Рюкзаки…
Пожалуй, они нужны. Туда можно запихнуть контейнер с едой или спортивную форму.
Если вы пенсионер, заставший старую школу, у меня для вас плохая новость. Девяносто процентов наших учителей тоже не умеют читать. Безграмотность, возведенная в Абсолют.
Что я там говорил о русском языке?
Теперь мы изучаем пиктограммы.
4
С Никитой я подружился не сразу. Кто в наше время дружит с изгоями? В любом классе есть внутренняя иерархия. Ты входишь в сферу влияния определенных людей, становишься чьей-то свитой. Примыкаешь к группировке. Или не входишь, но умеешь защитить себя, если потребуется. Вторую категорию приходится уважать. Но это не значит, что однажды тебя не подомнут под себя. Или не попытаются это сделать.
Я относился ко второй категории.
Сложно сказать, почему я не сходился с людьми. Во дворе были ребята, с которыми я нормально общался. В школе – нет. Каждый был сам за себя. Я это видел лучше других, наверное. Входишь в свиту – тебя используют. А это меня не устраивало. Можно было провести время с большей пользой. Я тратил это время на байдарки. Ходил на лодочную станцию, участвовал в заплывах, почти не вылезал из тренажерного зала. Поэтому меня побаивались. Поскольку в лидеры я не лез и не принимал явно чью-то сторону, на мне поставили крест. Просто смирились с моим существованием.
Но это не значило, что я собирался менять статус, общаясь с буквоедом. Так можно всех одноклассников против себя настроить. Умеющих читать не любят, это железный закон.
Все изменилось через две недели.
Мы жили в небольшом городке, так что многие возвращались домой пешком. Некоторые – на велосипедах и гироскутерах. Тех, кто жил далеко, забирали беспилотники. Их, кстати, немногие могли себе позволить.
Я выехал на байке из распахнутых ворот школы. Был теплый осенний день, бабье лето в разгаре. Желтеющие деревья, безоблачное синее небо. В такие дни не хочешь заморачиваться жизнью. Думаешь о том, как побродить по улицам, залезть на какую-нибудь крышу и уставиться в бездонный небесный колодец, перебирая в голове всякую чепуху. Чего точно не хотелось, так это делать «домашку».
Собираясь повернуть с Луначарского в Садовый переулок, я услышал странную возню и голоса.
Знакомые голоса.
Я притормозил, слез с велосипеда и аккуратно положил его на траву у обочины. За спиной тихо прошелестел электромобиль.
Поворот.
Сцена, увиденная мной тогда, была вполне предсказуема. Батон с Русей и Пушкиным прижали новичка к двухметровому металлическому забору.
– Сцышь, буквоед? – поинтересовался Батон. Это был настоящий жиртрест. Вроде бы он толкал штангу. Или гири, точно не помню. По мне, так его в сумо надо было отдавать. Батон всегда чувствовал себя хозяином положения, ведь он был сыном завуча. Да и попробуй сдвинь такую гору в драке.
Руся и Пушкин – те попроще. Обычные прихвостни. Миньоны. Руся – потому что Руслан. Тощий, бритоголовый. Из неблагополучной семьи, кажется. Пушкин – крепко сбитый, кучерявый. Отсюда и прозвище.
Миньонов Батон выставил перед собой.
Правильный шаг. Если мимо проедет кто-то из учителей, он не при делах. Просто рядом стоял. Это мамочка всем на педсовете скажет.
– Порция, – угрожающе заявил Руся. – Теперь она наша.
– Не отдашь, планшет сломаю, – предупредил Пушкин.
Я двинулся вперед.
Услышав шаги, Батон обернулся.
– Ты чего здесь забыл?
Миньоны переключили внимание на новое действующее лицо.
– Оставьте его.
Не знаю, что мной двигало в тот момент. Конфликт с Батоном – это же сумасшествие. Почти весь класс станет на его сторону. Мамочка начнет портить обидчику аттестат, выживать из школы. К тому же их трое было, а на буквоеда глупо рассчитывать в драке.
Но мне не нравился Батон. Мне не нравилось его наглое одутловатое лицо. Уверенность в том, что он может «прессовать» всех подряд, отжимать порции и делать мальчиками на побегушках. Этот парень всегда меня бесил. А новичок почему-то нравился.
Никита посмотрел мне в глаза.
И медленно покачал головой.
Не надо, мол, не ввязывайся. Это глупо, пусть уж лучше одному мне достанется. Все это читалось на его лице.
Взгляд новичка взбесил меня еще больше.
– Дуй отсюда, – посоветовал Батон. Добродушно, не повышая голоса. Угрозы он по-прежнему не ощущал.
Я решил не разговаривать.
Шагнул вперед и ударил его боковым в челюсть. Голова толстяка дернулась, он пошатнулся, но устоял. Еще бы, с такой массой. Затем мне прилетела размашистая оплеуха. В голове загудело, ноги подкосились. Возможно, я устоял бы и продолжил бой. Но с двух сторон меня обступили миньоны. Посыпались удары в голову, живот, корпус. Кто-то догадался сделать подсечку.
А затем произошла вещь, которую никто не ожидал.
Падая, я заметил, как хлипкий новичок рванулся вперед. Никита начал что-то делать, и это была магия кунг-фу. Так мне казалось. Его тонкие руки и ноги превращали верзил в отбивные. За ударами было невозможно уследить. Батон взревел и начал хаотично махать руками, напоминая старую мельницу. Но эти массивные грабли вспарывали воздух, не достигая цели.
