С этого дня мы с Лантом перешли на «ты».
***
Шёл четвёртый месяц нашей жизни в этом мире, и мы готовили новую игру, намного более сложную и непредсказуемую не только для местных, но и для Ланта. Сюжет её предложила я, вспомнив прочитанные когда-то юмористические рассказы. История по русским сказкам поразила Ланта ещё в самом начале, когда он услышал о Емеле и щуке.
– Невозможно! Это какой народ придумал, чтобы просто так всё делалось? – Он слушал моё чтение, то и дело прося объяснить, что к чему. Я пожала плечами: вроде всё понятно, да и у других народов похожее есть. Но Лант переключился на другое:
– Ты уверена, что хоть кто-то из них пройдёт игру? В ней же нет ни капли логики!
– Всё вполне логично, особенно для детской психики. Уверяю, они отлично справятся.
– Но… – Он замолчал, потом согласился: – Хорошо, попробуем. Сколько тут локаций? И игроков?
– Надо посчитать. – Я стала листать книгу. – С локациями всё равно будем думать, а игроки… игра может быть рассчитана и на одного, и на группу, но больше шести-семи человек пускать нельзя, а то они мешать друг другу станут. Здесь их… шестеро.
– Значит, максимум на семерых надо считать, а каждая локация – по несколько сот метров…
– Можно делать её звездой и заполнить пустыню паркетом. – Я попыталась нарисовать, но у меня ничего не вышло.
– Подумаем, но идея хорошая, давай делать.
Мы подумали, подумали, и создали вот этот макет, который сейчас стоял на столе. И прокрутили на симуляторе вероятные варианты развития игры. Потом снова всё пересчитали, и ещё раз. И ничего не поняли. Результат был странным. В ближней перспективе вероятность волны безумия уменьшалась в несколько раз, что нас очень радовало, но потом, по прошествии долгого времени, увеличивалась почти в два раза по сравнению с усреднённым значением.
Мы пытались разобраться, почему так получается, и приходили к одному и тому же: в мире вечного удовлетворения всех желаний и отсутствия хоть каких-нибудь реальных перемен разумные существа жить не могут. Наши игры, о которых сейчас говорили даже некоторые обитатели резерваций – те, кому хозяева разрешали выходить оттуда, и кто сам хотел контактировать с «большим миром», – приносили местным временное облегчение, ощущение единения, общей цели. Но потом все возвращались в свои дворцы и дома, к райскому беспроблемному существованию оранжерейных цветов, и… Каждая игра в отдельности снимала напряжение, но все вместе они усиливали реакцию на окружающее, приводя к катастрофе, пусть и отложенной, но ужасной даже по сравнению с прошлыми вариантами.
– Что он от нас хочет? – ворчал Лант, садясь за покрытый крахмальной скатертью стол и ожидая, когда робот-лакей положит ему первое – суп а-ля тортю. Я пожала плечами:
– Хочет решить квадратуру круга и изменить этот мир, не меняя его. Он чувствует ответственность за людей и бережёт их как умеет. Безопасность людей здесь зависит от неизменности мира.
– Это как засунуть ребёнка в ящик и надеяться, что стенки помешают ему вырасти. – Лант взялся за ложку. – Ты читала Гюго?
– Пыталась, но не осилила. Но откуда этот образ, знаю, в детстве фильм видела.
– Вот и здесь такое! Засунули людей в «ящик» – петлю времени – и думают, что это защитит их от развития. Но дети-то растут!
– И или погибают, или уродуются, причём и психически. – Я попробовала суп и удивилась про себя, чего такого особенного в этом знаменитом а-ля тортю? Обычный бульончик, и всё. – Ты слышал про русского царя Ивана Антоновича?
– Нет. – Он с любопытством взглянул на меня. – Что с ним было?
