– Этто не сложно. Просто поднеси кресало к кремнию и ккак следует наддави.
Ее руки манипулируют его, передвигая части амулета, но как только девушка подходит ближе, Калеб, словно испугавшись отступает назад.
– Прости, – неловко улыбается он, – я плох в ручном труде. Может, я просто принесу еще хвороста?
Не успевает она кивнуть, как юноша тут же отправляется к упавшим елям неподалеку, провожаемый оценивающим взглядом Кэт. Брюнетка подмечает внезапно залившиеся алым щеки подруги и прочищает горло.
– Не ведись.
– Ччто? – неожиданно поворачивается Ивейн.
– Говорю, не ведись ты на эту обаятельную улыбку и непринужденные манеры. Если ты рассчитывала, что путешествие поможет вам с Калебом найти общий язык, тебя ждут разочарования. Поверь, если кто-то и стоит усилий, то уж точно не законченный эгоист Колдвотер.
Румянец на лице блондинки вспыхивает с новой силой.
– Это я так, на всякий случай. Считай это предупреждением утопающему.
Ивейн кивает, хотя на самом деле не понимает наставлений подруги. О Калебе, конечно, ходят разные слухи, но девушка сомневается, что он настолько плох. В каждом человеке есть частичка добра, так или иначе. К тому же, она вовсе не намеревалась ни с кем сближаться. Она просто пытается выжить.
Когда Калеб возвращается с хворостом, Ивейнджин уже ног не чувствует, но все равно берется за огниво. Благодаря временному затишью задача упрощается, ведь ветер не задувает зародыши костра и вскоре мало-помалу он распускает свои искристые щупальца. Хоть на холоде жажда проявляется куда сдержаннее, длительное движение вытягивает из организма не только силы, но и бесценную влагу, которую необходимо восполнять. Ивейн узнала об этом еще в лагере бойскаутов. Раньше она нечасто применяла подобные знания на практике, но любезная судьба-распорядительница решила подкинуть ей такую возможность.
– Кэт, дай свою фляжку. Попробую отфильтровать воду.
– А она разве у нас есть?
– Нет, – улыбается блондинка, – но будет.
Кэйтин достает металлическую посудину и передает подруге, которая тут же наполняет ее снегом. Закупоренную флягу Иви укладывает на несколько минут к костру, после чего, используя прутик, перекатывает ее в снег, чтоб та остыла.
– И это все?
– Не совсем, – она собирает несколько угольков и бросает их в воду, затем достает литровую бутылку из-под сока. Оторвав кусок от своего шарфа, девушка помещает один край в наполненную металлическую бутыль, а второй – в пластиковую. Наблюдая за странным приспособлением Калеб озадаченно вскидывает брови.
– Не хочу показаться грубым, но эта конструкция не внушает доверия. Там же плавает клочок ткани.
– Уголь – природный фильтр, – объясняет Иви. – Он убьет вредные микробы, а материя поможет испарившейся жидкости перейти в чистую емкость, в то время как осадок останется в другой. Через пару часов сможем напиться. Правда, много пить талой жидкости нельзя.
– Почему? – удивляется Кэт. – В горах ведь благоприятный климат и снег должен быть чистым.
– В том-то и проблема. Он слишком чистый. В воде, которую мы пьем, содержатся важные компоненты, минералы, соли, а в этой – ничего. Поэтому и энергию она не восполнит. Просто не даст умереть от жажды.
– Умерли от обезвоживания посреди снегов, – фыркает Калеб. – Это была бы поистине эпическая смерть.
