– При кубинцах и ангольцах смотри так не скажи, – зашипел на него подполковник.
Ангола весьма богата природными ресурсами. Самые ценные – нефть и драгоценные камни. И того и другого здесь очень много.
– Серый, скажи ему что-нибудь. А то вообще нас за идиотов примет, – шепнул мне Марик.
Как будто я знаю, что Штыков имеет сейчас ввиду! Но с другой стороны, можно предположить иной порядок событий в Анголе в эти годы.
Если на дворе 1982 год, то ЮАР ещё в прошлом году должен был провести здесь операцию «Протея», оттеснив правительственные силы от границы, занять южные провинции и разбить отряды СВАПО – формирования, являющиеся и политической партией, которая не признавала власти над Намибией режима апартеида ЮАР.
В годы гражданской войны в Анголе в рядах СВАПО были советники из Советского Союза, а сами представители этой организации проходили подготовку в Симферополе в специальном военном центре.
Получается, что операции ЮАР ещё не было? Если так, то нашему командованию обязательно нужно эвакуировать сограждан оттуда. Ведь они там с семьями и детьми в том числе! Тогда понятно, почему нас держат здесь, а не на направлении главного удара правительственных войск. Прикрывать мы будем именно правый фланг или юго-западное направление.
И всё же, стоит удостовериться, правильно ли я рассуждаю.
– А разве, ЮАР не проводил тут операций? – спросил я.
– С чего бы? – удивился Штыков, но уж слишком он плохой актёр.
Либо просто хочет послушать, что я ему скажу.
– Валентин Николаевич, по-моему, не самая хорошая ситуация начинает складываться.
Я вышел к карте и высказал своё предположение.
– Правительственные войска сосредотачивают основные силы на юго-востоке, – показал я на районы провинции Куадо-Кубанго. – Наступать здесь непросто, поэтому они завязнут в боях надолго.
Штыков смотрел на меня, будто я рассказывал какие-то невероятные вещи. Не нужно быть выпускником академии Генерального штаба, чтобы не видеть очевидных трудностей при проведении наземной операции на юго-востоке.
– И? Смущает тебя, что? – спросил Валентин Николаевич, достав ещё одну сигарету.
– А то, что юго-западные провинции остаются без должного прикрытия. Плюс из Лубанго улетает большая часть авиации. В случае нападения, у ангольских бригад, которые ещё в стадии формирования, не будет поддержки с воздуха, – указал я на отмеченные на карте 12ю, 21ю пехотные и 3ю мотопехотную бригаду.
Гусько почесал затылок и сам подошёл к карте. Штыков этому не препятствовал, а только довольно улыбался.
Савельевич несколько секунд смотрел на юго-западное направление, а потом равнодушно махнул рукой.
– Ерунда какая-то. У нас целый штат советников в бригадах анализировал, а ты с ходу определил, где будет удар. Сядь на место и дослушай, – покачал головой Гусько. – Мы с тобой авиация, а не пехота.
– Савелич, а давай у Валентина Николаевича спросим, так это или нет? – повернулся я к Штыкову.
Гусько посмотрел удивлённо на меня, а затем на подполковника.
– Да ну, Николаич?! Вот это всё, вполне реально, что Родин тут рассказал? – воскликнул Савельевич.
– Я не знаю, как он до этого дошёл, но он прав. Всё так, – ответил Штыков. – Эти «апартеиды» вообще странные ребята. У них два полка «Миражей», а они продолжают с ангольцами церемониться. Боюсь, что нам предстоит с ними побороться.
Не самая лучшая новость. Когда я проводил обучение «наших» кубинцев, то проанализировал возможности МиГ-21 против «Мираж-Ф1». Шансы на победу в воздушном бою есть, но их крайне мало.
– Шесть самолётов – не мало ли? – спросил Костя.
– На нас только зоны дежурства. Ходим парами, если вдруг придётся прикрывать пехоту от ударов бомбардировщиков.
У ЮАР в эти годы были две модификации «Миражей Ф-1». Одна в варианте истребителя ПВО, другая «заточена» и на нанесение ударов по земле. Вдобавок были и старые штурмовики «Буканьеры», которые «Миражи» будут прикрывать однозначно.
– В общем, ждём команды. Завтра быть в готовности к вылету. Куда именно и для чего? Тоже завтра станет понятно, – сказал Штыков и отпустил нас.