– Это русская «железная маска». В восемнадцатом веке в России была путаница с престолонаследием и власть обычно получали в результате заговора. В середине века после смерти Анны Иоанновны на трон посадили младенца Иоанна Антоновича – ему тогда и года не исполнилось. Его мать была наполовину русской, внучкой Петра Первого, отец – немцем из захудалого княжества, и оба совершенно необразованны. Дочь Петра, Елизавета, устроила переворот, но, как ни странно, племянницу свою, мать царя-младенца, не убила, просто сослала со всей семьёй в жуткое захолустье. А через несколько лет в Петропавловской крепости Петербурга появился узник, о котором было известно только, что с ним никому нельзя разговаривать, лишь приносить еду, и всё. Лет через двадцать, уже при Екатерине, один из офицеров попытался устроить побег узника, но тот был полуслепым, очень слабым и психически остановился на уровне примерно шестилетнего ребёнка. Его застрелили при попытке выйти со двора.
– Царь-узник? – Лант заинтересовался. – А ты откуда знаешь?
– Училась хорошо и историю люблю, – отшутилась я. – Но я имела в виду…
– Что здесь люди – как тот маленький царь? – Он задумался. – Да, только они, в отличие от него, сидят в роскошной камере и играют в дорогие игрушки. Но результат одинаков. Шалорн требует от нас невозможного!
– Скинем ему разработку игры и умоем руки. – Я взялась за лангет с пюре из каштанов. К моему разочарованию, это пюре тоже оказалось совсем не таким вкусным, как описывали в книгах, обычная картошка вкуснее.
***
– Ну, милый Лант, что вы создали на этот раз? – Мэд Менгель демонстративно сняла несуществующую пушинку с плеча Ланта, он, сдерживая недовольную гримасу, отстранился.
– Прошу испытать, уважаемая Медея. Ваш выход – в первой семёрке.
– А как же жребий? – проворчал никогда не отказывавшийся от развлечений и бесконечно критиковавший их Алекс Кёнинг, которого тут же поддержала такая же недовольная Лина Ли:
– Вы говорили, что всё будет честно!
– Разумеется. – Я официально улыбнулась высокому черноволосому Алексу в показушно-скромном костюме вроде нашего спортивного и невысокой, худой и странноватой с виду – кажется, она была потомком одновременно азиатов, негров и латиносов – Лине Ли. – Здесь пятнадцать полигонов, и все пятнадцать команд – первые. А жребий, распределяющий вас по командам, будем тянуть сейчас. Кто станет доставать жетоны?
– Мои бутрески, – тяжело шагнул вперёд Сансзорей – тот самый четырёхрогий великан, которого я видела в первый день на вечеринке Камелии. Он был одним из немногих, кто нравился мне в этом мире, хотя зачастую казался невыносимым в своём пессимизме.
– Вы привели их сюда? – поразилась Лисси Зеферино, не любившая этих сектантов, слишком противоположных во всём жизни нежной красавицы.
– И они будут здесь? – жеманно растягивая слова влезла в разговор Лили Голд – дальняя родственница и словно бы плохая копия Камелии Дзинтарс. Если Камелия была по манерам и живости ума аристократкой в лучшем смысле этого слова, то у Лили оставались одни манеры, несколько «пересушенные» и иногда подводившие её. – Ах, дражайший Виктор, я так хочу их увидеть. Говорят, они – нечто совершенно необыкновенное и древнее?
– Вон они. Я немного изменил их, но они этому даже рады. – Виктор указал на группку нелепых созданий: невысокие то ли люди в одинаковых серых балахонах, скрывающих фигуры и лица как глухие чадры мусульманок, то ли грибообразные существа с обвисшими до земли складчатыми шляпками, на которых яркой голубизной горели спокойные, как у юродивых, глаза.
– Но что они будут делать вне резервации? – поинтересовалась уже Мэд Менгель, бросив наигранно призывный взгляд на пошедшего пятнами и заулыбавшегося как ребёнок капитана Уиткинса. – Они так скучны и однообразны и совсем не интересуются сексом. Почти как вы, Лант. Может, возьмёте их к себе? У вас ведь ещё нет резервации?
