И по тому, как это было сказано, он понял, что это правда.
Положение, которое он занимал у себя на работе, позволяло ему вступать в контакт с весьма состоятельными клиентами. Плюс умение держаться на людях, располагающие манеры, остроумие – неудивительно, что многие из клиентов со временем делались его друзьями.
Сам он был человеком совсем не бедным, главным образом, благодаря удачной женитьбе, но, разумеется, это ни в какое сравнение не шло с материальными возможностями друзей. Мысли об экспроприации зародились в его сознании давно. И встреча с Фимой, или, как он называл ее, Фиминой, придала тайным его планам окончательный вид. Конечно, речь могла идти не о самых продвинутых клиентах. Первые операции планировались особо тщательно. Старались скрыть сам факт наводки. Все обставлялось так, будто ограбление случайно или же подозрение неизбежно падало на ближайших родственников. Но в дальнейшем, поскольку злоумышленникам все легко сходило с рук, их действия становились все более дерзкими.
Деньги потекли рекой, он исправно получал свою долю. В ту часть работы, которую брала на себя Фимина, он старался не вникать. Главное – результат, материальный, осязаемый результат, то есть, деньги.
– Для меня деньги – не главное, – заявила однажды Фимина, в очередной раз удивив его.
Странно. Но тогда, зачем же огород городить?
– А вот я ради денег готов идти на все, даже на работу, – пошутил он.
3
Юра Мартынов привычно обнимал жену. Он был сзади (она предпочитала сзади), но мог наблюдать за выражением ее лица в зеркале. Глаза закрыты, ноздри чувственно раздувались, она прерывисто дышала. Лицо жены, освещенное желтоватым ночником (она предпочитала при свете), было по-прежнему красиво. Да и тело не вызывало сомнений. Но удовольствия все это уже не доставляло. Интересно, о чем она думает? Сам Мартынов думал о котельной.
Собственная котельная, надо признать, была совершеннейшим балластом для маленькой фабрики игрушек. В далекие докризисные времена, когда собирались расширяться, в котельную вбухали столько денег, что после жаль стало от нее отказываться. И что же теперь? В результате аварии без тепла не только его фабрика, но и соседний таксопарк, а в ответе за все он, директор Мартынов. Конечно, завтра же он уволит этого алкаша, дежурного оператора, но теплее от этого не сделается…
Скрипнула дверь спальни. На пороге стояла девочка в длинной, до пола, спальной сорочке, левой рукой она прижимала к себе белого мишку. Творение фабрики Мартынова – медведь белый, пушистый, артикул 7246, лидер прошлогодних продаж.
– Два часа ночи! Ты почему не спишь, Анна? – вопросила жена, приподнимаясь на локте; голос звучал строго, но в глазах ее светилось обожание.
– Не спится почему-то.
Дочка осенью впервые пошла в школу и как-то сразу же повзрослела. Во всяком случае, у нее появились взрослые интонации.
– Возвращайся в кроватку, я сейчас к тебе подойду!
Если б не дочь, они с Ленкой давно бы разбежались.
Апрель 2001 года. Мартынову 38. До финального свистка еще далеко, он, надо думать, где-то посредине трассы. Итоги подводить рано, но промежуточный результат не впечатляет, даже если сравнивать с его прежними, честно сказать, скромными показателями. Бизнес едва дышит, семья, считай, распалась, дочка… да, Анечка, – дочка – это получилось!
На момент увольнения из армии будущее рисовалось капитану Мартынову неясным, и только когда он представлял себе свою автомашину, туман как бы рассеивался, мечты приобретали вполне конкретные очертания. В этих видениях молодой, преуспевающий бизнесмен Юра Мартынов отворял мягко щелкающую замком лакированную дверцу «БМВ». Песня, а не машина, куда больше, чем средство передвижения!
Мечта сбылась, очень быстро и с завораживающей легкостью. Начав буквально с нуля, он вскоре объединил свои усилия с Антоном Седых, энергичным челночником, промышлявшим китайскими шмотками. Тот крутился уже несколько лет, и довольно успешно; его-то капиталец и лег в основу новой питерской фирмы. Вместе ездили в Пекин, еще чаще – в Москву, где у Антона была арендована квартира, в самом центре, у Никитских ворот.