Ивейн пропускает его комментарий мимо ушей, поудобнее усаживаясь напротив костра. Жар огня оказывает поистине магическое влияние на отсыревший механизм тела: размягчает загрубевшие мышцы, прогревает заржавелые кости, растапливает заледенелые суставы, медленно, но уверенно возвращая их к жизни. Вместе с теплом приходит и сон, словно охотник, выжидающий подходящего момента. Кэйтин отключается с первым лучом лунного света. Ее храп сглаживает шепот ветра, который не прекращается ни на секунду, словно нашептывает им на ухо секреты этого опустелого места. Ивейнджин и не замечает, как начинает дремать. Единственным, кто не может сомкнуть глаз остается Калеб. Из-за боли в макушке парень не может впустить в себя отдых ни на минуту. Несмотря на усталость, впивающуюся в спину и ноющие от долгой ходьбы лодыжки. Юноша устало потирает затылок, пытаясь избавиться от непрошенных мыслей, но они назойливыми мухами слетаются на запах его страха и волнения от перспективы возможного неутешительного будущего.
Калеб до сих пор не понимает, как так получилось. Конечно, Гудмен всегда был жестким. Однажды он сбросил с лестницы новичка из своей группы лишь за то, что тот выступил с докладом по международному маркетингу на ту же тему, что и он. Все было выставлено как несчастный случай, но Калеб знал правду, потому что видел, как это произошло. Ак наверняка бы разделался и с ним, если бы не влияние Колдвотера-старшего. Но проблема вовсе не в Акли с его вкусовыми предпочтениями. Даже, если им удастся каким-то образом избежать расправы Акли, они все-равно стали свидетелями двух убийств, и жертвы на этом, возможно, не закончатся. Отец его распнет, а кусочки разбросает по разным уголкам света, если узнает, что Калеб во всем этом хоть как-то замешан. Парень сжимает виски, но предательский голос старика не перестает звенеть в нем тревожным колокольчиком: «Репутация – это наше все. Если ты до завтрашнего дня не распутаешь этот клубок проблем, распутывать будет нечем».
Между лопаток пробегает холодок, когда Калеб представляет темный, сырой короб подвала, в который его загоняли как скот. «Для воспитательных мер» – говорил всегда отец. На самом же деле это был один из множества способов сломить прямые линии Калеба, заставив их сгибаться под тем углом, под которым хотел старик. Нет, он не позволит этому случиться. Он туда больше не вернется. А значит, ему срочно нужно решить этот вопрос и вернуть все, как было. Вот только, как? Когда все это…
– Нет, нет… Не трогай меня…
Калеб замирает и поворачивается к Иви, которая нервно ворочается в спальнике. Видимо, ей снится кошмар. Не трудно догадаться, о чем.
– Не смей! Уйди!
Девушка резко вскакивает, не переставая что-то стряхивать с себя, словно по ней ползают невидимые жуки. Она видит белую пыль, подкидываемую ветром и заинтересованное лицо Калеба, но смотрит на него с неким недоверием, будто и вовсе сомневается в его реальности. Наконец, окончательно отогнав плохой сон, она опускает лицо в ладони.
– Извини. Приснилось, что Акли нас нашел.
– Если не перестанешь кричать, так и будет.
Ивейнджин выдавливает истерический смешок. Тут плакать нужно, но почему-то именно в этот момент ей хочется засмеяться. Наверное, нервы капитулировали без боя.
– В голове не укладывается. Он ведь ваш друг. Как он может так поступать?
Теперь улыбается Калеб, только ухмылка эта больше напыщенная, чем измученная.
– Сразу видно, что ты его недолго знаешь. У Акли нет друзей. Есть только люди нужные и бесполезные. Причем грань эта очень тонка.
– Но как же Элиот и Кэт? Я думала, они близки.
– Вряд ли можно так выразиться. – хмурится Калеб, лениво откинувшись на спину. – У каждого свои преимущества иметь такого приятеля, как Ак. Кэт нужно его влияние и деньги. Возможно, еще щепотка славы в придачу. Подозреваю, ему известно о чем-то, что Кэйтин стремится уберечь от огласки. Элиоту всегда нужна была опора. Он тянулся к влиятельным людям, но лишь Гудмен предложил ему полное и безоговорочное спонсорство. Теперь старина-боксер пойдет ради него на все. Что касается Джаззи… полагаю, она тоже была не прочь от такого покровительства, ведь кто-то же должен был продвигать ее бездарный видео-блог.
