Эзотерики утверждают, что покойники (сродники) с того света помогают нам здесь, в этой жизни, опекают нас. Интересно, кто присматривает за мной? Отец? Бабушка?
Что на самом деле реально? То, что мы видим? А все, чего не видим, как бы и не существует?
Вот мы здесь плачем по покойнику, а он там в то же самое время в море тонет. И это не преувеличение. Просто слезы в нашем измерении оборачиваются океаном или озером в том, невидимом мире.
Мы не знаем, как это происходит. Но реально и то, и другое.
Не зря же экстрасенсы передают послания от умерших сродников. Прямым текстом, со всякими бытовыми подробностями. И их наказы всегда мудрые, потому что оттуда все видней. Там нет мести и мелких дрязг, нет правых и виноватых. И они по мере возможности пытаются донести до нас это.
Жаль, у них руки коротки.
«Хочу» и «надо»
Продавщица в магазине оценивающе на меня смотрит и говорит:
– Как интересно вы волосы покрасили. Я бы так не решилась.
– Может, вам так и не надо.
– Нет, мне хотелось бы.
– Ну, «хотелось бы» и «оно мне надо» – это совсем разные вещи.
Для чего?
Для чего все это?
Серый, безрадостный день.
Невозможность поговорить с близкими, потому что рассорились.
Неверие в собственные силы и в искренность окружающих.
Подозрения. Скука. Мечты о несбыточном.
На самом деле, все – для регенерации любви.
Мы здесь, чтобы наполнять этот мир любовью. И это самая большая цель, какая только может быть.
Перерабатывать в любовь скуку, ссоры, грусть и неверие.
В любовь безусловную, не зависящую ни от чего.
ЛЮБОВЬ. Только это имеет смысл. И мы здесь ради нее.
А все остальное – производные.
12 декабря
Не пишется
Если с утра не пишется и голова пустая, нужно брать сумку. Обычную женскую сумку. Например, желтого цвета. Чтобы немного приукрасить это серое утреннее безмолвие за окном.
Вытряхнуть из нее содержимое и посмотреть, с чего может начаться новая история.
Со связки ключей, маленького зеркальца, кошелька, расчески, таблеток от аллергии, помады, блокнота?
Можно взять все, что захочется. Покрутить в руках, почувствовать энергию, которую хранит эта вещь, прислушаться к тому, что она может рассказать. И – вперед!
Так я нырнула в странную историю с сумкой, которую подкинули моему мужу в машину в аэропорту.
Эта история подхватила меня и понесла.
Я только успевала записывать стремительно развивающиеся события, хотя, честно говоря, в тот момент у меня были более важные дела.
Сумка привела к женщине, которой нужна была помощь, и мой муж, естественно, не мог ей отказать.
Я улетела в другую страну, а он остался в раздумьях: что делать, когда на тебя неожиданно сваливается квартира в центре Москвы, стоимость которой по нашим с ним меркам зашкаливает за все мыслимые пределы?
Он так и идет до сих пор в недоумении по Тверской с договором купли-продажи в кармане, не зная, что делать.
Думаю теперь: может, имеет смысл к той истории вернуться, дописать?
Сережа
Я пишу, а Сережа подходит сзади. Бесшумно.
– Мне не нравится, когда ты за спиной появляешься.
– Да тебе ничего не нравится. Прихожу – не нравится, ухожу – не нравится. Если я дома – не нравится, на работе – не нравится. Ничего не нравится.
– Это ты сейчас про себя?
Внуки
Так не люблю слушать рассказы о внуках. Мне это не интересно.
Особенно невыносимо рассматривать их на многочисленных фотографиях. А вокруг с возрастом все больше тех, кто с восторгом пытается со мной ими поделиться.
Когда я по молодости лет заявляла, что не люблю детей, окружающие уверяли меня: «Вот свои появятся – посмотрим!»
Он появился. Мой ребенок. И ничего не изменилось. Я не совала никому под нос его фотографии, не рассказывала взахлеб, как он сказал первое слово или как у него выпал первый зуб. Ничего такого не было.