Сейчас, с дистанции в три года, можно с уверенностью сказать, что лучшие дни его фирмы остались в прошлом. В 98-м, за пару месяцев до кризиса, дела шли настолько лихо, что они с Антоном даже намеревались купить в Китае фабрику игрушек. И купили бы, если б не кризис.
Последние годы они держались кое-как, лишь бы оставаться в бизнесе. Брали, как правило, мягкие китайские игрушки, передирали их, подыскивали при этом подходящие отечественные материалы, получалось не хуже. Проблема была даже не в конкуренции со стороны челноков и торговых фирм, контейнерами завозивших игрушки из того же Китая, беда в скромных материальных возможностях российского покупателя. И в самом деле, чего с него возьмешь? Если за какого-нибудь синего слоника надо отвалить столько бабок, что самому страшно делается, особенно если пересчитать на водку. А кто-то ведь возит виноград из Чили, цветы из Голландии-а если не раскупят, все перегниет, пойдет на свалку – Господи, какой риск! По сравнению с этим их собственный бизнес – словно тихая и величественная музыка – мишки, зайки, обезьянки и прочий плюшевый народец никуда не денутся, полежат себе спокойно на складе, а там, глядишь, раньше или позже найдется покупатель…
В их симпатичном современном офисе на светлых стенах не висят дипломы в красивых рамках, как это сейчас принято, – нету дипломов. Ни один из компаньонов никогда не учился бизнесу в смысле академического образования. Антон Седых был талантливым самоучкой, а Мартынов во всем, что касалось коммерции, перенимал опыт более искушенного товарища. В конце концов, все премудрости, освоенные Антоном, сводились к простой житейской формуле: не обманешь – не поедешь! Или в более развернутом виде так: если поблизости нет ни одного лоха, которого можно обуть, то ты сам и есть этот лох.
Как бы то ни было, игрушки раскупались, фабрика работала, на скромную жизнь хватало… Правда, директору приходилось ездить все на том же старом, 91-го года выпуска «БМВ». Несолидно.
Это Антон считает, что несолидно, Мартынову «БМВ» в самый раз. У Антохи новенький «Лексус», подарок тестя. Такого тестя, ясное дело, поискать надо. И, что интересно, с Нинкой и, соответственно, с её богатеньким папой познакомил друга Антоху не кто иной, как сам Мартынов. Ну, не так, чтобы сам, но с помощью супруги своей Елены, что почти одно и то же. Нину он знал лет сто, она же не раз бывала у них в доме на правах старой, еще с института, Ленкиной приятельницы. И все это время он, Мартынов, даже и не подозревал, что есть такой папа. А вот Антон быстренько все разузнал, в первый же вечер, едва познакомившись, и, не мешкая, женился на дочке банкира. Совсем, может быть, и не из-за денег, вполне вероятно, что по любви. Но ведь правильно говорят, что влюбляться лучше там, где есть деньги. Антоша Седых сделал как лучше.
Правда, что богатство портит людей, но про Антона этого не скажешь. Живут они с Нинкой, может, и пошикарнее, чем Мартыновы, но не настолько, чтобы говорить о социальном неравенстве. По-прежнему дружат, теперь уже домами. А с кем же удобнее дружить, если не с ближайшим соратником по бизнесу? Все деловые возможности, открывшиеся перед Антоном благодаря тестю, в равной степени распространялись и на соратника. Грех жаловаться, банкир не раз подставлял плечо, когда фабрика переживала трудные времена. Да и в нынешней гонконгской операции родственному банку отводилась весьма важная роль.
