– Боже мой, до этого я никогда не ел сладкое. Все это было просто пародией на выпечку, – прикрыв глаза говорил Оливер, а я улыбалась. Красный румянец от вина прикрывал мой настоящий, не выдавая всю сладость его похвалы.
– Можешь забрать себе то, что останется.
– Ничего и не останется, – с набитым ртом произнес папа, качая головой.
Выпечка сближает. Совершенно не обязательно, чтобы это был штрудель или шарлотка, ограничений никаких нет. Это просто любовь, укутанная в тесто, сахарная радость и молочные реки доброты, которой хочется делиться. В каждом кусочке моих произведений кулинарии всегда чуть больше, чем просто ингредиенты из толстой поваренной книги прабабушки.
Крошки корочки рассыпались созвездиями по блюдцам, когда заиграла плавная мелодия и голос Синатры увел нас в следующее приключение. Я сидела в кресле, покачивая головой в такт музыки, на подлокотнике дымилась кружка чая. Родители о чем-то тихо беседовали.
– Не откажете мне в танце? – Оливер возник передо мной, обходительно улыбаясь, он протягивал руку. Сомнений не было, мыслей тоже. Не знаю, можно ли это отнести к чудодейственной силе вина или же сегодняшний день стоит обвести в календаре, но я вложила свою ладонь в его.
Медленно, словно плавая по нотам, мы двигались в полутемном свете гостиной, пока за окном сквозь темные сумерки пробирался дождь. Потрескивали дрова в камине. У камина сопела Молли. Но все это было где-то далеко. Очень близко, здесь и сейчас бессмертный Синатра рассказывал историю двух незнакомцев в ночи. Так уж получилось, что знакомыми незнакомцами сегодня оказались мы. Оливер закружил меня, смеясь и я не могла не утонуть в этом созвучии.
– Я зайду утром за тобой, расклеим флаеры и потом я бы хотел показать тебе одно место.
– Какое? – Наши глаза встретились и это было подобно встречи скал и моря.
– Это пока что останется легкой интригой, чтобы не потерять твой интерес.
Я мягко улыбнулась, – это надежный план.
Песня закончилась и впервые мне показалось, что она оборвалась там, где не должна была. Я опустила руку с его плеча, – очень радостно видеть тебя.
– Очень радостно было попробовать твой пирог.
Ночь настигла нас, пришла пора договориться встретиться в следующем дне. В коридоре снова стало людно и немного тесно, я улыбнулась Оливеру, кивая, – доброй ночи.
– Стой, – его рыжая голова снова возникла в проходе, – дай мне свой номер, на случай если ты снова исчезнешь.
Мы обменялись телефонами. Закрыв дверь, я наткнулась на вопрошающий взгляд мамы поверх очков.
– Только не начинай, – взмолилась я, – не сегодня.
– Ты хочешь мне сказать, что все это представление ничего не значит?
Отец курил на балконе, поглядывая на нас, одна суетливо машет руками в попытках протереть стол и что-то прикрикивая, другая с довольно глубокими выдохами, моет посуду.
Мама перекинула полотенце на плечо, – Оливер отличный мальчик.
– Нам больше не десять. И он больше не мальчик. – Заметила я.
– Да! Вот именно!
– Не помню, чтобы ты так нервничала аж с того момента, когда я разбила папину машину.
– Я спокойна, милая, ты сама не своя уже так долго, что я стала забывать, какой жизнерадостной ты была, а сегодня вот вспомнилось, – она мягко улыбнулась, выходя к отцу, – подумай о моих словах.
В гостиной погас большой свет. Родители стояли под крышей, обнявшись, молча. Их любви всегда было так много, а их детскими глазами, обращенными друг на друга, можно любоваться вечно или снимать про это кино. Я медленно поднималась по лестнице, разглядывая мамины рисунки. Наша первая собака, осенние тыквы, зимой их сменят снеговики и еловые лапки, белочки и причудливые грибы. В ее иллюстрациях всегда есть сказка, она проступает сквозь штрихи и краски. В комнате меня ждал шалаш, в котором было больше всего магии. Магии жизни и беззаботности, легкости и момента.
