– Иди, иди, – можешь не торопиться, – сам иглу выну, видел, как делаешь.
Бросает испуганный взгляд, опережаю протест,
– Катетер не трону, уберёшь ты.
– Ничего не трожь! – приказывает, – я спущусь вовремя! Даже не вздумай!
Клянусь не вздумать… уходит, командирша моя любимая…
Ксения
Хоть и друг, а цветы каждой женщине радость доставляют, тем более, если их подарил любимый друг! Вот ведь интриган, из рук бы в руки вручил, так нет, около дверей оставил букетище такой шикарный! Как, никто не стащил? Разве что, все мимо на лифте проскакивают, иначе, точно не достоялся бы. Ну естественно, как он его вручит-то? Другу, что ли? Всё-таки, любит меня… не как друга!
Летаю по квартире, выгребаю углы, странно, когда никого не ждёшь, всё кажется в порядке, а как только цейтнот, и гости на пороге, проступают все косяки: пятно на зеркале, пыль на комоде, раковина в кухне в подтёках, всё-таки, я свин…
Кручусь, как белка в колесе, надо же и себя в порядок привести немного. Выбираю лёгкое платье, вроде бы и домашнее, вроде и нет, главное, идёт мне: по нежно-голубому полю графитовые ромбики, приталенное, сверху три пуговки, подол четырёх-клинка, выше колена – любимый мой фасончик. Волосы в высоких хвост, на концах спиралями, освежаю макияж…
Слышу звонок в дверь, гляжу на часы, точно Сашка, капельница закончилась уже, наверное, не дождался, всё-таки, вынул и сам пришёл!
Бегу открывать, на букет оглядываюсь, в самую красивую вазу поставила.
Распахиваю дверь, а там… монстр, палач мой ухмыляется. Хочу скорее захлопнуть, не успеваю. Вламывается, попадаю по нему дверью и отпрыгиваю. Заходит по-хозяйски, не спеша, запирает изнутри,
– Ну, что, попалась, птичка! Вижу не ждала… А букет в вазе, – констатирует, – не выбросила, это хорошо… Значит, ждала… но не меня… – рассуждает зловеще.
Вот сволочь, всё чует, и зрачки сужаются в точку, как у зверя, улыбается, а я оскал вижу, звериный. Подступает, пячусь спиной в комнату, поближе к балкону, пытаюсь отвлечь разговором,
– Как ты меня нашёл, Антон?
– Не трудно, – пожимает плечами, а сам осматривается, – прогулялся следом от больницы, вот и вся твоя конспирация… – без перехода, – неплохо устроилась…
– Никого не ждала, – говорю, как можно уверенней, ещё несколько шагов и я на балконе, запрусь там и буду орать, кто-нибудь да услышит и увидит, – и, я не пряталась, я просто, ушла…
Ещё шаг, последний и решающий, кидаюсь к балкону, открываю дверь и… не успеваю. Монстр настигает меня в один прыжок, отталкивает, хватает за руку и дёргает на себя. Ударяюсь животом о его кулак, дух вон, не охнуть, не вздохнуть, в глазах темнеет…
Прихожу в себя на полу, чувствую тяжесть его тела на себе. В солнечном сплетении боль от удара. Устроился верхом, ни дёрнуться, ни пошевелиться. Мерзко ощущать его так близко, вся моя защита – тонкая ткань платья. Открываю глаза, вижу цепкий звериный взгляд, ждал, когда очнусь.
А ведь я считала его красивым, когда-то. Кареглазый шатен с яркими пухлыми губами, невероятно соблазнительный дамский угодник, красивые слова, широкие жесты, нежные ласки, ангел во плоти. А внутри – зверь, маниакальный, кровожадный, неторопливый, как паук, выжидает, пока жертва опутается липким пленом по максимуму, и начинает свою трапезу, неспешно, медленно смакуя изощрённые удовольствия. Изводит истерическими сценами, находит вину в любой мелочи и заставляет признать её и чувствовать себя виноватой вечно, в конце концов, даже за то, что дышу.