Погода в воскресенье выдалась чудесная: легкий морозец, солнышко – все это настраивало на оптимистичные мысли. Мартынов вышел из зоопарка и, держа дочку за руку, направился к машине, оставленной на Кронверкском проспекте. Стало совсем тепло, прохожие на улице улыбались как иностранцы, все, казалось, хорошо, и злодейство, которого, конечно же, вокруг не счесть, запряталось и ждет, как минимум, наступления ночи. Но не тут-то было. Из невзрачного кафе на углу Кронверкского и улицы Ленина вышел молодой человек и сделал несколько шагов к ожидавшему его солидному черному «Мерседесу». Откуда ни возьмись, вырулила «девятка» с затемненными стеклами. Выстрелов Мартынов не услышал, по-видимому, у киллеров было оружие с глушителем. Вальяжный молодой человек успел только схватиться за ручку. Автоматная очередь вспорола лакированную дверцу, брызнуло осколками стекло, человек, прошитый пулями, сполз на асфальт. «Девятка» умчалась. Нестрашным, похожим на кетчуп ручейком потекла кровь. Все это происходило прямо на глазах Мартынова и Анечки, волею случая они оказались как бы в первом ряду, у самой сцены. Из-за угла, словно ожидавшая наготове, выскочила милицейская машина с мигалками, и почти сразу же вслед за ней – бесполезная уже «скорая помощь». Место покушения оградили пластиковой лентой, и внутри периметра засуетились озабоченные мужчины в кожаных куртках и в милицейской форме.
Собралась небольшая толпа. Обычные воскресные пьяницы, тетки в платках, все это напоминало кинематографическую массовку. Убитого, оказывается, знали. Он был совладельцем кафе и, по слухам, был связан с наркобизнесом.
Мартынов смотрел как зачарованный. Он понимал, что лучше бы уйти поскорее, пока милиция не стала опрашивать очевидцев, да и ребенку это зрелище совсем ни к чему. Все это понимал, но не мог оторваться.
Опасный бизнес, подумал он, разглядывая бутафорскую, похожую на кетчуп, лужицу крови. Как все это далеко от его игрушечной фабрики! Пластиковая лента ограждения, словно экран телевизора отделяла его, Мартынова, от этой ужасной реальности, в которой стреляют и взрывают из-за денег.
4
Вечером того же воскресенья, в клубе, он поделился впечатлениями от увиденного с Антоном и Полянцевым.
– Ужас, что творится, – довольно равнодушно заметил Антон.
– Большие деньги, – сказал Юра Мартынов, отхлебывая вермут из высокого, сувенирного вида, стакана, – большие проблемы…
Если на него самого, на очевидца, убийство бизнесмена не произвело особого впечатления, то чего, спрашивается, ждать от товарища, кого нынче удивишь подобным рассказом? Юра, однако, имел в виду связь с их собственной ситуацией. Ведь затевая гонконгскую тему, они рассчитывают выйти на существенно более высокий уровень, а это чревато… Полянцев среагировал чутко.
– Дело не в деньгах, – возразил он. – В нелегальном бизнесе традиционно более высокий уровень интриг.
Полянцева раскопал Антон, выписал из Москвы за бешеные бабки. Разумеется, если гонконгская операция пройдет, как задумано, все расходы окупятся.
Геннадий Павлович Полянцев, авторитетный имиджмейкер, тоже считает, что ездить на десятилетнем «БМВ» несолидно. Придется сменить тачку. Отступать поздно, раз уж дал уговорить себя, ничего не остается, кроме как следовать в кильватере. Часы послушный Мартынов уже сменил – московский специалист рекомендовал «Патек Филипп». Костюм, ботинки, галстук, сорочка – все, оказывается, очень важно. Плюс особый прикид для вечернего выхода и соответствующие наряды жене. Особое внимание обратить на драгоценности…
Сам-то известный имиджмейкер одевается кое-как, словно командированный из Урюпинска. Первое, о чем подумал Мартынов, завидев московского гостя – какой противный парень! Приезжий был высок, статен, волосы имел черные с проседью, слегка вьющиеся. Лицом напоминал записного сердцееда Василия Ланового, еще не старого, в пору цветения мужской красы. Но, удивительно, вместо того, чтобы подобно знаменитому артисту принимать горделивые позы, Полянцев повел себя запросто, легко, и его невозможная романтическая стать уже не бросалась в глаза, словно бы так и надо. Мало того, что у москвича хватало ума скрывать неизбежное при таких внешних данных самолюбование, он еще и предлагал себя в качестве иллюстрации.