– А ты? – не выдерживает Ивейн. Манера разбора вещей Калеба ее раздражает. – В чем твоя выгода?
– В моем случае все сложнее, – он закидывает руки за голову, будто беседует о сонате Моцарта, а не о своем спятившем от голода и гипоксии друге. – Мы с Акли можно сказать, что росли бок о бок. Наши семьи – богатейшие представители Нью-Йорка, которые вращаются на одной орбите. Мы вместе играли на бирже в старших классах, ходили на вечеринки, выпивали, но дружбой это не назовешь. Скорее взаимовыгодой. Есть такой сорт людей, с которыми ты вынужден общаться и к которым просто привыкаешь. В конечном итоге, они переходят в категорию друзей, хоть ими и не являются. Всего лишь финансовые партнеры. Единственный вопрос, – поворачивается юноша к Иви, – как в этой смутной компании оказалась ты? Ты совершенно не вписываешься в ее туманные грани. Такие личности из другого мира.
Ивейнджин пропускает мимо ушей подкол про неравенство классов, хотя знает, что к этой теме еще вернется.
– Как ты можешь быть таким бессовестным?
– Совесть? – почти с болью в голосе повторяет парень. – Это ты про ту штуку, которой тебя упрекают, когда ты не соответствуешь чьим-то идеалам?
– Я о том, что делает из законченного эгоиста человека. Хотя, откуда тебе знать?
– Все люди эгоисты, просто в разной степени и Кэти – живой тому пример. То, что ты об этом не знаешь, лишь доказывает верность моего утверждения.
Иви хочется кинуть в него снежком, чтоб развеять темный хаос в его голове, но, похоже, он въелся настолько глубоко, что даже лоботомия не поможет.
– Мы познакомились с Кэт на первом курсе. Она моя лучшая подруга и мне противно то, как ты о ней говоришь. Она вовсе не такая.
– Понимаю, – кивает Калеб, хотя на самом деле не улавливает причины ее раздражения, – это неприятно слышать, но факты на лицо. Акли содержит Кэт. Она буквально зависит от него. У нее нет ни семьи, ни статуса, ни истории. Никто вообще не знает, откуда она и как оказалась в Нью-Йорке. Лично мне кажется, что под белесым пушком эта птичка скрывает темные перышки.
– Меня от тебя тошнит.
– Я часто это слышу.
Девушка отворачивается к нему спиной. Больше развивать этот разговор она не намерена и уж тем более слушать мнение двадцатилетнего избалованного циника, считающего, что он знает все и обо всех. Но для Калеба тема еще не закрыта.
– Когда твой мир рушится, это всегда больно, но иногда нужно, чтоб кто-то показал тебе, какой он на самом деле.
– Это не моя реальность, а твоя. – сквозь зубы шипит Иви. – В моем мире друзья не убивают друг друга и не съедают на ужин.
– Славный у тебя тогда мирок. Может, как-нибудь заскочу туда на летние каникулы.
Он надеется, что шутка немного разрядит обстановку, но Ивейнджин, похоже, не настроена веселиться. А может, ей и вовсе чуждо чувство юмора. Этого Калеб пока не выяснил, но отчетливо уловил, каким она его считает: высокомерным, заносчивым, избалованным, наглым. В общем, как и все. Ничего нового. Песня стара, как планета. Хоть бы кто-то придумал что-то оригинальнее. Да, его сострадание пошло трещинами, а отзывчивость и того давно разлетелась в щепки, и это неудивительно. Годы жесткой дисциплины отца оставили немалые пробоины в его душе. Принуждение, издевательство, наказание за любое непослушание – все это терроризировало его сознание изо дня в день. Кто знает, что еще важного оно могло повредить? Спасибо за то, что хоть это смогло уцелеть.
