– А как можно жить в одиночестве всю вечность, столетие за столетием, тысячелетие за тысячелетием? Хочется завыть, как волку в лесу, хоть ты и находишься на дне океана. Время идет, ничего не меняется, и приходит боль еще более острая, чем наши жабры и шипы. Эта боль от того, что рядом нет существа подобного тебе.
– Но вас много. И все вы подобны друг другу, – хотя Урун немного отличался от прочих, хотя бы своим коралловым гребнем на спине.
– Но царь у нас один.
– А я думала ты их предводитель.
– У каждого царя есть армия, которая делиться на легионы, когорты, роты. Я всего лишь предводитель одного из отрядов.
Урун наклонился. Его жуткое рыбье лицо стало вровень с ее. Она смотрела прямо в его пустые глаза и видела в них белое море, груды жемчуга, плоть устриц. Он сам был похож на устрицу только, что выползшую из громадной раковины и украшенную морскими самоцветами. Жуткий, опасный, но манящий, как ларец с сокровищами. Его чешуйчатые руки тоже обхватили прутья клетки с другой стороны от нее. Сейчас их пальцы соединяться: его перепончатые, и ее человеческие, унизанные колечками с жемчугом из шкатулки водяного.
– Ты правильно делаешь, что их носишь, – шепнул Урун. – Так ему легче будет призвать тебя. Часть нас всех живет в жемчугах или раковинах. Море это мы, – его легкий вздох был похож на морской бриз. Кто бы подумал, что от жуткого лица дохнет свежестью волн.
– Что вы имеете против суши? Зачем уничтожаете людей и грозитесь затопить их земли? Вы ненавидите почву, потому что не созданы, чтобы ходить по ней?
– В той же степени, что люди ненавидят море, потому что не созданы обитать под водой? Зачем вы ловите рыб, ставите сети, выковыриваете жемчужины из устриц?
– Не знаю! Так задумано людьми, не мной.
– Вот именно, людьми. Но ты другая, – его пустые белки друг опасно сверкнули. Он сжал ее пальчики своей влажной клешней, которая еще минуту назад была отрублена, а теперь снова прижилась на его кисти и двигалась.
– Я бы все изменила, чтобы заключить союз с вами, – попыталась подкупить его она. Лучше дать щедрые посулы сейчас, чем воевать всю жизнь с коварными врагами из морей. – Став королевой Оквилании я бы ввела запрет на ловлю рыб, отправила бы рыбаков и ныряльщиков за жемчугом работать в полях. Надеюсь, в земле не живет существ подобных вам, которые заявит свои права на пашни и станут с нами воевать, как подобает коренным обитателям. Мы не захватчики, хозяева моря вы. Если вы родились тысячелетия назад, то вы старше и мудрее нас. Я уговорю отца отказаться от всего, чтобы добыто из воды, наши подданные будут питаться лишь фруктами, хлебом и скотом. Рыбой – никогда. Новый закон принять не так просто, но он будет введен. Я хочу мира с вами. Оставьте землю нам, а море – ваше.
– Так не пойдет, – в ответ на щедрое предложение Урун лишь обозлился. – Я даже не стану упоминать о том, что каждый из людей пьет воду и таким образом частично уже принадлежит нам. Пройдет тысячелетие-другое и все люди либо выродятся, либо станут нашими рабами. А может мой великодушный царь утопит все людские острова в море уже сейчас. Но не тебя, моя принцесса. Ведь ты другая, не такая, как все люди… Ты с рождения была иной.
Он почти ласково погладил ее кожу, но от его острых чешуек остались царапины. Что ему стоило вцепиться ей в волосы прямо сейчас, подставить острый плавник к ее горлу, взять в заложницы и потребовать, чтобы его освободили. Но Урун не спешил. Он обращался с ней почтительно, как с царской особой и упускал таким образом свой шанс вырваться.
Чем объясняется такая обходительность, если уж он глубоко ненавидит всех людей?
– Мой царь – великое существо. И он очень мудрый. Он основал наше государство на дне, когда все мы думали, что скоро погибнем. Ты знаешь, что величие мешает подыскать себе достойную пару. Чем более силен ты сам, там меньше тебе подходят все слабые создания кругом. Морская корона оставляет в одиночестве на тысячелетия. Но однажды появляться на свете редкий морской цветок, и мы готовы на все, чтобы этот цветок стал нашим. Если потребуется затопить сушу, на которой он случайно расцвел, то мы это сделаем.