– Смотрите, пожалуйста, – объяснял он, чуть улыбаясь блестящими глазами, – несколько тенденциозная внешность способна изначально создавать ненужные в общении барьеры. И для нейтрализации красивости, для снижения пафоса сгодится некоторая продуманная неряшливость в одежде. С другой стороны, смотрите, пожалуйста, вы обратились в «ФОРТ», в компанию с известной репутацией, и для меня как представителя компании мой собственный имидж не имеет столь решающего значения; на меня работает авторитет фирмы…
“ФОРТ” расшифровывается как фонд рекламных технологий. Естественно, для Юры Мартынова это пустой звук, на него произвела впечатление лишь оговоренная сумма гонорара, но Антон делал глаза, рассказывал, как трудно было заполучить москвичей, и все проявления восторженной признательности, на которую оказался способен компаньон, казались ему совершенно недостаточными.
– Я мог бы одеться, как заблагорассудится, – продолжал гость, выставляя на обозрение скромный черный ботинок, – а вот вам так нельзя, в вашем случае всякий нюанс очень существенен. Ведь в глазах опытного покупателя ваша фабрика должна выглядеть чрезвычайно привлекательным, процветающим предприятием.
Олег Рубакин, хозяин наимоднейшего питерского клуба, в сопровождении трех жизнерадостного вида девиц бродил по залам своего заведения. В клубе действовала карточная система, и случайные люди не имели сюда доступа. Неудивительно, что большинство посетителей были знакомы между собой и, естественно, знали хозяина. Олег на ходу улыбался во все стороны, пожимал протянутые руки, кого-то похлопывал по плечам, а некоторых попадавшихся навстречу молодых людей бесцеремонно прихватывал за задницу. Ребята все как один довольно похохатывали, никто из них, в том числе и весьма бывалого вида, не возмущался. Они не были голубыми, в отличие от хозяина, во всяком случае, не все. Но странная фамильярность воспринималась как принятая в доме шутка, тем более простительная, что Олег всем обласканным выставлял выпивку. А выпивка в клубе стоила ощутимо дорого. 43-летний Олег Рубакин был почти вдвое старше большинства своих гостей. Исключение составляли трое мужчин такого же примерно возраста, как и хозяин. Они скромно примостились за столиком подальше от паркетного подиума, на котором с привычной изощренностью двигались длинноногие ухоженные девушки и их кавалеры.
Когда Полянцев ненадолго вышел из-за стола, Антон придвинулся к другу, так, что они соприкоснулись коленями, и, заглядывая ему в глаза, спросил:
– Что, Юрка, не нравятся тебе современные танцы?
– Не в этом дело… Мне наша затея не нравится. Чувствую, плохо это кончится.
– Я ж тебя про танцы спрашиваю.
– Танцы само собой не нравятся. Но жрачка здесь отменная, да и водка холодная. Только цены… или твой приятель Олег сделает скидку?
– На это не надейся. Но не в пельменную же нам ходить? Мы ж скоро будем миллионерами. Давай за это выпьем! Тебе водку или вермут?
– Давай водку!
– Давай. За того парня! Из Гонконга. Друзья чокнулись и выпили.
– А что касается нашей темы… если тебя что-то беспокоит, скажи мне. Полянцеву не надо знать, что ты колеблешься.
– Да я не колеблюсь, – Мартынов пожал плечами.
– И это правильно. Назад пути нет. Без инвестиций дальше нельзя, согласен? Другого пути получить деньги не имеется, только продаться.
– Но контрольный пакет – это еще не все. А если китаец захочет нас выгнать?
– Зачем это? Где он найдет кого-то лучше?
– Но если захочет?
– Если умеет считать деньги, не захочет.
Подошел официант с выражением снисходительной скуки на лице. Антон заказал еще водки.
