Роман Валерьевич Краснов "«Куда смеяться? или В поисках рофла»"

Иссохшие сибирские земли, наконец, получили глоток свежей влаги, от чего пейзаж за окном автобуса стал для Лены особенно атмосферным. Она ехала на учебу, к просиживанию штанов на которой уже привыкла, до конца оставалось вот-вот и четыре года. В ее наушниках «Summertime sadness»[3 - «Летняя грусть» Песня популярной американской певицы Ланы Дель Рэй.] сливалась с дождевым потоком, орошающим за окном проплывающие мимо омские улицы. Дабы лучше уловить этот миг, она даже надела очки, что делает только в моменты по-настоящему достойные того.

Визуальный анализ: Ну, это, конечно, не Лос-Анджелес…

Память: И не Самара… и не Урюпинск…

Легкая улыбка на секунду мелькнула на лице.

Электрохимия: Я вообще-то хотела погрустить…

Плейлист дал знать, что настало время «West Coast»[4 - «Западное побережье» песня той же певицы.]. Медленный ритм трека теперь заполнял ее пустоту.

Память: But you've got the music, you've got the music in you, don't you?[5 - «Но у тебя есть музыка, она звучит в тебе, ведь так?» (англ)]

Ей рисовались картинки изображающие отношения с мужчиной, которого она самоотверженно любит и готова ради него на все. Губы медленно шевелились в такт тексту песни.

Электрохимия: I'm alive, I'm a lush… Your love, your love, your love.[6 - «Я жива, я пьяна/ От твоей любви, твоей любви, твоей любви»(англ)]

Такое своеобразное представление о женской силе, проявляющейся в службе великому идеалу любви, иногда успокаивал в ней бурное пламя цинизма. «Но чем это отличается от эстетики презираемого ею высокого искусства?» – спросите вы у нее. Не пытаясь разъяснять вам тонкости, она просто скажет что-то вроде: «Это другое». Потому что сама попытка что-либо объяснять попахивает претензией на уникальность. Но сама для себя она определяет отличие между так называемым высоким искусством и американской попсой в отсутствии у последней каких-либо признаков довлеющего над слушателем авторитета и его громкоговорящей творческой программы, а также, что называется, жизненность.

Электрохимия: Блин, уже скоро выходить… Надо успеть покурить в переулке! А то целую пару сидеть еще…

Под козырьком местного бара она докуривала вторую сигарету, наслаждаясь дымом свободы, будто в последний раз и побежала на пары.

В аудитории ее мутное зрение заметило сидящее где-то вдали очертание, сгусток человека, кажется, это был Сергей. Она надела очки и быстро разбросала на парте пенал и тетрадки. За все три пары парень даже не подошел поздороваться.

Визуальный анализ: Уж не знаю, смотрел ли он на меня…

Риторика: Ой, да вообще насрать… может хватить уже думать об этом? Очередной мужчина.

Логика: Раз не здоровается, скорее всего, обиделся за тот раз.

Риторика: Тем лучше для нас. Мы ничего не должные никому.

Авторитет: Уж скорее пусть скажет «спасибо», что мы озвучили ему честно причину, а не продинамили, как сделала бы другая… ему итак больно много внимания у нас в группе, кто-то же должен поддерживать и без того хрупкий баланс под названием «справедливость»…

Риторика: Вот именно!

Авторитет: Женщин никто не жалел всю историю человечества, так почему же они должны жалеть мужчин? Нужно ни мало смелости и воли для того, чтобы взять на себя такую абузу как ребенок, поэтому, таким как мама должны стоять памятники везде и всюду!

Риторика: Поддерживаю полностью!

Авторитет: А этот мудак еще и спорить с нами вздумал! Пускай засунет свои подачки в виде «Погулять» себе в зад. Механизмы романтизации культуры работают достаточно коварно, что только на руку таким как он. Сначала погулять, что потом? Грязные, омерзительные приставания… он захочет проникнуть в каждый уголок нашего тела, завладеть им… этого допустить нельзя.

Риторика: Возможно, он сейчас пялится на нас!

Она быстро оглянулась назад, вычленив взглядом Сергея.

Визуальный анализ: Он даже в нашу сторону не смотрит.

Логика: Нужно расслабиться, сами себе настроение портим, может, уже смиримся, что мир не крутится вокруг нас?!

Электрохимия и Драма: Значит, мы не нужны мужчинам…

Риторика и Авторитет: Значит, мы не нужны мужчинам! Слава богиням.

Это была пятница, поэтому Лена вышла в оптимистическом расположении духа, намереваясь сразу же закупиться в «Красном&Белом».

Вместе с мамой они включили дешевую романтическую комедию. Лена любит смотреть нарочито плохое кино, анализируя недочеты и угарая над ними. Прикончив бутылку царской, мама укладывается спать. Лена же решает тихо включить музыку. Теперь помимо повышенного градуса ей диктовал условия еще и рандомный плейлист «Spotify». Первым ей двигал звонкий голос Патрика из «Fall Out Boy», напоминая насколько это приятно – разбитое сердце. В веселом танце забытья она закрыла глаза, представляя, как несется в бескрайнюю высь, оставив все заботы на земле. Во время припева ей казалось, что у нее текут слезы. Плавные движения переливались в резкие покачивания головой.

