– Гм, – сказал сэр Уильям, когда они с Патрисией подошли к своим дверям, – прости меня, дорогая. Кажется, я действительно не учел… ммм… особенности местного контингента.
– Это неважно, – отозвалась девушка. – Сэр Тобиас прав: море и солнце – это главное. А потом, если помнишь, я приехала сюда не развлекаться, а работать.
– Гм, – сказал сэр Уильям.
Он прекрасно знал, что среди вещей его племянницы имеется новенький складной велосипед.
Патрисии не терпелось поскорее увидеть море, и поэтому они с дядей прогулялись по берегу, а затем пообедали в маленьком кафе на пляже. Когда они вернулись в гостиницу, им встретились две бодрые старые девы. Обе рослые и сухопарые, в практичных дорожных костюмах немаркого цвета и запыленных устойчивых ботинках, они казались близнецами. Одна из них держала в руках фотокамеру и штатив, другая несла через плечо на ремне громоздкий ящик с пластинками. Девы любезно кивнули сэру Уильяму и его племяннице и легко обогнали их на лестнице – стало видно, что у каждой за спиной имеется еще и увесистый походный рюкзак. Прежде чем они скрылись из виду, дядя с племянницей услышали, как одна говорила другой: «В следующий раз закрывай покрепче крышку бутылки с молоком. Из-за тебя наши пирожки превратились…»
Довольные прогулкой и сытным обедом, сэр Уильям и Патрисия разошлись по своим комнатам с приятным чувством, что отдых еще только начинается.
13 апреля 1887 года, среда. Бордовое пятно
По вершинам скал, обрывающихся к морю, пролегала пешеходная дорога – широкий деревянный настил с надежным ограждением. От гостиницы к этой дороге вела песчаная тропа; по пути в нескольких местах были встроены ступени и встречались небольшие площадки, вымощенные плиткой и огороженные парапетами из серого камня. Верная своему намерению, Патрисия на утренней прогулке не просто разглядывала окрестности и наслаждалась солнцем и соленым морским воздухом, а выбирала, как она выразилась, достойную точку. Этой точкой оказалась площадка в стороне от гостиницы и немного ниже по склону: оттуда было видно море, песчаный пляж, пирс и даже, если приглядеться, какой-то далекий остров.
Туда дядя с племянницей и отправились после ланча, сопровождаемые мальчишкой-коридорным, который тащил шезлонг и плед, а также этюдник и треногу. Добравшись до места, они распределили принесенные вещи. Сэру Уильяму, естественно, достались шезлонг и плед, и он немедленно воспользовался тем и другим с максимальным комфортом. Коридорный помог девушке установить треногу и, получив заслуженные чаевые, ушел.
Патрисия прикрепила лист бумаги, быстро набросала карандашом контуры. Некоторое время они с сэром Уильямом переговаривались, но вскоре девушка заметила, что тот отвечает как-то невнятно, а потом и вовсе замолчал. Обернувшись, она увидела, что ее дядюшка мирно дремлет. Всякий, кто взглянул бы на него сейчас, мог бы сказать: вот человек, который достиг того, о чем мечтал.
Патрисия открыла коробку с акварелью и взялась за кисть. Крупными пятнами она нанесла основной фон: море, небо, песок, зелень. Затем взяла более тонкую кисточку и принялась выписывать детали. Увлекшись, она забыла обо всем, даже о дядюшке – впрочем, тот не просыпался. Периодически девушка отступала на пару шагов, чтобы оценить результат, и поначалу оставалась довольной. Однако чем дальше, тем меньше ей нравился ее этюд: возникало мучительное чувство, что получается блекло, словно чего-то не хватает. Снова и снова Патрисия смотрела то на свою работу, то на тот вид, что пыталась изобразить, и все больше хмурилась. Как вдруг, бросив в очередной раз взгляд вперед, она увидела на пляже возле пирса женскую фигуру в длинной бордовой накидке. Это было то самое, так необходимое яркое пятно! Боясь, что женщина уйдет, Патрисия схватила кисточку и в несколько мазков поместила фигуру на листе. Все сразу изменилось: ее этюд словно заиграл. Девушка полюбовалась им, мысленно похвалила себя за гениальность – художника обязательно нужно хвалить! – и решила передохнуть. Она отошла в сторону и облокотилась на нагретый солнцем каменный парапет, глядя на море.