Выйдя из «высотки», решил пройтись до стоянки и посмотреть, как именно подготавливается техника. Как раз в это время, под палящим солнцем, майор Эбо строил своих лётчиков.
– Серый, я с тобой, – догнал меня Костян.
– А чего не с остальными? – спросил я, заметив, насколько весело в УАЗик загружаются наши товарищи, успевшие уже переодеться из лётной формы в камуфлированную.
– Там намечается поход в «Радугу» – местный кинотеатр, а у меня кванзы закончились, – развёл руками Бардин, говоря о местной валюте.
– Доллары не хочешь тратить? – спросил я.
– Тут всего по 50 долларов в месяц дают. Остальные переводят куда-то и перед отлётом на Родину отдают.
– Сложная схема, – улыбнулся я, когда мы подошли к стоянке наших МиГ-21бис.
Были здесь и кубинские модификации МиГ-21 МФ, и парочка спарок. Их все уже подготавливают к перелёту в Куато. Причём на некоторые самолёты подвешивают по четыре бомбы ФАБ-250, на другие блоки с неуправляемыми снарядами УБ-32. Кому-то даже вешают и ракеты Р-60 и Р-13. Наверняка хотят с ходу отбомбиться и уйти на посадку.
Я подошёл к стоянке наших самолётов, где уже заканчивал работу Бубко. Познакомил его с Костяном и спросил, как состояние техники.
– Если честно, очень хорошее. Не такие убитые, как наши самолёты после Афганистана, – сказал Вениамин и показал, что подвесили на одну пару самолётов, которые остаются в Лубанго.
Кажется, техникам уже дана была команда держать в готовности к вылетам несколько самолётов.
– Веня, а вы где откопали эти ракеты? – спросил я, заметив, как на один из МиГ-21 подвешивают Х-66.
Не слышал, чтобы их вообще применяли хоть в каком-нибудь военном конфликте.
– Это мы в Луанде вчера поскребли по сусекам, да нашли на складе. Лежали новенькие, никто их не брал. Вот и притащили с собой 20 штук, – ответил Бубко, утирая пот со лба.
– Зачем они нужны? Лучше бы ещё бомб для ангольцев взяли, – сказал Костян. – Я с МиГ-23 пускал Х-23, Серый.
– Везёт, – похлопал я его по плечу.
Уже уходя со стоянки, я обнаружил, как рядом с вертолётами один из советских специалистов очень громко пытается что-то доказать ангольцам.
– Я тебе сказал, каждую заклёпку отдраить! Живо, твою мать! – крикнул он на невысокого и щуплого местного техника.
– Чего он так… – сказал Бардин, но я уже шёл в сторону развивающегося международного конфликта.
– Ты меня слышишь, твою мать?! – продолжал кричать на ангольца наш специалист.
Как жаль, что именно в этот момент рядом нет переводчика. Думаю, он бы объяснил, что нельзя такие слова кричать на ангольца с чёрной траурной повязкой на руке.
– Прошу прощения, – подбежал я к нашему специалисту и похлопал его по плечу.
Когда он повернулся на меня, то я узнал этого мужика. Тот самый, который грозил ангольцам метлой за порванный шланг гидросистемы.
– Чего вам? – зарычал он на меня.
– Старший лейтенант Родин, а вы кто?
– Капитан Василенко. Что такое?
– Ты бы, капитан, успокоился и оставил парней в покое. Уже и так наговорил много, – сказал я и подошёл к ангольцу с повязкой.
В его глазах было много грусти сейчас. А ведь он мог бы спокойно ударить капитана и был бы прав. Я сам в этот момент был зол на Василенко, что он не смог выучить элементарные особенности местных обычаев.
– Старлей, свалил отсюда… – дёрнул меня Василенко за плечо, но я развернулся и притянул его к себе.
– Сюда слушай, – шепнул я ему. – Это у нас «мать твою» как «добрый день» сказать. В Анголе не так. Повязку чёрную видишь?
– Вижу. И что? – скривился Василенко.
– У парня траур по матери. Умерла она или погибла, я не знаю. Для них ругательство «твою мать» неприемлемо. Уяснил?
После сказанного мной, Василенко нервно посмотрел по сторонам и кивнул.
– И чего теперь делать? – спросил он.
– Переводчика зови и извиняйся, – ответил я и пошёл прочь.
Оглянувшись через пару секунд назад, я обнаружил, что анголец уходит куда-то от Василенко. Похоже, что извинения приняты не были.
