что ли? – с ехидной усмешкой уставился он на Лёньку.
– Никакой не интеллигент, – отрезал Лёнька (ему уже стала надоедать придирчивость всезнающего Васьки). – Просто как-то бичуганы дали мне его попробовать, так меня сутки полоскало, а потом месяц всё воняло эти поганым «Шипром».
– А-а, – с видом знатока протянул Василий, – тады ясно, – и отстал со своими советами от Лёньки.
Тот расплатился за покупку, и продавщица завернула всё купленное в лист плотной коричневой бумаги, а он уложил пакет в сетчатую авоську, специально прихваченную для этих целей.
Тут же на втором этаже Лёнька выбрал себе в трикотажном отделе хлопчатобумажные носки по тридцать пять копеек за пару, и, завершив все покупки, они вышли на Ленинскую.
На трамвайной остановке напротив кинотеатра «Уссури» дождались попутного трамвая и поехали на площадь железнодорожного вокзала, до которой оказалась всего одна остановка.
На вокзале Лёнька попросил Василия:
– Вась, а где тут можно телеграмму дать родителям, а то я, балбес, как приехал, так и не поставил их в известность, что добрался нормально.
– А, – Василий даже не удивился Лёнькиной просьбе, – тут рядом, пошли.
У окошка почтового отделения очереди не было, поэтому Лёнька быстро написал маме, что добрался хорошо, и адрес почтового отделения училища, куда ему можно будет писать.
Затем в камере хранения они с Василием забрали Лёнькины вещи.
Хорошо, что он пошёл в ГУМ и камеру хранения с Василием, где-то в глубине души радовался Лёнька, потому что с покупками, сумкой и чемоданом он бы один не управился.
А тут Василий подхватил покупки, а Лёнька – сумку с чемоданом. Вот так вдвоём, весело болтая, они вернулись на судно.
Глава десятая
В каюте стоял ажиотаж. Миша с Сергеем куда-то собирались. Сонного состояния, царившего прежде в каюте, как не бывало.
– Что случилось? – поняв серьёзность обстановки, попытался допытываться у них Василий.
– Да отстань ты! – отмахнулся от него Миша, а Сергей, с удивлением посмотрев на Василия, буркнул:
– Чё, не помнишь, что ли? Второй же собрался на стоянке поршень дёргать.
– Уау! – стукнул себя ладонью по лбу Василий. – Как же я об этом забыл! – И, забросив Лёнькину авоську к нему на койку, начал лихорадочно переодеваться. – А ты чё не переодеваешься? – мимоходом задал он вопрос Лёньке.