– Не думаю, что имею право лишать господина Сансзорея этих друзей. – Лант едва заметно поморщился, потому что любой разговор обе красавицы – и Медея, и Мелисса – сводили к постельным (земным, водяным и даже небесным) утехам, а он отлично помнил первый наш день в этом мире и если и реагировал на такие намёки, то только слегка бледнея и оглядываясь в поиске возможного пути бегства. Я не смеюсь: у меня на местных кавалеров был такой же условный рефлекс, поддерживавшийся необходимостью хотя бы иногда общаться с Адонисом и Уиткинсом с подчинёнными. Последних урезонить было проще: грубые вояки отлично понимали силу, и мне хватало показать им специально сделанный пистолетик, стрелявший временно отбивающими мужскую охоту пулями-ампулами. С Адонисом было сложнее. Хорошо, что сталкивалась я с ним обычно перед игрой и с огромным удовольствием придавала Гэотуэю-младшему максимальное ускорение в сторону главного босса игры.
– Что вы, Виктор, от нас хотите? – подошёл к нам один из бутресков.
– С кем имею честь беседовать? – переключился на него Лант.
– Не имеет значения, мы все равны перед высшей силой. – Бутреск смотрел на Ланта чистыми голубыми глазами. – Кто вы?
– Меня зовут Лант, я хозяин сегодняшнего вечера и хотел просить вашей помощи. Нам нужно определить состав команд, которые будут участвовать в игре. Не могли бы вы тянуть жребий?
– Что? – Бутреск с со сдерживаемым возмущением уставился на Ланта. – Играть, тратя энергию на бессмысленные развлечения?
– Но вы тоже пользуетесь этой энергией, – возразила я. – А нам на самом деле нужна ваша помощь.
После долгого монолога о немыслимой растрате энергии и ограничении потребностей самым необходимым – этот монолог очень позабавил окружающих, воспринимавших его чем-то вроде выступления стендапера, – бутреск всё-таки согласился. Жребий тянули он и четыре его спутника, а пятый (и шестой по счёту в их общине) перенял эстафету морализаторства, здорово напоминая мне героев старинных историй об ограниченных ревнителях традиций. Зато жребий меня, да и остальных, повеселил. Мэд Менгель и Лисси Зеферино оказывались в одной команде бойцами, а Адонис – магом той же команды. Громадному Сансзорею досталась роль вора.
Наконец все сто пять человек отправились к началу локаций, а нам пришлось общаться с занудными бутресками.
– Скажите, зачем нужно это ваше самоограничение? – После ухода команд Лант с облегчением перешёл от слащаво-напыщенной к обычной, а то и грубоватой манере,
– Траты всегда должны быть обоснованы, – ответил один из бутресков. – Мы нищие, мы берём энергию у Вселенной и должны быть рачительными хозяевами.
– С этим я согласен. – Лант взглянул на меня, прося вмешаться в разговор. – Но этот мир, кажется, тратит не так уж много энергии. Или вы хотите засадить всех в голые комнаты с сухпайком вместо нормальной еды?
– Вы не понимаете, – ответил уже другой бутреск. – Чтобы жить, мы должны работать, ничто не даётся даром.
– Не спорю, – согласилась я. – Но что вы понимаете под самоограничением?
