Вопрос застал Эрику врасплох.
– Да, обычно бывает. А почему вы спрашиваете?
Она тщательно погасила сигарету в пепельнице. Эрика затаила дыхание, но Франсин как ни в чем не бывало достала зажигалку. Третья подряд. На ее пальцах не было характерных желтых пятен, поэтому Эрика подумала, что подобное курение «взахлеб» не свойственно Франсин в обычном состоянии.
– Вы, конечно, знаете, что последние полгода Алекс наезжала во Фьельбаку чаще, чем раньше?
– Да, сарафанное радио работает у нас бесперебойно. Судя по слухам, последнее время она бывала во Фьельбаке чуть ли не каждые выходные. Одна.
– Одна? Как сказать…
Франсин снова задумалась, так что Эрика подавила в себе желание перегнуться через стол и встряхнуть ее как следует. Похоже, галеристка остановилась на самом интересном месте.
– Она с кем-то встречалась. С мужчиной, я имею в виду. Да, Алекс не первый раз заводила роман на стороне, но у меня возникло чувство, что на этот раз это было нечто особенное. Впервые за время нашего знакомства она выглядела счастливой. Именно это мешает мне поверить в то, что Алекс лишила себя жизни. Ее убили, я почти не сомневаюсь в этом.
– Но откуда такая уверенность? Даже Хенрик не смог сказать об этом ничего определенного.
– Алекс была беременна.
Лицо Эрики вытянулось.
– И что Хенрик? Он знал об этом?
Франсин покачала головой:
– В любом случае это был не его ребенок. Они уже много лет не жили друг с другом в этом смысле. Да и когда жили, Алекс отказывалась иметь ребенка от Хенрика, несмотря на все его просьбы. Нет, отцом ребенка стал новый мужчина в жизни Алекс, кто бы он ни был.
– Вам она ничего о нем не говорила?
– Нет. Как вы уже, наверное, поняли, это была закрытая тема. Признаюсь, я очень удивилась, когда она рассказала мне о ребенке, и само по себе это – еще один повод оспорить версию самоубийства. Алекс была так счастлива, что просто не смогла держать язык за зубами. Она любила этого ребенка и просто не могла причинить ему зло, тем более лишить жизни. Впервые я увидела, как выглядит счастливая Александра. И такой она понравилась мне еще больше.
В голосе Франсин послышались грустные нотки.
– Понимаете, у меня возникло чувство, будто это как-то связано с ее прошлым. Не могу сказать, с чем именно, но… оговорки, случайные намеки – многое указывало на это.
Дверь в галерею открылась. Кто-то топал на пороге, стряхивая с обуви налипший снег. Франсин встала.
– Это клиент, я должна им заняться. Надеюсь, хоть чем-то помогла вам.
Они направились к входной двери, где Франсин заверила клиента, что немедленно им займется. А потом подошла к Эрике, стоявшей перед полотном с огромным белым квадратом на голубом фоне, и пожала ей руку.
– Чисто из любопытства, – Эрика кивнула на полотно, – сколько это может стоить? Пять тысяч? Десять?
Франсин улыбнулась:
– Скорее пятьдесят.
Эрика чуть слышно присвистнула.
– Живопись и дорогие вина – две области за пределами моего понимания.
– А мне дается с трудом составить список покупок… Как видите, каждый из нас специалист в чем-то своем.
Они рассмеялись. Эрика поплотней завернулась в мокрое пальто и вышла на улицу.
* * *
Дождь превратил снег в грязную, промозглую жижу, и Эрика, опасаясь заноса машины, некоторое время двигалась на допустимой скорости. Очередная попытка выбраться из Хисингена стоила еще полчаса потраченного попусту времени, после чего Эрика обнаружила себя в окрестностях Уддевалы.
Желудок заурчал, напоминая, что с утра во рту не было маковой росинки. Эрика свернула на Е6, к торговому центру «Торп» к северу от Уддевалы, подъехала к «Макдоналдсу», затолкала в себя пару чизбургеров и спустя несколько минут снова оказалась на шоссе. Мысли крутились вокруг разговора с Хенриком и Франсин. По их словам, Александра жила за стеной, которую воздвигла между собой и внешним миром.
Но кто же был отец ее ребенка – вот что теперь мучило Эрику больше всего. Франсин утверждала, что это не Хенрик, но Эрика допускала что угодно. Никто не может знать, что творится за дверью чужой спальни. В случае если Франсин все-таки права, вопрос сводился к тому, встречалась ли Алекс с этим человеком на выходных во Фьельбаке или же их роман разворачивался в Гётеборге.
