Группа продвигалась по хребту высокой рукотворной насыпи, которая за годы обросла растительностью и стала неотличима от природной возвышенности. По правую сторону виднелись зеленые макушки берез, растущих у подножия, а по левую – вниз срывался крутой обрыв, представляющий незатопленное русло реки, которому, видимо, так и суждено было оставаться сухим. На противоположной стороне высилась симметричная насыпь другого «берега».
– Это и есть Копань?
– Точно так, – компетентно ответил Левша. – Это всё Копань, – широко развел он руками. – Но собственно Копанью обычно зовут брошенный рабочий поселок, где мы собираемся переночевать.
Левша поведал, что во время рытья в поселке жили копатели да земленосы. С два десятка малехоньких хат и пара изб для смотрителей: главного землемера, его помощников и казначея. Планировалось поджечь здешние леса и разбить на их месте плодородные пахоты подле нового отвода реки. Даже название было – Земцовская слобода. Однако боярин Земцов, что организовал работы, помер безвременно, то ли от кашля, то ли от чьего-то наговора, а сыновья разделили наследство, так что ни у одного не достало денег, чтобы завершить дело.
– Так и стои?т этот ров по сей день! – с сожалением поцокал Левша. – Ох, прости господи, но ведь глупость страшная – так задни?цу[1 - Задни?ца (старорусск.) – наследство, т.е. то, что осталось «за», «позади» умершего или уехавшего на другую землю человека.] делить!
– Отчего же? – удивился Рэй, до сих пор не знавший, что Левша, оказывается, смыслит в законах.
Тут грамотный Левша объяснил, что по западному закону такой оказии с дележкой наследства бы и случилось, ибо там, в странах курфюрстов, наследство уходит целиком старшему сыну, если только отец не составит ряд – завещание, которым распорядится нажитым добром иначе.
– Что же в этом хорошего, младших братьев без куска хлеба оставлять?
– Ну это же очевидно, Рэй! Запрет на дележку наследства сохраняет в целости артели, цеха, хозяйства. Смерть мужа не становится причиной гибели его дела, а младших братьев заставляет выслуживаться, трудиться, строить свое дело, а не дожидаться, пока тятька преставится. Наша же Княжеская Правда сказывает иначе: «Кто, умирая, разделит свой дом детям, на том стоять, но кто без ряда умрет, всем детям идет имущество».
– То есть у нас все сыновья признаются равными наследниками?
– Вот и получаются доли да кусочки, каждый из которых – пшик, по сравнению с целым наследством.
Писарь, заглядевшись на тёмно-рыжее закатное небо, наполненное клочьями слоистых облаков, ступил чуть в сторону, и рыхлый грунт под его лаптем стремительно поплыл, формируя песчаную лавину.
– Убивают! – только и вскрикнул стремительно опускающийся Левша.
Земля валом понеслась у него из-под ног да, как назло, скат тут попался уж очень крутой, с каменистыми наростами у подножия. Рэй бросился вперед, но Сольвейг оказалась проворнее, успев схватить писаря за рукав. Вот только многопудовый коробчатый рюкзак у того за спиной, не обращая внимания на старания пары, легко поволок вниз обоих.
***
Вечерняя заря угасла, теплая летняя ночь, богатая россыпью звезд, легла на пустынную Копань. Погода стояла тихая и почти безветренная, даже сверчки в этой низине стрекотали протяжно и ленно. Сказывали, что в брошенных домах Копани в холодные месяцы ютятся бродяги и даже лиходеи, но, похоже, сейчас поселение стояло необитаемо. За исключением трех путников, что заняли не слишком разрушенную зимами хату.
Рэй завершил разборку вещей и теперь занимался ужином. Сквозь окно с покосившейся рамой, виделась круглая, как серебряный алтын, луна.
– Ну хва-атит так на меня смотреть, – устало проговорил Рэй, помешивая березовой веткой кострище, что топилось в центре хаты. – Одним взглядом убьешь. Соль, ну прости. Я же не специально.
Сольвейг, обхватив коленки, сидела на отдалении, исподлобья глядючи на героя: челюсть чуть выдвинута, губы сомкнуты, взгляд исполнен истовой лисьей ненавистью. Уголья потрескивали, отпуская прозрачные желтые языки, а покосившаяся глиняная труба, что располагалась над черным очагом, забирала в себя не более половины чада.
– Не-ет, еще как специально, – ответила Сольвейг. – Ведь в первый раз было так смешно! И ты не преминул повторить.
– Говорю тебе… – начал объясняться герой, но отвлекся: – Эй! – крикнул он, когда Левша поднес к губам кожаный бурдюк. – Ты откуда это взял? Мы договаривались, что ты не пьешь.
– Так это только в дороге нельзя, а? А сейчас-то, поди, на ночлеге. На ночлеге ведь можно? Можно. Ну а что? Да, милый, я же так, за крепкий сон, – увещевал Левша, на ходу прикладывая к губам костяное горлышко бурдюка. – Может, тоже будешь? На боярышнике бражка, на-ка вот.
Рэй только махнул рукой.
