Прохожу, значит, по базарной вони мимо лотка с рыбой, смотрю, продавец леща потрошит. Кровавые кишки во все стороны разлетаются, рыбья голова на асфальте жужжащими мухами облеплена. Ты лучше меня знаешь, как это бывает, у вас на кухне небось после каждой рыбалки твоего отца реки крови текли.
– Седа, я бы хотела про приключения, а не кишки услышать, – пальцы Лизы, сжимающие ручку любимой фарфоровой кружки с узором под гжель, побелели.
– Жизнь кишки и есть, косматая. Приключения она только пока ты в пеленках и с заткнутым соской ртом копошишься в кроватке. Но не об этом сейчас. Отгадай, косматая, для кого потрошили несчастного леща? Для моего любимого!
Лиза вздрогнула. История, казавшаяся угасающей, вспыхнула с новой силой, грозя сжечь дотла девичье спокойствие.
– И?
– Заметил меня, аж в лице изменился от радости. При всех обнять, конечно, не посмел – воспитанный же мужчина, – но тут же пригласил меня на обед. Говорила я тебе, косматая, он от меня без ума, просто занят на работе. Он ведь патрон, не какой-то там элеман[6 - Наемный сотрудник (тур.).], как некоторые кулемы.
– И пухлозадые сувенирщицы. Где обедали? – Лиза спросила больше из вежливости, чем из любопытства, но услышанное заставило ее подпрыгнуть на стуле, опрокинув на себя содержимое кружки. – Как у него дома?! Ты с ума сошла, Седжиль?!
– Чего ты развопилась, завидущая? Включи мозги, не идти же в ресторан, если в пакете свежайшая рыба. Для тебя-то небось только отец подобное готовил. А мой любимый готов весь мир положить к моим ногам. Не будешь злить меня – приглашу на свадьбу.
– Свадьбу по залету, очевидно.
– Здрасьте, баба Настя. Дура ты, косматая! Ты можешь не верить в любовь турков и тем самым обрекать себя на одиночество, а я – другая, и в жизни у меня все будет по-другому, ясно тебе? И вообще на тебя с твоей мочалкой на голове ни один приличный мужчина даже не взглянет. А мой ненаглядный крепко сидит на крючке. Уж я-то знаю, как надо обращаться с мужчинами. Глянь, на мне сейчас нет ни одного миллиметра не целованного, но и заветного любимый пока не получил. С какой страстью он на меня накинулся! Я уверена, совсем скоро он сделает мне предложение.
Лиза покачала головой, задумчиво накручивая на палец огненный локон. Крепкий крючок – не более чем иллюзия наряженной в розовые очки Седжиль. Это к гадалке не ходи. А вот вопрос зацелованности многограннее. Неужели Седжиль хватило безрассудства, точнее, не хватило разума остановиться перед точкой невозврата отношений в стабильное русло? Если так, то пора собирать у туристов валерьянку. Крах иллюзий пережить сложно, особенно неизбалованной опытом 19-летней девчонке.
А может, и правда Лиза слишком цинична? Может, этот гарсон и правда много работает? Может, Седжиль ему и правда интересна?
Из размышлений Лизу вырвал писк самсунга Седжиль, на дисплее которого красовалось изображение хозяйки, ухватившей букет из по меньшей мере сотни роз. Услышав призыв телефона, та взвилась со стула, словно рой комаров, схватила трубку, шустро нажала нужные кнопки. Нетерпение на лице сменилось удивлением, потом – разочарованием. Торопливо отвернувшись, Седжиль на пару секунд поднесла руку к лицу и, помедлив, повернулась к не спускающей с нее глаз цвета коры пихты Лизе.
– Мухаммед, – выдавила из себя тень улыбки. – Пишет, что соскучился. Турки меня любят, кулема. Тебе бы тоже не мешало позаботиться о кавалере. В твои 23 пора о замужестве думать. Через пару лет на тебя, старуху, только горбатый, слепой или беззубый позарится.
– Мухаммед это кто?
– Повар. Ты думаешь, кто приносит пахлаву, которую мы по ночам трескаем? Каждую ночь серенады мне в трубку поет. До чего противный у него голос, не дай Аллах тебе его услышать, рыжая. Словно ворона клювом по трубе скребет.