Вернувшись в наше жилище, я понял, что мои товарищи отдыхать перед сложным завтрашним днём не намерены. Как и пара кубинцев, посетивших наше скромное жилище.
– Маэстро Родио! – приветствовал меня один из кубинцев, который сегодня внимательно слушал Бенитеса и его рассказ обо мне. – Хорхе очень тебя опорожняет!
Все посмеялись от этой нелепой ошибки кубинского товарища.
– Грасиас, асере, – улыбнулся я. – Обожает, а не то, что ты сказал. У этого слова иное значение.
– Да? – удивился кубинец. – А что оно означает?
– Совсем не то, – посмеялся я и сел за стол.
На кухне в кастрюле уже что-то варилось. На столе пустели бутылки рома «Гавана Клуб», а сами кубинцы уже вовсю разговаривали на ломаном русском.
– Неа, Фидель – мужик! – говорил Савелич, отрезая себе небольшой кусок мяса на закуску. – Столько народа сюда прислал. Безмерно уважаю!
Гусько пил другой напиток. Наверняка, где-то уже наладил производство медовухи или самогона.
Знакомство начало перерастать в вечер воспоминаний. Пошли рассказы о смешных случаях из лётной жизни. Кубинцы не отставали и делились с нами опытом «общения» в воздухе с американцами.
– Неа, гринго вообще не войны. Подойдут, вираж сделали и убегают. Они после нашей революции боятся с нами встречаться, – рассказывал один кубинец о том, как ему приходилось вылетать на перехват американских самолётов, залетавших в пространство Кубы.
– У гринго не хватает муха! – громко сказал другой кубинец, который уже сегодня ошибался в произношении наших слов.
– Духа не хватает, асере, – поправил я его.
– Стоп! А мне говорили среди вас есть тот, кому покорилось сердце Милагрос, – хлопнул себя по лбу этот же кубинец и все взгляды переместились на Барсова.
Марик чуть не проглотил сигару от неожиданности.
– Вы откуда её знаете? – спросил Барсов.
– Милагрос с нами в Осмоне была. Мы же все через ваш аэродром прошли. Так как там у неё? Вы ещё без чамако пока? – спросил один из кубинцев, поинтересовавшись о детях у парочки Марка и Милы.
– Чамако? Это у вас так… интим называется? – спросил Марик.
– Нет, – шепнул я ему. – Это тот, кто может быть после интима, если не предохраняться.
– Неа! – замахал руками Марик. – Нет чамако!
Один из кубинцев предложил выпить за прекрасных дам и сделать это стоя. После тоста откуда-то появилась гитара. Пожалуй, это стало концом сна для всего дома. К полнолунию песни на испанском пел уже весь дом.
Одну из песен и вовсе кубинцы предложили спеть в честь Милы и всех прекрасных дам.
– Гуантанамера! Гуантанамера! – громко пели мы песню о простой кубинской девушке.
А потом были «Ой, то ни вечер!» и снова «Гуантанамера».
Утром никакой боевой тревоги. Обыкновенный завтрак и вперёд на аэродром. Стоянка заметно опустела, как и класс постановки задач. Теперь здесь вчерашние наши гости с Кубы, а также две группы ангольских лётчиков, в том числе один из моих подопечных Фронте.
Штыков довёл нам зоны дежурства и порядок работы в них. Ангольцам и кубинцам предписывалось находиться в готовности к выполнению ударов по наземным целям.
В полном составе, наша пятёрка поступила к «изучению» района боевых действий.
Гусько, Марик и Ренатов уснули. Мы же с Костяном разыгрывали очередную партию в шахматы.
– Серый, я тебе уже третий раз проиграл, – негодовал Бардин.
– Это же игра, – ответил я и пожал руку Косте. – Но фигуры – ты, как проигравший убираешь.
За окном погода начала меняться в не самую хорошую сторону. Начинался дождь, и нижний край облачности на глазах становился всё ниже и ниже.
– Внимание! Пара Родин-Барсов на вылет, – услышал я по громкоговорящей связи голос оперативного дежурного с командного пункта.
Взяв со стола планшет и быстро экипировавшись, мы с Марком побежали по залитому водой бетону к нашим самолётам.
Дождь был плотный. Видимость не самая хорошая, но и не критичная. Запросив запуск, я через три минуты уже был готов к выруливанию.
– Задержка у меня, – сказал мне Барсов и открыл фонарь кабины.