Через некоторое время я, иногда задавая наводящие вопросы, с удивлением поняла, что эти комичные существа – совсем не такие гротескные тупицы, какими их описали в книге. Они были занудны, ограничены, но… практичны и доброжелательны. Они не молились о гибели мира, как те, книжные бутрески, а довольно разумно говорили, что людям не нужно роскоши, если есть то, что полностью обеспечивает их существование. Также они считали, что и секс не нужен, потому что воспроизводство давно уже взяли на себя медицинские технологии, а в Петле это вообще не имеет смысла, поэтому подобные занятия и привязанности – пустая трата времени. Этот взгляд настолько противоречил обычаям Петли Времени, что бутрески оказались изгоями даже среди обитателей резервации, хотя их соседи по заключению тоже совсем не одобряли этих обычаев, предпочитая закрытость резервации угрозам своему телу. Фантазии у бутресков не существовало в принципе, и, насколько я знала, за всё время они ни разу не подвергались приступам безумия. Они были рациональны и спокойны, напоминая мне простых обывателей, на которых во многом и держится мир. Их идеал заключался в трудолюбии и жизни по средствам, под которой они понимали скромность во всём, но отнюдь не аскетизм. Для них не существовало искусства, но они не были против того, чтобы при наличии достаточных средств кто-то «игрался», если это не мешало основным обязанностям. У них была всего одна безусловно неприятная черта: они не имели оторванных от сиюминутных потребностей целей, ставя перед собой исключительно тактические задачи – сделать то-то и то-то, дожить до такого-то момента с таким-то запасом еды и инструментов, и всё. Абсолютно приземлённые существа. Но при этом искренне добрые и не признающие никакого пресмыкательства перед сильными или высокомерия перед слабыми.
Несмотря на довольно интересный разговор, через полчаса мы мечтали засунуть всю шестёрку в изолятор со звуконепроницаемыми стенами – так нас достало их занудство и однообразно-бесполые голоса, словно у дешёвого звукового движка. Наверное, Виктор Сансзорей специально изменил не только их внешность, но и голос, чтобы сразу было понятно, что это совсем не сторонники окружающего нас рая. Впрочем, они на самом деле не были против такого изменения и отзывались о Сансзорее скорее как о друге, чем как о хозяине. Когда-то, до катастрофы, они были негласно гонимыми обществом сектантами, предпочитая жить в нелегальных деревнях без коммуникаций – практически преступление против общества потребления, зависимости всех от поставщиков услуг, то есть новой аристократии, и идей свободы тела и секса. Как община попала в Петлю, в книге толком не описывалось, теперь же стало понятно, что им помог именно Сансзорей – когда-то учившийся на биолога, но из-за запрета аристократических родственников не сумевший стать учёным. Любовь к ботанике у него осталась, на чём он и сошёлся с бутресками, в тайне от родни возясь на грядках и выводя новые сорта каких-то овощей. В Петле скрыть свои увлечения было проще, потому что никто не требовал обязательного присутствия на официальных приёмах и лощёного внешнего вида. Сансзорей изменил и себя, чтобы никто не замечал огрубевших рук и обгорелой на солнце кожи. Вот почему он так необщителен и при этом устойчив к волнам сумасшествия: он просто нашёл себе нормальное дело, предпочитая физический и умственный труд общественным обязанностям. И поэтому он сошёлся со странными бутресками, став для них кем-то вроде ангела-хранителя.
– Чего их тут не любят? – Лант сидел в нашей маленькой столовой, ужиная сёмгой с овощами. Бутрески уже давно устроились ночевать в одном из залов, а мы немного засиделись, наблюдая, как гости проходят игру. Пока что все пятнадцать команд застряли на том самом Емеле – они не могли догадаться, как с ним правильно общаться.
– Не знаю. Но они совсем не похожи на книжных персонажей. Вообще здесь только Камелия более-менее соответствует книжному описанию. С бутресками вообще странно. Их должна быть довольно большая община, здесь же их всего шестеро. И все общаются с миром одинаково, хотя в книге были только два активных лидера, об остальных лишь упоминалось.
– Ты можешь об этом судить, а я – нет. – Он устало вздохнул. – Но кое в чём эти бутрески правы: если у человека есть цель, он с ума не сойдёт. Только ограничивать себя такой целью, как у них, нельзя.