На следующем этапе моральные наказания сменяются физическими. Я оказалась не первой в его ловушке, высосанных досуха он вышвыривал из своей жизни сам, это уж я потом узнала, когда мне написала в личку подружка одной из жертв. Девчонка стала героиновой наркоманкой, выйти из этого не смогла, так и сгорела…
Дальше я начала искать сама, не очень-то он и скрывал своё прошлое, даже стену ВК не чистил, так что нашла и других его бывших… и испугалась. Мне повезло, не доломал, спасибо той девчонке, что решилась мне написать… Сбежала, а что толку, конец-то, всё равно, один…
Смеётся ублюдок, замечаю в его руке нож, понимаю, шансов нет, тянуть дальше бессмысленно, начинаю орать, что есть силы. Зверь пытается заткнуть мне рот своей лапой, но я верчу головой, брыкаюсь, извиваюсь под ним, как могу… и продолжаю орать…
Глава 17.
Александр
Лежу, предвкушаю, мечтаю сделать особенным этот вечер. Страшусь и надеюсь поговорить откровенно с Ксюшей, если нужен ей, пускай так и скажет! Я тогда не остановлюсь ни перед чем, прости, Катюха, это была ошибка. Погано, конечно, пытаться усидеть на двух стульях, результат, как правило, заранее известен: стулья разъезжаются, а ты под всеобщий смех больно ударяешься пятой точкой об пол. Не хочу так, да и врать не могу, поэтому надо сегодня всё решить. Ксюшка, ну подай хоть знак, а дальше, я сам…
Вдруг в мои мысли и планы врывается крик! Не то, чтобы сильный, конечно, звукоизоляция гасит насколько возможно. Бешусь на соседей, совсем уж оборзели, телевизор на всю катушку. Но нет, понимаю, что не телевизор.
В следующее мгновение, как ушатом ледяной воды окатывает: Ксюха! Точно, Ксюха орёт так, будто убивают. Подскакиваю, дёргаюсь, чёрт, про капельницу забыл совсем. Быстро выдёргиваю иглу, на бегу затыкаю клапан, извини, дорогой доктор, забираю свою клятву назад, надеюсь, ты меня поймёшь. Лечу через три ступеньки наверх.
Точно, из-за Ксюхиной двери вопли нечеловеческие. Дёргаю ручку, заперто. А дверь-то какая хорошая, жаль не бронированная ещё. Такую не вышибешь. Сюда бы автоген сейчас с работы, вырезал и, хрен с ними, с хозяевами, новую вставлю. Ору, пинаю в двери, без толку, так я Ксюхе не помогу! Останавливаюсь на секунду. В это время из квартиры напротив высовывается бабуля – Божий одуванчик,
– Сама пустила, – шепчет доверительно, – а теперь орёт, шалава! – и глаза одуванчика алчут крови.
– Сама, шалава, вампириха старая! – бросаю на бегу и мчусь к себе.
Влетаю, что бы, сделать? Понимаю, один путь у меня: через балкон. Хватаю свой особенный нож из рюкзака походного, всегда у меня с собой наготове, верёвку оттуда же. Осматриваюсь, за что бы привязать страховку. Батарея? Нет, дерьмовые пластиковые трубы – не то! Только вырву, ещё и утоплю всех в кипятке.
Хрен с ней, со страховкой, лезу так. Не позволит Господь упасть бездарно, Ксюха меня спасла для чего-то, теперь, моя очередь! К тому же, столько тренировок на скале даром не проходят. Могу на пальцах одной руки, хоть правой, хоть левой, провисеть полчаса. Распахиваю окно, моросит дождик, перила скользкие, фигня, удержусь босиком. Движения ничего не сковывает, нож к шнурку от шорт привязал.
А Ксюха продолжает орать, это хорошо, значит, жива. Встаю на перила, поворачиваюсь. Держусь за раму, перехватываюсь за балконную плиту: наш потолок – Ксюхин пол. Подтягиваюсь и цепляюсь пальцами за фигурный выступ боковой плиты. Спасибо строителям: наши балконы по нижнему краю на полтора метра отделаны фигурными бетонными плитами. Этот архитектурный изыск решает мою проблему, я перехватываюсь кончиками пальцев за эти узоры и поднимаюсь к перилам Ксюхиного балкона. Сука – скользко! Хорошо хоть не везде гладкая поверхность, как-то удерживаюсь. Родная, потерпи, я близко. Умница моя, проветриваешь, так кстати!