Я долго не могла уснуть, поглядывая в круглое окно, обнажающее желтоглазую луну. Рыжий котенок пристроился у камина на кушетке. В доме было тихо-тихо, все застыло в паутине сна. А я все лежала и смотрела как мерцает ночь. Легкий холод кусал пятки.
Раннее утро расстелилось туманом и рассыпалось сыростью по листьям. Легкое солнце мигало над лесом и прыгало по глади воды. Я допивала кофе, по-детски улыбаясь, когда губы касались молочной пенки. Пару минут ушло на нескончаемую нежность с котенком, он ластился, подставляя ухо.
– Ну что, отправляешься на поиски хозяев? – Папа правильно оценил желтые резиновые сапоги у входа.
– Ага, но в глубине души я надеюсь оставить его себе.
– Что ж, все по-честному, – он достал кофейник, – как твой магазин?
Я поджала губы, разочаровывать родителей не хотелось, ложно обнадеживать тоже. По большему счету, хотелось не стоять перед таким выбором в принципе.
– Расскажу, когда будут какие-то новости, – быстро дернула уголками губ я, а папа недоверчиво сузил глаза.
Дверной звонок прервал наше красноречивое молчание, которое обличило меня с ног до головы, снова подселив неугодных и тревожных соседей-мыслей в мою голову.
– Кажется, тебе пора, – он кивнул на дверь, – Оливеру привет.
– Обязательно передам, – я накинула шарф, открывая дверь.
Оливер держал руки в карманах куртки, обмотанный в такой же огромный шарф и в какой-то дурацкой шапке с зеленым помпоном. Улыбка застыла в моих глазах, прикусив губу, чтобы не засмеяться, я прикрыла за собой дверь, – доброе.
– Утречко, – закончил он, – что, шапка все-таки так себе?
– С чего ты взял? – Я приняла самый беспечный вид.
Он наклонил голову в бок и прикрыл глаза, – твое лицо тебя выдало.
– В таком случае, мне не стоит ему доверять.
Оливер бегло глянул в окно, его лицо расплывчато гуляло по стеклу, – не так уж все и плохо.
– Уж точно не снять же ее, не самый теплый день для этого.
– Ты права, – с нарочито деловым видом Оливер поправил воротник куртки, открывая калитку. – Дамы вперед.
Вокруг сгущалось утреннее солнце, подсвечивая листья, выдавая каждую крапинку за веснушки. Под сапогами хлюпали лужи.
– Что ж, – очевидно, ощущая молчание неловким, начал Оливер, оглядываясь по сторонам, – что стало с твоей жизнью? Это, конечно, не особо мое дело, но мне показалось, ты не в своей тарелки.
– Мне нечего скрывать, если не скажешь родителям.
Рыжеволосый мужчина, почти сливающийся с осенним лесом, разразился смехом.
– Между прочим я нашла в себе силы даже не смеяться над твоей шапкой, а с твоей стороны это просто не по-джентельменски.
– Прости…прости, – не унимаясь, бормотал он, – но в нашем возрасте это и правда забавно.
– Не потому что я их боюсь, я просто не хочу пока с ними это обсуждать.
– Ладно, – Оливер примирительно вскинул руки, затем изобразил то, как закрывает рот на замок.
– Сравнительно недавно я переехала в Лондон после учебы, более основательно, а затем открыла магазинчик, на его открытие заработать денег я еще не успела и тогда частично мне помогли родители. Сперва все было здорово, дела шли в гору, и я все им возвращала постепенно, пока дела не покатились стремительно с горы вниз. В общем-то, складываться все перестало и каждый день приносил убытки.
– И сейчас ты намерена все это закончить?
