– Мне некуда идти, – мой мозг не способен выдумывать что-то, поэтому я отвечаю, как есть. – Дядя продал мой дом.
В трубке возникает молчание. Затем он бросает короткое:
– Я приеду. Оставайся на месте, – и отключается.
Не знаю, сколько проходит времени, но когда он звонит вновь, то говорит, чтобы я подошла к обочине проезжей части парка. Подхватив коробку, я беспрекословно повинуюсь.
Поражаюсь сама себе от того, что выполняю все, о чем просит этот человек. Наверное, это привычка, выработанная годами нахождения в заключении. Там ты безвольна и следуешь всем приказам. Иди. Встань. Сядь. Лицом к стене.
Сажусь к нему в машину и откидываюсь на сидении. Выдыхаю с облегчением. Мысли, что мне придется ночевать на улице, нагоняли страх. Рустам бросает на меня короткий взгляд, потом продолжает движение.
– Вы можете отвести меня назад в тюрьму? – неожиданно для самой себя произношу я после десяти минут молчания.
Мне действительно хочется обратно за прутья решетки. За это время я успела понять, что мне больше нет места в этом мире и надежнее всего в заключении.
– Я ведь могу отказаться от этой программы? – спрашиваю его. – Приедем, и я скажу, что отказываюсь от досрочного освобождения.
– Мои юристы займутся вопросом продажи дома, – пропустив мимо ушей мои слова, произносит Рустам.
Он выглядит максимально сосредоточенным на дороге. За весь день он удостоил меня очень короткими быстрыми взглядами и парой фраз.
– Не нужно бросаться в крайности. Сделка, скорее всего, недействительна.
Я смотрю на него, и мой мозг рассыпается на кусочки.
Что я делаю рядом с этим мужчиной? Что вообще происходит? Почему он возится со мной?
– Не стоит. Они потеряют время зря. Доверенность, что я ему давала, действительна, – устало отвечаю я, когда он кидает на меня взгляд.
Рустам уже слышал историю об этом. Знает, что дядя получил от меня доверенность, чтобы заниматься всеми юридическими вопросами из-за смерти отца, ведь я была не в состоянии. Он получил страховку в связи с его смертью и скрыл этот факт от нас с мамой.
Нам же сказал, что компания «МурБек» не соблюдала правила безопасности и что отцу приходилось работать с некачественными материалами. По его словам, это и послужило тому, что плита, которую поднимали на кране, поломалась на две части и упала на папу и других рабочих.
Он утверждал, что никаких страховых выплат они семьям пострадавших не перечислили. Деньги меня не интересовали: для меня жизнь папы была бесценна.
Я была в бешенстве из-за того, что руководители компании ушли от ответственности и что они подвергают жизнь работников такой опасности. Это вызвало во мне настоящую ярость. Я была окутана в свое горе и слепо верила дяде. Решила, что все, кто виновен, должны понести наказание. Я стала одержима мыслью отомстить за преждевременную кончину папы.
Замечаю, что Рустам выезжает за пределы города, и мы направляемся в сторону дачных поселков, расположенных на берегу моря.
– Куда вы меня везете? – наконец задаюсь вопросом.
– На дачу. Там никто не проживает, будешь жить там, пока мы не найдем другое место для твоего пребывания.
Я киваю. Вжимаюсь в сиденье. Происходящее кажется мне сном.
Как только мы приезжаем и оказываемся в доме, я пустыми глазами осматриваю обстановку вокруг. Белоснежность интерьера пугает и завораживает одновременно. Рустам делает обход по дому. Я ставлю коробку на стол. Тянусь, чтобы открыть ее, но одергиваю себя.
Нет. Не сейчас. Сейчас не время.
Подхожу к окну и вижу, что до моря рукой подать. К пляжу есть прямой выход из задней части жилья. Раньше я бежала бы к нему вприпрыжку и сияла от счастья. А сейчас я просто наблюдаю, как солнце погружается в морскую гладь, и ничего не чувствую.
Я пребываю в таком заторможенном состоянии, что даже это прекрасное явление природы не восхищает меня. Отворачиваюсь и вновь блуждаю по пространству дому. Его много. Тут практически нет мебели. Словно его только купили или собираются выставить на продажу.
Ступаю несколько шагов и замечаю, как с меня сыпется на пол песок. Сжимаю зубы. Чувствую себя настолько погрязшей в грязи, и не только изнутри, но и снаружи, что становится невыносимо. Испачканный пол действует на меня как триггер. Меня торкает. Я смотрю на кафель и чувствую, как срываюсь с обрыва.
Мне тут совсем не место.