Группа планировала обосноваться в главном доме землемера, однако у того уже рухнула крыша, потому пришлось оккупировать одну из рабочих халуп. Земляной пол, шесть низеньких остовов кроватей, больше походящих на нары из Бересты.
– Соль, ты где спать будешь?
Та демонстративно отвернулась, твердым взглядом уткнувшись в стену.
– Да перестань же, – он поднялся, присел рядом и шепнул так, чтобы Левша, устроившийся под окном и романтично разглядывающий луну, не услышал: – Ну схватил я тебя за хвост! Всю жизнь будешь дуться?!
– За хвост! – грозно прошипела она в ответ. – Прямо ручищей своей. А потом еще и потянул! Каково, а?
– Так ты бы вниз с обрыва укатилась вслед за писцом!
– Ништо! Хоть малость бы от тебя отдохнула.
– Лучше б спасибо сказала.
– Спасибо! За очередное унижение.
Отчаявшись, Рэй покопался в глубинах рюкзака, вынул тряпицу, в которую был упакован увесистый ломоть рыбы. Лиса поначалу не среагировала, но, едва аромат достиг ее носа, обернулась.
– Речная рыба, копченая. Купил сегодня у охотника Бориса, думал, на всю дорогу хватит.
Сольвейг принюхалась к мешочку еще внимательнее; изнутри веяло дымчатым благоуханием копченой форели.
– Пеструшка, что ли? – удивилась она, уточнив местное название рыбы. – А как это – копченая?
– Да уж, на всякого мудреца… Сколько тебе, говоришь, четыре сотни от роду? А про копчение в первый раз слышишь?
– Слышала я, не зазнавайся! Просто пеструшку, вот чтобы копченую, не пробовала, – проговорила она, гипнотизируя мешок с ароматным ломтем внутри.
– Между прочим, полалтына за кусок.
– А ты, чурбан, мне и того больше должен за прикосновение ко священному хвосту! – она выхватила вязку и, так уж и быть, устроилась возле костра.
Ненависть в глазах угасала по мере того, как пеструшка латала душевную травму лисы. Сытые путники устроились на ночлег. Левша отключился первым, а когда из угла донеслось тонкое лисье сопение, глаза Рэя сомкнулись сами собой.
***
«Тук-тук», – раздалось в тишине.
Левша приоткрыл глаз, но веко сразу опустилось обратно. Он подбил ногами тонкое одеяло и снова провалился в забытье.
«Тук-тук», – повторилось за дверью.
Писарь подскочил, оглядев мрачную лачугу. Кострище давно прогорело, дверь была заперта щеколдой изнутри, в окне чернота, по которой гуляет легкий ветерок. Взбудораженный, Левша вынул из-за пазухи бурдючок, глотнул и, проворчав себе под нос, улегся обратно.
Но сон не шел. Почувствовав нужду, он понял, что уж не сможет уснуть и поднялся. Герой беззвучно спал в дальнем левом углу, его подруга, временами ерзая, лежала справа от двери. Он шаркнул засовом и опасливо оглядел поросшую тысячелистником и ромашками улочку. Летняя ночь подходила к концу, восток начинал сереть. Убедившись, что снаружи никого, Левша отошел за дом и принялся сливать излишки.
Завершив дело, он заправился, одернул заношенный кафтан. Как вдруг за спиной скользнула тень!
***
В продолжение ясной ночи, утро выдалось солнечным. Рэй потянулся, выгоняя дремоту, поднялся и осмотрел лачугу. Мерное движение под одеялом неподалеку: Сольвейг дремала, свернувшись калачиком и с головой укрывшись одеялом. Сбоку из-под накидки маняще выглядывала белая кисточка.
Рэй переборол желание коснуться неприкосновенного хвоста и попытался стянуть ее одеяло. Ощутив сопротивление, понял, что подруга уже не спит.
– Поднимайся. Сегодня надо добраться до Дрягвы. Хорошо бы успеть до полдника.
Из-под одеяла сонно промямлили:
– Бешполешно… не ушпеем.
– Если будешь возлегать, то конечно. А где Левша?
– Ушел.
– Как ушел?! – схватился за голову стрелок. – Когда?
– Еще ночью… не шуми.
В ажитации Рэй вытряхнул соню из одеяла и, приняв изобилующий злобой взгляд, допросил лисицу.
– …Думала по нужде ушел. Но он так и не вернулся – я засов обратно заперла, и хватит меня трясти, ради богов! Подымаюсь.
Кое-как оправив взъерошенные, упавшие на лицо лохмы, она зевнула во весь рот, продемонстрировав хищные клыки – видно, как и один из хвостов, они проявлялись в ее человеческом обличии. Уточнила:
– Да никуда твой друг не подевался. Даже отсюда его чую, от одного запаха захмелеть можно. Подле дома поищи, – сказала она, будто о потерянном сапоге.
Герой сбросил щеколду с двери и вышел наружу – ослепительное солнце, жужжащее тысячей мух, ударило по глазам; день обещал быть жарким. Зайдя за угол землянки, лучник обнаружил писаря, что спал в позе восточного единоборца, перевалившись через сломанную бочку. Рэй с тревогой оглядел тело, но когда то испустило ветер, сразу успокоился.