– Ты невообразимое существо, Седа, – впервые за разговор тревога за подругу сменилась надеждой, что история с гарсоном закончится без глобальных потрясений. – С твоей любвеобильностью ты даже турков за пояс заткнешь. Сезон едва начался, а в твоем списке уже двое.
– Я не списка ради, я себя спасаю, косматая, – тихо проговорила Седжиль и уткнулась носом в опустевшую сашину поллитровку, из которой – каждый раз с риском для нервов – без спроса у хозяина пила чай в текстильном. – Однажды я уже потеряла все, что было мне дорого, теперь стала умнее. Заранее строю запасные аэродромы. Но не подумай про меня плохо, я с Мухаммедом даже не целовалась. Я же не туристка, чтобы на первом свидании показывать всю себя. Так, пару раз на берегу моря за ручку подержались. Я хоть и предусмотрительная, но не вертихвостка. Ладно, пора работать, но старайся не перетрудиться, рыжая, вечером идем в кафе к моему ненаглядному.
– Он пригласил?
– Нет. Забыл, наверное, у него же голова более важными заботами занята. Но он скучает, я знаю, поэтому хочу сделать ему сюрприз. Такой уж я человек. Рождена, чтобы радовать людей. Я ушла, косматая, пора магазин открывать, магниты сами себя не продадут, лентяи.
Вспорхнув словно накачанный гелием воздушный шар, Седжиль умчалась, оставив после себя шлейф из аромата гортензий и восторга сбывающейся мечты, а также мечащееся в панике беспокойство в сердце подруги. Интуиция – сводная сестра Лизы – редко подводила ее и сейчас шептала охрипшее: «Броня – в щепки, душа – в клочья. Быть беде, быть».
*
За пределами отеля сгустились сумерки, темно-серые, пронизанные мелкими мокрыми бисеринами, какие бывают только после вымотанного борьбой с небесами дня. Deniz Luxury Resort&Spа преобразился от вспыхнувших в нем тысяч теплых ламп. Туристки засуетились в номерах, готовясь к грядущему ужину, доставая из шкафов платья, макияжем создавая искры в глазах, покрикивая на супруга в тщетной просьбе выключить-таки телевизор и сменить шорты на нечто более приличное.
Из ресторана доносился звон расставляемых по столам бокалов и стук ведерок с бутылками вина во льду. Готовая ко встрече туристов, Лиза вернулась с ужина в ресторане для персонала, как руководство отеля гордо именовало 50 квадратных метров в подвале отеля, заставленных прямоугольными столами на шесть персон.
Сегодня в меню: куриный суп-пюре, фаршированный рисом баклажан и прославленный турецкий плов, изюминка приготовления которого – сливочное масло, добавленное в воду при варке. На десерт – апельсин свежего урожая, умудрившийся чудесным образом созреть под беснующимися ливнями. Еще один Лиза предусмотрительно захватила с собой в текстильный и теперь задумчиво отправляла в рот по дольке, уставясь на нити бамбуковой занавески, томно покачивающиеся под дуновениями воздуха из кондиционера под одну им слышимую мелодию.
На взрывной аромат живчика цитруса с останков надувного матраса сполз Саша, протирая заспанные глаза. Его бежевые льняные брюки помялись, но конопля на рубашке скрыла последствия нерабочего настроения.
– За работу, Лизун, туристы уже все пороги оббили, пока ты толстеешь, – буркнул патрон и, чтобы подать пример нерадивой помощнице, поплелся в коридор, почесывая надутое брюшко. – Девушка, у вас упало, – брякнул на ее беду направлявшейся в ресторан туристке.
– Что упало? – обернувшись, подтянутая блондинка в белоснежных шортах, едва прикрывавших ее нижнее белье, но не увядающую кожу, близоруко сощурилась от яркого света витрин.
– Цена на текстиль упа… А, это опять вы? Что-то задержались вы в Турции, правительство уже должно выплачивать вам пенсию как почетному туристу.
Блондинка хихикнула, неплотно прикрыв ладонью рот.