Беря пример с Ивейн, юноша поворачивается набок, не потому, что злится. Просто так удобнее спать. Закрывает глаза, хоть и не чувствует сонливости. Скорее, бурлящее по венам возбуждение и жажду наполнить себя пищей. Этот вечный голод, сопровождающий их, куда бы они ни пошли. Он уже и забыл какое отвратительное это чувство. Логично предположить, что тому, кто растет в состоятельной семье, чуждо само это понятие, но только не Калебу. Ему прекрасно знакомо ощущение, когда живот прилипает к позвоночнику, а желудочная кислота разъедает тебя живьем в отчаянных попытках насытиться. Он ощущал это не раз, но лишь в те редкие моменты, когда выступал против установленных в доме Колдвотеров правил. Подъем в четко обозначенное время, завтрак, занятия с репетитором по испанскому, перерыв на ланч, урок верховой езды, обучение математике, этике, экономике. С детства его день был расписан буквально по часам, поэтому времени на скуку не оставалось. Впрочем, как и на жизнь. Иногда его едва хватало на сон, но характер отца был непоколебим, как эти заснеженные горы. Его сын обязан хорошо обучиться, чтоб поступить в самый престижный университет столицы, а после перенять управление фамильной компанией Ка энд Коу Интерпрайзис. Вот только, чего желал сам Калеб мало кого интересовало. А ему так иногда хотелось побыть обычным мальчиком. Разбрасывать машинки, есть арахисовое масло из банки, играть в прятки и не бояться наказания старика.
Однажды вечером, когда вместо перекуса после лекции по деловому английскому Калеб сбежал на улицу поиграть с местными ребятами, старик прилюдно выпорол его, а на самих детей напустил охрану с собаками. «Нечего Колдвотерам водиться с уличными отбросами. Еще чего доброго вшей подцепишь», – сказал он тогда сыну. Наказанием за непослушание было лишение обеда и ужина на все выходные. Это была одна из тех дорогостоящих ошибок, которая стоила урчащего желудка и унижения. Иногда Калеб задумывался, что было б, если бы отец его не поймал? Узнал бы он о прогуле? Стал бы за ним следить? Может, он смог бы сбегать почаще, вот только после случившегося никто из мальчишек не хотел бы иметь с ним ничего общего. Их не в чем винить. Старину Колдвотера все боялись, как огня.
Вскоре Калеб забросил попытки с кем-то подружиться и стал тем, кем его хотели видеть – примерным воспитанником, вундеркиндом, лучшим гимназистом Манхэттенской бизнес-школы, подающим обманчивые надежды. Все его поведение – результат отцовского воспитания и навязанного с детства мировоззрения, которое со временем переросло в его собственное. Срослось с нутром, опутало жилы, сплелось единой нитью с извилинами, которые теперь невозможно отсоединить от мозга. Единственной, кто видела его настоящего была Триа. Только ей было известно, какие испытания ставил перед ним старик. Лишь она одна знала, через сколько кругов ада ему приходилось проходить, отвоевывая свое право на свободу. Только она, его заботливая старшая сестричка… Его коллега, его кумир, его единственный друг и пример для подражания, который не выдержал тяжести отцовского давления. Калеб хотел бы все изменить. Хотел бы вернуться в прошлое, но юноша не уверен, что смог бы отыскать решение, которое помогло бы сохранить Патрисии жизнь.
Внезапный шорох развеивает его мысли вместе со спокойствием Ивейн.
– Ты это слышал?
Треск, едва слышный. Словно кристаллики снега лопаются под весом чьей-то ноги. Калеб списал бы все на ветер, если б его вой не затих пару часов назад. Он бросается к костру и засыпает его снегом.
– Что ты…
– Тшш! – шикает он, показывая в сторону елей, ветки которых заметно всколыхнулись. Иви стремглав запихивает спальники в рюкзак. Калеб будит Кэт. При виде тени у деревьев, в голове Ивейн тут же возникает образ Акли с окровавленным ножом в руке, но вместо него в поле зрения появляются два сияющих стеклышка и тонкие руки, обхватывающие объектив видеокамеры.
– Аллестер? – воодушевляется Кэт. Вот только тот, похоже, не сильно рад ее видеть.
– Господь Всемогущий! Что вы здесь делаете?
– Мы отдыхали. Хотели переноч…
– Уходите немммедленно! Вы не… Он не должен вас видеть!
