– Неопытная жрица подружилась со святой и встала в её сопровождение. Прецеденты были?
– Кто его знает? Может, и бывали, в летописи такое не записывали. Это архивы надо поднимать, смотреть.
– Скажем, что были. Всё равно полных архивов ни у кого, кроме храма, и нет.
Белая роза бессильно сгорбилась. И зачем она здесь? А священница? Могла бы, как обычно, прислать конверт с рыцарем, не озаряя их своим присутствием.
– Ага, значится, заявим, что они сдружились. Стали как Солнце и Луна. И никто не скажет ничего против девчонки, которая и родителей не проводила.
– Так и сделаем. Ты снова осветила своей мудростью эту землю, Тарена. Девочка приедет сегодня к вечернему воспеванию. Проследите, чтобы никаких недоразумений больше не было, – предупредила старшая священница, поднимаясь, – И да, всякого рода работа ей будет не по статусу, это понятно?
– Вполне.
Они склонили головы.
– Не нужно меня провожать, думаю, паланкин меня уже ждёт. Да не покинет вас Солнце.
– Да сопроводит вас Луна.
Дверь хлопнула. С коридора послышались голоса. Вскоре они отдалились, притихли. И тогда настоятельница звонко прищёлкнула языком:
– В былые времена священницы покидали храм разве что ради собрания, а теперь, поглядите-ка, заставит кто её сейчас вернуться? И никакого уважения! Я подтирала сопли прежней священнице, когда этой и в помине не было. А теперь что? И слепа, и стара, и тыкать мне можно.
Она, кряхтя, проковыляла к маленькой угольной печке в углу, водрузила на неё закопчённый чайник.
– Кто теперь будет заниматься «всякого рода работой»?
– А кто у тебя сейчас это делает?
Белая роза помедлила.
– Моя сопровождающая Милена… Ей помогают младшие жрицы. Сегодня – Ниралина.
– Рыжая-то? Пусть и продолжает. С неё не убудет. Миленку-то давно пора перевести. Не нравится мне она, больно много ест.
– Перевести? – Белая роза почувствовала предвкушающую щекотку внизу живота. – Да, пора, она уже отслужила в храме Ораи лет… на должность священницы какой-нибудь деревушки хватит. А Ниралина хорошо выполняет работу и поможет приглядеть за сиротой.
– Вот и уладили. Чай с двумя-то помощницами тебе полегче будет.
– Конечно.
«Одна не обучена и тоскует по родителям, вторая – слишком наивна для рыжей грешницы», – Белая роза прикрыла ладонью подрагивающие в улыбке губы, – «Лучших условий для побега и не придумать».
Чайник, шипя, приземлился на подставку. Старый черпак выгреб тлеющие угольки и сбросил их в ведро.
– Тебе плеснуть? – Настоятельница отодвинула бумаги, освобождая небольшую тумбу, – Нет? Как знаешь, – Вытащила одну чашку.
– Что это за девочка? Вы знаете?
– Она сама сказала – статусная. Связи, видите ли, налаживает, а девчонкой заниматься мне. И куда мне её селить? Статусную-то.
Белая роза пожала плечами:
– Ко всем, нельзя её слишком выделять.
– Это ты правильно говоришь. Ах! – испуганно взвизгнула старуха.
– Что такое? – вскочила с места Белая роза.
– Как же я оставила! – с волнением выпалила настоятельница, тыкая недалеко от себя.
Белая роза пригляделась. На полу в тени стоял небольшой низкий пуфик с двумя круглыми чёрными отверстиями в подушке. Без сомнений, внутри находилась угольная пудра.
– Его трудно заметить, – успокоила Белая роза.
Её всегда удивляло, как в настоятельнице уживались такие разные грани: пренебрежение ко всем, кто имитировал глубокую религиозность, и беззастенчивое использование средств, чтобы самой имитировать глубокую религиозность. Она не гнушалась даже прибегать к угольным подушечкам, подделывая молитвенные пятна на коленях.
– Как же трудно! Вот стоит, всем напоказ.
– Это сейчас, вы же бумаги подвинули.
– Верно! Подвинула… – старуха гулко похлопала себя по груди и тут же приняла невозмутимый вид, – Да и заметили бы, что такого? Уж меня в недостаточной благочестивости не обвинить. Это эти, статусные, намалюют себе угольных кругов, кто ярче, и идут показывать. А попросишь открыть колени, так у младенца грубее будут. Ежели меня спросят? Всё по-честному: мясо сошло, одни мозоли, ухватиться страшно.
Белая роза села обратно, терпеливо пережидая ворчание настоятельницы.
– Говорю тебе, – настоятельница вернулась к столику, – приедет эта девчонка со своей подушечкой и будет ходить срамиться, – стукнув чашкой, ехидно заметила она и рухнула на диван.
Тот возмущённо скрипнул, загудел внутренностями.
– Странно, что она приехала лично.
– Ралена-то? – Настоятельница за глаза всегда называла священницу по имени, наслаждаясь маленькой местью. – Видно, нечисто что с сиротой этой. Окажется потом, что и не сирота она вовсе, дочь какой-нибудь любовницы или служанки.
– И за неё попросили?
– Могли, если папашка там из видных. Это мы с тобой без злата за душой, без заступника, а этим-то что, одно слово и всё по-ихнему.
За дверью раздался топот, звонкий, невесомый пересмех юных жриц. Строгий окрик, и смех стал громче, заливистей.