Электрохимия: We could cry a little, cry a lot… Don't stop dancing, don't dare stop… We'll cry later or cry now… You know it's heartbreak.[7 - «Мы можем пустить слезу, можем разрыдаться.Не заканчивай свой танец, не вздумай остановиться.Мы наплачемся сейчас или наплачемся позже.Ты же знаешь – сердце уже разбито» (англ)]

После второго куплета тело ее кружило, а сознание мысленно растворялось в бесконечном танце таких же, как и она ликующих одиноких девчонок, которые в концертном единстве образуют пресловутую магию музыки. Все они, Лены образовывали океан и лицезрели на сцене огромную раблезианскую Лену.

Танец, прервавшись по воле плейлиста, повалил ее на диван. Теперь душа выла в такт звонко-мелодичному тянущемуся тембру Мелани Мартинез.

Драма: Ooh-ooh-ooh…

По широкому ее лицу лились уже не воображаемые слезы.

Драма: Buuuut…

Попытавшись встать с дивана, она еще сильнее в него окунулась.

Драма: You're the shower of light I devour any day of the week.[8 - «Ты поток света, который я бы проглотила в любой день недели» (англ)]

Женский голос, сливающийся с мужским, погасили в ней энергию танца. Теперь просто лежала на диване, обращая притупленный взор в потолок.

Цокот копыт и клавиш фортепиано окутал ее теплой атмосферой полусна, тепло воображаемого рядом рождественского камина расслабляло ее еще сильнее, и потолок исчез в сомкнутых веках. Госпожа Свифт в нежных тонах рисовала ей картины далеких миров. Губы ее, однако, все еще извивались в такт колонке.

Драма: And when I felt like I was an old cardigan…[9 - «И когда мне стало казаться, что я старый кардиган»(англ)]

Легкая улыбка размыла былую грусть на лице.

Электрохимия: I knew you'd miss me once the thrill expired…[10 - «Я знала, что ты будешь скучать по мне, когда трепет подугаснет»( англ)]

Музыкальный шум расплывался и отдалялся. В абсолютной темноте сна приближался глубокий гул, а затем и акустические очертания криков. Во тьме медленно начинают различаться светлые пятнышки… кажется это снежинки.

Открыв глаза, Лена обнаруживает себя в полуосвещенном переулке неизвестного города. Холодок сует свои шаловливые ручки между ног. Дрожь выворачивает тело наизнанку, она замечает на себе лишь светлый кардиган, из кармана которого доносится два отрывистых звука похожих на писк. «Откуда у меня телефон? Да еще и такой старый…». На телефоне этом всплыло сообщение от мамы: «На улице начинает темнеть, а тебя еще нет дома! Быстро марш домой!» Ступни были облачены в черные сапожки с белыми шнурками. Низкочастотный звук откуда-то издали слегка резал слух. Спешно покинув переулок, она наткнулась на длинный средней широты коридор, отделанный белой плиткой вроде бы, метро.

– В Омске есть метро? – подумала она. На улице было на удивление тихо, практически беззвучно, лишь собственные шаги давали о себе знать, она не могла определиться, что больше ее пугает: полная тишина или звуки своих же шагов…

Она начала с осторожностью пересекать коридор, но из-за концентрации на звуках своих ботинок никак не могла понять, когда же кончится этот коридор! В конце коридора виднелась улица. Наконец-то!

Когда Лена приблизилась к началу улицы, открылся вид маленьких узких запутанных европейских улочек с фонарями на каждом шагу, дорога вымощена камнем. Ее охватило восхищение красотой и ужас одновременно. «Я никогда отсюда не выберусь!» – она хотела заплакать, но слезы почему-то отказывались идти, может, кончились?

Взяв себя в руки, девушка пошла по улице, осматривая каждый уголок. Всюду было пусто, витиеватая архитектура улицы вывела ее на площадь, в центре которой фаллический символ указывал в темное небо без единой звезды. Все здания были закрыты. «Может, это где-то в Швеции? Или Швейцарии…» – догадку перебил резкий звон колокола, который, казалось, все приближался и приближался. Нужно домой, волновалась она, если дом еще существует. Колокольный звон бил в уши все сильней.

Лена проснулась, услышав звон бутылок.

– Пора бы кому-то мусор выносить… – намекнула мать, грозно стоящая прямо над ней, где только что виднелся каменный огромный столб. В левой руке держала мусорный мешок.

– Еще часик и… – зевая, ответила Лена.

– Живо!

– Лаааадно – она еле подняла свое ленивое тело и, собрав свидетельство вчерашней вакханалии, побрела до мусоропровода.

***

Время от времени Сережу посещал его отец, лишенный по инициативе бабушки родительских прав. Как правило, они встречались в кафе не далеко от дома.