***
Утром мы проверили, как продвигаются дела у игроков, и вытерпели официальный визит Вольдемара Гребникова – жуткого ограниченного зануды. Он напоминал мне средневекового шарлатана-алхимика, который доказывает, что может сделать золото из коровьей лепёшки, только «звёзды не так расположены». У Гребникова отговоркой были не звёзды (здесь их не существовало и ночи на наш взгляд выглядели совсем скучными), но такое же глупое: «В Петле Времени даже простое исследование проводить невозможно». И говорил-то он об обычном изучении архивов Лорнов. Когда-то Вольдемар был Властелиной – психологом, экстрасенсом, энергетическим целителем, адептом креационизма и одновременно всякого бреда вроде Велесовой книги. Пользовалась популярностью в инфосетях, приглашалась на всякие элитные тусовки, потом вошла в свиту кого-то из аристократов и таким образом попала в Петлю Времени. Здесь переделала себя в Вольдемара – единственный случай, насколько знаю, остальные предпочитали свой врождённый пол, потому что природу никакая мода не переделает. Экстрасенсы в Петле никому не были нужны, как и адепты тайных писаний, так что Вольдемар превратился в обычного тусовщика с экстравагантно-высокомерными манерами, презрением к тем, кто сомневался в его авторитете, и театральными нотками в голосе. Его нервное отношение к своему величию напоминало поведение Прайпа, но без грубости последнего, потому что шарлатаны всегда зависят от окружающих, им нельзя слишком зарываться даже в Петле Времени, а то Кольцо отберут и отправят в резервацию, из которой в своё время и выпустили.
Выпроводив Вольдемара, мы вернулись к наблюдению за игроками и едва не упустили момент, когда первая команда добралась до финальной локации. В отличие от книги-прототипа, мы не стали создавать всяких отвратных тварей, а то самим неприятно было бы, поэтому с интересом наблюдали за битвой: найдут ли участники смерть Кощееву или нет? Задумка автора рассказа сработала и в этом, не испорченном пошлостью мире. Правильный и благородный Брем Вертински, как и герои рассказа, нанёс подлый удар, отбив ногу о бронированный гульфик Кощея, и теперь вся компания бегала по замку, всё больше удаляясь от дуба с сундуком. Если так пойдёт, они на вторые сутки там застрянут.
– Деми, смотри!
Лант переключил экран, и мы увидели бравого капитана Уиткинса, который совсем даже не собирался бить Кощея ниже пояса. Работавшая с вояками (при жеребьёвке мы их не разделяли) Клара Шефнер в это время спокойно подошла к дубу и добралась до сундука. И остановилась, почему-то не ломая иглу. Потом, осторожно неся её и оберегая от шустрых монстриков – охраны замка, – вошла в тронный зал.
– Ваша смерть здесь? Я не хочу вас убивать, но…
Мы с Лантом переглянулись и вызвали Шалорна.
– Вы можете на время остановить всю игру, чтобы они этого не заметили? Нам нужно срочно продумать новый сценарий.
Следующий час мы лихорадочно придумывали, как выкрутиться из этой ситуации, и всё-таки слепили несколько вариантов, где и победа была за игроками, и Кощей оставался жив.
– Испорченные мы люди, – вздохнула я, с удовольствием наблюдая, как Уиткинс и Кощей ставят печати на мирном договоре и главный сказочный злодей отпускает пленников и возвращает награбленное. – Привыкли, что в играх всё по одному сюжету, а теперь эти вот бессмертные дети учат нас милосердию.
– Далеко не все. – Лант указал на разбитый на экранчики большой экран, где уже почти все команды, словно под копирку, пытались выковырять Кощея из доспехов.
К вечеру все игроки так или иначе вернулись с полигона. Победителей в этот раз было всего две команды. Остальные последнюю битву трижды проиграли и вылетели из игры, чем были невероятно расстроены.
– Дайте мне пройти ещё раз! – рвался на полигон Франц Фишер. – Я ему так яйца-то…
– Свои побереги, петух Яйценоский, – пробурчал не менее раздосадованный Прайп Гэотуэй, чем вызвал взрыв хохота.