Переношу тяжесть тела на откинутую вовнутрь под острым углом створку окна. Перевожу дыхание. Слышу, как она захлёбывается в рыданиях, хрипит и ещё слышу мерзкий зловещий смех, сейчас урод, посмотрим, как ты со мной справишься! Немного отстраняюсь от стекла, буквально на носочках удерживаюсь на краю перил, цепляюсь одной рукой за край рамы.
Вертикальное открытие не даёт возможности просунуть вторую руку, слишком узкая щель, но у меня есть нож. Специальный, таким можно и железо рубить, и бриться, всегдашний мой спутник. Вгоняю его между металлической планкой, удерживающей окно от выпадения вовнутрь и рамой, давлю на рукоятку, по принципу рычага и, выдираю планку со всеми винтами. В этот же момент вываливаюсь вместе со створкой внутрь балкона. Вскакиваю, слава Богу, балконная дверь оказалась незапертой, влетаю.
Безумное чудовище с исцарапанной мордой – любимая постаралась, сидит на ней верхом, а в руках нож! Не такой, как у меня, конечно, но вполне себе для разделки мяса сгодится. Рыкает на меня, соскакивает с Ксюхи, она бедняга уползает в сторону, платье до пояса в клочья. Зверь принимает боевую стойку.
– Да, неужели! – смеюсь ему в лицо. Видали мы таких героев.
– А, ты попробуй! Трахаешь её по-соседски? – пытается разозлить, а сам кидает в меня какую-то статуэтку, я увёртываюсь, фигурка ничего, тяжёленькая, ударяется в зеркало напротив, разбивая его на множество осколков.
– А, тебе, какая печаль? – делаю обманное движение, но он тоже успевает отскочить. Не отвлекаюсь, но слышу Ксюхин вой из угла, – не бойся, любимая, сейчас мы ему рёбра пересчитаем и зубы, заодно.
– Дотянись сначала! – щерится урод, делает выпад на меня, а мне только это и надо, выманить его на себя, подальше от Ксюхи и войти в контакт.
– Так ты от меня не бегай, как девочка, тогда и дотянусь! – получилось, клюнул на крючок.
Это, хорошо, что я почти голый и мокрый, выскальзываю из его объятий, будто угорь и оказываюсь за его спиной. Он видит, что я босиком, тянет к разбитому зеркалу на осколки. Фигня, и не такое переживали! Перехватываю руку с ножом, однако, он успевает меня задеть. Бедро опаляет болью, как огнём. Ксюха ойкает, это выводит её из паралича, и она бежит, не пойму куда…
Заламываю, наконец-то, злодея и выбиваю из руки нож. Валю его на пол и усаживаюсь верхом, как давеча он на Ксюхе сидел. Подонок вертится, матерится, но держу мёртвой хваткой, не вырвешься. Слышу, как Ксюша в коридоре вызывает полицию. Вот оно что, за телефоном метнулась. Отвлекаюсь на неё на долю секунды, зря… этого оказывается достаточно, чтобы злодей зубами выдрал катетер из руки. Боль прошивает такая, что аж в глазах темнеет на миг. Трясу головой, заставляя себя не терять концентрации внимания. Вижу его поганую морду в моей крови, ощущаю кожей горячую жидкость, она фонтанирует из раны толчками, и нет возможности перекрыть этот фонтан.
Ксюха вовремя замечает беду и бросается на помощь, хватает кухонное полотенце, попавшееся под руку, отрывает ленту и перетягивает ею мою руку выше раны. Зверь, почувствовав кровь, смеётся и начинает дёргаться сильней, в надежде, что скоро ослабну. Ксюха лишает его всех надежд: хватает с тумбы вазу с офигенным букетом и завозит ему по башке со всей дури, урод затихает в крови, смешанной с водой и в цветах. Наступает тишина. Проходит несколько долгих минут, маньяк не подаёт признаков жизни…
– Сань, – шепчет любимая, – похоже, я его убила.
