– Божественно!
Хелен отпила, но ее лицо ничего не выражало:
– Коньяк как коньяк.
– Женщины ничего не понимают, – блаженно улыбался Стэн.
Эд поддакнул, вздохнул и отвел глаза.
Боб, согнувшись как лакей, предложил мне «Негру де Пуркарь»:
– Любимое вино Queen Elizabeth II.
Я смотрела, как темное вино, подобно крови, льется в бокал. Я знала этот напиток на вкус.
– А кстати, Боб, твой вид… Над тобой явно поработал стилист. Брендовая рубаха. Сандалии… Крокодил, да? Грива в лаке. Откуда money?
– А ты помнишь, чем я увлекался? Химия принесла мне… нет, даже не деньги, – возможности. А это больше чем деньги. Мои разработки ядов открыли двери в такие структуры… – Боб указательным пальцем нарисовал в воздухе идущую вверх спираль.
Эд недоверчиво пробормотал:
– Зачем придумывать яды? Разве их мало?
Боб широко улыбнулся.
– Мои яды – стратегическое оружие. Патологоанатомам их не найти, им ничего не остается, как констатировать смерть, ну, например, от инфаркта или инсульта. Это уж смотря какой яд.
– И чего ты хочешь? – рассматривая коньяк на свет, спросил Стэн. – Изъясняйся точнее.
«Изъясняйся точнее» – это было выражение отца.
– Снять с себя подозрения, черт возьми!
– А зачем? Человек, покупающий пятидесятилетний коньяк, может купить все – даже имя, даже другую жизнь.
Боб налетел коршуном, в его безумных глазах плясал гнев.
– Вот! Вот твоя суть, Стэн! И твоя Эд. И Хелен, и Мэри. Другое имя! Ложь, она въелась в каждого! Мы выросли в лицемерии, ханжестве и фальши!
Перепады настроения Боба раздражали меня. Никогда не знала, чего от него ждать.
Боб ударил кулаком по буфету.
– Бутафория!
– Раритет, – поднял глаза Стэнли. – Королевы Виктории.
– Да на кой нам, русским, британская королева?! Отец вообразил, что он потомок английского рода. Помешался на этом, построил замок, облепил мхом. Слуги из Англии. А имена? Наши имена?
– А я и не знаю, как меня по-настоящему зовут, – пожал плечами Эд, – мне все равно.
– А ты знаешь? – повернулся к сестре Боб. – А ты? У тебя наверняка русское имя – Маша. Как тебя называют? Мэри Ивановна? Или Джоновна? Беседы на английском, five o’clock tea. Сидим за столом прилизанные, в бархатных штанишках, а души-то нет. Нет души!
– Лучше, что ли, в детдоме? – разомкнула губы Хелен.
– Лучше! – Боб часто-часто закивал головой. – Лучше, лучше. Там враг – это враг, а брат – это брат. А наша семейка? Эксперимент Дидье Дезора с крысами! Два главаря: Билл и Стэн. Два раба: Эд и Хелен. Крыса, что всех грызет. Это ты, Мэри. И я – козел отпущения, пария, крыса, которую все ненавидят. Вы все издевались надо мной.
– Детские обиды? Ты это серьезно? – запахнула соболей Хелен.
Я сочла нужным вмешаться:
– Мы были еще…
– Это не оправдывает. Стоило Биллу сказать «ату», вы тут же начинали гон. И в смерти отца обвинили меня. А кого еще? Я всегда был изгоем.
Боб обхватил голову, сполз по стене на пол. Рыдания давили его:
– Г-господи, как мне было тяжело! Есть ли у ребенка муки страшнее ежедневной травли?! – Боб закрыл руками лицо, он плакал.
– Роберт, не стоит ворошить прошлое, – начал Стэн.
Боб отнял руки от лица, злобный оскал озарил его.
– Не стоит ворошить? – он подскочил. – Honesty is the best policy, шила в мешке не утаишь! Ты всегда завидовал Биллу, Стэнли. Мечтал, чтобы отец относился к тебе так же. На, выкуси. Но стать главным – это да, это у тебя получилось. – Боб наклонился над ухом Стэна, зашептал: – С-скажи, б-брат, а не ты ли убил отца? А потом и Билла?
Эд поперхнулся минеральной водой, пролил на себя, но Стэн промолчал, только лицо его налилось кровью.
– Я больше не желаю слушать этот бред, – встала Хелен.
– Да что ты! П-перетряси свое грязное бельишко, Хелен. У тебя-то как раз была причина убить отца.
– Что ты задумал, Боб? – резкий тон Стэнли выдавал нервозность.
– А ты не догадываешься? – Хелен прикурила от его зажигалки. Тонкая сигарета подрагивала в изящных пальцах. – Он хочет узнать, кто убийца. Только и всего.
– Или свалить на кого-нибудь из нас, – занервничал Эд.
И Боб тут же переключился на него.
– Ты ведь тоже заходил тогда к отцу, маленький змееныш. Братец кролик, ябеда и подлиза. Признавайся, убийца!
На Эда было страшно смотреть. От ужаса его глаза превратились в шары, и казалось, вот-вот лопнут.
Я не выдержала:
– Хватит, Роберт! Довольно! Если у тебя есть доказательства, говори! А так просто сотрясать воздух не стоит. Чего ты добиваешься?