Дальше произошло то, чего не ожидали ни мы, ни даже Лорны. Теоретически все люди Петли выросли в обществе, где вопрос пола и сексуальных отношений был решён в русле «можно всё, всем и со всеми», а значит, намёки на гомосексуальность никого не должны были трогать. Но второй раз за эту игру произошёл сбой. Сначала Клара повела себя как человек нашей культуры, а не заточенный на победу любой ценой индивидуалист, теперь же взорвался Фишер:
– Да вы… вы… Недомерок озабоченный! Урод сексуальный! Вызываю вас на дуэль, в любое время, пешим или конным, любое оружие по вашему выбору! Дражайший Лант, прошу вас быть моим секундантом!
– Господин Винклер, вы согласны быть моим секундантом? – Прайп повернулся к мрачному нескладному мужчине.
– Дуэль! – Дамы восторженно захлопали в ладоши. – Дуэль! Как романтично! Ах, это будет чудесное развлечение! Сейчас?
– Дуэль проводится после обсуждения секундантами всех условий, – объяснил недовольный таким поворотом дел Лант. – Когда вам будет удобно, господин Винклер?
– Завтра, сейчас все едут отдыхать. – Джеймс Винклер неуклюже поклонился, совершенно не скрывая недовольства тем, что вынужден участвовать в таком фарсе. Но он всегда был на вторых ролях в научной среде, и Прайп привык пользоваться его работами и временем как своими собственными. Только первооткрыватель Лорнов, Джон Фигнер, в своё время мог остановить Гэотуэя, но его не было уже многие века, а Прайп стал едва ли не спасителем мира в глазах почти всех людей. Не Винклеру с ним тягаться, а то ещё в резервацию отправят. Поэтому он только мрачно и с плохо скрываемой ненавистью смотрел на Прайпа. Снова несоответствие с книгой, в которой Джеймс Винклер был безмолвным исполнителем и «функцией» сюжета.
***
– Прайп – придурок! – Сердитый Лант просматривал сводки симулятора, иногда морщась от резких движений. За день до этого он был секундантом у Франца Фишера и пострадал во время дуэли.
Николас Прайп Гэотуэй, пользуясь своим правом выбора оружия, шпагам и пистолетам предпочёл… изготовление взрывчатки: у кого взрыв будет сильнее, тот и победит. Разумеется, никаких ядерных боеголовок здесь не предусматривалось, поэтому после обсуждения всех деталей за меру приняли количество взрывчатки в граммах. Сначала хотели, чтобы секунданты присутствовали при изготовлении дуэльного оружия, но Лант воспротивился, напомнив о запрете Шалорна на причинение нам любого вреда, и я его поддержала. В результате условия изменили. Дуэлянты должны были делать взрывчатку в одинаковых бункерах, которые защитили бы окружающих в случае чего-либо «не по плану», а уж потом зрители прятались в эти бункеры и наблюдали за кидавшими бомбочки соперниками. Однако Прайп перестарался, сделав взрывчатку очень мощную, точно установленного веса, но… не сработавшую одновременно. Когда от обоих дуэлянтов не осталось и мокрого места, а секунданты в сопровождении толпы зрителей пошли измерять воронки, последний шарик взрывчатки и бахнул. В результате вынужденный идти на помощь своему почти хозяину Винклер был убит на месте, а отлично понимавший опасность и приотставший Лант – легко ранен в руку, за что получил выговор от Шалорна: «Я как ваш работодатель полностью отвечаю за то, чтобы по выполнении работы вернуть вас целыми и невредимыми, и не потерплю нарушения правил безопасности!»
– Алхимики долбанные! – ругался Лант, пока я обрабатывала его рану – пользоваться мощью Колец (ну или браслетов) Шалорн нам запретил. Оба дуэлянта-«алхимика», уже воскрешённые и помирившиеся, со смехом обсуждали дуэль и рецепты взрывчаток. Победил, кстати, Фишер, чему «лучший учёный этого мира» несказанно удивился.
В общем, в той дуэли единственным пострадавшим оказался Лант, предплечье правой руки которого теперь «украшала» длинная глубокая ссадина. Но сейчас его беспокоило не это, а результаты симулятора: вероятность новой волны безумия резко возросла, и именно из-за непредвиденного выбора Клары Шефнер.