Присматриваюсь к пульсации сонной артерии,
– Жив урод, не переживай…
Дальше топот, звонки в дверь, Ксюха срывается с места, бежит открывать. Слава Богу, полиция!
Скручивают выродка, снимают с нас показания. Кругом кровища, словно барана зарезали. У Ксюшки начинается отходняк, она рыдает, икает, отвечает невпопад, размазывает остатки макияжа всё тем же полотенцем. Набрасываю на неё кофту, а то она уж и забыла, что выглядит, как Зоя Космодемьянская после допроса. Где-то через два часа нас оставляют в покое, всё утихает…
Глава 18.
Только сейчас начинаю чувствовать, как занемела рука, а жгут-то давно пора снимать… С внутренней стороны предплечья под кожей разливается синюшный отёк, рана запечаталась чёрным кровяным сгутком. Ксюха ползает по полу в поисках катетера, наконец, находит его, внимательно изучает,
– Слава Богу, весь! – и удовлетворённо выбрасывает. Смазывает чем-то руку и накладывает повязку на рану.
Потом, очередь доходит и до ноги,
– Сань, глубоковато, – поднимает на меня глаза мой доктор, – надо бы в больницу да зашить.
– Артурычу позвоню, он и не такое видал, заштопает, – отмахиваюсь.
– Давай тогда пока хоть закроем, – сначала обрабатывает, потом находит в своих закромах широкую липкую повязку с серебряной пропиткой. Я смыкаю края раны, больно, конечно, но всё ерунда, она клеит. Потом, бинтует. Начинаю осознавать, что мог опоздать! Если опоздал бы, наверное, с ума потом сошёл!
Сидим, молчим, надо убирать следы побоища, но не до того… Подругу мою начинает трясти крупной дрожью, опять прокручивает, видимо. Обнимаю за плечи,
– Родная моя, успокойся, – уговариваю, – всё позади, – начинает реветь навзрыд. Поворачиваю лицом, прижимаю к себе, целую зарёванное опухшее лицо, тушь, размазанная вокруг глаз, превращает её в панду, но мне плевать, – любимая, не бойся, он больше не придёт, я буду рядом… всегда. Никому тебя не отдам.
Она смотрит на меня с надеждой сквозь слёзы и обнимает за шею. Не понимаю, почему именно этот ужасный момент выбрал Бог, чтобы дать мне знак, но мы начинаем целоваться, как сумасшедшие. Не можем оторваться друг от друга! Мир больше не существует, только мы в этой разгромленной квартире, в этом доме, в этом городе, во всей Вселенной.
Она снимает с себя обрывки красивого платья, понимаю, для меня наряжалась любимая. Ко всем чертям летят мои шорты, остатки белья покидают её с безумной скоростью, и вот мы рядом. Нет барьеров, нет ни одного уровня защиты. Нам больше незачем защищаться, отгораживаться, мы – одно целое. Как долго я об этом мечтал…
Ксения
Мне кажется, я пережила самый жутких кошмар из возможных… И жива! Даже этого уже много! Но самый главный приз этого марафона ужасов лежит рядом, спит, мой герой! Нет таких слов, чтобы передать восторг, рождающийся в душе… ещё не придуманы. Как в одном человеке может быть всё? Мужская сила, достоинство, надёжность, уверенность, смелость, доброта, нежность, чувственность, чуткость, любовь, красота, – говорю же, нет такого слова, чтобы описать сокровище, подаренное мне судьбой! Вот сижу в его постели и любуюсь, сама себе не верю, вдруг, сплю?
После страстного спонтанного порыва, захотелось смыть с себя все страхи, кровь и пот. Душевая кабина у меня, что надо… даже для двоих. С ума сойду от его ласк под дождём, расплавлюсь, как воск, и ничего от меня не останется… Любимый мой, я тоже хочу тебя порадовать, я тоже, кое-что умею и понимаю в этом деле. Вижу, что доставляю удовольствие, по стонам твоим слышу. Хочу, чтобы это длилось вечно…
Выбираемся из душа, пошатываясь… Меняем промокшие повязки, одеваемся… Вернее, я одеваюсь, у Сашки кроме шорт, ничего, даже тапок нет. Отдаю ему запасной комплект ключей, так на всякий случай, сыта сегодняшним приключением. Смотрит на меня испытующе,
– Ксюнь, у тебя ещё знакомые маньяки есть? – спрашивает.
