ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 05.04.2024
– А в вагоне электропоезда, когда банда Дятла напала на девушку, кто приказал?
– Хр…Хр…
– Зачем напали?
– Чтобы искалечить или убить.
– Зачем?
– Не знаю. Так приказал Хр…
Меня не интересовала та неизвестная мне девушка, тем более, я не видел её лицо. А если и увидел бы, то от чудовищного нервного напряжения не смог бы запомнить.
Но я почувствовал запах говна. Хайло, как всегда, обосрался. Я поставил Хайло на ноги и повёл к двери. Открыл дверь и увидел в коридоре Лахудру. Я несколько раз вежливо поклонился Хайлу. И Хайло, широко расставляя ноги, походкой толи пьяного, толи больного, пошёл по коридору к выходу. К Хайлу подскочила сильным рывком Лахудра, но ощутив запах говна, отскочила назад.
После рабочего дня коридор наполнился криками, визгом, матами.
Вечером я вышел в кухню, чтобы вскипятить воду для чая, так как собирался всю ночь читать книги, которые я взял у Геннадия Перовича.
Я вместе с Геннадием Петровичем вышел в кухню и увидел "классику"российского бытия.
В кухне среди развешанного для просушки белья, сидели по сторонам большого помещения на табуретках жильцы квартиры и "гости", на которых были только трусы, чтобы все видели "наколки"на торсах, ногах и руках. Они разделись до трусов только для того, чтобы пугать людей своим особым положением в обществе: "Бывший Зе – Ка".
Все, кто готовили еду – мужчины и женщины – "ставили"себя: сильно швыряли посуду на столы, напрягая вены на шее, орали друг другу, как глухие. Разумеется, модно щерились, хамски поддевали друг друга. Так же вели себя девушки и парни.
Прямо от входа в кухню сидел рослый парень, весь в татуировках. На его бёдрах сидели Лахудра и, такая же, как она, девица. Они по очереди целовали "приблатнённого"парня…Почти по песне "…целовался на кухне с обоями…"Рядом с ними сидел Нюшка и угрюмо смотрел в пол.
Когда мы вошли в кухню, Лахудра закричала, тыча пальцем в сторону Геннадия Петровича:
– Эй, профессор, дай ума жопу помазать!
Все начали смеяться над Геннадием Петровичем.
На том квадрате плиты, который работал, стояли кастрюли. И мы поставили чайники на краю плиты.
– Я его наебала на десять тысяч рублей. Он импотент, а я сказала, что он меня изнасиловал. И он заплатил. Профессор, ё… твою в рот мать!
Геннадий Петрович мягким вежливым голосом ответил:
– Вы, Евлампия Тракторовна, всё – таки женщина. И должны использовать женские маты, а не мужские. А женский мат, равный тому, что вы употребили, будет такой:"Я дала в рот твоему отцу".
В кухне вновь зазвучал смех. И громче всех смеялся Нюшка, крича:
– Так ты выходит не Лахудра, а Лампа, да ещё с Трактором! Что же ты скрывала такие героические имена?!
Лахудра, скривив лицо злобной гримасой, уставилась на Геннадия Петровча. А потом, судорожно сглотнув слюну, сказала "приблатнённому"парню:
– Поэт, и ты простишь говночисту оскорбление? Он в разговоре со мной назвал тебя пидором. Сказал, что ты на "зоне"был "машкой".
Поэт в это время внимательно рассматривал меня. Он рывком сбросил с бёдер девок и, встав по другую сторону плиты, напротив нас двоих, обратился ко мне:
– Чо ты сказал?
Он приставил к своему уху ладонь скобкой и подался телом вперёд.
– Не слышу. Громче.
Я смотрел на чайник. Он нагревался медленно, потому что только малая часть его стояла на плите.
– А ты чо хамишь? Ты чо такой борзый? Бессмертный, что ли?
– Я фронтовик, – громко заговорил Нюшка. – Всегда скрывал, потому что скормный. А этот Женя всем растрепал, потому что трепло.
– Я и сам вижу, – продолжал говорить Поэт, – что он гнилой.
Геннадий Петрович что – то хотел сказать, но я тихо шепнул ему:
– Молчите.
– Дай профессору в рыло. Напросился сам. Он же оскорбил тебя, Поэт. Врежь ему! – крикнула зло Евлампия, и быстро глотнув воздух, ещё громче прокричала: – Моё настоящее имя "Анжелика". Прошу всех запонить!