– Дети растут, начинают понимать, что такое хорошо и плохо, и скоро потребуют выпустить их из манежика с игрушками. – Я тоже была расстроена. – Всё идёт к детскому бунту.
– Деми права, – Лант обернулся к зеркалу, – мы не можем ничем помочь. Сам мир здесь устроен так, что вспышки безумия неизбежны.
– Я понимаю вас, – вздохнул Шалорн. – Но мы не можем покинуть этот мир, как нельзя вытащить цыплёнка, не разбив яйца.
В последние дни «яичные» сравнения переняли даже Лорны.
– Но нас сюда вы втащили! – Лант посмотрел на аватар. – Как-то вы это смогли?
– Потратив энергию, которую копили несколько десятков лет, и протащили вас, как… как вирусы через поры яйца. Но если вас мы можем вернуть обратно, то переселить куда-то тысячи людей… И куда? Мы отвечаем за их безопасность, это основа существования Лорнов, а отправить их к вам… Как говорят у вас, это билет в один конец. Они не смогут больше пользоваться нашими знаниями, поставляемой нами энергией, станут смертными и подверженными болезням. К тому же ваш мир совсем не пригоден для жизни таких людей.
– Это вы зря, – усмехнулась я. – Таких персонажей у нас полно, хоть телевизор с компом не включай.
– Но не настолько наивных! – Шалорн расхаживал по отражению кабинета, иногда беря в руки и листая какую-нибудь книгу, потом снова обернулся к нам. – Я подумаю над вашими словами, но сейчас хочу спросить: вы согласны помогать нам и дальше, если будет найден выход из этой ловушки? Без вас мы не справимся.
– Согласна. – Я ответила сразу, потому что мне было интересно. Не то и дело возникавшие мини-оргии местных жителей (некоторые из них на самом деле даже на несколько минут не умели сдерживать свои желания, почему-то напоминая мне малышей, привыкших ходить в памперсы и не приученных к горшку), а та задача, которую перед нами поставили. И ещё я всё больше убеждалась в несовпадении реального мира Петли Времени и книги.
– Я тоже согласен. – Лант снова едва заметно поморщился от боли и встал. – Но только если это принесёт результат!
– Спасибо! Сейчас я вынужден покинуть вас. – Шалорн исчез, зеркало снова отразило лишь наш кабинет.
– Ну что, отправляемся отдыхать? – Лант взглянул на условный, составленный нами для удобства календарь. – Завтра суббота. Я хочу хотя бы ненадолго забыть о проблемах избалованных детишек. И так прошлые выходные пропустили.
***
В лесу начиналась осень, воздух пах прелой хвоей и грибами, в солнечных лучах вспыхивали летучие паутинки. Наш дом ждал нас – тёплый, уютный, пропахший лёгким дымком сухих дров, сосновой смолой и травами. Вскоре на кухне пыхтел чайник, в печи стояли горшочки с будущим ужином, а на блюде высились горкой пирожки, правда, сделанные с помощью браслета, что меня несколько расстраивало.
– Ну что, прогуляемся или тут посидим? – Лант взглянул на озеро.
– Пошли гулять.
Я допила чай, отнесла к раковине посуду – и свою, и кофейник Ланта, который предпочитал чаю кофе.
На прогулке ко мне пришло подзабытое за эти месяцы чувство спокойной беззаботности и умиротворения. Стучал по дереву дятел, мимо нас пронеслись две рыжие белки, непуганый заяц (кого ему тут бояться?) встал столбиком, невольно веселя нас своей позой и начавшим линять мехом.
– Там волки ходят. – Лант указал на противоположный берег озера. – Но к нам не суются. У них генетический страх перед людьми. Вот зайцы под нашу защиту и перебрались. Ты на рыбалку пойдёшь?
– Пойду, только рыбу потом ты глушить будешь. – Я перепрыгнула через ручеёк. – И покажешь, как этой удочкой пользоваться, я никак не пойму.