Я кивнула.
– Чем займешься?
Его такой простой вопрос поставил меня не просто в тупик, а в угол, подумать над своим поведением. Будущее размывалось, миллионы вариантов крутились, как разноцветные бусины в калейдоскопе и никакой узор не сулил красивую мозаику. Моему внутреннему ребенку не хватало только кубиков с надписью «хандра» и «тоска», чтобы собрать полноценный замок неприятнейшего из состояний, в котором жила бы принцесса, потерявшая не только туфельку, но и себя заодно.
Оливер приклеил бумагу о найденном котенке на стенд с разными объявлениями. Я стояла позади, подтянув пальцами рукава свитера, не замечая, как его взгляд становился все внимательнее. Мягкое «эй» вытащило меня из силков опустошающих мыслей.
– Знаешь, иногда надо все просто отпустить и сдвинуться с места.
– В сторону кофейни, – я качнула головой на указатель. Слегка облупившаяся краска все еще звала на чашку горячего к Бейби.
– Начало положено, – хмыкнул Оливер.
Сквозь занавесу осенней листвы виднелась коричневая черепица кафе. По стенам бежал плющ, пряча холодные, серые кирпичи под своим живым покрывалом. Звякнул колокольчик, оповестив хозяйку о нашем приходе. Бейби, она же Барбара, она же Бибс жила в этом же доме, на втором этаже. Грузная, но при этом всегда веселая, она спускалась с деревянной, жутко скрипучей лестнице, похлопывая по карманам своего накрахмаленного фартучка.
– Кажется, что-то подгорело, – я принюхалась.
– О, помилуй, – Барбара махнула рукой, улыбаясь, но завидев, как с кухни тянет дымок, вскрикнула, – булочки!
Оливер рассмеялся, – я обожаю ее!
Я улыбнулась, беря с барной стойки меню. – Сегодня без булочек.
На стенах висели вырезки из газет, где когда-то упоминалось кафе, фото посетителей и добрые отзывы. Едва ли плохие можно оставить. Столики тянулись вдоль стен, увенчанные разноцветными скатертями. С широких подоконников поглядывали тыквы и античные свечи. Биби всегда следила за порядком, все в этом месте подчинялось ее логичному фен-шую. Это было искусство правильно расставленных салфетниц, грамотно наклоненных картин и гармонично забытых на столиках газет. Весь хаос человеческой жизни упорядочивался в этом интерьере безмятежности и подгоревших булочек.
– Я закажу, не против? – Оливер стянул шапку, запихнув ее в карман куртки, он повесил одежду на вешалку.
– Пожалуйста, это даже интересно, – я кивнула, последовав его примеру. Вешалка хлипко качнулась, повезло, что Бибс была занята своими кулинарными потугами.
– Есть пожелания?
– Только кофе.
Оливер дернул уголком губ, – вас понял.
Я прошла к излюбленному столику под вырезкой из газеты, повествовавший, как семейной паре удалось избежать скандала благодаря нашей пркерасной Бибс и ее булочкам, вызвавшим приступ аллергии у мужа и с тем невероятную заботу его жены, что они сразу же и зарыли топор войны прямо у порога кафе, по дороге в больницу. Меня искренне забавляла эта история всей контрастностью жизни.
Оливер о чем-то беседовал с Барбарой, то и дело смеясь, чуть запрокинув голову, пока она снова не махнула на него рукой, подавая две чашки.
– Кофе с корицей и молоком, – он глядел на меня сверху-вниз с довольным видом.
– А что у тебя?
– Просто черный кофе.
– Мне кажется, должно быть наоборот, – я улыбнулась, принюхиваясь к струящемуся запаху корицы.
– Почему это?