– Правды.
Ночь потеснила поздние сумерки, вползла холодной змеей.
– Правда… – покачала головой Хелен, – кому она нужна? – В рыцарском зале не было люстры, и она принялась зажигать свечи на высоких канделябрах.
Из мрака проявились напряженные лица Стэна и Эда. В дальнем углу как приведение маячила высокая фигура Роберта. Он подошел к камину, положил полено в огонь и, не оглядываясь, спросил:
– А вы задумывались, почему нас взяли в семью?
Эта мысль преследовала меня. С первого же дня в семье не скрывали, что мы приемные. Билл единственный пользовался привилегиями. Было обидно, что все огромное состояние и этот дом отец завещал только Биллу.
– Только Б-биллу. Да, Мэри?
– Я что-то сказала вслух?
Все удивленно смотрели на меня.
– Да, – ответила я, – так завещал отец.
Боб поднял руку.
– А теперь все его состояние, преумноженное оборотистым Биллом, в равных долях переходит нам, приемным детям. И только убийца не может рассчитывать на свою долю. Верно, Мэри?
– Верно.
Часы вздрогнули, пробили один раз.
Боб взглянул на стрелки.
– Время… Время отсчитывает последние минуты.
– Прекрати. Что за бред? Ведешь себя так, словно мы в чем-то провинились, – я начинала терять терпение от его трепа.
– Ты права, Мэри. Пора заканчивать, – Боб постучал ложечкой по бокалу. – Леди и джентльмены, минуту внимания. Я перехожу ко второй части.
– Марлезонского балета, – вставил недалекий Эд.
Боб не обратил на него внимания.
– Итак, убийца не признался. Впрочем, я не удивлен, – Боб выдержал паузу. – Господа! Я рад сообщить вам неприятную новость: только что вы все приняли яд!
Мы с облегчением вздохнули.
– Опять твои шутки, Роберт! – строго сказал Стэн. Он было поднес бокал к губам и вдруг остановился. – Ты хочешь сказать, что paradise отравлен?! Коньяк в сто тысяч?! – Он засмеялся и выпил до дна.
– Успокойся, Стэнли, я не пила коньяк. Как я могу быть отравлена?
– И я не пил, – добавил Эд.
Хелен ждала продолжения.
– А вы считаете, яды только пьют или едят? Так сказать, принимают перорально?
– Ну, не ректально же ты нас отравил, – все еще не веря словам Роберта, пошутила я.
– Нет, конечно, – засмеялся Боб, – Мои яды индивидуальны. Вы приняли их э-э… Эксклюзивно! Эд, например, получил свой яд через кожу рук, когда так нежно сжимал хрустальную бутылку коньяка.
Эд вздрогнул, распахнул ладони, поднес ближе к канделябру, принюхался.
– Ты разыгрываешь! – в фальцете Эда слышался страх.
– Ну, конечно, разыгрывает, успокойся.
– А вы проверьте! – Взгляд Роберта стал жестким. – Результат недолго ждать. А теперь другая новость. У меня есть противоядие. Но только для того, кто признается в убийстве.
– Это все из-за доли в наследстве?
– Время пошло. Леди энд джентльмены, – Боб вошел в раж, он ходил по залу, театрально размахивал руками, говорил как зазывала. – Торопитесь! Кто первый? Выживет тот, кто успеет покаяться. Хочу обратить ваше внимание, что последние желающие продолжить свою бренную жизнь могут и не успеть.
Наступило молчание.
Это шизофрения. Как я раньше не догадалась? Я впилась взглядом в безумные глаза Боба.
– И ты дашь противоядие?
– Да. Тому, кто признается.
– Покажи. Противоядие покажи. – Я подошла к Бобу вплотную. Я не боялась его. Под кителем у меня «Стечкин», и я уверена, что успею им воспользоваться. Старый добрый «Стечкин» меня никогда не подводил. Я профессионально обыскала Боба. Он не сопротивлялся, продолжал ломать комедию, посмеивался и даже руки поднял.
– Нет никакого противоядия, – объявила я застывшим фигурам за столом.
– Значит, и яда нет, – без всякой логики заявил Эд.
– Что за глупые шутки? – недовольно проворчал Стэн.
– Ты так считаешь? Я спрятал противоядия здесь, в комнате. Найти их непросто. Да и времени на это… – Боб поднял указательный палец вверх. – Тс-с! Вы слышите? Часы. Тикают. Так-Тик. Так-Тик. Так уходит ваша жизнь.
И словно в подтверждение его слов, пробили часы.
Бомм… Бомм… Бомм…
Эд не выдержал.
Он сжал салфетку, которой до этого вытирал ладони, и заговорил. Быстро, невнятно, перескакивая с одного на другое. Мы с трудом его понимали. Иногда он останавливался, иногда рыдания прорывались сквозь слова.
Эд рассказал о любившей его девушке. Однажды он объявил, что бросает ее, но, когда вернулся, она спала, сжимая в руке пустую упаковку снотворного. Эд ел приготовленные девушкой вареники и смотрел на нее. Если бы он тут же вызвал скорую, девушка осталась бы жива.
Но он доел вареники.
– Это все? – спросил Боб.
