– Ничего себе, – изумилась она. – Ну-ну.
– Сможешь простить, а? – в его взгляде мелькнули наигранно умоляющие огоньки, как будто Ольга его видит. – Я больше не буду.
Она усмехнулась, но голос зазвучал теплее:
– Это что-то новенькое.
– Говорю же – учусь. Я очень скучаю. Простишь?
– Вот уж чего не ожидала от тебя услышать… Извиняться никогда не умел. Мне начать беспокоиться?
Он улыбнулся:
– Передо мной сейчас сидит одна юная особа, и она мне напомнила о бренности бытия.
– Ясно с тобой. Что ещё за юная особа?
Он сладко промурлыкал в трубку:
– Приезжай скорее, сама всё увидишь.
– Прямо сейчас не могу, глухомань, с этого начала: дел по горло.
– Я буду ждать тебя до скончания мира, – пообещал он. – По крайней мере, до сегодняшнего вечера.
– А вот приду. И берегись там, юная особа!
– Я начал новую книгу. Про… него.
Молчание.
– Ты слышишь?
– И не мог мне сказать?!
– Я… из-за того, что поссорились… Я стеснялся.
– Правда?
– Про книгу?
– Про то, что стеснялся.
– Я… и сейчас ещё стесняюсь.
– Это хорошо.
– Наверное. Чёрти что…
– А я поправилась. Вот. Жрала всё подряд. На неровной почве. Довёл.
– Ну, мы-то всегда знали, как такое исправить.
– Нет, так не пойдёт! Понял?! Сегодня только платонические отношения.
– Как скажешь.
– Надо же, согласился.
– Не-ет!
– Ладно, посмотрим. Похоже, и вправду соскучился.
– Да.
Усмехнулась, но уже тепло:
– Значит, опять расчленёнка?
– По полной. Такого ещё не было. Даже картинки есть.
– Про выставку-то не хочешь услышать?
– Хочу! Приезжай, думаю, тебя ждёт много неожиданнного.
– Интригуешь?
– Не разочарую.
– А-а… ты и вправду довёл меня до нервного срыва. – Ольга рассмеялась, но как-то без особого веселья. – Даже лёгкая паранойя началась.
– Ты мне и такая подойдёшь.
– Ага. Только тогда нас будет несколько.
– В смысле, несколько? Тогда это шизофрения, а не паранойя.
– Да нет, в моём случае всё проще и на хрен хуже.
– Эмм…
– Понимаешь, мне кажется, за мной следят.
– Не хотела при всех говорить, – пояснила Ванга, когда они покинули подъезд, откуда из квартиры пожилой пары ещё не забрали обезглавленное тело, и направились к служебной машине. – Мне Лёва очень симпатичен, но его постоянный трёп сбивает с толку.
– Я понял, – сказал Сухов. – Ты завтракала?
– Да. Нет… Послушай, она действительно смотрит на часы. Только их показания не важны, понимаешь?
– Пока нет.
– Я уж подумала было, что он изменил себе и специально выставил стрелки на 3:17. Ну, помнишь, как у Пушкина в «Пиковой даме»? Тройка, семёрка, туз, символы, цифры смерти, но…
– Часы как предмет? Что-то в устройстве, шестерёнки, символика маятника?
– Это всё тоже неважно. Всё проще: сами часы, любые, абстрактные.
– Уммм… Прости?
– Думаю, часы как механическое воплощение времени. В этом есть что-то… хронологическое.
– Теперь совсем не понимаю.
– Почему он появился именно сейчас?
– Сейчас?! Ну… сегодня День дурака, например. Джокер-перевёртыш, обманщик, игры в имитацию – это в его духе.
– Нет-нет, это всё не то. Должны быть более веские основания. Перерыв, и вот он снова выполз из тени. Что может происходить именно сейчас?
