Я быстро набрала сообщение и отправила, и только потом спохватилась – только бы не в выходные. Это были единственные дни, когда мы с Адамом могли проводить дни напролет вместе, и потратить целый выходной, даже половину, мне казалось подобно пытке. Но к моему облегчению от Харпер пришел ответ.
Харпер: “На самом деле я буду в Сиэтле только 20 числа, можно в этот же вечер”
Я глянула на календарь, до назначенного дня было почти три недели, и вот удача – двадцатое число не было выходным. Мысленно я уже согласилась. А через пару секунд пришло еще сообщение:
Харпер: “Если у тебя нет планов”
Через маленький экран телефона в этих нескольких словах я уловила нотки неуверенности, и к горлу у меня подступил ком, грудь налилась свинцом. Бедная Харпер! Она с таким воодушевлением рассказывала мне про Майкла, про Лондон, когда ездила к нему погостить, а теперь, наверное, все ее планы рассыпались на тысячи осколков. Так захотелось ее обнять, принять на своем плече ее горячие слезы, но я не могла, по крайней мере, пока.
Я: “Как ты?”
Она начала печатать. Долго. Я смотрела на три мерцающие точки против ее имени, но сообщение все не появлялось. Я все еще хотела пить. С легким, на удивление, сердцем поднялась из-за стола и спустилась вниз, на кухню. Глянула на экран, сообщений все еще не было. Тревога начала сдавливать мне грудь, лишая возможности нормально дышать. Но я не была уверена, что волнуюсь именно за Харпер. К тревоге тут же прибавилась горечь стыда.
Я стояла около кофемашины, наблюдая, как горячий напиток медленно набирается в кружку, стараясь сосредоточиться на бурлящей пене, но тревога царапала голову изнутри. Тупо уставилась на кружку, до конца не осознавая, что кофемашина уже закончила работать. Я чувствовала: меня вот-вот начнет потряхивать. Внутри все металось, и я держалась за каменную столешницу, чтобы чувствовать физическую опору.
С тем же ощущением я села за маленький столик в кухонной нише с кружкой дымящегося кофе в руках, пригвоздила взгляд к недвижимым деревьям за окном, пытаясь перенять их спокойствие, подула и сделала пару крохотных глотков. Согревающая жидкость тут же потекла по горлу, и меня начало отпускать. Телефон завибрировал вновь. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, от кого может быть это сообщение, и только тогда я достала телефон. Прошло столько времени, прежде чем от Харпер пришел ответ.
Харпер: “Не очень”
Видимо, сильно “не очень”, раз она не нашла в себе сил отправить все, что у нее накопилось простым текстом.
Харпер: “Ты не будешь против, если наш вечер будет посвящен мне?”
Я немного выдохнула. Еще немного, и Харпер будет готова открыться, не надевать фальшивую улыбку, а проплакаться под грустную мелодраму, объедаясь мороженым и во всех красках описывая, как отвратительно поступил с ней Майкл или какие обстоятельства помешали их самой искренней и чистой любви. Но, судя по сообщению в начале, я предположила первый вариант.
Я: “Конечно! Займемся всем, чем захочешь”
Ответ пришел не сразу.
Харпер: “Спасибо тебе. Целую”
Я отправила кучу розовых сердечек и откинулась на спинку стула, погрузившись в раздумья. Оглядела окружающий меня дом: просторную светлую кухню, большой угловой диван, винтажный камин, маленький столик, за которым мы с Адамом быстро завтракали по утрам и сидели, наслаждаясь компанией друг друга, темными уютными вечерами.
И вдруг тревога снова сдавила мою грудь. Глазами я забегала по комнате. Тело словно налилось свинцом. Я чувствовала, как сердцебиение у меня учащается, и все тело обдает жаром, под мышками выступает пот. Ногти больно впились в ладони, нужно было срочно сжать что-то еще, но, как назло, под рукой не было ничего подходящего.
Харпер была такой счастливой всего несколько месяцев назад. Всего несколько месяцев. И их с Майклом союз казался нерушимым. Даже ее отъезд в Лондон к нему был для Харпер приятным бонусом к прекрасным отношениям. А теперь: “да ну его”… В висках глухо раздавалось сердце, во рту пересохло, и я сделала еще глоток несмотря на обжигающую температуру.