Никита положил всю троицу.
И помог мне встать.
5
Мы лежали на крыше заброшенного склада. Смотрели в небо. Следили за проплывающими над головой облаками.
– Зря мы это, – сказал Никита.
Он меня поражал.
– И какой у тебя был выбор?
Новичок ответил не сразу.
– Пожалуй, никакого.
Я вновь уставился на облака. И подумал о странностях мира. Я лежу на крыше и спокойно разговариваю с буквоедом. Интересно, почему их так не любят? Ну, умеет он разбираться в этих закорючках, и что с того? Мы же не преследуем любителей раритетных авто. Или парней, собирающих пивные крышечки. Так что же не так с книгочеями?
Мимо прошелестел почтовый дрон.
– Зачем тебе это? – спросил я.
Никита приподнялся на локте. Непонимающе уставился в мои глаза.
– Ты о чем?
– Ну, – я неопределенно махнул рукой. – Буквы. Книги. Все эти штуки.
Никита фыркнул.
– Штуки…
– Брось. Я не знаю, как все это назвать. Правда.
Он долго меня изучал.
– Ты не понимаешь, – наконец произнес буквоед. – Все вы не понимаете. Думаешь, пикчи сообщают тебе всю правду о мире.
– Разве нет?
– Нет.
– Не смеши меня.
Никита сел, поджав под себя ноги.
– Смотри сам. Мимо нас пролетел почтовый дрон. Это сложная машина. Электрические цепи, микросхемы, все дела. Кто его построил? Как это работает? Отвечай.
Я тоже сел.
– Другие машины. Кто же еще.
– А их? Кто создал все эти трехмерные принтеры, штампующие на заводах наши вещи?
Признаться, я крепко задумался. Ответ казался очевидным. Люди. Но ведь нас не учат в школах изобретать разные устройства. А если где-то и учат, это происходит в наукоградах и закрытых корпоративных лабораториях.
– Инженеры, – вспомнил я. Подвернулось слово, услышанное в какой-то передаче.
– Правильно, – похвалил Никита. – Идем дальше. Ты знаешь пикчи, описывающие действие микросхем? Или пикчи, которыми можно объяснить закон тяготения?
Мысли тяжело ворочались в моей голове.
В тот день до меня начало кое-что доходить. Нет, сказал я, нас этому в школе не учат.
– Не учат, – подтвердил Никита. – Это сложно. Чтобы усвоить такие знания, нужны тексты. Информация, записанная буквами.
Мы разом умолкли.
Я никогда не думал о подобных вещах. Собственно, нас думать и не учили. Но ведь получается…
– Хочешь сказать, – тихо произнес я, – что буквы… это пропуск в наукоград? Или корпорацию? И это скрывают от нас?
Никита покачал головой.
– Это общедоступно. Просто одним интересно, а другим – нет.
Сейчас я осознаю всю убийственную правоту моего школьного друга. Человеку свойственно идти легким путем. Зачем усложнять жизнь? Можно годами поддерживать некий уровень потребления, наниматься на примитивные работы и довольствоваться малым. Так живет девяносто процентов населения Земли. Школа выпускает в мир потребителя, умеющего вращать шестеренки системы. А большего и не требуется. Реальность контролируется другими людьми. Теми, кто умеет читать.
Каждый житель нашей страны получает минимальный социальный набор. Достаточный для выживания. Одежда, пища, жилье, лекарства. Путевка к морю раз в год. Ты можешь не работать. Это плата за всеобщую роботизацию. Хочешь питаться лучше, одеваться в брендовую одежду, жить в приличном районе? Что ж, остались вакансии продавцов, учителей, воспитателей и официантов. Повара еще есть. Актеры. Редкие профессии, в которых роботы не прижились.
Всё это не требует знаний.
А вот ученые, разработчики софта, политики – эта категория приберегла навыки чтения для себя. Элита, сливки общества. Те, кто пользуется полным спектром доступных благ.
Разумеется, я слышал о закрытых школах.
Есть университеты и академии, они набирают грамотных специалистов из числа простых смертных. Будущие сотрудники приходят в закрытые школы и сдают какие-то экзамены. Их принимают или нет. Как получится. Дальше – годы обучения, распахнутые горизонты.
Вот только экзамен нужно сдать.
И пиктограмм для этого недостаточно.
Слишком сложно для простого мальчишки. Так я всегда думал. Конечно, если ты родился в семье чиновника или банкира, то наверняка попадешь в закрытую школу. Папочка все для этого сделает. Наймет лучших репетиторов, заплатит кому надо. Нажмет правильные рычаги.
Горизонты.
И что же это за горизонты такие? В обществе, где нет голода и лишений, каждый получает гарантированный минимум. Однотипную зону комфорта. И не может нарушать некие социальные границы. Взять, например, орбитальные гостиницы. Все хотят там побывать. Насладиться невесомостью, всеми этими шаровыми бассейнами и звездными ландшафтами.
Все хотят, но не все могут.
Я впервые задумался над тем, что жизненный путь имеет развилки.
6
Пиктограммы, если вдуматься, примитивны.
Эти значки карикатурно отражают наш мир, упрощают все до невозможности. Возьмем ложку с вилкой. Универсальный знак, обозначающий еду, кафе, рестораны и столовые. Любые места, связанные с питанием. Даже кухню в летнем лагере. Добавьте к этой пикче звездочки – получится наценочная категория. Чем больше звездочек, тем дороже заведение.
Все, что вам нужно знать о вселенной.
Ее стоимость.