– До чего очаровательный у вас смех, мадам, – казалось, искренне восхитился Саша. Годами оттачиваемый профессионализм. – Вам зять не нужен?
– Уже есть, – почему-то смутилась туристка.
– Вот так новости! Вы в холодильнике, что ли, живете? Лизунка, как думаешь, сколько лет этой красавице?
– 36 максимум, – включилась в игру Лиза, добавив мысленно: и лет 15 опыта. Верно сказал однажды Ахмет: истинно верующим работа в торговле противопоказана.
– Ой, ну скажете тоже. 48 мне.
Текстильщики дружно поцокали, выражая изумление.
– Раз уж мы так жестоко ошиблись, давайте выберем подарок вашему зятю, – предприимчивый Саша, воспользовавшись смущением гостьи, схватил ее под локоток и направил к магазину. – Лично мне теща в каждый приезд подарки привозит, за что люблю ее безмерно. Года на календаре зачеркиваю в ожидании встречи, – Саша театрально смахнул с щеки невидимую – мужскую – слезу.
– Да что же вы, не расстраивайтесь так, пойдемте посмотрим ваш текстиль.
У отдыхающих дам есть восхищающая турецких торговцев особенность – четкая логика. «Нет, нет, мне ничего не надо, даже не предлагайте, не тратьте на меня время. Хорошо, одним глазком взгляну. Ой, какая симпатичная вещичка! Она должна быть моей!» Поэтому Саша, покрепче схватив локоток добровольной жертвы – первой за сегодняшний день – поспешил ко входу в текстильный, намереваясь всеми неправдами и комплиментами закрыть на ней дневную кассу, но вдруг застыл, уставясь в начало коридора Бутикового рая, где располагался магазин меха и кожи.
Оттуда, под аккомпанемент изумленной тишины коллег Лизы, маршировала толпа туристов под предводительствованием сияющего Ибрагима, представителя кожаного центра Deniz Luxury Resort&Spa, глистообразные усы которого сводили с ума дам за сорок. Взгляд Лизы перепорхнул на толпу, выхватывая детали. Преимущественно женщины. На каждой – по 2-3 золотые цепи толщиной с кебаб и желтые серьги-гири. Желтые. Золото на постсоветском пространстве преимущественно розовое, значит, украшения куплены в Турции. Брючки и платья, сшитые явно на заказ, оттеняющие ухоженную внешность блузки и джемпера из натуральных тканей. Брендовые сумки в тон обуви.
– Самый цвет клиентов выбрал, поганец, – словно резюмируя наблюдения девушки, прошипел Саша, не стесняясь присутствия блондинки. – Сейчас набьет ими пару долмушей, радостно потрет ладони, подкрутит свои усища и пойдет заказывать из городского ресторана двойной кебаб, а мы – в местной столовой пустые макароны ешь. Гнусный ты ахыска[7 - Самоназвание турков-месхетинцев.], Ибрагим, и продажи у тебя гнусные, а еще земляк называешься, – вспомнив о еде, окончательно расстроился он.
– Будут и в нашем магазине клиенты, директруня. Не все же мертвечатинку любят, многим и растительность мила.
Но проголодавшегося Сашу унять был непросто.
– Вантуз пусть заодно закажет, чтобы слипшееся место прочищать, – напыщенным тоном Саша неумело маскировал досаду. – Дождешься ты еще от меня братской скидки, как же. И на сегодняшние вареники тебя не позову, ешь свои кебабы, уважаемый.
– Сегодня будут вареники, директруня? – встрепенулась Лиза. – Я страсть как соскучилась по человеческой пище!
– Так вы еще и готовите? Какой вы разносторонне талантливый мужчина, – во взгляде присоединившейся к беседе блондинки мелькнул вовсе не клиентский интерес. Саша тоже его заметил.
– Конечно, мэм, я профессиональный повар. Три недели давал Лизунке мастерклассы по вареникам, сегдня у нее итоговый экзамен. В вас, кстати, я чувствую превосходную хозяйку. Еще и красавица. Вы – редкая женщина, – обронил Саша и, словно смутившись своей откровенности прижался губами к женской ладони в восхищенном поцелуе. Но Лиза успела заметить хитринку в возникшей и тут же непринужденно потущенной улыбке патрона.