Действительно, что касается китайской темы, Мартынов уже дал согласие. И мало того, что как человек слова он не собирался передумывать (о чем и Антону хорошо известно), под тему уже затрачены существенные усилия, в том числе и материальные. Завтра, например, их уже ждут в банке. Назад, конечно же, поздно. Поэтому возникший разговор носил, скорее, риторический характер. Антон между тем продолжал что-то объяснять, про то, как они подстрахуются на случай неожиданных шагов гонконгского партнера.
– Знаешь, – прервал его Мартынов, – ты очень убедителен. Ты действительно похож на беллетризированный образ бизнесмена западного толка.
– Сам придумал? – усмехнулся Антон.
– Это определение Полянцева. Он во всем мне ставит тебя в пример.
Полянцев вернулся к столу в сопровождении Олега Рубакина. Тот называл Полянцева Генкой, хлопал по плечам, оказалось, что у них много общих знакомых.
– Рука у него, между прочим, не хилая, – заметил Мартынов, когда хозяин вместе с эскортом из девушек отвалил от столика.
– От онанизма.
– Добрый ты, Антон!
– А от чего ж еще? Он в жизни ничего тяжелее члена в руках не держал.
– Кстати, о рукопожатии, – вставил Полянцев. – У Юры, – он улыбнулся, – тоже очень крепкое рукопожатие.
– Это другое дело! – авторитетно сказал Антон. – Мартынов только выглядит как послушный мальчик. А он и подводный охотник, и боксер, и даже на войне воевал.
– Вот как? – удивился Полянцев. – А где же вы воевали? В Чечне?
– Да, нет, в другом месте. Да и когда все это было – сто лет назад, – отмахнулся Юра и заговорил о том, что их всех занимало – о предстоящем визите китайцев.
* * *
За все эти годы Юра Мартынов виделся со знаменитым тестем банкиром всего-то несколько раз, и всякий раз это было связано с помощью со стороны банка, естественно, не бескорыстной. Нынешняя акция выделялась на общем фоне, и сумма, которую банк в лице тестя запросил за поддержку, пугала нулями. Хорошо, если операция с гонконгским бизнесменом удастся, а если нет? Выпить яду?
Тесть, Евгений Семенович, лысый, полноватый человек лет пятидесяти, ухитрялся выглядеть значительно, обладая весьма скромными внешними данными. Для этого он использовал простую уловку: каждое слово произносил медленно и торжественно, словно исполнял государственный гимн.
– Мне пришлось использовать все свое влияние, – Евгений Семенович откинулся в кресле, сложив пухлые руки на животе, всем видом напоминая карикатурное изображение буржуя из старой советской периодики. – И это при том, что наша предыдущая совместная работа оценивается только положительно. Руководство банка считает, что по степени риска предстоящее сравнимо с операциями с ГКО накануне дефолта, вы понимаете, о чем я толкую? Но не важно. Решение принято. Предстоящее рассматривается нами через призму поддержки отечественного производителя с безупречной кредитной историей. Вместе с тем, вам я могу сказать открытым текстом, банк отдает себе отчет в том, что с помощью этих нескольких трансакций и синдицированного кредита мы помогаем создать иллюзию финансового положения фабрики, которая далека от реального. Смею надеяться, мы не даром получаем свои комиссионные. Любая внешняя проверка покажет, что фабрика работает устойчиво и прибыльно, движение средств на счетах впечатляющее. Вашего потенциального акционера, вероятно, в первую очередь заинтересует оффшорная компания – ее счета также приведены в достойное состояние. Но предупреждаю, в случае любых нестыковок либо полного провала вашей операции банк дистанцируется от фабрики, для чего приняты специальные меры. Имейте в виду, в этом случае я буду абсолютно бессилен чем-либо помочь.
Друзья выслушали торжественный монолог с выражением собачьего восторга на лицах. Они уже заранее знали, что банк отыграл все в лучшем виде, тем не менее, слова замечательного тестя не казались лишними, они были частью композиции как последний аккорд.
– Представь, Юра, чего мне это стоило, – прочувственно произнес Антон Седых, как только они остались наедине. – Но это только зачеты, экзамен у нас впереди.