У Эрики вообще складывалось впечатление, что жизнь Алекс протекала в некоем параллельном мире. Она делала что хотела, не задумываясь о том, как это отразится на окружающих, прежде всего на Хенрике. Франсин как будто не могла взять в толк, как Хенрик мог решиться на брак с такой женщиной, и, похоже, даже презирала его за это. Что касается самой Эрики, она по собственному опыту знала, как работают подобные механизмы. Пример Анны и Лукаса всегда был у нее перед глазами.
Но была еще одна причина, по которой Эрика принимала проблему Анны так близко к сердцу. Она не могла избавиться от мысли, что в неспособности сестры изменить жизненную ситуацию есть и ее, Эрики, доля вины. Ей было пять лет, когда родилась Анна, и уже тогда Эрика решила защитить сестру от того, что было главной болью ее собственной жизни. Анна не должна была чувствовать себя одинокой и отверженной только потому, что у благочестивой Эльси не хватало любви на дочерей. Поцелуи, объятия и нежные слова, которые Анна недополучала от матери, Эрика расточала на нее в избытке. И опекала младшую сестренку с истинно материнской нежностью.
Любить Анну было просто. Эта малышка умела наслаждаться каждым моментом жизни, в которой будто не видела неприятных сторон. Мудрую не по годам Эрику восхищала эта непосредственность. Заботу старшей сестры Анна принимала как должное, даже если из-за своей нетерпеливости не могла и пяти минут усидеть у нее на коленях.
При этом она росла своенравным, эгоистичным ребенком и делала только то, что хотела, не принимая в расчет ничьих интересов, кроме собственных. И рассудительная Эрика осознавала, что балует сестру чрезмерной опекой. Которой всего лишь компенсировала ей то, чего не имела сама.
Для Лукаса Анна стала легкой добычей. Она быстро очаровалась им, не задумываясь над тем, что кроется за эффектным фасадом. И Лукас, играя на ее тщеславии, постепенно высосал из нее жизненные соки. И теперь Анна томилась, как птица в клетке, в своем Верхнем Эстермальме и даже не находила в себе сил осознать свою ошибку. Эрика все надеялась, что сестра опомнится и первой попросит ее о помощи. Но до того момента ей оставалось только ждать и всегда быть наготове.
Не то чтобы сама Эрика так уж преуспела на личном фронте. Мало кто мог похвастать таким количеством разорванных связей и несостоявшихся романов. И в большинстве случаев инициатором разрыва была Эрика. Как будто что-то переключалось у нее внутри каждый раз, не позволяя «отношениям» заходить слишком далеко. Это походило на панический страх, настолько сильный, что Эрика тут же собирала вещи и уходила от очередного мужчины не оглядываясь. При этом она, сколько себя помнила, страдала от отсутствия семьи и детей. Ей было тридцать пять лет – часы неумолимо тикали…
Эрика выругалась. С утра она дала себе слово не вспоминать о Лукасе – и вот пожалуйста. Но что толку закрывать глаза на проблему? Для начала следует прояснить, насколько уязвима ее позиция. Но Эрика слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас. Отложив дела на завтра, она решила посвятить остаток дня отдыху и не думать ни о Лукасе, ни об Александре Вийкнер.
Она выбрала в мобильнике номер.
– Привет, это Эрика. Вы дома сегодня вечером? Думала заглянуть…
Дан рассмеялся:
– Дома ли мы… да знаешь ли ты, что будет сегодня?
Мысль лихорадочно заработала. Но, как ни напрягалась, Эрика не могла припомнить, что же такого ожидается вечером. Как будто никакого праздника, ни дня рождения… Юбилей свадьбы? Но Дан и Пернилла поженились летом, а значит…
– Сдаюсь, просвети меня.
В трубке послышался тяжкий вздох, и тут Эрика поняла, что важное событие наверняка связано со спортом. Дан был заядлый болельщик, и это, насколько могла судить Эрика, нередко становилось причиной их с Перниллой размолвок. В свое время Эрика сумела разработать свою стратегию поведения, позволяющую выдерживать многочасовые спортивные программы в его компании.