– Седжиль выделишь мне в помощь, директруня? – растерянно протянула Лиза. Вареники она не готовила ни разу в жизни и уж тем более не замечала за этим занятием Сашу. Но так соскучилась по домашней вкуснятине, что, учитывая присутствие интернета, этот нюанс не показался ей проблемой.
– Так и быть. Отпустим вас пораньше, налепите настоящих вареников, как дома, в Казахстане. Ахмет принесет продукты. Начинки побольше кладите, не жадничайте, а то знаю я твою экономность. Согласна? – подмигнул Саша, вновь подталкивая блондинку к магазину.
Его рыжеволосая помощница, которой за три недели, прошедшие с официального старта сезона, уже поднадоело безвылазное, с 9.00 до 22.00 и без выходных просиживание в магазине, радостно взвизгнула.
– Еще как согласна, директруня. Кемер вздрогнет от наших вареников.
В тот момент она и представить себе не могла, насколько пророческими окажутся ее слова.
*
– Здрасьте, баба Настя! Хватило же кому-то наглости в мерзкую погоду стащить лампочку из дворового фонаря! О, Аллах, оторви руки этому разбойнику! И кулеме мозги подари. У меня свидание было назначего, а ей приспичило пожрать на ночь. За это я тебя никогда не прощу, рыжая, так и знай.
– Культуре своей скажи спасибо, сама же не смогла отказать Саше.
– Где это видано старшим мужчинам отказывать?? У тебя в жизни бардак, потому что нет уважения к иерархии.
Две женские фигурки в легких плащах с накинутыми на голову капюшонами пробирались по размокшей от непрекращающихся ливней дорожке к темному двухэтажному дому, левой грани квадрата, составленного из зданий-близнецов. Они выглядели нелюбимыми родственниками рядом со стремящимися ввысь сверкающими миллионами огней красавцами-отелями. Дневной дождь оставил свое приветствие на крупных листьях апельсиновых деревьев, украшавших внутреннее пространство квадрата, сплетя его в хрупкие прозрачные узоры. Аромат созревших плодов рождал в сердце ожидание волшебства, а ветки, которые давно не мешало бы подстричь, прикасались к волосам девушек, когда дразня, когда раздражая. Лениво сползающая с гор тишина обволакивала двор. Казалось, не было всего в нескольких стах метрах шумных отелей и разгульных туристов.
– Не ворчи, Седа, – примирительно пропыхтела изящная фигурка на полторы головы выше своей подруги, по мокрым ступенькам взбираясь на украшенное кадкой с кактусом крыльцо нужного дома. – За то, что сорвала тебе встречу с гарсоном я уже пятьсот раз извинилась. Совсем об этом забыла, память-то девичья. А по поводу фонаря – нам ли жаловаться на эту мелочь? Живем как у Христа за пазухой, весь сезон спелые фрукты с деревьев, только руку протяни, через дорогу – море, работа – в десяти минутах неспешным шагом. Кожники, например, аж с Асланбуджака[8 - Нетуристический район Кемера.] до отеля добираются, вечерами ни моря, ни магазинов не видят. У нас же – оплачиваемый работодателями ложман[9 - Общежитие (тур.).] почти в сердце Кемера…
– Плоховато у тебя с анатомией, кулема. Там, где мы, не сердце, а почка. Мы живем в почке Кемера. Аййй! Ты посмотри, посмотри, тебе говорю, косматая, что ваша кошка опять натворила. Дохлую мышь приволокла под дверь! Как сговорились все сегодня, выводят меня из состояния благости. Из-за них даже очутиться там не могу.
– Она Саше каждый день подарки носит, – рассмеялась Лиза, спихнув мышь с крыльца и тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Рано сгустившиеся из-за туч сумерки плотной стеной заслонили ее от вторжений. – Он ее за это бисквитом подкармливает. Такая вот у них любовь.
– Нашла кого любить, – унять Седжиль или перевести ее мысли в позитивное русло было непросто. – Видать, все вы, рыжие, дурехи. Одна к лысому коротышке прикипела, другая от мужиков шарахается. Не пойму я вас.