Юра должен понять, что они не на равных. Антон все, абсолютно все поставил на карту. Если их план провалится, то помимо разбитой мечты, они, конечно, лишатся денег. На них повиснет долг, надо будет рассчитываться с банком. Понятно, Юре придется все попродавать, возможно, даже фамильную картину. Антон, естественно, знает, что картина стоит очень дорого, но, в конце концов, это только вещь. А вот что касается самого Антона, то он в случае неудачи лишится тестя. Неужели Юра не понимает – тесть – это жизнь!
Переговоры с китайцами идут очень медленно, но успешно. Собственно, Юра Мартынов еще в пору челночных поездок усвоил их нудную восточную манеру: казалось бы, все уже трижды оговорено, ясно все, дальше некуда – нет, чего-то тянут, превращая любой процесс в бесконечную чайную церемонию.
Конечно, они с Антоном готовились к приезду гонконгского парня: приукрасили свое финансовое положение, сделали ремонт и, вообще, позаботились об имидже, даже специалиста имиджмейкера из Москвы пригласили. (Он, кстати, присосался, похоже, уезжать не собирается, все продолжает консультировать). Ну и что? Никто китайцев обманывать и не думал. Вот купят они фабрику, вобьют в нее деньжат, к слову, совсем немного по западным или, там, гонконгским меркам, получат в итоге изумительное производство со связями по сырью и по сбыту и, глядишь, легко сумеют завалить всю Россию своими игрушками, без всяких таможенных и транспортных проблем. Чего же, спрашивается, тянуть?
Переговоры идут каждый Божий день, с десяти утра. Мартынов чувствует себя свадебным генералом – у него важная роль, но свадьба-то чужая. Потому что переговоры с ушлым пожилым китайцем ведет Антон Седых. Китаец бегло говорит по-английски, натаскался у себя в Гонконге, в бытность острова под протекторатом английской короны. Антон тоже шпарит как заводной. А директор Мартынов вынужден пользоваться услугами переводчика. И кто бы вы думали переводчик? Ну, конечно же, вездесущий имиджмейкер Полянцев. Он вполголоса бормочет чуть ли не в ухо директору, тот слушает, удивляясь про себя, сколько же можно говорить о том, что и так уже понятно. Монотонный голос Полянцева напоминает озвученный переводом видеофильм, и от этого ощущение, что он, Мартынов, посторонний, еще больше усиливается. Как если бы он умер и беспокойно витал над столом, слышал бы все, но не мог вмешаться.
Пергаментного гонконгского бизнесмена сопровождают два соплеменника, оба из Пекина. Одного зовут Петей, он когда-то давно учился в Союзе, и здесь его так называли. Не очень молод, хотя и не такой желтый и морщинистый, как главный китаец. На лацкане пиджака Петя с гордостью носит ромбик советского вуза, он подчеркнуто дружелюбен, всегда готов улыбаться и говорить по-русски. Третий член команды – совсем юная девушка, которую легко принять за парня. Неизменно ходит в брючках и курточке, этакий китайский вариант унисекса, и лихо печатает на портативном компьютере.
По заведенному распорядку ежедневные переговоры завершаются обедом, а вечером – культурная программа. Здесь уже, продуманно варьируя наряды и брильянты, подтягиваются жены, Нинка и Елена. А затем каждый вечер Мартынов равнодушно выслушивает ворчание своей супруги.
Вообще, ведь не такая уж она зануда, но понять-то ее можно? И надеть-то ей нечего, и ожерелье она принуждена одалживать у той же Нинки, а разве она чем-то хуже Нинки? И почему это надо было ждать приезда китайцев, чтобы выбраться в театр, никуда Мартынов ее не водит, зачем, спрашивается, жить в Питере, если все время сидеть дома? Она сама знает, что «Щелкунчик» – это премьера, но, что, разве нет других спектаклей, нельзя было раньше сходить в театр, без китайских товарищей? Да и приятно ли ходить с ним куда-нибудь? Такая красота, Шемякин – просто божественный художник, а он, Мартынов, весь вечер боролся со сном, чуть со стула не свалился…
Юра необдуманно заметил, что Чайковский как автор музыки, сопровождающей зрелище, не дотягивает до Нино Рота и других современных авторов, второй акт балета – вообще сплошь банальные, надоевшие мелодии… Что тут началось! Впрочем, каждый раз одно и то же, он уже наизусть все выучил!