– Ты больше похож на человека, который стал бы пить так. Это вообще моя теория. – На лице Оливера застыл немой вопрос и неподдельный интерес. Правда, за эти два дня единственное, что мне очевидно, так это его неизменяемый, совершенно глобальный и безнадежный интерес ко всему. Он ловит каждую минуту так жадно, но вместе с тем так легко. – Смотри, ты взял классический черный кофе, что говорит о нескольких вариантах. Первое – я выпрямила указательный палец, – ты фанат «Твин Пикс», второе, – изобразила два я, – ты прирожденный консерватор, ценящий все простое и элегантное, и наконец третье, – это выделяет тебя как джентльмена, который все еще знает цену хорошему кофе.
Оливер беспощадно улыбался, – на первой причине я еле сдержался, чтобы продолжить сидеть с серьезным лицо, но твоя серьезность просто не знает границ.
– Не каждому встречному я вообще-то это рассказываю.
– Ладно, признаю, в этом есть логика, напрочь нет здравого смысла, но очень наблюдательно.
– Так какой твой вариант? – Я отпила немного кофе, продолжая смотреть на Оливера с огромным любопытством.
– Частично второе и третье. – Задумчиво произнес он, – хорошо, в принципе, это просто, но почему я взял тебе именно такой кофе?
– Хм, – я облокотилась на спинку стула, – ты думаешь, что я определенно люблю корицу.
Оливер вскинул брови, – весьма проницательно, но тогда не подтверждает твою теорию.
– Ты прав, но у меня туго с идеями на этот счет.
– Хорошо, я взял тебе с молоком, потому что черный весьма посредственный у Биби и ее это совершенно не волнует, а вот когда разбавляешь кофе с молоком, его вкус становится более мягким и, мне кажется, попадает в точку твоего характера. Дальше я решил добавить корицы, потому что это дополнит его и уже будет что-то более глубокое, чем просто кофе. И плюс, я уверен, что ты обожаешь корицу.
Я улыбалась.
Уходя, Оливер оставил объявление о котенке у Биби на барной стойке. Свежий воздух приятно дурманил. Мимо нас проехали дети в цветастых дождивиках. Под ногами шуршала золотая дорожка из опавших листьев. В лужах мелькала рыжая голова Оливера, разбегающаяся рябью под моими сапогами. Мы прошли еще пару спокойных улочек, непринужденно болтая, словно всегда так гуляли. Изредка я останавливалась поднять необычный листок или каштан. В моем кармане уже хранился бордово-зеленый кленовый лист и два медных дубовых, три каштана, один из которых все еще одетый в свой камзол.
– А у тебя еще остался тот пирог? – Неожиданно спросил Оливер, напуская на себя вид отстраненный, словно он спрашивает не для себя вовсе.
– Очень маловероятно, а что? Он тебя околдовал? – Я снова нагнулась за каштаном, – кстати, если собирать их в левый карман, это непременно улучшит твое финансовое положение.
– Ты не перестаешь удивлять, – улыбнулся мужчина, – получается, точно колдуешь над своими пирогами.
– Я готова вознаградить тебя за помощь. Назови три вещи, которые ты любишь в выпечке и приходи сегодня вечером.
Оливер радостно хмыкнул, – что ж, это щедро. Так, – протянул он, задумчиво пошевелив губами, – шоколад, миндаль и яблоки.
– Хороший набор. – Я искренне оказалась довольна ингредиентами, выдохнув, что этот шутник не назвал кетчуп, сливы и брокколи.
Мы сделали круг и вернулись к дому, условившись встретиться вечером. Солнце смешливо облизывало деревья легким свечением, словно леденцы. С сада, раскинувшегося за домом, текла музыка. Родители сидели под яблонями на шезлонгах и читали, пока с веранды звенело радио.
– О, привет, милая. Как успехи? – Мама оторвалась от романа. Весьма лиричная натура, она была склонна выбирать только книги романтического содержания, особенно обожая подбирать их по сезонам года. Например, сейчас в ее руках покоилась «Неспящая осень. Листопад в Женеве». Название очень вдохновляет на бессонницу и путешествия.