Все настолько неправильно, что аж мороз по коже. Я в доме сына человека, которого довела до сердечного приступа. Меня только сейчас накрывает волна осознания.
Какого черта, Дамла? Очнись! Ты вообще понимаешь, что происходит? Собралась ночевать тут?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не начать бить себя по щекам. Как раз в это время в гостиной появляется Рустам. Я смотрю на него и понимаю, что происходит полная вакханалия.
– Третья дверь справа – спальня, только там есть кровать. В доме практически пусто, все необходимое я привезу утром, – не глядя на меня, говорит он.
Мои нервы натягиваются, грозясь разорваться. Я теряю самообладание. Выныриваю из себя и сталкиваюсь с реальностью.
– Давайте начистоту, Рустам, – срывающимся голосом произношу я, ища его взгляд.
Мужчина замирает и поворачивает ко мне голову.
– На чистоту? – осматривает меня. – Поясни.
– Что вы задумали? Почему решили стать моим куратором. Я так понимаю, что все это вы затеяли? Я ведь права?!
Он молчит, выхватывает стул, стоящий рядом, и садится.
– Допустим. Что не так? – спрашивает, смотря на меня снизу-вверх. – Ты на свободе, не рада?
Мои губы механически дергаются. Нет, кажется, я не рада своей свободе, если этот человек будет маячить все время рядом. Он как живое напоминание о том, что я совершила.
– Мне интересен дальнейший сценарий. К чему все это? Что ты затеял? – не выдержав, я перестаю обращаться к нему на "Вы". – Ты решил мне отомстить?
Он тихо усмехается, но эхо в доме разносит его усмешку и делает жуткой. Мне хочется обнять себя руками от взгляда, что он устремляет на меня.
– Если бы я хотел отомстить, то позволил бы тебе в Варшаве полететь вниз с башни, – задумывается, хмуря брови. – Хотя нужно было остаться в стороне. Это был бы наилучший выход из всего этого дерьма.
Я инстинктивно киваю, соглашаясь с ним. Находясь в тюрьме, я не один раз прокручивала в голове сцену того, как чуть не сорвалась вниз. Тогда я узнала, что мамино сердце не удалось спасти.
В тот момент мне не хотелось жить. Это был крах. Не стало единственного смысла, который оставался в моей жизни. А впереди была лишь кромешная темнота. В тот момент мне хотелось лишь одного – к своим родителям. В их объятия.
Смерть отца сломала мне психику, мамина – разбила сердце. Дальнейшее существование не имело смысла.
На этаже клиники, где лежала мама, была открытая терраса. Я стояла там, узнав о том, что ее больше нет, и смотрела вниз. Желание сигануть в бездну так сильно овладело мной, что я просто перелезла через стеклянное ограждение и, не раздумывая, сделала шаг в пропасть. Но полета не случилось – лишь удар о стену.
Рустам, который появился из-за спины, удержал меня за руку и вытащил обратно. Из него лился поток бранных слов. Он почему-то обнимал меня, вдавливая своим захватом в грудную клетку.
– Тогда я не понимаю, что сейчас происходит?! Не вижу в этом никакого смыла, – продолжаю задаваться вопросом. – Вы можете объяснить, чего хотите от меня?
Я делаю пару шагов, отходя назад. Мышцы затекли от того, что я замерла, как истукан.
– Не надо видеть во мне злодея, Дамла. Я скорее рыцарь, – его губы вновь искажаются в усмешке.
Ощущение, что он иронизирует и усмехается сам над собой.
– Я просто хочу помочь тебе. Если ты помнишь, я обещал это твоей матери.
Как только он упоминает об этом, я понимаю, что не способна больше стоять на ногах. Они подкашиваются. Ищу глазами, куда могу сесть. Вижу диван и плетусь к нему. Вспоминаю, как он разыскал меня в Польше за пару дней до того, как у мамы должна была состояться операция.
Я была у нее в палате, когда он внезапно вошел внутрь. Увидев мужчину, я сразу поняла, что ему уже все известно. Что он явился по мою душу. Все мои попытки замести следы, пересекая несколько государственных границ нелегально, не помогли.
Такого страха я ещё никогда не испытывала. И страх был не за себя. Я боялась, что мама сейчас узнает всю правду. Что ее сердце не выдержит, и она не доживет до операции. Вскочив, я подошла в нему и бросилась в объятия.
– Пожалуйста, не говорите ничего при моей маме, – взмолилась я, шепча так, чтобы слышал лишь он.
– Дамла? – мама даже села на кушетке. – Кто это, дочь?