Я видела их вместе. Майкл не мог насмотреться на Харпер, да и она тоже. Они казались одним целым, окруженные общей аурой, и никто им не был нужен, кроме друг друга. Я тогда подумала, что видела такое только в фильмах, чтобы люди так совпадали во всем, о чем только можно подумать. Что же случилось?
Я начала пересчитывать предметы. Кружка с недопитым кофе. Кухонные тумбы. Раковина, кран. Я так хочу готовить с Адамом на этой кухне. Диван. Маленький журнальный столик. Камин. И проводить вечера с ним у огня, грея ноги под общим пледом. Круглый столик, стул напротив. Ваза с цветами. Чтобы это место стало нашим гнездом, маленьким миром, принадлежащим лишь нам двоим. Это будущее казалось таким реальным, словно я уже видела, как в этом доме растут наши дети, но что если…
В порядке ли все в наших отношениях прямо сейчас? О чем мог думать Адам в эту секунду всего в нескольких километрах от меня? Я вдруг отчетливо осознала, как быстро может измениться жизнь, перевернуться с ног на голову. А что, если сегодня вечером Адам придет домой и…
Сердце билось так быстро, и тело было так напряжено, что я вся вздрогнула, когда услышала вибрацию лежащего на столе телефона. Снова уведомление.
Адам: “Биби, не готовь сегодня ужин, закажем, подумай, что ты хочешь”
В один миг от сердца отлегло, и комната, что секунду назад давила на меня, ощетинившись своими иголками, вдруг снова стала приятным залом, залитым солнечным светом. В диалоге вдруг появилось еще сообщение.
Адам: “Люблю тебя”
Я не смогла сдержать улыбки. По телу разлилось приятное тепло, и каждая напряженная мышца сразу расслабилась – все хорошо. Я напечатала ответ, пожелала Адаму хорошего завершения рабочего дня и сделала глоток кофе. Как оказалось, я потратила слишком много бесценных минут на собственные переживания и он безвозвратно остыл.
17
В первые пару месяцев, когда мы с Адамом начали встречаться, все казалось мне таким шатким и ненадежным. Адам был далеко, не в другом городе и не в соседнем штате, нас разделяли больше четырех часов по воздуху, и иногда я чувствовала это расстояние каждой клеточкой своего тела.
Я хотела его, хотела во всех смыслах, как только можно хотеть человека. Хотела его внимания, его тепла, его руку поверх своей, его глаз напротив моих за ужином при свечах. Но так долго мне было это недоступно. И чем больше дней я проводила без Адама, тем сильнее закручивался узел интереса и желания у меня под ребрами.
Еще никогда прежде я не была одержима человеком, как тогда. Я хотела знать все об Адаме, и, к моему счастью, его привычки мне это позволяли. Он ежедневно желал мне доброго утра, как только просыпался, и приятных снов, когда готовился заснуть, и больше в сеть не заходил. Ни в одном приложении. Адам писал мне в течение дня, рассказывал, что у него происходит, присылал фото и видео. И это давало мне хоть что-то. Не знаю, как без этого я не сошла бы с ума.
Но я хотела большего. Будь моя воля, я постоянно дышала бы ему в затылок, наблюдая издалека. Эти мысли пугали меня. Практически неудержимое желание следовать за ним повсюду до дрожи в теле и быстро бьющегося сердца. Я боялась того, что было бы, имей я такую возможность. Но эти страхи не мешали мне постоянно проверять социальные сети Адама, читать его давние посты, заглядывать в профили родственников и знакомых, вдруг он появится в их публикации…
Я хотела стать призраком, преследующим его. И боялась, что кто-то когда-нибудь сможет прочитать мои мысли. Желание знать все об Адаме, подсмотреть за его жизнью разрасталось подобно сорняку. Нужны были силы, чтобы вырвать его из своих мыслей. Это было неправильно, но я ничего не могла с собой поделать. Мне физически нужно было знать все, видеть все, слышать все, следовать за Адамом повсюду. Но я не могла, и от бессилия мне хотелось расцарапать собственную кожу.