– Мастер пера! – хлопнул он в ладоши. – Солнце высоко. Изволь поспешить.
Левша тут же вздрогнул, огляделся растерянным взором. Смятенно расселся на земле.
– Боже, боже, уберег Сварог, уберег Господь, – ощупывая кафтан и осеняя себя крестом, бубнил он. – Не достали, не захватили.
– Кто не достал?
– Они! Они приходили ночью, Рэй! Я уж думал, всё, вздернут! А нет, живой… Ха-ха! Живой остался! – истерически усмехнулся он.
– И что же помешало злодеям?
Старик пожал плечами, после чего принялся искать потерявшийся бурдюк. Рэй отмахнулся: коли тут и правда оказался бы пришлый, да еще не один, то мимо Сольвейг с ее нюхом и слухом он бы и по воздуху не проскользнул.
***
– Давай еще поспим? – …Не вари яйцо слишком круто. – …Ты переварил! – …Не хочу яйцо. Пеструшки не осталось?
После завтрака, который из-за лисьей привередливости затянулся много дольше желаемого, трое наконец взяли мрачную лесную тропку в сторону Дрягвы.
– Да что же это? Точно детский сад с собой веду, – цыкнул герой, когда писарь во второй раз за утро отлучился к кустам по потребности.
Сольвейг скривила брезгливую мордочку и зашагала дальше.
– Стоять, – скомандовал Рэй. – Мы идем вместе. Ты ведь так хотела взять господина писаря с собой.
– Расслабься. Твою душонку я увижу и с другого конца света – не потеряюсь.
– Можно подумать, я о тебе беспокоюсь, – покачал головой лучник и саркастически добавил: – Левшу невидимые душегубы преследуют, а ты его бросаешь?
Девушка вдруг остановилась. Обернулась и, склонив голову на бок, спросила:
– Ты чего ночью просыпался?
– А? Да всего-то раз. Просто плохой сон.
– О мечнице?
Рэй не смог скрыть удивления тем, что Сольвейг так легко раскрыла причину промозглой тревоги в его душе, которую он таил даже от самого себя. Лисица, заметив это выражение лица, конечно, осталась довольна. Ухмыльнула губу, подходя ближе:
– Не удивляйся. Помнишь, где я живу? То, что происходит в твоем сердце, – она приложила пальчик к его груди, – мне порой виднее, чем тебе.
Стрелок помолчал, глядя в искрасна-карие глаза. «Ох, нельзя в них засматриваться». Девушка опустила руку и, заметив, как из кустов, скрючившись, выбирается Левша, повернулась по направлению движения и добавила громче:
– Думаешь, мне приятно смотреть на женщин в своих снах?
Быстро обдумав сказанное, Рэй воскликнул:
– Подожди-ка, ты еще и сны мои видишь?!
***
Группа выбралась из лесного массива на ополье узкой, но по виду глубокой речки. Над тихой водой то и дело мелькали жирные стрекозы с радужными крыльями.
Стрелок остановился у кромки леса. Впереди сверкала змейка водоема, но Рэя этот живописный пейзаж не радовал. Он хмуро поглядел на страницу дневника с изображением карты, потер нос, еще раз посмотрел на карту, понимая, что на рисунке ничего не изменится. Реки на карте не было. Ярослав мог и не упомянуть о таком незначительном ориентире – ручей, а не река. Однако факт порождал сомнения. За?годя запасшись терпением, Рэй обратился к подруге за помощью.
– Что такое? – ехидно спросила она, полностью оправдав ожидания. С развальцей спросила: – Нешто заблудился, соколик?
– Други, а? – выбрался из высокой травы Левша. – Третий час идем, мож, привалимся? Сил-то вовсе не осталось.
Лучник собирался отказать, однако Сольвейг влезла вперед:
– Можно и отдохнуть. До Дрягвы осталось около пятнадцати верст. Мы правильно идем. Теперь, как наш герой повернул возле того оврага.
– А до того? Зараза ты. Получается, больше пяти верст протопали впустую! Сказать не могла? – негодуя, Рэй опустил карту, но, глядя на довольное выражение лица подружки, лишь проворчал себе под нос: – Ёлки-палки, на что я, вообще, рассчитываю?
***
Предоставленный Левшой, пыльный, глиняный котелок устроился над костром. Лучник прокалил посудину на огне, растопил в ней большой кусок сала и бросил порезанную луковицу, зубчик чеснока. Обжарив специи, он залил массу водой и добавил хороший ломоть соленой свинины. Когда куски мяса разварились, он ссыпал в котелок полную жменю сухого гороха и щепоть душицы, получив недурную на вид похлебку.
Группа расположилась на цветущем клевером лужке недалеко от границы леса, шагах в пятидесяти от водоема.
– О чём читаешь? – поинтересовалась Сольвейг у Левши, который, навалившись на короб, держал перед собой стопку сшитых листов.