– Зачем?
– Слишком сложно иногда забрать назад то, что всегда предназначалось именно нам, – загадочно ответил он.
Моррин нервничал. Беседа принцессы и узника длилась уже четверть часа. Смолянистые факелы начали оплывать.
– Сходи за другими, – велел один из гвардейцев оруженосцу. Мальчишка кинулся выполнять поручение. А Лилофея все смотрела на существо из моря.
– Можно ли унести отсюда бочку с порохом? – краем глаза она заметила, что один из факелов поднесли слишком близко к фитилю.
– Нет, если оно попытается сбежать, то здесь придется все взорвать.
– Ты так боишься его упустить. Клетка по твоим же словам зачарована.
Но вот, она ссорилась с Моррином из-за морской твари. Как так вышло, что враг из волн стал ей ближе, чем наземный давний приятель.
Урун ее околдовывал? Или дело здесь в другом? В том, что она ощущает именно ту близость с тварями из воды, о которой он ей твердит.
Как такое может быть? Она красива, они безобразны. Стоит лишь поднести зеркало к лицу, чтобы проверить, что она человек. Она не подобна им. Зеркальце как раз за кушаком – тоже дар водяного. Стоит посмотреться в него и проверить прямо сейчас. Но она почему-то стеснялась. Вдруг в нем и впрямь отразиться лицо русалки с раковинами вместо бровей и ушей вместо ее собственного? Такие мысли уже абсурд. Но разве не поразительно то, что внутри нее, как будто бунтует море. Так и хочется отодвинуть тяжелую стальную задвижку и выпустить водную тварь из клетки.
– Ты мне ближе, чем они все, – прошептала она одними губами, но он ее услышал, и дьявольски усмехнулся.
Что ее побудило к таким чувствам? Колдовство? Они решили заколдовать дочь короля, чтобы она ушла с ними в море? Морские жители хотят за что-то отомстить королю Оквилании, утопив его дочь? Или же ответ намного более простой и пугающий – они действительно ей ближе, чем все люди земли, потому что она одна видит в них то, что не видят другие – живую волшебную душу.
От Уруна веяло подводной магией и всеми неразгаданными тайнами морского дна. Она хотела уйти с ним, куда бы он ни позвал, но кругом были люди. Ее саму запрут в клетку, если она подчиниться внезапному зову сердца.
– Я еще вернусь, – прошептала она так же беззвучно. Она поняла, что он слышит ее, даже если она просто думает, а не произносит слова вслух.
И, кажется, он был горд тем, что ему удалось достигнуть с ней взаимопонимания. Редкий случай, когда заключенный в тюрьму вдруг ощущает себя триумфатором. Урун смотрел из темноты клетки, как принцессу уводят, а его самого окружают бочками с порохом и факелами. Он был в ловушке, а вел себя, как только что победивший в войне герой.
Нефритовый мост
Она спит? Ей сниться волшебный сон? Нефритовый мост под ее ногами переброшен не через реку или пруд, он протянулся через все море. Откуда взяться такому длинному мосту? Разве только его построили волшебные существа из морских вод. Ощущение такое, что они до сих пор звенят под водой своими молоточками, забивая основы моста. Так вот, что такое Морская Радуга! Это мост из нефрита с балюстрадой из ракушек, по которому пешком можно перейти на другую сторону огромного моря. Интересно, идти придется несколько дней? И что если в дневное время мост исчезает? Лилофея видела его только по ночам. Ракушки на балюстраде живые. Они движутся. Откуда-то доноситься тихое пение:
– Почему ты не пришла раньше, принцесса? Ведь я тебя звал! Я жду здесь тебя каждую ночь! Морская Радуга построена с помощью магии для тебя одной.
Голос музыкой разливается над морем. Нефритовая поверхность под ногами начинает скользить, как лед. С моста так легко упасть. Перила, свитые в форме русалочек, тритонов и медуз – единственное предохранение от падения прямо в море. Такое ощущение, что мост за ночь выстроил какой-то сказочный великан, которому все море по колено.
Какой-то золотой экипаж катит по мосту, источая дивное сияние. Он подъезжает и вдруг оказывается, что размером он не выше ее колен. И это вовсе не карета, а какое-то существо с жабрами из золота. Оно поднимается с карачек и вдруг становиться с нее ростом.
– Прости, я не привык ходить по земле, – говорит оно. – Плавать намного удобнее. Ты поймешь, когда сама испытаешь.
У него трезубец в руках, а во лбу растут крупные жемчужины. Золотые и коралловые жабры сверкают. С ним рядом приятно и страшно!
Лилофея проснулась, а коралловый гребень в форме трезубца уже лежал на туалетном столике. Еще один подарок неизвестно от кого и невесть кем доставленный. Она уже к ним привыкла. Хотя нет! Теперь она знает, от кого они. От водяного царя!
Раньше ее голова разрывалась от вопросов и домыслов: «откуда подарки? Если б кто-то их приносил, то слуги бы его заметили и начали бы чесать языками, пока сплетни не дошли бы до царедворца, а там и до самого короля. Разве только кто-то, договорившийся с прислугой, приносит их тайком, когда она не видит. Но павлин бы заметил и тут же обличил посыльного. А вдруг он с ним в сговоре? Может приносить вещи и сам. Ведь если подумать, то подарки стали появляться во дворце одновременно с появлением самого павлина».
Больше мучатся домыслами не приходилось. Теперь все было предельно ясно. От кого дары она уже не сомневалась. А вот насчет сна не была уверена. Что это за сон, который ярче, чем реальность? В голове все еще гудело от скрежетания золотых жабров по мосту, к этому примешивался другой звук – скрип клетки, где держали морское существо.
– Урун! – Лилофея произнесла его имя вслух, как будто это могло дать ему шанс выбраться из темницы и прийти на ее зов. Ощущение было такое, будто тварь из моря стоит рядом и смотрит на нее своими хитрыми глазами. Даже на ковре виден мокрый след. Но Урун не может быть здесь. Если б он нашел способ сбежать из казематов, то в замке давно бы уже подняли тревогу.
Вчера Моррин наотрез отказался рассказать что-либо про Уруна. Например, откуда он его знает и что у них за отношения? Но Лилофея догадалась и сама. Наверняка, Моррин уже встречал его во время своих плаваний и, похоже, он заключил с существами из моря какую-то сделку. Его не стоило за это осуждать. Моряку, попавшему в шторм, даже пакт, предложенный дьяволом, покажется милостью судьбы. Все лучше, чем погибнуть в волнах. Почему же Моррин стыдиться того, что пошел на вынужденную уступку морскому народу? Урун как раз и был морским дьяволом. Только он попросил с Моррина не незримую душу, а что-то более весомое. Любопытно что?
Она ломала голову, а Урун как будто присутствовал рядом, шептал ей на ухо, распространял по спальне вонь морских водорослей и соленой воды.
– Спустись ко мне! Давай поговорим еще! – звучал его зов в голове.
Лилофея схватила зеркальце, подаренное водяным. Если оно способно показывать морское дно, то сможет показать и Уруна. Оно услышало ее, еще до того, как она высказала вслух пожелание. Вместо нимф на коралловых рифах, в зеркале вдруг появились решетки и цепи. Зеркало, как глаз шпиона, заглянуло в темницу. Урун уже успел добраться до одного из стражников и теперь пожирал его останки. Другие охранники пытались травить существо в клетке огнем, но оно только хохотало и напевало что-то на незнакомом Лилофее языке. Песенка была похожа на издевку, а еще на зов, обращенный к тем, кто живет на дне моря. Лилофея чувствовала, как вибрирует зеркальце вместе с тем, что выплывает из глубин.
Нужно остановить Уруна. Но как? Моррин сказал, что не поведет ее больше в темницу, потому что это слишком опасно. И вообще он сделал ошибку, что отвел ее туда в первый раз.
Сенешаль, насидевшийся в клетке, притих и уже не пел. Второй министр смилостивился и разрешил иногда выпускать павлина из клетки, но удерживать его на золотой цепочке, колечко от которой крепилось к лапе птицы. Он почему-то боялся, что говорящий павлин может куда-то улететь из Оквилании. А вдруг он шпион, способный разболтать кому-то секреты государства, которые подслушал, пока свободно летал над окнами? Вот как опасно болтать, не закрывая клюв, под носом у родовитых чиновников. Никогда не знаешь, как они отреагируют даже на птичью болтовню.
– В следующий раз меня запрягут в королевскую колесницу, – шумно жаловался Сенешаль, пока Лилофея наматывала цепочку от кольца на его лапке себе на запястье.
– Ты сам доболтался! Нужно было хоть иногда держать язык за зубами… то есть за клювом. Даже не знаю, есть зубы у птиц? По-моему у тебя только клюв и как бы в следующий раз на него не закрепили колечко.
– Твоему кавалеру сейчас не до меня. Твари из моря куда большая напасть, чем говорящий павлин.
– Господин второй министр Болдуин не мой кавалер.
– Рассказывай!
– Я серьезно. Он вечно занят государственными делами.
– И наблюдением за тобой.
– Ну, – она пожала плечами, – я тоже государственное дело. Я ведь королевская дочь.
– Кстати, единственная. С таким приданым, как у тебя, сразу ясно, почему этот Болдуин от тебя глаз не отводит. Уломать совет министров, отдать тебя за него замуж, и вся Оквилания у него в кармане. Страна озер, фонтанов, банановых рощ, кокосовых пальм, тропических лесов – райский куш для министра Болдуина. Да еще и красавица в придачу.
– Ты говоришь так, как будто сам был бы не прочь на мне жениться, – отшутилась она.
– Конечно! – радостно замахал крыльями Сенешаль. – Если я буду твоим мужем, то стану королем Оквилании, и мне не придется сидеть на цепи. Скажи, что сейчас ты на полном серьезе сделала мне предложение!
Лилофея промолчала. Зачем его расстраивать? Бедняга и так насиделся в клетке.
– Я буду носить корону, которую изготовят лучшие ювелиры Оквилании по размеру моей головы, – размечтался павлин, – буду порхать над троном, пока ты на нем сидишь и правишь, и давать тебе мудрые советы. Со мной тебе и министры станут не нужны. Если ты заметила, то моя голова крошечная, но столько умных мыслей, как в ней не уместилось бы и во всех библиотеках мира.
– Кстати, а как ты узнал о вторжении морген, то есть морских жителей, во дворец? – прервала она его радужные мечты.
– Увидел в твоем зеркальце.
– То есть оно, как всевидящий глаз, наблюдает за всем кругом?
– Нет, только за теми объектами, которые выползли из глубин. Оно всюду их видит. Как и подводное царство.
– То есть если я захочу, чтобы оно показало мне огненных драконов из Тиории, то этого оно не исполнит.
– Почему же нет? Если они будут дышать огнем на волны или вступят в контакт с морскими жителями, то ты их увидишь.
– А в любом другом случае нет?
– Зеркало показывает лишь те уголки мира, куда вторглось море. Например, если водяной царь придет с предложением к королю любого государства, то будешь видеть весь тронный зал лишь до тех пор, пока от морского посланника по окончанию разговора не останется лишь мокрая лужа на полу.
Занятно! У нее есть всевидящее зеркальце с ограниченными ресурсами. Но это лучше, чем ничего.
– Значит, ты – окно в подводный мир, – обратилась Лилофея напрямую к зеркальцу. – Покажи-ка мне Морскую Радугу!
И оно показало! Нефритовый мост возник в зеркальце, а ощущение было таким, будто она очутилась прямо на нем. Даже скользкий нефрит под ногами был таким реальным. И вдруг он превратился во что-то другое. По какой поверхности она ступает? Мост то из кораллов и жемчужин. То из красного золота. То из костей мертвых рыб, в которых застряла живая русалка. Лилофея попыталась ее освободить, а та вдруг накинулась на нее.
– Мы соперницы, – прошипела она. Это была Нереида, и видение оборвалось.
Все из-за того, что Сенешаль больно клюнул ее в плечо.
– Очнись! – верещал он.
– Ты не сказал мне, что это зеркальце способно не только показывать, но и переносить куда-то.
– Не тебя саму, лишь твое сознание. И это опасно! Ты можешь заглядеться на подводный мир и уже не очнуться. Будешь ходить всюду с зеркальцем в руках, как сомнамбула, и ничего не соображать.
Печальная перспектива. Сознание, действительно, будто затягивало в зеркальце. Лилофея поспешно его отложила.
Чем пялиться в него, лучше поискать возможность еще раз встретиться с Уруном? На этот раз это будет сложно. Придется применить всю свою изобретательность. Ей очень хотелось остаться и побеседовать с ним наедине без присутствия рядом настороженных стражников. Возможно, тогда он раскроет ей какие-то тайны, о которых не смеет заикнуться при свидетелях. Но как к нему попасть без помощи Моррина. Отец точно не разрешит навестить чудовище в клетке. Разве только кто-то из придворных шутки ради поможет.
На крытых галереях замка, по-прежнему, пылали ряды факелов. Приезжим гостям днем такое зрелище казалось довольно странным. Только коренные жители Оквилании понимали, в чем дело.
По галерее с видом на море лениво прогуливалась одна из придворных дам в роскошном зеленом наряде. Бедняжка обмахивалась веером, полностью игнорируя пажа, который шел за ней еще и с опахалом. Леди Моралла вечно страдала от жары.
Лилофея направилась к ней, сжимая цепочку, вынуждающую Сенешаля не отставать от нее. Такое приспособление и впрямь навевало мысль, что она обручена с павлином, и ей некуда от него деться. Не цепочка, а обручальная цепь! Но леди Моралла не заметила в этом ничего странного.
– Тут, как в печи, – пожаловалась она.
– Что-то я давно тебя не видела, – Лилофея остановилась рядом с ней.
– Разумеется, – Моралла усиленней замахала веером, создавая целый ветерок. – Ты ни на кого не смотришь кроме своего павлина. Кстати, правдивы ли слухи, что он говорящий?
– Ну… – Лилофея лишь потянула за цепочку, за которой вынужден был лететь Сенешаль. Обычно он упрямо молчал в присутствии свидетелей, но сейчас вдруг крякнул что-то о том, что прекрасная леди Моралла должна держаться как можно дальше от огня.
– Дамам с кожей прозрачной, как у водяниц, близость пламени противопоказана, – проворковал он явно где-то заученную льстивую фразу.
– Спасибо, дружок. Я сама это знаю, – благосклонно ответила она.
– Подойдете чуть ближе к огню, и ваша кожа запузырится, покроется сыпью, – продолжал верещать Сенешаль.
– Он хоть понимает, что говорит? – на этот раз Моралла обратилась уже к Лилофее.
– Вряд ли, – отмахнулась принцесса. Ей вдруг почудилось, что из-под зеленого шлейфа Мораллы высовывается мокрый хвост с раздвоенным плавником. Видение длилось мгновение, пока леди Моралла не одернула шлейф.
Наверное, показалось! Должно быть, у нее солнечный удар. Лилофея приложила руку ко лбу. А Сенешаль у нее над головой усиленно замахал крыльями. Цепочка с кольцом для лапки – была хитрым изобретением. Она не давала улететь ему далеко, но оказалась достаточно длинной, чтобы он мог взмыть под самый потолок. Так они с Сенешалем никогда не расстанутся.
– Ты будто с ним помолвлена, – пошутила Моралла и лучезарно улыбнулась. Зубы у нее были красивыми, мелкими и ровными. Ну, прямо как жемчужины! И кожа на лице такая тонкая и прозрачная, что, кажется, сквозь нее просвечивают вены. А еще у нее скулы чуть приподняты и изогнуты, прямо как бугорки на мордах морских жителей. Но ей это шло. Моралла была рыжей, зеленоглазой, статной и чем-то напоминала морскую фею.
Ну, вот. Теперь она всех будет сравнивать с морскими жителями. Лилофея поймала себя на мысли, что ее тянет назад к Уруну и тем странным существам, которые приходят из глубин и которые так опасны, что от них лучше бежать без оглядки.
– Кстати, ты не видела в сумерках необычного корабля в виде русалки или необычный мост над морем, скажем, из нефрита? – спросила Лилофея.
– А ты шутница!