А еще я безнадежно его ревновала, не зная, с кем Адам говорил в течение дня, с кем встречался в магазине и на парковке, кто стоял за прилавком на кассе заправки. Я ведь видела Адама и, не идеализируя его, понимала, что он объективно красив. Высокий, подтянутый, широкоплечий. И иногда слепая ревность доводила меня до исступления. Настигала в случайный день, в случайную минуту.
Стоило мне подумать о том, как у Адама дела, чем он занимается, как мысль развивалась, и я уже представляла себе самые худшие сценарии. К тому же я помнила, как закрутилось все у нас, какими глазами он смотрел на меня в нашу первую встречу. И не без оснований боялась, что так может быть не только со мной. Что, если на самом деле я не особенная для него?
Иногда эти мысли преследовали меня, нагоняли в одиночестве односпальной постели. Но я не высказала Адаму ни единого своего предположения, держа себя в руках. Изо всех сил старалась смотреть на ситуацию со стороны и понимала, что за все время он не дал мне ни одного повода для ревности. Он заказывал мне цветы прямо в кампус и доставки еды или подарков. Однажды я поняла, что мне не хватает еще одной вазы для нового букета, а ужином придется делиться с соседкой, потому что его щедрость не знала границ. Так что когда назойливые мысли снова начинали лезть ко мне в голову, как докучливые мухи, я отмахивалась от них здравым смыслом.
Бывало, в очередном разговоре по видеосвязи я спрашивала Адама, как прошел его день, невзначай уточняя что-то про его коллег или почему он задержался и наш звонок сдвинулся на час позже. Каждый раз сердце у меня заходилось, пока я ждала его ответа, внимательно следя за реакцией, за тем, что, а главное – как, Адам скажет. Страх увидеть или даже почувствовать что-то не то, начать сомневаться в нем сковывал мое горло железной хваткой и не отпускал, пока в очередной раз я не видела спокойное лицо Адама и еще более спокойный, логичный ответ.
В такие моменты меня волной, с головой, накрывал стыд. Хотелось свернуться в клубок и забиться в какой-нибудь темный угол, пока тяжесть в груди не пройдет. Как я могла так думать об Адаме! Он всегда был самым прекрасным и надежным партнером, о каком только можно мечтать, а я подвергала сомнению его верность. Как замкнутый круг: моя неуемная ревность и подозрения, а затем – стыд, ссутулившиеся плечи и убегающий от Адама взгляд. Я старалась не подавать вида, сославшись на искренний интерес и лишь надеялась, что моя реакция станет незаметной, утонув в пикселях скачущей связи.
Мне казалось, будь я рядом с Адамом, участвуй в его жизни, то успокоилась бы. Я желала постоянно знать, что он меня любит. Что интересно, со временем ревность ушла. Сам того не зная, Адам бесконечно доказывал мне свою любовь, а вместе с тем и верность. А когда я переехала к нему, от сердца у меня окончательно отлегло, будто и не было никогда этих съедающих заживо мыслей.
Теперь, когда мы жили вместе, Адам просыпался в одной постели со мной, мы вместе завтракали, он уезжал на работу и обязательно писал мне, когда добирался до места. Он писал мне в течение дня, а потом сообщал вечером, что выезжает и уже через пятнадцать минут был дома. Я всегда знала, где он и чем занимается, заочно знала его коллег. И теперь Адам всегда был рядом. Могу сказать точно, что не боялась неверности с его стороны, но мне всегда было важно наблюдать…
И каждый день я знала, что завтра Адам также проснется рядом и также поцелует меня перед тем, как уехать. А вечером придет уставший, но все равно с нежностью обнимет меня сзади, пока я буду на кухне, и припадет губами к моей шее. А я буду наблюдать. И моей любви не скрыться от моего внимательного взгляда.