– Ага, – говорю, – коллекционирую уродов.
Мрачнеет, не понимаю, что на него нашло. Сначала подумала, вспомнил сегодняшнюю битву, а потом догнала. Ну, я и дура!
– Сашка, ты себя, что ли в уроды записал?! – спрашиваю.
Отмахивается.
– Да ты самый лучший мужчина на Земле! Это я – уродка слепая, не разглядела вовремя!
– А, ты – самая прекрасная женщина! – улыбается, – была, есть и будешь…
– Буду есть! – добавляю, понимая, что уже хочу жрать, а не есть.
Смеёмся вместе. Даже удивительно, что после сегодняшнего я могу шутить и смеяться. Это только потому, что Санька рядом, другого объяснения у меня нет.
Спускаемся к нему, на утро планируя ремонт и уборку в моём бедламе…
Мясо! Как только заходим в его квартиру, ароматы тянут на кухню. Сашка тоже голодный, не мудрено, после такой-то физической нагрузки! Разогреваем, накрываем стол и празднуем! Всё сразу, и победу над врагом, и наше единство! Правда, Сашке алкоголь пока нельзя, а я солидарна, поэтому торжественно чокаемся фужерами с соком из тетрапака, но это не важно!
Баранину он приготовил офигенно!
– Сань, ты уникум! – делаю ему заслуженный комплимент.
– Да, обыкновенный, – краснеет. Боже! Мой герой, не побоявшийся без страховки перелезть с девятого на десятый этаж, я просто с балкона не смотрю вниз, ноги подгибаются, бросившийся на зверя с голыми руками, можно сказать. Победивший его, краснеет, как мальчишка! Я умру от любви, просто, не выдержу!..
Александр
Эта неделя стала самой счастливой в моей жизни! Ксюше дали больничный до выходных, принимая во внимание стресс, который пришлось пережить и синяки на лице и шее, скотина, душить её пытался.
Я вызвал мастера, чтобы отремонтировал балконное окно. Потом приходил мебельщик, снял замеры и поставил зеркало в шкаф. Остальные следы преступления мы убрали сами.
Ещё приезжал Артурыч со своим чемоданчиком, наложил на бедро швы, хотя, мы так хорошо заклеили, по краям уже само начало стягиваться. Осмотрел руку, чёрный отёк пока не светлеет и не даёт о себе забыть при малейшем движении.
– Ну, в конце концов, у тебя есть ещё одна рука, – подбадривает, – вены на ней нормальные. А эту больше не давай.
Док познакомился с моей любимой соседкой, теперь это, как-то нелепо звучит. Перед уходом, отозвал меня в прихожую,
– Санька, не жалеешь, что женат?
Киваю,
– Будто в клетке оказался…
– Не горячись, может, на эмоциях всё, но видно, что она тебя любит…
– Не горячусь, сам на ней с детства двинут…
– Ну, так подумай… Вертихвостка твоя не спешит из родительского гнезда, ты ей хоть нужен?
– Думаю, Артурыч, ложусь спать – думаю, просыпаюсь – думаю…
– Ну, ну, – хлопает по плечу, – образуется…
Ксюша боялась, что после моего акробатического этюда под дождём, пневмония даст рецидив. Но, похоже, на фоне стресса, организм её победил окончательно, даже кашель почти прошёл.
За исключением этих контактов, нас больше никто не потревожил, мы выпали из суетного мира на целых пять дней, чтобы существовать только друг для друга. Если бы вакуум можно было продолжать бесконечно, я бы за такой подарок отдал всё…
Глава 19.
***
Но в субботу утром в реальность нас вернул звонок моей дражайшей супруги,
– Любимый, привет! – сладкоголосо.
– Привет, – говорю, – предварительно закрывшись в ванной. Стыжусь самого себя, надо же докатился.