Сережа зашел в одноэтажное здание с яркой красной вывеской «Ням Ням». В дальнем углу помещения за столом сидел и ждал лысый худой мужчина лет 50-ти.

– Привет – бросил ему Сережа.

Он никогда не называл его отцом, так как это означало бы близость с ним. Он старался держать дистанцию, наслушавшись бабушкиных историй о том, как он бросил сына без единой копейки.

– Привет, привет – мужчина потер свой кривой нос с горбинкой.

Его черные маленькие глазки внимательно рассматривали сына.

– Да ты располнел – заметил он.

– Есть такое. Что нового? – парень проглотил легкую неприязнь, словно необходимую для здоровья ложку микстуры.

– Все по-старому – машинально ответил мужчина.

Отцу было стыдно рассказывать о своей работе кондуктора и о нищенской зарплате, большую часть которой он пропивал.

Они сели друг напротив друга и не смотрели друг другу в глаза: сын отвел взгляд в сторону окна, открывающего вид на лесную опушку через дорогу, а отец размешивал чай в картонном стакане и сопровождал это взглядом.

«Как учеба? Чем занимаешься? Сколько стипендия у тебя? Как дома?» – обычные вопросы отца к сыну. Последний редко интересовался делами отца. Но иногда интерес к жизни у Сергея затрагивал и эту сторону жизни.

– Интересно, а чем ты занимаешься в свое свободное время? Ты меня постоянно спрашиваешь, вот и мне стало интересно.

Отец слегка замешкал.

– Ну… Да ни чем таким. Смотрю хоккей или футбол по телеку. Всякие такие новости из политики. Кстати, может, видел, опять этот старик Байдон там корки мочит…

– Я не смотрю телек…

– Точно. Все время забываю – с некоторой издевкой произнес он.

– Ну и что там Байдон?

– Да опять дверь перепутал… Зачем америкосы слабоумного у власти держат, не пойму – отец ожидал какой-либо реакции со стороны Сережи.

– Да это так, говорящая голова.

– Ну что-то же он решает там. Или Путин тоже по-твоему говорящая голова?

– В том числе и он.

– Ага, конечно. Ты из интернета своего вылазишь хоть? – мужчина слегка напрягся.

– В интернете тоже много мусора, но тем-то он и хорош, что в тоннах говна ты учишься находить бриллианты – сказал сын, не отрывая взгляд от окна.

– Не знаю. Все нужное мне я могу найти на первом и иногда на Рен-ТВ.

– Давай, расскажи мне, как возникла наша цивилизация – подколол Серега отца.

Они оба усмехнулись.

– Между прочим, иногда там интересные вещи говорят. Например, про подводный мир.

– Или про цивилизацию отходов в канализации.

– Не без этого. Про историю, кстати, там много интересного тоже. Вот, я второй сезон «Игры престолов» недавно начал смотреть…

– В общем, ты тоже за пределы телека не вылазишь, я смотрю – прервал его Серега.

– В отличие от некоторых, у меня еще и работа есть. А в твоем возрасте я уже о семье подумывал – намекнул отец.

– Работа – это хорошо. На счет семьи – не знаю. Вот ты, например, зачем сына заводил? – интереса ради спросил Сергей.

– Ох, ну и вопросы у тебя. Чтобы не скучно жить было. Вот сейчас чтобы так вот посидеть поговорить с кем, было под старость лет.

– Ясно – отозвался сын.

«Он завел ребенка от скуки. Создал жизнь ради того, чтобы вести беседы раз в три месяца. Это что, блять, какая-то игрушка?» – все это было непонятно Сергею, и он это тщательно обдумывал.

В детстве он ждал каждой встречи с отцом, разинув рот, слушал его интересные истории. Лишь выросши, он понял, что отец еще более рассеянный и некомпетентный еблан, чем он сам. Что это то, чего надо избегать. Поэтому каждый свой косяк Сережа рассматривал в первую очередь с той точки зрения, а не похоже ли это на поведение отца.

Они просидели так еще час и разошлись.

– Ну что, предатель, все рассказал про меня? – с распростертыми объятиями встречала внука Таисия Ивановна дома.

– Мы о тебе редко говорим – ответил тот.

–Ну, ну – выразила она сомнение.

Бабушка не пускала отца Сережи в дом и не одобряла эти встречи, но и не препятствовала им. Все-таки ей было интересно, какие новости принесет ей внешний мир через входную дверь, а не телевизор. Пусть новости эти будут хоть от врага всей ее жизни.

***

Все эти встречи с «одномерными» родственниками и друзьями продолжали питать Серегин снобизм, пока каникулы не подошли к концу. Одногруппников, с которыми юный филолог себя все больше и больше отождествлял, он встретил без восторга и без ненависти. С восторгом он встретил пары по зарубежке. Одним из первых он пришел в аудиторию и занял последнюю парту для лучшего обзора.

Когда вошла Лена, он посмотрел на нее и, вспомнив прошлый осадочек, подумал: «Алкашка даже не посмотрит в мою сторону. Наверное, без очков не видит».