Глава 3. Город
18
В одно субботнее утро я сидела за своим новым туалетным столиком в спальне и, не дыша, вела аккуратную стрелку, зажав зубами колпачок от подводки. Это было последним штрихом моего макияжа, и я изо всех сил старалась не испортить все кривой линией черной подводки. Это было практически невозможно, потому что каждое мое движение было отработано до автоматизма, но я все равно почти не дышала. Пришлось даже убрать с колен Мису, вдруг она шевельнется в самый неподходящий момент. И теперь мордочка с подгоревшим, как булочка, носиком глядела на меня прямо с края стола.
Мои волосы ниспадали кудрями, заколотыми на висках черными лентами, как объемная грива. И, радуясь продолжающемуся теплу ранней осени, я надела черное платье, подчеркивающее талию, с рукавами-фонариками, глубоким вырезом в форме сердечка и объемным подъюбником. На шее красовалась подвеска с кошачьей лапкой на тонкой цепочке. На ногах были сетчатые носочки в горошек и туфли на устойчивом каблуке. В душе я всегда радовалась, что Адам намного выше меня, потому что с ним я могла носить свои любимые каблуки и все равно выглядеть ниже.
Еще прошлым вечером Адам предложил съездить в ближайший городок, чтобы я могла бывать там и без него. Посмотреть магазины, кафе, покружить по городу на машине. И я ухватилась за эту идею, как за спасительную соломинку – наконец, у меня появился повод нарядиться и выйти из дома.
Я делала укладку и легкий макияж ежедневно, мне хотелось выглядеть капельку лучше, хотя бы для себя и, конечно, для Адама. Но носить дома платья и каблуки было бы чересчур, так что их я оставляла для внешнего мира. Тем более наряжаться каждый раз для меня было приятной нормой. И теперь Адам ждал меня внизу, терпеливо и ни разу не подгоняя, за что я была ему безмерно благодарна.
– Я готова, – объявила я, спускаясь по лестнице. В руках у меня была маленькая черная сумочка.
– Какая красавица! – В три шага Адам пересек холл и поднял меня в воздух, обхватив руками талию. Прямо как пушинку. На секунду сердце у меня застыло, а затем – затрепетало в груди, словно бабочка замахала прекрасными крылышками.
Здоровяк поставил меня на пол, опустив сразу на несколько ступеней и теперь, не отпуская моей руки, рассматривал во все глаза, как фарфоровую куклу. Улыбка не сходила с лица Адама, а глаза светились таким детским восторгом, что мне даже стало неловко.
– Нравится? – прошелестела я, пытаясь не краснеть от его восторженного взгляда.
– Еще спрашиваешь! – Адам потянул меня через гостиную, в гараж. – Пойдем скорее, а не то я сдамся и утащу тебя наверх.
Все мое тело тут же вспыхнуло от десятка картинок, возникших у меня в голове. И спальня, из которой минуту назад я вышла в таком приподнятом настроении, показалась вдруг самым манящим местом. Но не для того я так долго наряжалась, чтобы никуда не пойти!
– Обещай сделать это, когда мы вернемся, – прошептала я в лицо Адама, когда он открыл передо мной пассажирскую дверь автомобиля.
Всего на секунду я увидела, как его глаза дьявольски блеснули, а затем Адам упал на водительское сиденье рядом со мной. Сначала включил музыку – на этот раз мой плейлист – и только потом тронулся с места сквозь автоматически открывшиеся ворота гаража.
Сегодня было необычайно солнечно, скорее всего, были последние погожие дни перед настоящим похолоданием, и здешний лес грелся в теплых лучах солнца. Я открыла окно и высунулась наружу. В воздухе пахло свежестью и хвоей. И когда мы выехали за пределы Хвойной долины, нырнув в густой лес, этот аромат, казалось, окутал машину, как большое мягкое одеяло.
Но вскоре показались первые здания городка, и хвойный аромат начал рассеиваться, словно спала подернувшая дорогу пелена, и мы оказались в реальном мире.
С прошлого раза я уже и забыла, как выглядит городок. Мы поехали по главной улице, по которой Адам вез меня впервые, и я прильнула к окну, чтобы еще раз внимательно все разглядеть. В солнечном свете улицы выглядели куда лучше и приветливее, чем в прошлый раз, а в выходной день погулять выбралось намного больше людей. Только сейчас город стал оживленным: зазвучали голоса и детский смех – и я поняла, как мне этого не хватало.