– А почему ты думаешь…
– Потому что он нам действительно указал на часы. Которые давно стоят и как конкретный механизм – бесполезны. Отсылка к… думаю, речь идёт о времени, как о чистой категории.
– Ванга…
– А в его случае – о хронологии. Ведь он серийник, кем бы себя ни мнил. Прости, что перебиваю, Сухов, я пообещала себе, что буду исправляться. И не бесить вас всех. И тебя не подставлять так больше. Но это только между нами.
– Глупость, ты… это…
– Насчёт бородатого домашнего животного потом поговорим.
Сухов улыбнулся:
– Хронология, говоришь… А что, в этом что-то есть, – допустил он. – Ведь опять же начал с «Пришло время поиграть».
– Именно. Почему пришло? – Ванга сделала акцент на последнем слове. – Хронос.
– Ты ведь не допускаешь, что он находился в фазе «сна», как все серийники?
– Нет, разумеется. Он атипичен, и больше мы на его «общую схему» не купимся. Но что-то происходит, и прямо сейчас. Что-то…
– Чему он не в состоянии противиться?
– Возможно. Но нет, это не точно… Его рациональная, рассудочная часть всё держит под контролем, но тот, условно говоря, другой, для обслуживания которого и существует рассудочная часть… Что-то сдвинулось, важное для него. И заставило его больной ум включиться. Что?
– Ты всё-таки говоришь о шизофрении.
– Лишь в известной степени. У меня нет компетенции ставить медицинские диагнозы, но, в определённой мере, все, кто ведут двойную жизнь, – шизофреники. Даже дети с их выдуманными друзьями. Но лишь в определённой мере.
– Я к тому, что шизофреник не стал бы нам подбрасывать эту твою идею с «часами»; для клинического случая этого всего не существует.
– Вернее с триггером, который мы должны распознать.
– Если, конечно, только одна личность не хочет избавиться от другой.
– Не усложняй.
– Да, шутка.
– Понимаешь, Сухов, у него всё под контролем. Но вот что-то происходит. Что-то послужило триггером, и теперь он требует, чтобы мы включились в игру. Для него это часть кайфа, он, как вампир, нуждается в нас. В этом его интерес. Без нас не получится: он не может проворачивать свои делишки в тишине.
– И все эти ютубы…
– Поэтому так и важен любой общественный резонанс, – подтвердила она. – Его кровь вампира – энергия информационных потоков.
– Ванга… Ну ты же всё-таки со мной говоришь. И так понятно.
– Ну, простите.
– А ведь ты сейчас прямо Форель описала.
– Прекрати! Опять ты…
– Кто-то совсем разучился понимать шутки, – сказал Сухов и снова подумал о страхах, наедине с которыми его оставил Лёва.
– Кто-то совсем разучился шутить, – парировала Ванга. – Видишь, Сухов, настаивая, указывая и практически выдавая нам триггеры, он рискует, что мы сильно приблизимся к нему. Но в этом часть его кайфа: он настолько уверен в себе, в своём превосходстве…
– Вот здесь я с тобой соглашусь.
– …риск на грани, и пока он победитель, подпитывает превосходство… В этом часть его игры. А может быть, основная конструкция. Он как бы уверовал в свою неуязвимость.
– Если, конечно, твоя схема верна, – всё-таки предостерёг Сухов.
– Да, конечно, – она кивнула. – Возможно, я немножко расфантазировалась. Но этот его костюм из комикса – что это ещё, если не демонстрация неуязвимости?
– Да, не немножко, но мне не привыкать.
Ванга задумалась. Извлекла из сумочки смятую пачку сигарет, покрутила в пальцах, убрала в карман.
– Ускорь-ка, пожалуйста, экспертизу с этими волосками.
– Обижаешь, – осклабился Сухов. – Уже. Если волоски и твои часы укажут в одном направлении, у нас, пожалуй, появится рабочая модель.
– А кому ты без конца звонишь?
– Я без конца звоню?