Кэйтин ловит взгляд Калеба и хмурится.
– Нам стоит с ним хотя бы поговорить. Может, мы сможем все уладить.
– Разве ты еще не пппоняла? – цепляется он в ее плечи. – Акли… сссам Дьявол! Он не успокоится, пока не перебьет каждого! Всех вас… до единного…
– Успокойся. Думай, что угодно, но Ак не монстр. Он, конечно, много дров наломал, но…
Шорох за спиной прерывает их разговор. Аллестер толкает Кэт в сторону.
– Быстрее, прячьтесь! Под стволы!
Дважды повторять не нужно. Одна секунда и все трое забираются под упавшие ели так далеко, как только могут, но места под ними едва ли хватает для троих. Шум шагов заставляет их задержать дыхание, когда в щелочке между упавшими деревьями показываются светло-коричневые «Тимберленды[10 - Ботинки марки «Timberland».]».
– Ты их нашел?
– Да, то есть… ннет, – подрагивает голос Аллестера. Наверное, от страха у него сейчас дрожат и пальцы. – Я оттыскал их следы, но онни старые. Должно быть, они уже ддалеко отсюда.
Ак молча подступает к журналисту. Он так близко, всего в нескольких шагах. Если он только решит поправить штанину, завязать шнурки, поднять соскользнувший с шеи шарф, такой же светлый, как и сам его обладатель… они пропали. Но Гудмен не спешит бросаться на поиски. Вместо этого он забирает из рук Аллестера камеру и бьет его ею со всей силы.
Хруст его челюсти застревает в груди Ивейн немым криком, но Калеб вовремя закрывает ей рот. Аллестер падает на землю, прикрывая голову. Пытается кричать, но непрекращающаяся череда ударов не оставляет ему возможности. Звуки заглатывают Иви целиком, лишая возможности думать. Брызги крови окропляют ее щеку. Щелчок объектива, хряск лицевых костей, треск стекла, гул, лязг. Так громко, так четко. Они словно внутри ее головы. В щелочке между бревнами Кэт видит наполненные болью глаза и ладони, которые безвольно падают, переставая защищаться. Лицо Аллестера поворачивается в сторону друзей и застывает вместе с остановившимся от страха сердцем.
– Эй! – выныривает из зарослей Эл. – На кой болт, кент? Он же был с нами!
– Он нас заложил. Отпустил их, а мне наклал, что не видел. Вон, там был костер, еще теплый.
Элиот задумчиво осматривает тело. Кэйтин кажется, что сейчас здоровила наконец-то отплатит приятелю за содеянное той же монетой, но он только вскидывает руки.
– Рылом чуял, что этот очкозавр чет такое вычудит. Нафига ты ток разрешил ему остаться.
– Да уж. Ну ничего. – сверкает белоснежными зубами Ак. – Возможно, это к лучшему. Я проголодался.
Иви едва сдерживает рвотный рефлекс и то только благодаря ладони Калеба. Поверить только! Эл с самого начала был с Акли заодно, несмотря на его очевидное помешательство! Но, как и почему? Зачем подыгрывать этому психопату? Из-за их партнерства? Потому что Ак согласился быть его пожизненным спонсором? Неужели он не понимает, что когда запасы на ужин закончатся, он рискует повторить судьбу Аллестера? Или он думает, что бизнесмен с ним не справится?
– Ну, – меняется в лице Элиот, – так как ты выследишь своих друзяшек?
На лице Ака вдруг появляется улыбка, такая мерзкая, кривая, вытянутая, как старый, уродливый шрам на морщинистой коже.
– Друзья – слишком громкое словечко для тех, от чьей физиономии мне блевать хочется. Думаешь, мне правда на них не наплевать? Ивейн меня всегда бесила. Кэт, – он облизывает пересохшие губы, – сладкая штучка, но всего лишь пустышка. Она со мной только из-за бабок и связей, что мне немало осточертело. Что до Кэба, я давно мечтал избавиться от этого напыщенного урода. На одного бизнес-конкурента станет меньше.