Патрисия поискала глазами бордовую накидку: ее обладательница уже отошла от пирса и присела на скамью. Очевидно, женщина была привлекательной: проходившие мимо мужчины, буквально через одного, приподнимали шляпы и обращались к ней, явно не прочь познакомиться. Патрисия не видела лица женщины – та сидела спиной – и не слышала, что она им отвечает. Возможно, она вообще ничего не отвечала, потому что практически не двигалась, но только все, кто пытался с ней заговорить, тут же отходили прочь.
Внезапный порыв ветра сорвал с шеи женщины легкий платок и понес. Сразу несколько мужчин разных возрастов и комплекций бросились за ним в погоню. Один из них, наиболее ловкий, поймал платок, подошел и с театральным поклоном протянул его владелице. Она поблагодарила, но тот не уходил, а продолжал что-то говорить и наконец присел рядом на скамейку. Женщина в бордовом сразу же встала и пошла прочь. Через минуту ее скрыли кроны деревьев, а обескураженный кавалер все смотрел ей вслед.
Патрисия снова взялась за свой этюд. Сэр Уильям не подавал признаков бодрствования, а время вообще перестало существовать. Поэтому девушка вздрогнула и выронила кисточку, когда за ее спиной неожиданно раздался негромкий голос:
– Это я?
Патрисия обернулась: это была та самая женщина в бордовой накидке.
– Это я? – повторила она дружелюбно, указывая на бордовое пятно на этюде.
Незнакомка была молода – не более тридцати лет. Ее спокойное лицо с правильными чертами поразило Патрисию: оно было не просто красиво, а идеально красиво – живая копия головы Афины, которую она рисовала в школе Слейда в прошлом семестре.
– Да, – вымолвила наконец девушка. – Надеюсь, вы не возражаете.
– Конечно, нет. Рада, что я вам пригодилась. Но я, кажется, вас напугала.
– Немного, – призналась Патрисия. – Я не слышала, как вы подошли.
– О, прошу прощения! Я поднялась уже до самой гостиницы и посмотрела вниз. Увидела вас, увидела вашу картину – и мне стало любопытно. Но не стану больше вам мешать.
– Вы живете в той гостинице наверху? – спросила девушка. Ей не хотелось отпускать от себя эту совершенную красоту. – В «Голове оленя»?
– Да, – подтвердила женщина, но как-то не слишком охотно.
– Мы тоже там остановились! – обрадовалась Патрисия.
Сэр Уильям пошевелился и открыл глаза.
– Прости, дорогая, я, кажется, ненадолго утратил нить нашей беседы, – пробормотал он сонным голосом. – Что ты сказала?
Девушка поспешила его представить, сообразив, что у нее появилась возможность удержать незнакомку:
– Мой дядя, сэр Уильям Кроуфорд. А я Патрисия Кроуфорд.
Пожилой джентльмен со всей возможной в его возрасте грацией выкарабкался из шезлонга и величаво, по-старомодному, поклонился. Женщина, очевидно, смирившись с тем, что знакомства не избежать, проговорила:
– Очень рада. Мое имя – миссис Барнетт.
– Чудесный день для прогулки, миссис Барнетт.
– Да, сэр. Только, к сожалению, я не рассчитала свои силы и немного устала.
– Миссис Барнетт тоже остановилась в «Голове оленя», – сообщила Патрисия.
– В самом деле? – поднял брови сэр Уильям. – Какое приятное совпадение! Дорогая, не пора ли нам выпить чаю? Не желаете к нам присоединиться, мэм?
– Спасибо, нет. Я бы хотела просто вернуться в гостиницу и отдохнуть.
– Мы можем пойти вместе, – предложила Патрисия. У нее возникла идея, которая становилась все навязчивей.