– Как там один мудрец подметил, «уж лучше быть одной, чем с кем попало»? – изящно воткнула шпильку в пылкость подруги.
Не слушая раздраженных возражений, подсветила замочную скважину экраном телефона, вставила ключ, распахнула деревянную, неумело выкрашенную в зеленый цвет дверь. Пока рука шарила по стене в поисках выключателя, квадрат дисплея кусками выхватывал из темноты нехитрое убранство комнаты. Судя по расположению и обстановке, она служила жильцам гостиной. Высокий холодильник, явно не для одного хозяина. Вычищенный до блеска кухонный гарнитур. Диван с потертым пледом в некогда красно-оранжевую клетку. Дешевая картина с изображением мечети аль-Харам[10 - Главная и крупнейшая в мире мечеть, во внутреннем дворе которой находится главная святыня ислама – Кааба. Расположена в Мекке, в Саудовской Аравии.]. Кинескопный телевизор с кособокой антенной. Лестница на второй этаж.
– Есть!
Яркий свет залил просторную комнату, обнажив скрываемые темнотой плотно подогнанные доски пола с облупившейся краской, бежевую штукатурку на стенах и фиолетово-рыжие, не добавлявшие уюта, но придающие обстановке пикантности шторы на широкой балконной двери.
– Да вы как баре живете, – от взгляда огромных каштановых глаз Седжиль, казалось, не ускрользнула ни одна деталь убранства. – Даже водонагреватель установлен! Сразу видно, есть в доме мужики.
– Конечно, – улыбка рыжеволосой Лизы стала дополнительным источником освещения дома. – Ребята здесь уже пять лет хозяйничают. Обустроились. У нас и стиральная машина есть, и даже слабенький интернет, все как у людей. Тебе между прочим тоже предлагали расположиться в этом доме, с комфортом.
– Чтобы я, ахыска, с четырьмя мужчинами жила? Не бывать этому. Только ты, русская кулема, на такое способна. Я предпочитаю жить без горячей воды и прочих достижений цивилизации, но в женском общежитии.
Лиза пожала плечами. Дело не в национальности, а в темпераменте. Ей было уютнее в обществе мужчин-«братьев», с которыми она делила не только жилплощадь и рабочие минуты, но и свои проблемы, чем в компании шести малознакомых, но эмоциональных девушек. Поэтому Лиза ничуть не жалела о своем выборе. Неважно, что об этом за ее спиной шепчут местные сплетники. Лиза любила свою запеленутую в обои с ромбами комнатку, в которой хватило места лишь для кровати и узкого платяного шкафа, и не променяла бы ее ни на один танцпол, если бы его пришлось делить с Седжиль. Кроме того, в качестве благодарности за верность, окна комнаты, расположенной на втором этаже, выходили во двор, и бодрящий апельсиновый аромат был неизменным спутником каждого вдоха девушки.
Капризная Седжиль занимала комнату в правой грани квадрата, там же жили и остальные работницы из Бутикового рая. Ее соседками не посчастливилось стать массажисткам-тайкам. На их удачу они не понимали ни турецкого, ни русского, поэтому вечное ворчание Седжиль казалось им непрерывным выражением симпатии миру.
– Так, кулема, до прихода ребят полтора часа. Я назначаю себя главной в создании кулинарного шедевра, и это не обсуждается, – затягивая на могучей шейке бретельки передника с веселыми гусями, заявила Седжиль. – Всю черновую работу делаешь ты, а я только руковожу и контролирую, чтобы не дай Аллах ни один муравей не сдох в тесте, у вас их целые колонии, – откинув назад непокорную смолянистую прядь, пробубнила она, доставая из холодильника необходимые для приготовления вареников продукты, а из нижнего шкафа простенького гарнитура – кастрюли и чаши. При этом она гремела ими так, словно созывала на помощь турецкую национальную гвардию.
Наблюдая за тем, как наспех накрытый газетами стол на огромном, пять на шесть метров, балконе резво заполняется пакетами с мукой, картошкой, яйцами, сливочным маслом, луком и зеленью, новоявленная чернорабочая, а до того новосибирчанка Лиза не удержалась от улыбки.