Дан был фанатом «Юргордена» – Эрика же выбрала себе «АИК». Собственно, спорт, в особенности хоккей, интересовал ее в последнюю очередь, но это-то и раздражало Дана больше всего. Когда «АИК» проигрывал, а Эрике не было до этого никакого дела, он распалялся до белого каления.
– Швеция против Белоруссии! – Снова вздох. – Олимпиада, Эрика… Ты вообще понимаешь, что это такое?
– То есть ты имеешь в виду матч… Конечно, Дан, я в курсе. Я думала, речь о чем-то другом…
Эрика подтрунивала, и Дан это чувствовал. Он прекрасно знал, что она лжет и что на самом деле впервые слышит о матче. В его представлении спорт не был темой для шуток, и сейчас Дан слова не мог вымолвить от ярости. Такое богохульство просто не укладывалось у него в голове.
– В любом случае я могу подъехать. Полюбуемся вместе, как Сальминг сокрушит русских.
– Сальминг?! – Дан едва не захлебнулся от возмущения. – Ты шутишь? Сальминг кончился много лет тому назад…
– Конечно, конечно, Дан… Шучу. Если я и спятила, то не до такой же степени… Ну хорошо, полюбуемся, как Сундин сокрушит русских, если так тебе больше нравится. В конце концов, он чертовски симпатичный парень.
Снова тяжкий вздох. На этот раз оттого, что она осмелилась рассуждать о хоккеисте в крайне не спортивном ключе.
– Ну хорошо, подъезжай. Только учти, я не потерплю того, что было в прошлый раз! Никаких глупостей во время матча, никакой болтовни насчет «сексуальности» ножной защиты или того, что хоккеисты надевают «ракушки» для защиты паха и кальсоны поверх всего… Это понятно?
– Не буду, Дан. Даю честное скаутское слово.
– Разве ты была скаутом? – недоверчиво переспросил он.
– Конечно, не была.
И Эрика завершила разговор.
* * *
Дан и Пернилла жили в относительно новом таунхаусе в Фалькелидене. Дома здесь стояли ровными рядами, взбираясь по холму Рабекюлен, так что трудно было отличить один от другого. Далековато от моря, зато цены на жилье не кусались, как в прибрежных районах. Поэтому Фалькелиден пользовался популярностью среди семей с детьми.
Машина запротестовала, когда Эрика попыталась направить ее вверх по крутому, присыпанному песком холму. Для пешей прогулки было холодновато, и Эрика вздохнула с облегчением, свернув наконец на улицу Дана и Перниллы.
Звонок в дверь отозвался изнутри оживленным топотом маленьких ног, и секунду спустя на пороге появилась девочка в ночной сорочке до пят – Лисен, младшая дочь Дана и Перниллы Карлсон. Тут же завопила Малин, средняя дочь, возмущенная тем, что сестра лишила ее удовольствия встретить гостью первой. Из кухни раздался угрожающий голос Перниллы – и крики стихли. Старшей сестре, Белинде, было тринадцать. Проезжая площадь, Эрика видела ее возле сосисочного киоска в окружении мальчиков на мопедах. Родителям стоило больших усилий держать Белинду в рамках дозволенного.
Получив положенную порцию объятий и поцелуев, девочки исчезли так же внезапно, как и появились.
Раскрасневшаяся Пернилла хлопотала на кухне. «Поцелуй повара» – было написано на ее переднике крупными буквами. Она была так погружена в работу, что только кивнула в сторону Эрики, и снова повернулась к сковородкам и кастрюлям, в которых что-то булькало и шипело. Эрика прошла в гостиную. Дан развалился на диване, закинув ноги на стеклянный столик. Пульт от телевизора словно въелся в его правую руку.
– Привет! Прохлаждаешься, пока жена истекает потом на кухне?
– Привет. Дело мужчины – железной рукой направлять семейный корабль… Да разве еще указать, где должен стоять шкаф.
Улыбка обращала сказанное в шутку. Но Эрика и без того знала, что у руля семейного корабля Карлсонов стоит кто угодно, только не Дан.
Она коротко обняла старого приятеля, плюхнулась рядом, погрузившись в черные кожаные подушки, и тоже положила ноги на стеклянный столик. Пока они в тишине смотрели новости четвертого канала, Эрика думала о том, что именно так и могла бы протекать их совместная семейная жизнь.