Она поскорей упаковала краски и кисти в этюдник. Пока она этим занималась, миссис Барнетт подхватила под мышку шезлонг вместе с пледом.
– О, не беспокойтесь, я сильная, – усмехнулась она в ответ на протесты пожилого джентльмена и кивком указала на треногу. – Лучше помогите вашей племяннице.
Когда они приблизились к гостинице, навстречу выбежал коридорный и отобрал всю поклажу. Патрисия была этому несказанно рада, поскольку этюдник, который она несла, перекинув ремень через плечо, всю дорогу нещадно колотил ей сзади под коленки.
В холле миссис Барнетт попрощалась и собралась было уйти к себе, однако Патрисия, одержимая своей идеей, заговорила, стесняясь:
– Надеюсь, я не покажусь вам бесцеремонной, миссис Барнетт, но могу ли я вас попросить… если только это не будет слишком навязчиво с моей стороны…
Сэр Уильям с легким удивлением посмотрел на племянницу, а женщина сказала:
– Боюсь, я не совсем вас понимаю, мисс Кроуфорд.
– Не согласились бы вы… Я объясню… Я студентка школы Слейда, это школа изящных искусств в Лондоне, вы, наверно, знаете… Вы ведь живете в Лондоне?
– Я не слишком разбираюсь в искусстве, – осторожно ответила миссис Барнетт.
– О, простите! Пожалуйста, я бы очень хотела написать ваш портрет!
– Мой портрет? Зачем?
– Дело в том, что… вы так похожи на античную статую! Я впервые в жизни вижу такое сходство. Прошу вас, мне бы это очень пригодилось для моей художественной практики.
– Патрисия! – укоризненно покачал головой ее дядя.
– Если, конечно, у вас найдется время, – уступила девушка.
Миссис Барнетт заколебалась:
– О, не знаю… Это, наверное, привлечет внимание… Мне бы этого не хотелось.
– Мы можем расположиться там, где никто не ходит, – поспешила заверить ее Патрисия.
Женщина вздохнула и поинтересовалась без особого воодушевления:
– Мне придется долго сидеть неподвижно?
– Нет-нет, вы сможете вести себя совершенно свободно – разговаривать, читать, – возразила девушка. – Я только изредка буду просить вас замереть, и то лишь на минуту, не больше.
Возникла пауза, во время которой мимо печатным шагом прошествовала леди Кларк и окинула всю группу неодобрительным взглядом. Реджи на этот раз промолчал, но уже через минуту снаружи донеслось его пронзительное тявканье. Все трое невольно обернулись: храбрый терьер изо всех сил рвался из рук своей хозяйки, а та отгоняла зонтиком огромную чайку, которая неподвижно сидела на парапете и косилась на них нахальным глазом.
– Так что же, миссис Барнетт? – жалобно спросила Патрисия.
– Хорошо, – согласилась та. – Если это вам так нужно… Но только не сегодня.
– Завтра? С утра? – возликовала девушка.
– Нет, утром я собираюсь в город за покупками. Примерно около полудня вас устроит?
– О, конечно! Я вам так благодарна!
Женщина хотела ответить, но тут со стороны арки, ведущей из холла к лестнице, послышался восторженный возглас:
– Богиня! Совершенство!
Все трое повернулись: под сводом арки стоял в эффектной позе щегольски одетый молодой брюнет с пышным бантом вместо галстука; прядь завитых волос эффектно ниспадала на высокий бледный лоб.
Щеголь подлетел к миссис Барнетт и неожиданно рухнул перед ней на колени.
– Несравненная! – прошептал он, протягивая ей узкую коробочку, обтянутую красным бархатом. – Примите это в знак моего поклонения!
Женщина нахмурилась и приказала:
– Мистер Гилберт! Встаньте немедленно!
– Не раньше, чем вы примете мой подарок! Умоляю!
Щеголь открыл коробочку: внутри оказался золотой браслет.
– Это уже чересчур! – вспыхнула миссис Барнетт. – Оставьте меня, наконец, в покое!