Вяло возражая, Юра нечаянно зацепил ненужную струну. Просто хотел напомнить, что им не с руки вести светскую жизнь, поскольку не с кем оставлять дочку – теща не в счет, а их приходящая няня не согласится каждый вечер, как, например, сегодня, сидеть с ребенком. Реакция Лены удивила его. Она, оказывается, давно замечала, что Юра как кот поглядывает на нянечку, он, Юра, понятно, хотел бы, чтобы эта или другая смазливая мадам жила бы у них постоянно, ночевала бы здесь, под боком, а что, очень удобно, ясно, к чему он клонит, да только дудки, никогда этого не будет. И что, спрашивается, в ней интересного, кроме того, что она не носит трусов?!
Кое-как утихомирив жену, Мартынов задумался. Неужели он и в самом деле как-то по-особенному поглядывает на Настю (так звали их нянечку)? Он представил себе, как она двигается, как наклоняется, застегивая липучки на Аничкиных ботах, как улыбается. Симпатичная, и совсем не дура, не то, что некоторые, учится в университете. Но только вряд ли он, Мартынов, засматривается на нее, вряд ли… А насчет трусов – он действительно этого не заметил, хотя думать об этом было почему-то приятно.
5
Настя Игнатьева опаздывала. Ей надо было успеть в школу к полвторого, забрать Анечку, привести домой, накормить, уложить спать, затем снова на Васильевский, вечером в университете был семинар, который она никак не хотела пропускать. Ожидался Андрей Булкин, модный тусовщик и не последний человек в журналистике. В прошлый раз он отметил Настю, выделил ее блестящим мужским взглядом из толпы возбужденных студенток. Впечатление следовало закрепить. Собственно, тусовки – важная часть любой почти современной работы, но в рекламном бизнесе, которому Настя надумала посвятить свои лучшие годы, это вообще, как серьга в ухе для серьезного пирата.
Она с огорчением вспомнила, что так и не сумела попасть на сборище рекламистов в Дюнах. Это было бы полезно, да и к тому же прикольно – соберутся рекламные люди со всей страны. Узок круг этих людей и страшно далеки они от народа. Добыть приглашение для скромной студентки факультета журналистики оказалось почти невозможно. То есть вроде как можно, но через постель. Три дня в Дюнах, все основные шишки из Москвы, и не только. Заманчиво? Еще бы! Но Настя не подписалась. Дело не в том, что через постель в принципе табу, отнюдь. Просто она посчитала, что цена слишком высока.
Нянькой в семействе Мартыновых она подрабатывала почти полгода. И что – неплохо, особенно для материального положения скромной провинциальной студентки. Бывают, конечно, напряги, вот как сегодня. Переполненные маршрутки и не думали останавливаться. Она представила себе, как Анечка сиротливо ждет ее на улице – маленький замерзший столбик в красной курточке, и черт с ними, с деньгами – остановила такси, точнее, левака.
Приехала даже раньше, чем нужно. Возле школы наблюдалось обычное оживление: мамы, бабушки, множество машин. Целый выводок будущих женщин под управлением учительницы загружался в автобус. Настя обратила внимание на давно не мытый «жигуленок». В салоне трое ребят бандитского вида, и все курили. А, может, и не бандиты? Но зачем же курить так дружно, если сейчас в машину сядет ребенок? И зачем трое встречающих? Подкатила дама на отутюженном «Вольво», посигналила этим, в «жигуленке» – подвиньтесь, мол, дайте припарковаться. Парни даже не пошевелились. Ну, нравится им стоять именно здесь, у фонаря, на том самом месте, где она всегда встречается с Анечкой.
А вот и наша школьница в красной курточке. Увидела Настю, помахала варежкой, топает навстречу.