Дан был ее первой любовью и первым мальчиком. Все три года обучения в гимназии они были неразлучны, вот только планы на жизнь имели разные. Дан хотел остаться во Фьельбаке и работать на рыболовецком судне, как его отец и дед, а Эрике не терпелось уехать из поселка, где она словно задыхалась. Одно время они пытались жить вместе в Гётеборге, но все кончилось болезненным разрывом. Зато со временем получилось стать друзьями, и в этом качестве Эрика и Дан хорошо сблизились за пятнадцать лет.
Пернилла вошла в жизнь Дана, когда тот отчаянно пытался смириться с мыслью, что у них с Эрикой нет будущего. В нужный момент она всегда оказывалась рядом и боготворила его, заполняя тем самым пустоту, которую оставила после себя Эрика. Как ни было больно видеть Дана с другой, Эрика смирилась с неизбежностью такого поворота событий. Жизнь шла своим чередом.
Теперь у Дана и Перниллы было три дочери. У них все получилось. Так по крайней мере казалось Эрике, несмотря на беспокойство, которое она иногда замечала в глазах Дана.
Их дружба не нравилась Пернилле, особенно поначалу. Но когда со временем Эрика сумела убедить ее, что и не думает покушаться на ее мужа, отношения выровнялись, даже если лучшими подругами они с Перниллой так и не стали. Не последнюю роль здесь сыграли девочки, которые очень любили Эрику. Для Лисен она стала даже крестной матерью.
– Прошу к столу.
Эрика и Дан дружно поднялись с дивана и пошли на кухню, где Пернилла ставила на стол дымящийся чугунок. Увидев только две тарелки, Дан удивленно поднял бровь.
– Я поем с детьми. Прослежу, чтобы вовремя легли.
Эрике стало стыдно. Меньше всего она хотела причинять Пернилле лишние хлопоты. Но Дан пожал плечами и как ни в чем не бывало наложил себе огромную порцию сочного рыбного жаркого.
– Как ты? Мы ничего не слышали о тебе много недель.
Тон был скорее озабоченный, чем обвиняющий, но Эрика почувствовала себя виноватой оттого, что так долго не давала о себе знать. Столько всего навалилось на нее за это время…
– Помаленьку, – ответила она. – Похоже, назревает конфликт из-за дома.
– Правда? – Дан поднял удивленные глаза от тарелки. – И ты, и Анна, вы обе любите так этот дом – и не можете прийти к согласию?
– Мы можем, – вздохнула Эрика, – но ты забыл про Лукаса. Он почуял деньги и теперь не упустит свой шанс. До сих пор он ничем не смущался ради достижения своей цели, и я не вижу причин думать, что на этот раз будет иначе.
– Черт… Поймаю я этого Лукаса в темном переулке – сразу станет сговорчивее.
Дан стукнул кулаком по столу, и Эрика тут же поверила, что он и в самом деле сможет призвать Лукаса к порядку. Уже подростком Дан был крепким, а годы на рыболовецком судне закалили его еще больше. Но добрый взгляд напрочь опровергал его решительность. Дан в жизни не поднял руки ни на одно живое существо, в этом Эрика не сомневалась.
– Собственно, это разговор ни о чем, – продолжала она. – Я не знаю своих прав. Завтра позвоню подруге-адвокату и наведу ясность в том, как можно помешать продаже дома. А сегодня вечером не хочу и думать об этом. Кроме того, за последние дни произошло еще кое-что, по сравнению с чем все эти имущественные вопросы – досадные мелочи.
– Да, я слышал о том, что произошло. – Дан замолчал. – Увидеть такое…
– Ужасно, – Эрика кивнула. – Надеюсь, это в первый и последний раз.
Она рассказала о статье, которую собирается писать, и о недавних встречах с мужем и коллегой Александры. Дан молча слушал.
– Зачем она отгородилась от самых близких людей – вот чего я не понимаю. Муж любил ее, ты бы тоже это понял. С другой стороны, такое часто бывает с людьми. Снаружи тишь да гладь, а как приглядишься…
– Слушай, – оборвал ее Дан, – матч начнется через три секунды, так что давай закругляйся со своей квазифилософией.
– Как скажешь. Кстати, я прихватила с собой книгу, на случай если игра будет скучной.
Взгляд Дана потемнел, а в глазах Эрики зажглись озорные огоньки.
Они вошли в гостиную в тот момент, когда вбрасывали шайбу.
* * *
Марианна ответила после первого сигнала.
– Марианна Сван.
– Привет, это Эрика.
– Боже, сколько лет, сколько зим… Рада тебя слышать. Как жизнь? Я так часто вспоминала тебя…