Мы проехали мимо маленького книжного магазинчика, островку уюта и спокойствия для меня, в голове я сделала пометку, что нужно будет обязательно заехать туда на обратном пути.
Даже по главной улице в зданиях было максимум три этажа, не больше, кирпичные, будто вышедшие из прошлого, они стояли в отдельности друг от друга, прорезаемые сетью узких переулков, прятавших мусорные баки. То там, то здесь на первых этажах можно было увидеть прозрачную витрину из толстого стекла, на удивление чистого и сияющего на солнце. В одной из таких витрин я и увидела книжный, а еще парикмахерскую, пару кофеен и ресторанчик.
На стенах зданий развевались флаги на флагштоках от слабого ветра. И вдоль главной дороги через каждую пару зданий стояли деревянные коричнево-бордовые скамейки, повернутые к тротуару. А между ними зеленели высаженные ровным рядом деревья, будто этому городку не хватало окружающего леса.
Мы проехали почти до окраины города и завернули налево, объезжая большую его часть. Позади осталась вся правая сторона, и я, обернувшись, прилипла к окну с ощущением безвозвратно утерянной возможности узнать город, но Адам тут же меня успокоил:
– Не волнуйся, ты ничего не потеряла. – Он бросил на меня короткий взгляд и расплылся в улыбке. Краем глаза я увидела, как за секунду он пробежался по мне, застыв на голых ногах, выглядывающих из-под короткого платья. Мои щеки вспыхнули от жара. Потребовалось глубоко вдохнуть, чтобы остудить прилившее к телу тепло. – В той части города нет ничего, кроме жилых домов и так себе бара.
Адам вдруг изменился в лице и замолчал. Его брови сдвинулись к переносице, губы превратились в узкую полоску. Он уставился на дорогу, будто меня здесь и не было. Так происходило всегда, когда он серьезно о чем-то задумывался, настолько уходил в себя, что не видел и не слышал ничего вокруг, будто находился в вакууме.
– Можешь мне кое-что пообещать? – спросил он все с тем же выражением лица.
Я вдруг сглотнула: не нравился мне его тон. Но как назло, именно в такие моменты Адам представал передо мной не веселым улыбчивым парнем, каким я привыкла его видеть, а большим серьезным мужчиной, чье слово не обсуждается. И от этого по спине у меня пробежал холодок, одновременно приятный и пугающий.
– Что? – пролепетала я.
– Никогда не езди одна в ту часть города, когда будешь выбираться сюда без меня, – твердо сказал Адам. Он повернулся ко мне и заглянул в глаза так, что я поняла: это не обсуждается.
– Хорошо. Если тебе это так важно… – И тут в голове возник логичный вопрос, и я сразу выпалила на одном дыхании: – Почему? Что там такого? Ты же сам сказал, что там только жилые дома.
– А еще я сказал про бар, – напомнил Адам повелительным тоном, но уже куда более мягким. – Я был там один раз, меня хватило минут на тридцать.
Я все еще молчала, раздумывая, так ли хочу там оказаться? Все-таки слово Адам имело для меня большой вес.
– Послушай, я хочу, чтобы ты запомнила одну важную вещь. – Я вся обратилась во слух, и мой взгляд замер на лице Адама. – В той части города находятся самые бедные и неблагополучные дома, а в бар стекается одновременно все нищее и опасное население. Я не повезу тебя туда и не хочу, чтобы ты ездила одна. Ни утром, ни днем, ни, тем более, вечером. Здесь живут обычные люди с не самым высоким уровнем дохода, но та часть города – настоящее местное гетто.
– Это была бы интересная экскурсия, – пошутила я, пытаясь разрядить обстановку, но по лицу Адама тут же поняла, что неудачно.
– Я не шучу, Бьянка, – отрезал он. Я осела в кресле, уставившись на свои колени. Временами мне нравилась его спокойная строгость, но настолько грохочущий голос вызывал лишь дискомфорт. Адам тут же смягчился. – Сохранишь мое спокойствие?
Последний вопрос он задал с такой улыбкой, пытаясь сгладить острые углы своей речи, что я не смогла отказать и просто согласилась со всем, что он сказал. Я действительно была маленькой и слабой, и бывать в подобных местах для меня просто безрассудно. Я откинулась на сиденье и, задумавшись, уставилась в окно, глазами провожая домики на окраине городка и стену леса за ними. За стеклом мелькали скромные одноэтажные строения с небольшими гаражами, но чистые, с ухоженным газоном и подъездными дорожками. Пожалуй, Адам прав. В уме я пообещала и ему, и себе, что ни при каких обстоятельствах не сунусь в местное гетто. Но все равно, пока Адам не видел, я провожала взглядом тот район, почти что не облизываясь от интереса.
19
Когда мы подъехали к супермаркету, необычайно большому для местного городка, солнце уже стояло в зените и грело по-летнему. Адам обогнул почти весь город, чтобы я смогла рассмотреть каждую улочку, сделать это было не так сложно – везде нам попадались знаки со строгим ограничением скорости.
Мы проехали спокойные жилые кварталы, похожие друг на друга как две капли воды, местные детский сад и школу, выглядящие вполне прилично, выгодно выделяющиеся на фоне остальных строений. Адам удовлетворил мой интерес, объяснив, что местной школой занимается его компания, чтобы дети ее сотрудников могли посещать хорошее учебное заведение. На секунду я задумалась: что бы ждало эту школу, не реши руководство несколько лет назад построиться именно здесь? Но мысль быстро улетучилась, когда Адам завернул на парковку супермаркета.
Стоя на самой окраине, замыкающей сразу несколько улиц, высокое белоснежное здание смотрелось совсем инородно, словно частичка мегаполиса помещалась в крохотном провинциальном городке. Но по моему лицу скользнула непроизвольная улыбка – большой супермаркет напоминал о родном городе, дышащем жизнью, уличным шумом и торговыми площадями.
Мы зашли в здание супермаркета и окунулись в приятную прохладу кондиционеров, расслабляющую, едва слышную музыку и наперебой раздающиеся пики кассовых аппаратов. Под потолком я заметила низкие длинные окна, сквозь которые в зал заглядывало чистое голубое небо и солнечный свет – всего одна непривычная деталь, отличающая местный магазин от многих других супермаркетов.
В отличие от тихих улиц городка здесь кипела жизнь. И на секунду я представила, что нахожусь в Чикаго, приехала с семьей закупаться продуктами на неделю и не могу дождаться, когда закончится наш двухчасовой шоппинг и родители повезут меня встретиться с подругой. Но я была с Адамом. И каждая проведенная с ним минута – не важно, где и как – была истинным наслаждением. Даже если скоро мы вновь выйдем на улицу, где время будто остановилось, где за несколько минут проезжает всего пара машин и не слышен гул людских голосов, мы выйдем туда вместе. А это для меня было самым важным.
Никогда бы я не подумала, что окрещу обычный супермаркет островком жизни и городской суеты, который мог спасти меня от давящей тишины леса днями напролет, но что-то всегда происходит впервые. И в мыслях я решила, что стану выбираться из дома намного чаще, чем того требует пустеющий холодильник. Потому что сейчас, стоя посреди торгового зала, по которому быстрым шагам ходили мужчины со списком продуктов, бегали непоседливые дети и мамочки, кутаясь в кардиганы, спасались от исходящего от кондиционеров холодка, я ощущала саму жизнь. Эта суета наполняла меня энергией, и впервые за пару недель я почувствовала, что могу свернуть горы.
– Шоколадное или ванильное? – Голос Адама вдруг вытащил меня из раздумий. И по корзине с продуктами я заметила, что прошло уже много времени и мы обошли пол магазина, а я все витала в собственных мыслях. Будто проснувшись и вернувшись в реальность, я не сразу поняла, чего хочет Адам и вопросительно посмотрела на него. – Мороженое. Какое хочешь?
– Шоколадное, – нашлась я и решила больше не отвлекаться. Мне было бы неприятно, если бы Адам отстраненно витал в облаках, находясь рядом, но он сам, кажется, этого даже не заметил.