Просто появился на свет еще один человек, который требовал внимания и новых действий с моей стороны. Временами он был очень забавным, но никаких особых «сю-сю» во мне не вызывал. А иногда я просто от него уставала.
Теперь еще более знающие люди говорят мне: «Это ты еще бабушкой не была. Ты будешь сумасшедшей бабкой. Вот увидишь!»
Что ж, как говорится, будем посмотреть.
Пироги
Валечка пекла пироги.
В доме запахло детством, праздником, чем-то родным и безусловно прекрасным.
Что с нами делают обыкновенные пироги?!
Серега таскал огненные пирожки из спрятанной в маленькой комнате миски. Совсем как когда-то делал это мой отец. Он не мог дождаться, пока они остынут. Обжигал руки, рот, причмокивал от удовольствия. Стонал. А до того несколько раз приходил на кухню на запах с мольбой в глазах: ну, скоро?
Валечка делала все так ловко. Дала мне потрогать тесто. Оно оказалось пластичным, тугим, живым. Подходило не как было принято в нашей семье, а в холодильнике. И раздавалось там на глазах.
Валечка лепила, отрывая куски теста. А через какое-то время оставшееся в холодильнике тесто обретало прежнюю форму и прежний объем. Как будто его и не трогали.
Действо было поистине волшебным.
Получилось шестьдесят два пирожка и шесть сладких бантиков из остатков.
13 декабря
Утро
Просыпалась тяжело, как старуха. Всматривалась в обрывки пугающих, беспокойных снов. Прислушивалась к хрусту в суставах. Поддавалась уму, который ни свет ни заря начал выискивать угрозы.
Может быть, поэтому захотелось начать свой день с фразы «Как много всего у меня есть!»
У меня – бездна целительных практик.
У меня – теплый дом и гибкий муж.
Вкусный кофе.
Целый список идей для реализации – успеть бы все их воплотить.
У меня потрясающая сестра, и через три дня мы с ней увидимся.
Рядом – столько потрясающе интересных людей.
У меня – полно книг, которые хочется читать и перечитывать.
У меня есть Я, которую я еще так мало знаю и которую мне так нравится каждый день узнавать.
Прочитала в старых дневниках чью-то цитату «Мир принадлежит тому, кто ему рад».
Она очень подходит к сегодняшнему дню. Да и к жизни вообще…
Поглаживания
Сегодня я ходила в поликлинику мерять глазное давление. Медсестра все время повторяла: «Расслабьтесь». Я пыталась, но когда в глаз била струя воздуха, вздрагивала и машинально съеживалась.
Тогда медсестра сказала врачу:
– Иди сюда. Я мерять буду, а ты ее успокаивать.
– По голове гладить, – пошутила я.
Но она и в самом деле стала гладить меня по голове, по плечам. И привычное напряжение отпустило. Дыхание стало плавным, плечи опустились, глаза открылись пошире, и измерить давление получилось. Оказалось – нормальное.
Я возвращалась домой из поликлиники и думала о том, что меня никто в детстве по голове не гладил, не говорил ласковых слов, не утешал. Я такого не помню.
У нас было так: наши дети не лучше других, ничего подобного, обычные они.
Думаете легко расти, зная, что ты обычная?
Ни мне, ни моей сестре никогда не говорили, что мы молодцы. Никогда.
Мама иногда пускала скупую слезу – так я понимала, что сделала что-то, достойное похвалы, ведь плакала она от умиления.
Значит, ей понравилось, делала вывод я. Сама. Никто мне об этом не говорил.
Хвалить друг друга, намекнуть, что ты кого-то опередила, превзошла, в чем-то отличилась, сказать ободряющие слова – это в нашей семье было не принято.
Это считалось неприличным.
Это было табу.
Когда я закончила школу, узнала, что у отца есть еще одна женщина. Я подозреваю, что в отличие от нашей матери, она гладила его по голове.
А, может, у него всю жизнь параллельно с матерью были другие женщины. Для поглаживаний.
А я не могла завести себе никого, потому что считала себя недостойной и этого. Все мои школьные любови были безответными. Я наблюдала объект своей любви со стороны, представляла, как он заговорит со мной или хотя бы встретится взглядом. Эти мечтания были красивыми и волнующими, но несбыточными.