Сэр Уильям и Патрисия переводили взгляд с одного на другого, не понимая, что означает эта сцена.
– Хотелось бы знать, за какие заслуги женщина может получать столь дорогие подарки от малознакомого мужчины, – раздался рядом с ними звучный голос леди Кларк. – Если только он действительно малознакомый…
Пожилой джентльмен и племянница вздрогнули: они никак не ожидали, что дама такой комплекции способна подкрасться совершенно бесшумно. Удивительно было также, что ее задиристый терьер ни разу не тявкнул. Впрочем, последняя загадка объяснилась сразу: пухлая рука хозяйки крепко сжимала его пасть.
Тем временем миссис Барнетт удалось заставить восторженного молодого человека подняться. Он продолжал попытки всучить ей свой подарок, а она отталкивала его руки.
– Вы так быстро вернулись, миледи? – заискивающим тоном спросил Уолтон, выбегая из-за своей конторки. – Вашей собачке не понравилась сегодняшняя погода?
– Я хочу понять, что здесь творится, – процедила та, не удостаивая его взглядом.
Видимо, она разобралась в ситуации практически мгновенно, потому что тут же загремела на весь холл:
– Какая вопиющая безнравственность! И во всем виноваты вы, мистер Уолтон! Превратили приличную гостиницу в дом свиданий!
– Миледи, миледи, – попытался остановить ее сэр Уильям, но безуспешно.
– Эта… женщина должна немедленно съехать! – постановила дама, кивая на миссис Барнетт. – Иначе уеду я. И тогда вы сильно пожалеете, мистер Уолтон: я так ославлю ваш вертеп, что сюда больше никто и никогда не приедет, а сами вы кончите свои дни в работном доме.
Несчастный Уолтон не осмеливался промолвить ни слова в ответ и только заламывал руки в умоляющем жесте. Растерянная Патрисия заметила краем глаза, как в холле появился незнакомый высокий мужчина в светлом костюме, очевидно, тоже постоялец. Никто не обратил на него внимания; сам он тоже не проявил ни к кому интереса, с безучастным видом уселся поодаль на диване и раскрыл какой-то журнал. Молодой щеголь прекратил свои поползновения и теперь стоял, обиженно поджав губы. Сэр Уильям, заметив это, подошел к нему и негромко посоветовал уйти. Тот с неожиданной покорностью исчез вместе со своей коробочкой. Это позволило миссис Барнетт обратиться к пышущей праведным негодованием леди Кларк.
– Вы достаточно оскорбляли меня, миледи, – щеки женщины пылали, но говорила она не повышая голоса. – Больше я не доставлю вам такого удовольствия.
– Вы смеете говорить со мной в подобном тоне?! – поразилась та.
Дама приложила одну руку к своему внушительному бюсту, а другую отставила в сторону, опираясь на зонтик, – и стала похожа на статую адмирала Нельсона на одноименной колонне, только в ее женской ипостаси. Было понятно, что она собирается разразиться речью.
– Миссис Барнетт! – взмолился хозяин. – Пожалуйста, не ссорьтесь с леди Кларк!
– Я не намерена ни с кем ссориться, мистер Уолтон, – женщина подняла на него блестящие от гневных слез глаза. – Будьте спокойны: я уеду отсюда завтра же. Я немедленно иду собирать вещи.
Гордо вскинув голову, она удалилась. Патрисия обвела присутствующих беспомощным взглядом: ее дядя озадаченно поднял брови, хозяин с опаской косился на леди Кларк, мужчина в светлом костюме, казалось, осознал наконец, что происходит нечто странное и озадаченно смотрел вслед миссис Барнетт. Что касалось леди Кларк, то дама была явно обескуражена тем, что ей не дали выразить себя во всей полноте. Она собралась было обрушить неизрасходованный запас обвинений на хозяина гостиницы, но ей помешал сэр Уильям. С непринужденной вежливостью он попросил:
– Мистер Уолтон, нельзя ли подать чай на террасу?
С террасы действительно открывался обещанный хозяином великолепный вид на море, но Патрисия сейчас этого не замечала.