Я схватила Рустама за руку, прикрывая его обручальное кольцо. Его лицо было темнее грозовой тучи, он застыл, ничего не говоря.
– Мама, это Рустам – мой жених.
Я так искусно солгала, что сама себе поверила в этот миг.
– Я не знала, что ты приедешь, – взглянула ему в лицо и поняла, что сейчас мама поймет все.
Он просто пускал автоматную очередь в меня своим взглядом.
– Ты не говорила мне про него, – произнесла мама, хмурясь.
– Хотела познакомить вас позже. После того, как ты восстановишься, – я не знала, как у меня получается так логически объяснить все.
Возможно всё из-за того, что моя мама была самым наивным ангелом: не сомневалась во мне и верила всему, что я говорю. Несмотря на грозный вид Рустама, она начала радоваться и позвала нас к себе.
Я чувствовала, как напряжен Рустам, как в любую секунду все может раскрыться. Но он все же прошел в палату и поздоровался с ней. Я держала его за руку с таким напряжением, что казалось, мои пальцы сейчас треснут. Я боялась всего. Что он сам скажет маме, что ее дочь подлая убийца. Или что она увидит кольцо на его пальце и раскроет всю паутину моей лжи.
– Сынок, Рустам, – заговорила мама. – Раз ты приехал к моей Дамле, чтобы поддержать ее, значит, ты хороший человек. Я могу быть спокойна за нее.
Её глаза застилались слезами. Мое сердце сжалось. Мама не верила в то, что сможет пережить операцию. Она не хотела ее изначально, но сломалась под моим напором.
– Мам, – прошептала я.
В горле образовался ком, и я не смогла продолжить.
– Рустам, сынок, – вновь начала она. – Пообещай, что позаботишься о моей дочери. Дамла совершенно одна в этом мире, у нее нет никого. Я перекладываю на тебя ответственность за ее счастье. Никогда не оставляй мою девочку в беде.
От ее слов у меня волосы дыбом встали. Мама будто почувствовала все на каком-то ментальном уровне. Она посмотрела на Рустама глазами, полными надежд, и ждала его ответа. Моё сердце сорвалось вниз.
– Ты ведь позаботишься о ней? – вновь настойчиво спросила мама его.
– Мам, ну ты чего? Конечно, позаботиться, – мне хотелось обнять ее, но я не могла выпустить руку Рустама. – Все будет хорошо у нас.
– Вы ничего не ответили, Рустам, – мягко произнесла она.
– Да, конечно.
Я была удивлена его словам и так ему благодарна.
Вырываясь из мыслей, я смотрю на Рустама. Он встает со стула.
– Вы, очевидно, забываете, кто перед вами, Рустам. Вы действительно собираетесь помогать человеку, из-за которого не стало вашего отца? У вас амнезия? Или вы псих?
Я останавливаюсь, ожидая ответа, но, когда его не следует, меня охватывает злость.
– Позвольте напомнить вам, что в течении шести месяцев я травила его. Каждый день я приходила на работу, отсчитывала десять капель, подсыпала в кофе, а потом несла ему, – мне становится больно и душно от собственных слов и воспоминаний, но я не прекращаю говорить. Хочу, чтобы он знал, с кем имеет дело. – Каждый день я ждала, что его сердце перестанет биться. И в конце это произошло. Вы ведь в курсе? Осознаете это?
По тому, как его руки сжимают спинку стула и как они белеют, я понимаю, что он прекрасно все осознает. Никаких психологических отклонений.
Но что же тогда? В чем подвох? Что задумал этот человек?
– Достаточно того, что ты сама осознаешь, кто ты такая и сжираешь себя изнутри, – бросает колко, разворачивается и направляется к входной двери.
Я вскакиваю с места и настигаю его прежде, чем он успевает покинуть дом.
– Если вы думаете, что я поверила в то, что вы хотите просто помочь мне, то ошибаетесь. Я давно не наивная дурочка, Рустам. Наивность я утеряла еще в студенчестве. Мне знаком тип богатеньких мужчин, как Вы. У таких на языке одно, а в уме другое. Вы к нам относитесь как к пушечному мясу. Но пусть будет, по-вашему. Помогите мне. Посмотрим, какой привкус у этой помощи, – выдаю всё, что у меня на уме на этот счет.
– Не знаю, каких и сколько мужчин ты знала, но я не воюю с женщинами. Отец учил нас относится к ним как к святым.
Глава 4.
Проснувшись, я не сразу понимаю, где нахожусь. Трудно поверить в происходящее, когда долгие годы ты открывала глаза и не видела ничего, кроме серых пошарпанных стен.