– Так и скажи, Седа, что тоже не знаешь, как готовить вареники. Не надо этого стесняться.
– Здрасьте, баба Настя. Мы с мамой в Алма-Ате знаешь какие пиры закатывали! Манты, башпармак, шашлыки как наделаем, все соседи на запах сбегутся. Слава о моих кулинарных талантах по всему городу летала. Твой патрон про это знает, поэтому и согласился отпустить тебя с работы пораньше, для подмоги. Надеется поесть по-человечески. И если вкус вареников будет похож на отходы куроперерабатывающего завода, Саша с меня три шкуры сдерет. Все, кулема, оргсобрание закончено, я займусь начинкой, а ты молча делай тесто, слышишь, на молитву зовут.
Наперегонки с резвящимся майским ветром в распахнутую балконную дверь ворвались звуки азана[11 - Призыв к всеобщей молитве мусульман.], дополняемые восторженным писком комаров, почуявших свой ужин.
– Да простит меня Аллах, но у турков все не как у людей. Вот зачем им, с их уличным зоопарком, полутораметровые балконные проемы? Чтоб насекомые как на бал сбегались? – кромсая укроп, пропыхтела Седжиль.
– Чтобы после сытных ужинов легче было в дом заходить. Не боком, как ты.
– Это меня от отельной еды разнесло. Питаемся, конечно, регулярно, но, положа руку на сердце, макароны, рис, курица и хлеб, разве это пища? Мяса, мяса требует мой организм, тогда и вес придет в норму. И вообще, я между прочим со вчерашнего дня на диете, – обиделась Седжиль, назвать которую стройняшкой постеснялся бы даже самый отъявленный врун в Кемере. – Не завтракаю и не ужинаю.
– Вот оно что. Я все гадала, почему Юсуф все удлиняет и удлиняет список неоплаченных тобой в его магазине шоколадок, кексов и бисквита.
– Как не помочь с продажами соседу по магазину. Туристов-то кот наплакал, так пусть хоть на мне кассу закрыва… Здраааасьте, баба Настя! – прервавшись на полуслове, Седжиль изумленно уставилась в миску, где Лиза старательно замешивала тесто. – Доболталась, косматая. Это что за помои вместо камня?
– У меня все под контролем, – фанфарами звучавшая в начале фразы уверенность, к концу увядшей лозой рухнула в растекающееся под пальцами тесто. Поглядев на опустевший пакет из-под муки, Лиза чувствовала, что близка к панике.
Любезная Седжиль подлила масла в огонь.
– Поздравляю, рыжая, ты запорола дело всего вечера. Из-за тебя десять мужчин останутся голодными. А ну, не реви! В магазин мы не успеем, они закроются уже минут через десять, – взглянув на дисплей перепачканного мукой телефона, размышляла она, – Лучше мой руки и быстро собирай чемодан. Бежим из Кемера, пока не вернулись мужчины и не повесили нас.
– Может, у соседей муку поспрашивать? – робко пискнула Лиза. – Три дома рядом, в них все свои, отельские… Может, выручит кто по великому закону турецкого братства?
Она сама не верила в полезность предложения. Во-первых, кроме Юсуфа, его жены и пары массажистов других турков в Жемчужном квадрате, как после одной из шуток Саши окрестили дома c апельсиновым садом сами жильцы, не водилось. Он изобиловал казахами-месхетинцами, одной русской, тремя украинцами, туркменом и двумя киргизами, то есть способными импровизированно приготовить отборную русскоязычную лапшу из баек о Турции и незаметно для туриста украсить ею его уши. Действительно, турки в этой части туризма были бы словно кефир в ухЕ, а значит, заявленный Лизой «закон турецкого братства» – лишь мираж. Многие о нем слышали, но в действии не видели из-за малочисленности турков в этой части города.