Иви всхлипывает, чувствуя, как крепче сжимаются пальцы Калеба на ее губах.
– Они знают о Силкэ, – Акли надевает на шею камеру, на которой до сих пор мигает индикатор записи, – и не отвалят, пока не упекут меня в тюрьму. Это лишь способ выживания, такой же, как и не подохнуть от холода. Но, хватит об этом трепаться. Пора браться за дело.
Он обхватывает Аллестера за запястья, а Эл – за ноги, утаскивая его бездыханное тело в сторону зарослей. Только, когда их фигуры растворяются в темноте, Ивейн снова начинает дышать, правда лихорадочно, сбивчиво, словно воздух – это испуганные птицы, которые она насильно пытается засунуть в клетку своих истертых легких.
– Так, что ты там говорила насчет монстра? – поворачивается Калеб к Кэт. Вместо ответа она бьет его в плечо и зарывается лицом в снег, пытаясь скрыться от происходящего вокруг хаоса.
Глава 5. В тени тайн прошлого
Шесть лет прошло с тех пор, как мечты Фейт Волынски, известной сегодня как Кэйтин Эванс, рухнули подобно каменной стене, проломив под собой фундамент. Семьдесят два месяца с тех пор, как она стала сиротой, не нужной ни окружающим, ни миру. Триста тринадцать недель от той поры, как коснулась дна, так с него и не поднявшись. Момент, когда она опустилась ниже плинтуса, запомнился девушке на всю жизнь, отпечатавшись набухшей веной на ее почерневшем от времени сердце. Тот день ничем не отличался от обычных летних будней, которые Фейт проводила на крыше их апартаментов в Манхеттене, растянувшись на шезлонге с бокалом Дайкири. Подставляя оголенную спину солнцу, девушка не сильно спешила на занятия. Тратить такую прекрасную пятницу на учебу – кощунство, особенно, когда сама погода велела остаться. К счастью, благодаря связям с дирекцией колледжа, папа всегда мог уладить этот щекотливый вопрос, пока она принимала солнечную ванну.
Фейт частенько прогуливала пары по стилистике, истории журналистики и литературному редактированию, но это никак не сказывалось на ее оценках (еще один плюс влиятельных родителей). Да и зачем вкалывать, как претенденты на стипендию, если твой отец владеет шестидесятью процентами всех печатных изданий столицы, включая предприятия по производству бумаги для таких мировых акул, как Нью-Йорк Таймс и Харпер Коллинс[11 - Одна из крупнейших издательских компаний в мире.]? Чтоб прославиться на весь мир, ей вовсе не обязательно нырять в омут писательской деятельности. Достаточно просто написать более-менее внятный роман, а уж остальное сделает за дочь Алариус Волынски. Попивая коктейль, Фейт не подозревала, что где-то внизу, на высоте нескольких этажей и расстоянии десятков ступеней ее отец стоит перед нелегким выбором, решающим не только его дальнейшую участь, но и судьбу всей семьи. Покрывая свою оливковую кожу маслом, девушка не знала, что роковое решение уже принято, морской узел затянут, а петля дожидается подходящего момента.
Мать нашла его в кабинете, висящем на люстре на собственном галстуке. Семьдесят восемь килограмм унижения, обиды и горести на позолоченном каркасе под потолком. На удивление галстук выдержал такую ношу и даже не растянулся. Вот что значит качество от Версаче. Эта драма предназначалась, скорее, для налоговой службы. Возможно, это было подстроено специально с расчетом времени, когда Фейт возвращается с колледжа, а мама – с агентства по недвижимости. Может, Алариус даже надеялся, что его найдут вовремя, чтоб предотвратить плачевный исход, но в тот вечер супруга заехала за букетом цветов для требовательной клиентки. Из-за длинной очереди в магазине она попала в пробку и смогла вернуться домой не раньше шести, а Фейт… Она как всегда выскользнула из апартаментов, чтоб успеть на вечеринку в особняке Дисгроусов, чьи родители улетели на Карибы.