– Запомним, Лахудра, запомним, – пробормотал Нюшка.
Но никто не посмел смеяться.
Поэт медленным шагом пошёл вокруг огромного стола, на котором были квадраты электроплит, постукивая кулаком по неработающим плитам. Он заходил с правой стороны. Я насторожился, зная, что сейчас он, проходя к Геннадию Петровичу, приготовился ударить меня своим бедром. Боковым зрением я видел, как он слегка поднял вверх правую руку, чтобы не мешала наносить удар.
Когда корпус Поэта находился в полуметре от меня, я нанёс стремительный тычок указательным пальцем в его печень.
"Приблатнённый"парень прошёл мимо меня, мимо Геннадия Петровча, остановился, постоял неподвижно секунды две и рухнул лицом на пол.
– Чо это с ним? – удивлённо спросила Евлампия.
– Это "прикид". – смеясь, ответил Нюшка. – Поэты любят морды разбивать о свои стихи. Хлебом не корми.
Геннадий Петрович вынул из кармана лист бумаги и сказал:
– Здесь я график дежурства составил. С понедельника мыть сортир по алфавиту будет Акулов.
И он посмотрел на Нюшку.
– Ты! Ты чо, е…твою в рот мать! – вскрикнул Нюшка.
Жильцы квартиры тотчас поддержали возмущение Нюшки:
– Профессор, неприлично ты ведёшь себя.
– Он спятил.
– Ему пора на психу.
Две девки Поэта, уже забыв о нём, который по – прежнему лежал на полу, тыча пальцами в сторону Геннадия Петровича, начали принуждённо смеяться, хлопая себя по бёдрам, нарочито высоко взмахивая руками.
Поэт задёргался на полу и медленно встал на ноги.
Напротив нас, по другую сторону плиты, остановился по пояс голый мускулистый жилец лет тридцати пяти и начал внимательно смотреть на меня, щерясь. На его теле не было татуировок, значит, он просто хвастал своей мускулатурой или запугивал ею жильцов.
– Ты кто? – спросил он меня властным голосом, и так как я молчал, он ткнул себя пальцев в грудь. – Я Грозный. Человек чести. – И он выставил в мою сторону кулак, на фалангах которого была татуировка "Граф". – А ты не разговорчивый. Не уважаешь нас. Я ведь могу заставить тебя говорить…
– Я била Грозного, как хотела! – крикнула Епифания – Лахудра.
– Да, – откликнулся Нюшка. – После того, как он изнасиловал тебя и заставил заниматься проституцией.
– Но, но, не ври, – с угрозой в голосе сказал Грозный.
– Да хули мне врать – то?! – вскрикнул Нюшка. – Иль ты скрываешь, что тебя из органов пнули за торговлю наркотой? Ты же сам хвастался, что всех задержанных бабёнок трахал! Склонял к проституции. А сейчас он держиморда в магазине. Ловит воровок и трахает в подсобке.
Лицо и мускулистая шея Грозного покраснели от бурногог прилива крови. Он был в ярости, но не от слов Нюшки, а потому что я узнал его правду. Это была "классика"жизни людей, таких, как в этой квартире. Они друг друга "поддевали"("дружески подначивали") матами, высмеивали, предавали. Но очень "тонко"реагировали на иронию в свой адрес от людей с высоким интеллектом, которых они люто ненавидели. Но "ставили"себя перед ними "благородными"– "графьями", "князьями".
Грозный хотел "поставить"себя передо мной благородным аристократом. Но Нюшка оборвал его высокий промысел. И Грозный, ничуть не обидевшись на Нюшку, люто возненавидел меня.
– Хватит выступать! – напомнил всем о себе Поэт. – Я здесь король.
– Да, с моего разрешения, – властно сказал Нюшка.
Вода закипела, и мы, сняв чайники с плиты, вышли в коридор.
Нас догнал Грозный.
– А, ну, стой! – рявкнул он за нашими спинами.
Но так как ни я, ни Геннадий Петрович, не остановились, то Грозный пробежал вперёд и повернулся к нам лицом.
– Ты чо тянешь? – злобно заговорил он, глядя на меня. – Ты мне сразу не понравился.