Во-вторых, хозяйство в Жемчужном квадрате, вел лишь все тот же семейный Юсуф. Остальные работники трапезничали в столовой отеля, предлагавшей трехразовое питание, и перебивались подношениями от туристов, стащенными из основного ресторана. Если голод схватит за горло среди ночи – перекусывали шоколадными батончиками с чашкой чая. Лишь около верхней грани квадрата, дома «буржуев» – массажистов, единственных из всего персонала имевших ежедневный выдаваемый в долларах доход, то и дело останавливались расписанные рекламой белые мотоциклы курьеров из городских ресторанов. Но это было скорее исключением из правил. Для большинства же ребят, приехавших на заработки из деревень и некрупных городов, оставивших там престарелых родителей, жену и несколько малышей, каждая лира имела значение. Конечно, они, как и франтово принаряженные массажисты с изящно выбритыми бородками, гуляли с туристками, но старались на них не тратиться.
Так или иначе, но шанс на то, что удастся раздобыть у соседей муку, был близок к нулю, о чем не преминула проворчать Седжиль.
– Совсем спятила, рыжая? Еще милостыню я не собирала!
– Если попробуешь сделать невозможное, это либо получится, либо нет. Если же даже не попытаешься, вариант остается только один, и он меня не устраивает! И вообще, зря, что ли, мы в начале сезона со всеми соседями перезнакомились? Пришло время собирать проценты с созданного улыбками вклада, – резко повернувшись на пробковой танкетке рыжих, под стать волосам, босоножек, схватила плащ и решительно зашагала к двери, уверенная, что подруга не бросит ее. Так и оказалось. Фыркнув, коренастая Седжиль маленькими, но на удивление сильными ладошками расправилась с фартуком, швырнув его на засыпанный ошметками муки стол.
Уставший за рабочую смену дождь отправился на заслуженный отдых. Во влажном воздухе сладко пахло зреющими апельсинами, а с появлением в саду Седжиль к цитрусовым аккордам добавились ноты гортензий. Проснувшиеся цикады вносили в вечер оттенок романтики. Город располагал к неспешным прогулкам вдвоем. Неудивительно, что в четырех домах всего одно окно светилось приглашающим светом. Окно массажиста. Переглянувшись, подруги обреченно вздохнули. Похоже, Аллах сегодня занят другими делами, до их забот ему и дела нет. Мука – у массажиста? Легче поверить, что они смогут добыть ее в космическом корабле пришельца. Но других вариантов не было, и подруги потрусили к огоньку сквозь неухоженный сад с деревьями и заносчивыми кустиками окаций.
– Пожалуйста, Али, выручай нас! – затараторили они разом, едва хозяин отворил дверь. – Всего лишь пакетик муки! Ребята ждут вареники, а мы испортили тесто! Так не хочется их подводить! Выручай, брат!
Али ошарашено глядел на ночных гостей.
– Шутите? Сигарету могу одолжить. Больше ничем, увы, не помогу.
Не на тех напал. Седжиль была торгашкой от бога, умела запудрить мозги не хуже цыганки и внушить любому человеку веру в его способности, о которых тот и понятия не имел. Уже через пару минут Али, – «предприимчивый», «сообразительный» и «галантный» – резво крутил педали велосипеда в сторону супермаркета, а девушки, довольно перемигнувшись, потрусили домой. Не удержавшись, Лиза скинула босоножки, запрыгала, босыми ногами сбивая с травы слезинки дождя.
– Иди спокойно, рыжая, – прикрикнула Седжиль. – И обувь надень. Не дай Аллах, кто из соседей увидит твои чудачества, позору не оберешься.
– Не переживай, тебя тень моего позора не накроет. Твои сверкающие крылья даже из Анталии видно. Кстати, ты зачем их волосами прикрываешь?
– Для конспирации, – буркнула Седжиль и тут же споткнулась об камень, бережно скрытый от посторонних взглядов юной травой. За каштановым занавесом глаз девушки промелькнула боль. Шустро проскочила от края до края и вновь скрылась в глубинах души. – Чтобы не разодрал никто…
От дальнейших шуток подруги ее спас мигнувший на главной дороге дрожащий свет фары и вскоре к крыльцу дома, где жила Лиза, подбежал запыхавшийся Али. Его растрепанные волосы, казалось, играли в догонялки с ветром, а влажная на груди футболка стала красноречивым доказательством недавно открытой в нем галантности.