– Выходит, и врачеванию она учиться не будет?
– Сказано же, не по статусу ей.
– Так разве можно? Жрица из храма Ораи и не учится ничему.
– Да-а-а, – настоятельница кивнула, шумно отхлебнула из чашки. – Эх, горячо. А всё что?
– Что?
– Связи эти. Вишь, как вскружили голову, – старуха демонстративно кивнула на пол.
В долину, поняла Белая роза, в саму резиденцию священницы.
– И не боится ничего. А выпустим из нашего храма неумёху, чьи головы потом полетят?
Настоятельница вдруг замолчала, её хмурое лицо разгладилось, озарилось полуулыбкой, а взгляд ушёл куда-то вдаль. Туда, где точно не было ни этих пыльных бумажных стопок, ни маленького кабинета, ни трёх тысяч ступеней, отделяющих храм от остального мира.
Когда пауза уж совсем неприлично затянулась, заставив вспомнить о мокрой духоте, оборачивающей шею, Белая роза заговорила
– Вы её обреете?
– Что? Кого? А! Рыжую-то? Придётся. Да ничего, отрастут. А как Ралена с герцогом примирятся, так никто про её волосы и не вспомнит. Если она ими светить не будет, конечно.
– Вы ещё не выписали ей освобождение от пошлины?
Настоятельница поморщилась.
– Я бы, ты знаешь, будь моя воля, давно бы сделала. Да кто его подпишет?
– Я подпишу.
– Ты? Но… Как же…
– У вас моя печать.
– Так в целях хранения.
– Вот и примените её. Что ей без дела лежать? – выгнула брови Белая роза.
– Кхм, – смутилась настоятельница, – Ну, ежели ты настаиваешь, займусь сегодня.
– Настаиваю.
Чашка сверкнула, словно соглашаясь, когда одинокий лучик настойчиво пробился через стопки бумаги и разлёгся полоской света на столике. Белая роза поднялась.
– Тогда я пойду, мне ещё изображать радость от «новой сопровождающей».
– Да-да, – оживилась настоятельница, – Подружиться – это я замечательно придумала. А то сидит, – опять кивок вниз, – указания раздаёт, а решать всё мне. Ты ступай, приготовься к вечернему воспеванию: встретишь девчонку, проводишь. Мантию поприличнее найди, не совсем праздничную, нечего её почествовать. Терпением запасись, уж сделает она, как ей нужно. Волосы… Это я к вечеру разведу.
– Да не покинет вас Солнце.
– Да сопроводит тебя Луна.
Только выйти Белая роза не смогла. Тяжёлая, разбухшая дверь, казалось, намертво приклеилась к косяку.
– Кхм.
– Чего? Ты ещё тут?
– Заклинило.
– Тьфу, святая, а такая дохлая, – раздражённо бросила настоятельница, вылезая из-за столика. – Вот, плечом поддать, повыше, а потом на себя. Ничего сложного.
– Или мы можем просто поменя…
– Ещё чего! Чтобы у меня тут все шастали, в углы заглядывали? Вот заберёт Богиня к себе, делайте, что хотите, а при мне моё не троньте.
– Как скажете. Да не по… – Дверь грохнула. – …кинет вас Солнце.
Белая роза закатила глаза. В этом забытом Богиней храме ни у кого не было манер. Она развернулась, прошла вдоль по коридору до широкой арки и чуть нос к носу не столкнулась с вылетевшей из-за угла Ниралиной.
– Вот вы где. А я вас искала, – радостно прощебетала та, проверяя потери на круглом деревянном подносе.
К счастью, удалось отделаться пролившимся бульоном.
– Зачем?
– Так, время трапезы, а вас в комнатах нет.
– Нужно было просто оставить там. Это что? Сразу и на вечернюю трапезу?
Многочисленные мисочки и блюдца с трудом умещались на небольшой поверхности подноса и выпирали боками за края, будто так и норовили ускользнуть.
– Н-нет, – растерянно покачала головой Ниралина, – для утренней. Бульон, хлеб, картошка, со вчера осталась, но на кухне хорошо погрели, толчёные бобы, травы. Как ещё продержаться до вечера?
– И ты столько бы съела за раз?
– В храме? Даже мало будет: спустишься, поднимешься, и не было трапезы. А вам я наложила немного, вы ведь не такая… м-м-м… – скорчилась жрица, напряжённо подыскивая слово.
– Я поняла, пошли, – оборвала её Белая роза, и, нырнув под арку, вышла на дорожку.
Мраморная крошка, переливаясь под солнцем, захрустела в такт её шагов. В кустах неподалёку что-то зашуршало, ветки дрогнули, и с листка сорвалась белая бабочка с узкими тёмными пятнышками на крыльях.
– Бабочка кары! – восторженно воскликнула Ниралина, – Я такую на листках пошлины видела, но в долине ни разу.
– Они живут на горе. Жили. Их почти не осталось, – печально отозвалась Белая роза.
– Жалко… А что, старшая священница уже уехала?
– Да.
– О-о-о… Я хотела на неё ещё посмотреть, такая она красивая: высокая, статная, и волосы, точно поле пшеницы.
– Что в этом особенного? Целая обитель светловолосых жриц.
– Нет, я сколько не видела, такие волосы – редкость. Значит, Богиня её сильно любит.
– Прямо это и значит? Удивительно.