Грозный подошёл близко ко мне, и я зная эту "уловку", напрягся. И когда он, чуть откинув корпус назад, нанёс головой удар, целя мне в лицо, чтобы изуродовать меня, потому что ещё в кухне он замыслил такой удар, я молниеносно крутанулся вокруг себя и оказался за его спиной. А Грозный, потеряв равновесие, быстро перебирая ногами, помчался по коридору.
В конце коридора он остановился, пробежав метров пятнадцать. Повернулся и, указывая на меня пальцем, громко и властно проговорил:
– Я тебя заказал! На седьмой день ты подохнешь!
Утром, когда я вышел из своей комнаты в коридор, я увидел кучу окурков перед дверью. В коридоре стояли и, вероятно, давно Нюшка с Лахудрой, Поэт, Грозный и другие жильцы.
Вперёд выдвинулся Нюшка и, качая головой, с укором в голосе сказал:
– Ты чо, Женя, нагадил? Кури сколько хочешь, но зачем ты паскудишь в коридоре? Ты ведь нам в карман срёшь. Где твоя совесть?
– Да, подло, – поддержала Нюку Лахудра. – А говорил, что порядочный человек.
– Ты не человек, Женя. – сказал Нюшка. – За базар отвечай.
Я в это время молча закрывал на замок дверь и не заметил, как рядом появился Геннадий Петрович. Он, дрожа голосом, сказал:
– Эти окурки час назад собирали во дворе Евлампия Тракторовна. Герцог и Грозный. А потом, Женя, бросили к вашей двери.
– Ты! – закричал Нюшка, – Врёшь!
– Я вас на "мобильник"снял. – ответил Генадий Петрович и ушёл в свою комнату.
И я, не нарочно зевая, покинул квартиру. Всю ночь я читал произведения Ленина. Мне давно хотелось узнать: как был одурачен и оглуплён народ России на семьдесят три года?
Когда я надевал на Юлию бронежилет, я подумал, что нужно было просто привязать девушку к чему – либо, чтобы она ждала меня в квартире. Её уже два раза пытались убить…
– Женя, мы всё будем делать вместе, – сказала девушка, внимательно гляяд мне в глаза.
– Ты умеешь читать мои мысли?
– Да.
Я не хотел заходить в коммунальную квартиру, чтобы моя девушка не видела бы ту "грязь", которую и ныне тщательно скрывали СМИ. И сам я не хотел видеть "ставильщиков". Поэтому едва я увидел "повестку", как тотчас повернулся к лестнице, чтобы немедленно увести Юлию вниз, во двор. Но в коридоре квартиры прозвучал голос Геннадия Петровича полный интонаций отчаяния и боли.
– За что?!
– Юлия, жди меня здесь.
Девушка отрицательным жестом качнула головой и вцепилась пальцами в руках моей джинсовой куртки.
Я вошёл в коридор.
Генадий Петрович, конечно, услышал скрип ключа в замочной скважине входной двери и повернулся ко мне лицом.
– Женя, это ужасно…я... я… уже не могу, – со стоном пробормотал профессор, указывая пальцем на кучу экскрементов у двери его комнаты.
Я быстро пошёл по коридору в сторону кухни, где звучали голоса жильцом.
– Женя, пожалуйста, говорите с ними вежливо, достойно, как принято… Их тоже надо понять…Они хорошие люди. Даже по – своему они люди чести.
Я вышел в кухню. Кроме Грозного, который трудился охранником в магазине, все остальные жильцы ничем не занимались и проводили время в кухне. На бёдрах Поэта, как всегда, сидели две "мочалки". Нюшка прохаживался перед ними, кривя лицо злобной гримасой, и перебрасывал из руки в руку пустую бутылку. Был тут и Педрило, большой "специалист"по "пукам". Когда девушки прибегали за водой в кухню, он встречал их "пуками". Все одобрительно смеялись…
Войдя в кухню, я негромко сказал, зная, что мог услышать в ответ:
– Тот, кто нагадил – убери.
Нюшка нарочито захохотал, указывая на меня пальцем.
– Слюнтяй, тебе ли так говорить?! – И он, высматривая место, о которое хотел разбить бутылку, чтобы сделать "розочку", продолжая нарочито смеяться, сказал: – Ты мне сразу не понравился. Здесь "зона". И порядки здесь устанавливаю я, "смотрящий".
И так как я быстро шёл к нему, он разбил бутылку об угол плиты и выставилв мою сторону "розочку".
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом