Василий Александрович Коледин "Но я люблю сечас, а в прошлом не хочу, а в будущем – не знаю"

Я кивнула. Виктор проводил меня до автомобиля. Усадив и закрыв за мной дверцу, он подошел к водителю и тихонько что-то ему объяснил. Леонардо сказал «ва бене» и завел двигатель. Через секунду машина тронулась.

Глава 3

Всю обратную дорогу я пыталась понять, что так настойчиво ищет Корецки. За последние несколько дней я далеко продвинулась в изучении истории древнего Рима. В ней были интересные моменты, странные факты и загадочные события. Но почему Калигула? А если сузить поиски, то почему именно Кассий Херея?! Что тогда произошло? Какие события развернулись? Почему, спустя две тысячи лет, даже больше, кого-то интересует земля, на которой якобы находилась усадьба мало чем прославившегося римлянина? Что в действительности тогда произошло? Кто такой этот Кассий Херея?!

Я знала ровно столько, сколько прочитала. Центурион, возглавивший покушение на Калигулу и первым вонзивший свой клинок в тирана. Это практически все! Но этого явно мало! Виктор, я была в этом уверена, знал больше. Но что он знал?! Ладно! Надо набраться терпения. Пусть он сам мне все расскажет. Все или хотя бы столько, сколько сможет.

Водитель высадил меня у самого дома и уехал. Я поднялась к себе в квартиру. Первым делом мне хотелось смыть с себя пыль и грязь. Я набрала ванную, включила приятную музыку так громко, чтобы услышать ее из ванной, взяла бутылку красного вина, простенький стеклянный бокал и забралась в горячую воду. Антоначчи легонько хрипел свои песни, а я пила бокал за бокалом.

Корецки позвонил ровно в семь часов. К тому времени я уже искупалась, выпила полбутылки вина, прослушала помимо Антоначчи еще и Анну Татанджело. Настроение было несмотря ни на что хорошим, и я с нетерпением ждала этого звонка.

– Добрый вечер, Роберта! – поздоровался Виктор. – Как Вы?

– Спасибо, все хорошо! – весело ответила я.

– Вы помните о нашем уговоре?

– Помню, Виктор. Но ведь это не было уговором! Скорее простым приглашением поужинать. Не так ли?

– Да, да, конечно! Просто я таким образом подчеркивал, что Вы согласились поужинать со мной! – улыбнулся в трубку он.

– Виктор, я не отказываюсь!

– Роберта, минут через тридцать я заеду за Вами. Вам достаточно этого времени, чтобы собраться?

– Вполне!

– Хорошо, большое спасибо! До встречи! – и он отключился.

Виктор все же казался мне немного странным. Он, обладая огромным состоянием, был очень скромным, вежливым, обходительным и даже стеснительным. Хотя, может, все эти качества проявлялись у него только со мной?! Может их виной была только я? Мне стало очень приятно и губы расползлись в глупой улыбке.

Я надолго задумалась, открыв платяной шкаф. Что мне одеть? Вопрос из вопросов! Первый, извечный, важный, жизненный вопрос для женщин. Конечно не джинсы! Исключено! Я ведь в ресторан иду, а не в клуб. Платье? Какое? Снимая одну за другой вешалки, я рассматривала и оценивала предполагаемые наряды. Увы! У меня их так мало! После продолжительных раздумий мне приглянулся легкий сарафан, купленный на прошлой неделе в OVS. К нему у меня имелись чудесные босоножки.

Ровно через тридцать минут опять зазвонил мой телефон. Это, конечно, звонил Виктор.

– Роберта, я жду Вас внизу. Я бы поднялся за Вами, но, к сожалению, не знаю номер квартиры.

– Хорошо! Я готова! Сейчас спущусь, – докрашиваясь на бегу сообщила я, и, сбросив косметику в сумочку, побежала в коридор одевать босоножки.

Виктор ждал меня у машины. На этот раз мне предстояло прокатиться на красном «феррари». Мой кавалер был одет в светло-голубой легкий костюм. Белая рубашка, расстегнутая на три верхние пуговички. Светлые мокасины из тончайшей кожи, одетые на босу ногу. Весь наряд эффектно оттенял его темный загар. В общем, он выглядел очень даже здорово.

– Роберта, Вы не против поужинать в центре, возле Треви, или еще где-нибудь недалеко от исторического центра?

– Хорошо. Но как мы проедем туда на машине?

– О! Мы доедем до Колизея, там оставим транспорт и пройдемся пешком. Такой вариант устроит?

– Да, вполне.

Он открыл передо мной дверцу «феррари» и закрыл ее, когда я села. Затем сам плюхнулся в кожаное кресло водителя. Мотор взревел, и мы почти вылетели на проезжую часть.

Дорога до центра города заняла у нас всего минут двадцать- двадцать пять. Не доезжая до самого Колизея, Корецки свернул на маленькую улочку, потом еще на другую, немного проехал и заехал через открытые ворота во двор одного из домов, плотно прижатого соседями. Там он припарковал свой авто почти возле входной двери, оставив совсем немного места для прохода в дом.

– Вы не опасаетесь, что хозяева будут против Вашей стоянки в их дворе? – спросила я немного озадаченная его поведением.

– Нет! – он спокойно улыбнулся. – Хозяин будет только рад. Он мой старый знакомый и я всегда оставляю машину у него во дворе. У него своего авто нет и он пользуется моим, когда я оставляю его здесь.

– Так значит у Вас много знакомых в Риме?

– Нет. Он один из немногих. Я виду довольно замкнутый образ жизни. Друзья остались далеко отсюда. А здесь есть немного знакомых, даже можно сказать приятелей. Вот этот, – он махнул головой в сторону двери дома, – и есть один из тех немногих.

Видимо услышав шум многосильного мотора «феррари» и наши голоса, упомянутый хозяин появился на пороге дома. Он, широко улыбаясь и раскрыв руки для объятия, направился к Виктору.

– Чао, Виктор! Давно не заглядывал! – они обнялись и потом пожали руки. Виктор представил ему меня.

– Это Роберта! Моя новая знакомая. А это Тони, – мы тоже пожали с Тони друг другу руки. Слава богу, Тони не стал меня обнимать. Он был довольно толстый и некрасивый мужчина. Щеки его лоснились от съеденной совсем недавно пиццы. Так мне подумалось. Кроме того, взгляд его был таким же жирным и противным.

– Виктор, когда планируешь обратно? К какому времени я должен быть готовым? – спросил Тони, пряча ключи от «феррари» в своей огромной руке.

– Роберта, на сколько мы отпустим этого толстяка? К какому времени Вам нужно быть дома? – обратился Корецки ко мне.

– Даже и не знаю, – пожала я плечами, – вообще, я не спешу домой. В конце концов, я могу добраться и на метро.

– Знаешь, Тони, не ограничивай себя во времени. Мы можем и на метро и на такси добраться. А машину я или Леонардо заберем завтра в обед.

– Понял, – обрадовался толстяк.

Они еще раз обменялись рукопожатием, и, попрощавшись, мы с Виктором вышли на улицу. Пройдя по ней, мы дошли до перекрестка повернули налево, затем прошли еще немного и свернули направо. Виктор шел уверенно, и, казалось, что он всю жизнь провел в Риме. Минут через пятнадцать мы внезапно оказались на Пьяцца Навона. Как так получилась, я не поняла.

– Роберта, может, здесь расположимся? – спросил Виктор, когда подвел меня к столикам какого-то ресторанчика.

– Я не против, – мы заняли столик с видом на фонтан. Сумерки уже давно опустились на город. Зажглись уличные фонари и подсветка фонтана.

– Мне нравятся фонтаны Рима. Я люблю сидеть возле них и днем, и вечером. Днем от них веет прохладой. Вечером в простой подсветке они создают ощущение того, что время на миг остановилось, а, иногда даже, крутится в обратном направлении. Я понимаю, почему Рим зовут вечным городом! Здесь история на истории, драма на комедии и наоборот. Вы знаете, Роберта, что этот фонтан был придуман так, чтобы украсить очередной обелиск, привезенный теперь уже императором Каракаллой. У его подножия скульпторы расположили богов главных рек четырех частей света. Смотрите, вон Ганг, там Нил, а это Дунай. Только вот ту реку я не помню.

– Ла-плата, – вставила я, думая, что он опять меня проверяет. – Это река в Аргентине. Фонтан был сооружен в семнадцатом веке одним из Римских Пап. Тогда Америка уже была открыта.

Его взгляд сообщил мне, что он все больше и больше доверяет мне. Мы заказали пасту с морепродуктами, бутылку красного вина, на второе Корецки предложил свинину, приготовленную каким-то особым способом. Это блюдо было секретом местного шефа. Я поняла, что он бывал уже в этом ресторанчике. Официанты с ним любезничали, как со старым знакомым, скорее всего ожидая хороших чаевых.

Паста была чудесной. Мясо оказалось не хуже. Мы с удовольствием ели, пили хорошее вино, наслаждались шумом толпы и шумом струящейся воды, любовались игрой света, отраженного водой фонтанов. Разговор был ни о чем. Мы делились своими впечатлениями от еды и вина, от прекрасных видов, теплого вечера и хорошего настроения. Я не торопила события и не вела беседу к важным для меня темам. Мне показалось, что если я не стану давить на Корецки, то он сам мне со временем расскажет и о своей жизни, и о Кассии Хереи и о том, что он ищет.

Было уже двенадцать часов, или даже первый час ночи, когда мы медленно, прогулочным шагом шли из ресторана к метро. Корецки предложил поймать такси, но я отказалась. Мне не хотелось идти домой. Прогулка по ночному городу мне нравилась больше. Таксист быстро довез бы меня до дому, и мы расстались бы с Виктором, а я не спешила с этим. Стояла теплая ночь. Рим жил своей ночной жизнью. Туристы сновали по закоулкам и переулкам. Из еще открытых ресторанчиков, кафешек и пиццерий слышалась музыка и разговоры на всех языках мира.

– Я завидую тебе Роберта, – мы еще в ресторане перешли на «ты», – ты жила с рождения в этом великолепии! Каждый камень под ногой может рассказать столько историй, свидетелем которых он был, сколько не расскажет ни один его собрат, уложенный в любом другом городе мира. Здесь даже воздух пахнет историей! Нет! Он не затхлый, не пахнет старьем, не ветхостью, а именно историей. Кажется, что им дышали и Цезарь, и Нерон, и тот же Калигула, а теперь им дышишь и ты.

– А вот я всю жизнь провела в Риме и никогда особенно не задумывалась о том, что это какой-то исключительный город. В детстве не важно, где место твоих игр, потом, во время учебы в школе, так же не осмысливаешь, где живешь. Только став взрослой, я по-настоящему полюбила этот город. Я никогда не была в Париже. А о нем говорят, что он – город влюбленных. Но чем хуже Рим? Нет! Он лучше! Помните фильм «Каникулы в Риме» с Одри? Разве там Рим не предстает городом любви?!

– О! Да! Я совершенно с Вами согласен! – воскликнул Виктор.

– Виктор! Ты забываешь! – напомнила я ему о том, что мы перешли на «ты».

– Черт! Пока еще не привык! Извини, Роберта!

Мы уже давно вышли на виа дель Корсо, и впереди совсем близко показалась площадь Венеции. Большая «печатная машинка» подсвечивалась, и огромные статуи в этом желтоватом свете оживали. Казалось, они просто на какую-то долю секунды замерли, но вот-вот ты моргнешь, и кони, запряженные в колесницы, понесутся вперед по воздуху. Виктор, которого я до этого держала под руку, обнял меня за талию. Я невольно прижалась к нему. Его тело было упругим, мускулистым и теплым. Это тепло человека, который тебе нравится, согрело меня, хотя ночь и без него была теплой. Мне стало интересно, поцелует ли он меня? И когда это произойдет? Алкоголь не являлся причиной такого поведения. Мы выпили всего чуть больше полбутылки. Мне все больше и больше нравился этот мужчина. Культурный, сильный, умный, ну, и конечно, богатый! Несмотря ни на что он оставался мальчишкой! И я рядом с ним чувствовала себя девчонкой. Но в то же время он был мужчиной, надежным и крепким, готовым защитить и приласкать, так мне казалось. Рядом с ним возникало ощущение надежности, капитальности, что ли, или даже дерзости к окружающему миру.

Дворец Витториано, эта «вставная челюсть» остался позади справа. Останки форума, как кости музейного скелета, торчали в полутьме справа. А впереди уже светился Колизей. Рука, обнимающего меня Корецки, вспотела, и он опустил ее. Сразу же мне стало одиноко. Когда он обнимал меня, казалось, что мы единое целое и так будет всегда. Но стоило только убрать руку, и мир, который только что был таким сказочным и прекрасным, приобрел свое обыкновение.

Виктор проводил меня до самого дома. Вместе мы ехали в пустом метро. Опять он обнимал меня, ведя от метро до дома. А у подъезда мы расстались.

– Виктор, зайдете? – спросила я.

– Увы, Роберта, я не могу так быстро сходиться с людьми, – ответил он, глубоко вздохнув.

Что ж, я и не рассчитывала на стремительные действия с его стороны. Мое предложение было скорее необходимой вежливостью и благодарностью за приятно проведенный вечер.

Глава 4

Мы сидели в том же садике, что и в первый раз, когда я его увидела. Все так же легонько шелестели листья. Едва уловимые дуновения воздуха теребили салфетки, лежащие на столе. Бутылка вина, почти пустые бокалы. И только я и он.

– Представь, Роберта, – увлеченно рассказывал мне Виктор, – теплое, но зимнее утро в Риме. Светит солнце, на небе нет ни облачка. Ветерок прохладный, но не холодный. Двадцать четвертое января. Еще немного и вернется весна. Великий император со свитой, состоящей из превращенных в пугливых и забитых скотов патрициев, вечно следующей за ним толпы плебеев и отряда жестоких, преданных телохранителей-германцев на Палатине. Вся это толпа на спектакле, в котором участвуют мальчики из знатных семей Азии. Они чудесно поют, одеты нарядно, улыбаются своему богу в плоти. Калигула очень доволен.

Первое отделение закончено. Император спускается с высоты своего величия и подходит к исполнителям. Похлопав по щеке какого-то мальчика, он отправляется принять ванну и позавтракать. Его путь лежит по бесконечному дворцу через темный коридор, ведущий к ванной комнате. По пути ему встречаются другие мальчишки, которые готовятся к своему выступлению во второй части представления, они такие же красивые и талантливые. Калигула останавливается, чтобы похвалить и их. И тут происходит что-то непонятное, из ряда вон выходящее. Откуда ни возьмись, словно из-под земли вырастают с десяток преторианцев. Эти вооруженные люди оттесняют свиту самодержца. Калигула остается один, он все еще не понимает, что происходит, где телохранители-германцы? Он строго смотрит на воина, стоящего прямо перед ним. Это Корнелий Сабин – трибун, которого он хорошо знает. «Пароль?» – спрашивает воин отца нации. «Юпитер» – автоматически восклицает Калигула. Он хочет верить, что все это только ему снится. Вдруг чья-то рука ложится ему на плечо и разворачивает. Перед ним Кассий Херея. Этот центурион всегда был мягок и обходителен. Он даже издевался над ним, называя его «бабой». Но сегодня он не похож на прежнего Херею. Его седые кудри оттеняют бронзовый загар и придают лицу зловещий вид. «Как ты смеешь, раб!?» – кричит рассерженный император. Тогда Кассий в одно мгновение вытаскивает свой меч и со словами «Тиран, получай свое!» рассекает Калигуле подбородок. Удар приходится в шею, но его останавливает ключица императора. Император падает на колени. Ощутив острую боль, все еще не веря своим глазам и ушам, Калигула слышит приказ, отданный Корнелию Сабину «Делай свое дело, центурион!» и тогда трибун Корнелий Сабин спереди пронзает грудь Гая Цезаря Августа Германика, Великого понтифика, четырежды консула, императора.

Император упал, в судорогах крича «Я жив еще, мерзавцы!»– и тогда остальные центурионы и некоторые сенаторы добивают его тридцатью ударам. И у всех у них один клич: «Бей еще!» Некоторые в ярости и злобе даже бьют тирана клинком в пах, некоторые пинают его судорожное тело ногами. Стоит шум, крики, звон мечей. «Юлий! – командует Кассий Херея. – бери двух гастатов, и бегите в покои императора! Убейте оставшихся выродков!»

По первому шуму на помощь к уже убитому императору прибежали носильщики с шестами, потом – германцы-телохранители. Происходит запоздалая схватка. Некоторые из заговорщиков убиты верными телохранителями, а с ними и несколько неповинных сенаторов, оказавшихся случайно в рядах античных революционеров. Сам Херея и Сабин бегут с места преступления. Они бегут по улицам Рима. Их догоняют два гастата и триарий Юлий Плиний, он рапортует «Цезонию пронзили мечом, а маленькой Друзилле ударом о стену размозжили голову»!

– О, боже! – невольно воскликнула я. Рассказ Виктора был настолько интересным, а он хорошим рассказчиком, что я почти оказалась на улицах Рима 41 года нашей эры. – Какая жестокость! О, античные времена!

– О, нет! Роберта, времена всегда одинаково жестоки! И античность здесь не причем. Вспомните сколько жестокостей совершено после падения Рима и до вчерашнего дня! Не меньше, а то и намного больше!

– Да, наверное, – согласилась я, но от этого убийство женщины и ребенка не становятся оправданными. Но мы отвлеклись! Что же было потом?

– Оставшиеся преданными Калигуле германцы кинулись искать убийц их повелителя. Они непременно желали казнить Херею и Сабина, как основных заговорщиков. Германские воины в ярости и не останавливаются ни перед чем. Они бегут по дворцу, и убивают всех, кто попадается им на пути. Но самое неприятное это то, что их ярость не от любви к тирану. Они огорчены только тем, что преступники убили их щедрого господина! Кто теперь по достоинству оценит их службу?!

Тем временем бездыханное тело императора положили на носилки. Рабы принесли его в бывший храм Кастора и Поллукса, который был соединен с Палатинским дворцом и превращен при жизни Калигулой в прихожую своего дворца. Именно сюда стали приходить сенаторы для опознания тела бывшего императора. Среди пришедших оказался и бывший консул Валерий Азиатик. Ходили слухи, что он тоже принимал участие в заговоре и помогал последним известной только ему информацией. Но солдаты уважали консула за мужество, проявленное в многочисленных боях. В это тяжелое для империи время Валерий взял командование преторианцами на себя и быстро их успокоил. А вот толпа черни, которая всегда боготворит своих тиранов, росла и вскоре тысячи оборванных и голодных людей ринулись на форум. Плебеи требовали казнить убийц. Валерий Азиатик и здесь воспользовался своим авторитетом, но теперь уже авторитет подкреплялся силой преторианцев. Говорят, что он даже осмелился ответить толпе вопрошающей имя убийц: «О! Если бы им был я!»

Представляешь, Роберта, народ Рима не сразу поверил в смерть тирана. Все думали, что эта одна из шуток Калигулы. Люди считали, что таким образом коварный правитель хочет проверить преданность своего народа! И только спустя несколько дней убийство Калигулы стало достоянием всего римского народа.

Тем временем Херея и Сабин, скрывавшиеся от глаз в первое время после своего акта, встретились с несколькими сенаторами и заявили, что они хотят вернуть власть в Риме его народу. Вот почему я назвал их античными революционерами. Первое после смерти тирана заседание сената состоялось не в Юлиевой курии, а на Капитолийском холме. Особенно горячие головы призывали своих коллег истребить память обо всех Цезарях и разрушить храмы Юлия Цезаря и Августа. Кстати тогда же кто-то из сенаторов обратил внимание, что все цезари, носившие имя Гай, погибли от меча, начиная с того, который был убит еще во времена Цинны! Вскоре в курию прибыли Херея и Сабин. Они были встречены как герои. Сенаторы, стоя рукоплескали им. «Мы вернули народу великого Рима свободу!» – начал такими словами свою речь Кассий. Присутствовавший в сенате консул Гней Сатурнин в ответной речи предложил явившимся заговорщикам почести и сравнил Херею с Брутом и Кассием. Затем он издал эдикт, призывая сенат и народ к порядку и обещая снижение некоторых налогов. Затем стали выступать сенаторы. Все они одобряли сделанное Хереей и Сабином, они признавали, что тиран совершил неслыханные преступления и зверства. Некоторые сенаторы предложили не избирать нового принцепса и, таким образом, восстановить республику. Но при голосовании этого принципиального для истории Рима вопроса большинство сенаторов посчитали, что принципат все-таки необходим.

Новая серия дебатов касалась уже только вопроса о конкретном кандидате, среди которых были Анний Винициан, Валерий Азиатик, командующий легионами в Германии Сервий Гальба и Камилл Скрибониан. В итоге сенат не пришел к определенному решению, а за это время все решили совсем другие силы, – Виктор замолчал. Он налил в бокалы еще вина и взял свой, посмотрев на меня, предлагая молчаливым взглядом выпить с ним.

– Спасибо, – я взяла свой бокал, после чего он легонько чокнулся со мной. – За освободителей?!

– О! Да! За них! За тех, кто ценой своей жизни несет свободу Родине!

– За них! – согласилась я.

Мы выпили и поставили бокалы. Виктор почему-то продолжал молчать. Видимо, он был под впечатлением того, что произошло две тысячи лет назад.

– Виктор, так ты не ответил на мой вопрос, прервала я его молчание.

– Какой? – искренне удивился он.

– Почему ты хочешь приобрести место, где стоял дом Кассия Хереи? Неужели только из исторического интереса? Что может хранить этот дом?!

– Хм…что может хранить дом? Ну, во-первых, там должна быть гробница Хереи. Этого мало?

– А что в гробнице?

– Останки.

– И все?! – не унималась я.

– Ну, может, что-то из личных вещей…

– Интересно. А что же может быть ценного в вещах Хереи? Вообще кто он, Кассий Херея?! Во всех источниках о нем совершенно ничего не сказано. Только то, что он был убийцей Калигулы! Виктор, сейчас же расскажи мне о нем! – рассуждая, я пришла к выводу, что тайна, которая скрывается Корецки, кроется именно в личности Хереи.

– Хорошо. Ты права, о Кассии совсем мало информации в открытых источниках. О нем упоминают совсем немного только Флавий и Светоний. Но это молчание неспроста. Ты поймешь это немного позже! Судя по общеизвестным источникам, Херея был человек отважный и благородный. Даже его смерть, описанная Флавием, говорит о его бесконечной храбрости и благородстве. О том, где и когда родился Кассий неизвестно. Можно предположить, что он родился в Риме приблизительно между двадцатым и тридцатым годом до нашей эры в состоятельной и славной семье патрициев. Учился, воспитывался. Потом армия, как и у всех юношей-римлян.

14 г. н.э., очень скоро после смерти императора Августа.

Известный бунт римских (или как их называли, германских) легионов, расквартированных на Рейне. Римские солдаты взбунтовались, порезали массу командного состава, убиты были практически все центурионы.

После Германик, брат будущего императора Клавдия, во власти которого была вся германская компания, навел порядок. Но тогда легат Германика, Авел Цецина, ничего не смог сделать. Он полностью утратил власть. Пятый и двадцать первый германские легионы взбунтовались, они же стали подстрекать на бунт первый и двадцатый германские легионы, стоящие в Нижнем лагере. Так назывался римский лагерь на одном берегу Рейна, которым командовал Авел Цецина. Верхним лагерем, стоящим на другом берегу Рейна, командовал Гай Силий. Верховное командование принадлежало Германику, но он был в этот момент в Галлии, где занимался сбором налогов. Взбунтовавшиеся римские легионеры бросились резать всех центурионов, ведь именно центурионы, были ненавистны солдатам. Кассий Херея в то время уже давно был центурионом. И вот Херею окружила толпа вооруженных солдат, но не тут-то было. Отважный боец, Херея был еще и искусным фехтовальщиком. Он прорвался через кольцо окруживших бунтовщиков, и многие из них очень пожалели, что связались с этим центурионом. Он был практически единственным офицером, кто сохранил свою жизнь, и кто попытался что-то сделать до прихода Германика. Об этом говорит Публий Корнелий Тацит.

События еще чуть более ранние. 9 г. н.э., известная гибель легионов Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу. Оказывается, Кассий Херея был и в легионах Квинтилия Вара центурионом. Он свершил в некотором роде подвиг. Под его началом одна когорта из трех легионов римлян вырвалась из германского окружения. Он провел когорту по большой территории германских земель, пока не дошел до римской крепости на германской территории, где и осел. После гибели легионов Вара германцы принялись громить все римские крепости на германских землях.

Но когда дошло дело до крепости, которой командовал Кассий Херея, германцам пришлось отступить. Взять эту крепость им не удалось, что бы они ни делали. Кассию Херее удалось отстоять крепость и дождаться прихода войск Тиберия. Это действительно был подвиг. Что такое вырваться из ловушки Тевтобургского леса?! Это воинский подвиг, да и то, что было потом, – такое свершить мог лишь незаурядный человек.

Совершив кучу славных побед Херея предположительно в 30 году вернулся в Рим и стал центурионом преторианцев. Здесь, в Риме, в 37 году нашей эры он встречается с бывшим префектом Иудеи…

– О боже! – вырвалось у меня.

– Да, да. С Понтием Пилатом, – продолжал Корецки, довольный произведенным на меня эффектом. – Как известно последнего отозвали из Иудеи в 36 году. На протяжении нескольких лет они были довольно близкими друзьями. О чем они говорили, что рассказывал Херее Пилат, можно только догадываться.

Но вот еще кое-что я тебе процитирую. А ты потом подумай, – сказал Корецки, раскрыв свой еженедельник. При этом я заметила, что тот почти весь исписан мелким почерком. – Итак,… вот что пишет Иосиф Флавий о том, что предшествовало убийству императора: «И вот, когда эти три человека сошлись вместе, они поздоровались, причем по обыкновению, как и раньше, предоставили Минуциану первенство за его высокий сан, за то, что он был одним из выдающихся граждан и пользовался общей популярностью; так они поступали и раньше, особенно когда Минуциану приходилось говорить. Теперь Минуциан ласково спросил Херею, какой пароль назначил ему император на этот день. Тот отвечал: «Я благодарен тебе, что ты окончательно и всецело разбудил меня от сна, в который я был погружен. Я не нуждаюсь в длинных речах, которые возбудили бы мое мужество, раз ты того же взгляда на вещи, что и я; если мы были сообщниками раньше, то с тем сошлись сюда и сейчас. Смотри, я опоясан лишь одним мечом, но этот меч многого стоит, он будет достаточен для двоих; поэтому примемся за дело; будь ты руководителем, приказывай – и я пойду, куда ты захочешь; или же я сам при твоей помощи и твоем содействии возьмусь за дело. Люди, которые вносят в дело душу, не нуждаются в железе, даже в таком могущественном; благодаря этой душе их и железо становится страшнее, а этот меч воистину страшен; я готов действовать, и меня не пугает представление о возможных моих страданиях; мне нет времени думать о своей личной опасности, когда приходится оплакивать рабство моего столь свободного некогда отечества, когда нужно плакать о попираемых законах и когда приходится оплакивать всех людей, падающих от руки Гая. О, если бы я удостоился в настоящую минуту найти в тебе верного судью, который смотрит на дело моими глазами и который меня не осудит!» Между прочим, знаешь ли ты, что тот же Флавий родился в 37 году, во время вступления Калигулы на престол?! – я кивнула головой, хотя этот факт был мне не известен. Посмотрев на меня с сомнением, Виктор продолжил. – Понятно. Ну, вот еще небольшой отрывок из того же Флавия. Он о казни Хереи.