Мы прошли еще несколько рядов, наша корзина ломилась от продуктов, и в голове мелькнула мысль, что выехать закупиться мы сможем еще не скоро. Адам так активно шел по списку продуктов, что я была приятно удивлена. И до этого я знала, что он прекрасно справляется с бытовыми обязанностями, но теперь была уверена: Адам не станет вешать весь дом на меня. Я просто ходила за ним хвостиком, выбирая понравившееся из предложенных вариантов, и смотрела по сторонам.
– Последнее осталось, и на кассу. – Адам присмотрелся к моему почерку в самом конце списка. – Хлопья. А-а, быстрый завтрак. Пусть будет.
Мы дошли до длинного прилавка сладких хлопьев, и Адам погрузился в чтение составов. Как биолог, он всегда страдал от наличия сахара и вредных ингредиентов, прекрасно понимания, что значит множество незнакомых для большинства людей слов на обороте упаковки, и представляя, как это влияет на организм. Но любитель вкусно покушать в Адаме всегда побеждал и бросался на самые вредные продукты. Я такой роскоши себе позволить не могла, и всегда смотрела на его огромные порции самого вкусного с толикой сожаления.
Адам стоял спиной ко мне, а я перебирала в уме список продуктов, разглядывая содержимое корзины, когда почувствовала на себе чужой взгляд. Боковым зрением я увидела две стоящих по правую руку от меня фигуры и инстинктивно бросила на них взор.
Это были две женщины средних лет, держащие в руках корзинки с продуктами. Они шептались, поглядывая на меня недобрыми холодными глазами, а их рты исказили презрительные усмешки. Женщины, не стесняясь обсуждали что-то, цокая языками, но когда я нашла в себе силы посмотреть на них в упор, оскорбленно вскинули головы, как две кудахчущие индюшки – будто это я имела наглость посмеиваться над ними, стоя в стороне – и неторопливо пошли к кассам.
Я должна была хоть что-то сделать! Выцарапать ногтями им глаза, хотя бы подойти и опозорить при всем магазине, поставив на место. В голове вспыхнула картинка, как я решительно надвигаюсь на этих индюшек, а они съеживаются от одного моего взгляда. Но в реальности я никогда бы этого не сделала, не так ли? Так что я осталась остолбенело стоять на месте наедине с этим моментом стыда и смущения, хотя понимала, что чувствовать такое должны они, а не я. Но все же мне захотелось закрыться, закутаться хоть во что-нибудь, спрятаться от всего мира и скорее оказаться дома.
Всего секунда – а это была именно она, потому что Адам даже ничего не заметил, стоя спиной ко мне, погруженный в составы хлопьев – показалась мне вечностью. Я выдержала их холодные надменные взгляды с гордо поднятой головой и напускной уверенностью, но когда оказалась вне поля их зрения, слезы навернулись у меня на глазах. Веки защипало от подходящих слез, глаза намокли. Но я сглотнула комок обиды, вставший у меня в горле, и, как оказалось, очень вовремя, потому что через секунду ко мне повернулся Адам.
– Вот в этих внутри игрушка. – Он широко улыбался, показывая мне коробку хлопьев, но уголки его губ тут же опустились вниз, и в глазах мелькнуло беспокойство. – Биби, что-то случилось?
Я вдруг осознала, что от беззаботной улыбки у меня на лице не осталось и следа и не заметить это было бы невозможно. Но я очень не хотела, чтобы Адам вступал в конфликт из-за меня, зная, что он обязательно тут же бросился бы на поиски моих обидчиков, только заикнись я ему о произошедшем. Поэтому, собрав все силы в кулак, я рассеяно заморгала и обернулась к нему.
– Нет-нет. – Я заставила себя улыбнуться. – Просто задумалась.
Беспокойство на его лице тут же сменилось недоверием. Иногда меня пугало то, как легко Адам читает меня.
– Бьянка? – Его голос стал строгим. Адам стоял как изваяние, сжав в руках коробку с хлопьями, а его глаза внимательно изучали мое лицо. Вот всегда он так, хочет позаботиться обо мне, даже если я об этом не просила.
По спине у меня пробежали неприятные мурашки, я невольно сглотнула, но все же нашла в себе силы улыбнуться ему:
