– Доброе утро, солнце! – прокричала Кэндис, как часто делала. – Все хорошо?
– Ну, можно и так сказать, – ответила Нина.
– Что я могу для тебя сделать, любовь моя? Мне через час нужно быть на работе. Выкладывай, – сделала она заказ по-китайски, выполняя, как обычно, несколько задач одновременно.
– Уильям Рейнольдс умер.
Повисла пауза, потом послышался мамин выдох. Но она все же попыталась сделать вид, будто не понимает, о чем речь.
– Прости, кто?
– Мой отец, Уильям Рейнольдс.
Кэндис слышала, что Нина в ярости, но ее это не смутило – такой уж она родилась.
– Ах, этот Уильям Рейнольдс! Да… Я надеялась, ты никогда о нем не узнаешь.
Вот за это Нина и любила мать. Та лгала и выдумывала напропалую, но, когда ее уличали, просто признавала поражение и двигалась дальше. Казалось, ей не свойственны ни стыд, ни сожаление.
Но какие бы достоинства ни были ей присущи, Нину это не смягчило:
– Вот я и не знала, так, может, просветишь? Почему, ради всего святого, ты не сказала, что у меня есть отец? Ты ведь знала, что я гадала, кто он. Почему решила, что это хорошая идея – не давать нам видеться? У меня есть сестры с братом!
– Правда? Как мило.
Голос Нины поднялся на октаву.
– Мам, в одном городе со мной живет с десяток родственников! Представь, сколько дней рождений и других детских праздников я пропустила!
Мама засмеялась:
– Тебе не нужны были товарищи по играм, ты прекрасно обходилась без них. Ценность других людей преувеличена.
– В целом я согласна, мам, но мне бы хотелось, чтобы у меня был выбор, – Нина заметила, что вторая рука сжалась в кулак, и потянулась за карандашом. Стала крутить его между пальцев – нервная привычка, которую она превратила в фокус, который можно показывать на вечеринках. Если только прийти на такую вечеринку, где вращение карандаша может произвести впечатление.
Мама помолчала, потом сказала оправдывающимся тоном:
– Нина, из него вышел бы плохой отец. Он был игроком с завышенной самооценкой, и у него была жена.
– Жена – это не черта характера, мам. А почему ты переспала с женатым мужчиной? Что за ерунда? А как же женская солидарность, на первом месте – бабы, на втором – мужики?
– Нина Ли Хилл, ты что, только что назвала меня бабой?
Нина расхохоталась и отшвырнула карандаш. В разговоре с мамой все казалось проще. Отчасти из-за ее австралийского акцента и отношения к жизни в духе «хватит закатывать истерику», отчасти из-за характера. Кэндис Хилл не переносила драм и всяческих страстей. Из-за этого она казалась поверхностной и начинала раздражать, если вы хотели поговорить с ней эмоционально. Например, как Нина, о том, что вся ваша жизнь, как оказалось, была ложью, но в то же время это помогало посмотреть на вещи со стороны.
– Нет, мам, я не называла тебя бабой, но можешь хоть на секунду представить, каково мне?
Кэндис щелкнула языком.
– Нина, все это случилось почти тридцать лет назад. Твой отец был очень красив, мы встретились на какой-то съемке – я даже не помню, на какой – и провели все выходные в моей квартире, а потом я обнаружила, что у него есть жена, которая, если я правильно помню, на тот момент ждала ребенка, поэтому я прогнала его и забыла о нем. Два месяца спустя я узнала, что беременна, и решила оставить тебя. Он ко всему этому не имел никакого отношения, если не считать сорокавосьмичасовых упражнений вначале.
Нине захотелось заткнуть уши и запеть банальное «Ла-ла-ла», но она не выпустила трубку.
Кэндис продолжала:
– Мне хватало денег и времени, чтобы о тебе позаботиться, и я не желала его участия, потому что совсем его не знала и он уже проявил себя не лучшим образом, когда изменил жене. Поэтому я заставила его что-то подписать, чтобы он оставил тебя в покое, и на этом все. Я больше никогда его не видела. Удивлена, что он запомнил мое имя.
– Честно говоря, мам, твое имя могло быть не настолько памятным, как тот факт, что у него есть ребенок. Такое забыть немного сложнее.
(«Не всем это дается так же легко, как тебе»).
– Вот заноза в заднице! Так и думала, что ничего хорошего от него не жди.
– Я бы предпочла вообще ничего от него не ждать. Ты же знаешь, я ненавижу сюрпризы.
– Знаю, в этом ты явно пошла в него, потому что я-то сюрпризы обожаю.
Нина закатила глаза.
– Мы говорим обо мне.
– Мне пора идти. Мы закончили?
– Да. Какова вероятность, что ты сейчас скажешь: «Прости, Нина, ты права, я должна была подготовить тебя к такому неожиданному потрясению»?
Мама фыркнула:
– Никакой. Я не ожидала, что он нарушит слово спустя тридцать лет. Если кто и должен перед тобой извиняться, то это он.
– Ну, он мертв.
– Так ему и надо, – Кэндис вздохнула. – Мне жаль, что он был неудачником, Нина. Но ты уже большая девочка, переживешь, – и с этими словами она отключилась.
Вздохнув, Нина задумалась, станет ли она сама когда-нибудь матерью, и если станет, справится ли с этой работой лучше своей мамы. В детстве Нина грустила от того, что мамы не было рядом, потому что все вокруг твердили ей, как это грустно. Позднее, будучи подростком, она стала злиться на маму, винить ее в своей застенчивости и постоянной тревоге. И наконец, став взрослой, она пришла к выводу, что отсутствие Кэндис, вероятно, было благом. Ее няня, Луиза была замечательной матерью, а ее мать была замечательным фотографом. Биология не предопределяет судьбу, и любовь не зависит от общности ДНК. Убирая телефон и выходя из кабинета, Нина подумала, что существует вероятность, что она в корне не права. Ведь она так часто ошибается.
Глава 5
в которой Нина посещает собрание книжного клуба и получает сообщение по электронной почте
После работы Нина вернулась домой, зашла в интернет и прочитала все, что смогла найти об Уильяме Рейнольдсе. Имя было распространенное, но она решила, что он не может быть профессиональным теннисистом начала XX века или английским лордом XVII века. Поэтому, скорее всего, он тот юрист из Лос-Анджелеса, который умер недели две назад. Похоже, она пропустила похороны. Но учитывая, что она пропустила и все остальное, вряд ли стоило расстраиваться на этот счет. Все некрологи сообщали, что ему было семьдесят восемь и после него остались вдова с дочерью. Нина знала, что последнее не совсем верно, хотя уже запамятовала, сколько детей там на самом деле. Она нашла в сети несколько фотографий, в основном с каких-то благотворительных мероприятий, на которых он был неизменно в смокинге. Нина не обнаружила явного сходства между ним и собой. Но она все-таки была стройной двадцатидевятилетней девушкой с темно-рыжими волосами и веснушками, а он – располневшим стариком с седыми волосами и морщинами. Так что это было совсем не то, что сравнивать яблоко с яблоком. Скорее, виноград с изюмом.
Нина задумалась, как сложатся ее отношения с братом и сестрами, есть ли у них с ней что-нибудь общее, вроде любви к «Симпсонам» и сэндвичам. Может быть, они подружатся, а может – начнут семейную распрю, как в каком-нибудь реалити-шоу. На мгновение у нее разыгралась фантазия, и она стала придумывать заставку к сериалу «Рейнольдсы против Хилл. Братско-сестринские войны», в которой почему-то играла электронная музыка а-ля 80-е и титры ползли по краю экрана. Будет ли она играть саму себя или ее заменят кем-то более телегеничным? Она плохо получалась на фотографиях, что для ее поколения было более серьезной проблемой, чем для их родителей. Ее подруга Ли, уверенная в том, что все должны заботиться о своем имидже, советовала ей меньше шевелиться.
– У тебя слишком подвижное лицо, – объясняла она.
– Потому что я разговариваю, смеюсь и проявляю участие, – ответила Нина.
– Ну так перестань это делать, потому что твое лицо на каждой фотографии выглядит так, будто в тебя тычут булавкой, – заверила Ли и скорчила рожу, чтобы продемонстрировать, что она имеет в виду.
– Я так не выгляжу, – запротестовала Нина.
– Выглядишь. У меня есть доказательства в виде фотографий. Возможно, ты так выглядишь всего несколько секунд, но именно в этот момент щелкает объектив, поэтому ты всегда выглядишь так в соцсетях.
– Ну ладно, тогда я могу использовать это как первую линию защиты. Если парня отпугнет страдальческое выражение моего лица и он не захочет узнать настоящую меня, не обезображенную болью, то и не стоит идти с ним на свидание.
Ли пожала плечами:
– Или ты отсечешь всех обычных парней, и останутся только те, кто любит видеть боль на лице женщины, и кому тогда будет хуже?
Вспоминая этот разговор, Нина решила, что Уильяму Рейнольдсу, наверное, дали похожий совет, потому что если он и улыбался, смеялся и проявлял участие в жизни, то на фотографиях это никак не отразилось.
* * *
У Нины ушло довольно много времени на то, чтобы изучить состояние книжных клубов Лос-Анджелеса. После длительных исследований она решила, что лучше организовать один клуб, где будут обсуждаться разные жанры каждую неделю, чем четыре разных, собирающихся по разу в месяц.
Первая среда каждого месяца была отдана «Книжным стервам» (современной прозе).
Вторая среда – «Коварным девицам» (загадкам Золотого века английской литературы).
Третья – «Нулевой зоне» (подростковой литературе).
Четвертая – «Пастбищу электрических овец» (научной фантастике).
Если бы в месяце было пять сред, она бы, не задумываясь, заняла и пятую, потому что ей нравилось рисковать. Книжные черви – те еще безбашенные сумасброды.
Нине хотелось бы еще клуб классической литературы и клуб любовных романов. Но бог распорядился, чтобы в сутках было лишь определенное количество часов, а в неделе – лишь определенное количество суток, поэтому ей приходилось совмещать чтение с другими занятиями.
Поскольку она широко рекламировала свой клуб, его члены периодически менялись. Впрочем, ядро из женщин, живущих ради книг и обладающих достаточно эклектичным вкусом, чтобы на каждой следующей неделе обсуждать другой жанр, оставалось неизменным. Через книжный клуб Нина познакомилась с Ли и Лорен, своими товарищами по квизам, и к ним присоединилась Ванесса, ее подруга из кафе на бульваре Ларчмонт. Последним неизменным членом клуба была Дейзи, работавшая в большом сетевом книжном, при котором имелось кафе, откуда она приносила остатки еды, что было плюсом. Они впятером никогда не пропускали собраний, проводили их у себя по очереди и пытались установить новые стандарты закусок. Иногда появлялся кто-нибудь новенький, и тогда им приходилось сосредотачиваться и на самом деле обсуждать книгу.
Сегодня был вечер «Книжных стерв», то есть современной прозы, и разговор шел об одном достойном романе, попавшем в шорт-лист Букера. Дамы, однако, сбились с темы.
– Правда? Настоящую фотографию? – скептически спросила Нина.
– Да, – заверила Ванесса, перелистывая картинки на телефоне. – И не одну, а целых пять. Под разными углами, в разном освещении, с разными фильтрами, черно-белую, все девять ярдов.
– Ярдов? Надеюсь, ты имела в виду дюймы, потому что девятиярдовый пенис был бы… – Лорен замялась и нахмурилась. – Сколько там дюймов в ярде?
Все посмотрели на Нину. Они знали, какая у нее хорошая память.
– Тридцать шесть. В ярде 91,44 сантиметра, – она помедлила. Ей хотелось остановиться, но она не могла. – Ярд – это британская единица измерения, изначально основанная на длине металлической перекладины, длина которой, в свою очередь, основана на четверти коровьей шкуры.
Нина перевела дыхание, а Лорен, умевшая предвидеть, что сейчас их затянет в кроличью нору, подняла руку:
– Достаточно. Если ты продолжишь, мы забудем про восьмиметровый пенис, на который действительно стоило бы взглянуть.
Ли фыркнула:
– И который, вероятно, сложно уместить на фотографии.
Нина хихикнула и сделала глоток вина, пытаясь забыть остальные известные ей факты о единицах измерения (например, вы знали, что «момент» – это на самом деле средневековый термин, обозначающий полторы минуты?). Она любила свой книжный клуб, потому что они не только обсуждали книги, сюжеты, писателей и читателей, но и болтали на другие увлекательные темы. Например, о фотках членов или личной жизни одиноких женщин Лос-Анджелеса (что, к сожалению, было взаимосвязано).
– Вот что я хочу сказать, – начала Дейзи, которая принесла две дюжины пирожных в виде чупа-чупсов и была под кайфом от мощной дозы сладкого. – Кто-то должен отвести мужиков в сторонку и прошептать им на ухо: «Чуваки, пенис не самая фотогеничная часть вашего тела». Будем честны: сам по себе пенис не очень привлекательная штука. Он похож на лысого крота в шапке.
– Да. Если бы я ночью зашла на кухню, включила свет и увидела на полу пенис, я бы точно завопила и прихлопнула его веником. Или хотя бы залезла на стул и дождалась, когда он укатится, – пустилась в измышления Ванесса.
Нина возразила:
– Но разве это не относится ко всем частям тела? Если ты включишь свет, а на полу лежит нога, это тебя тоже встревожит.
– Да, – согласилась Ванесса. – Но я, по крайней мере, пойму, что это нога. А если там будет один пенис отдельно от тела, то я могу не сразу догадаться, что это, – преувеличенно всплеснула она руками. – «Не знаю, что это, но оно смотрит на меня единственным глазом, слишком большое, чтобы прихлопнуть его свернутой газетой… Ой, подождите, кажется, это что-то знакомое…»
Нина все еще не готова была согласиться:
– Разве тебя не будет в первую очередь волновать, что какой-то человек остался без пениса?
– Нет, – ответила Ванесса. – Не думаю, что мне придет в голову эта мысль. Я, извиняюсь за выражение, сосредоточусь на пенисе.
Ли подошла к вопросу более практично.
– Почему мужики никогда не присылают мне фотографии, на которых они держат щенка? Это было бы гораздо интереснее. Или хотя бы их улыбку, бицепсы или остроумное сообщение, не сводящееся к вопросу, потекла ли я.
– Не самый хороший вопрос, – заключила Нина, которой приходилось с такими сталкиваться. – Потому что оставляет слишком много возможностей для сарказма. «Потекла ли я? Оттого ли, что ты прислал мне посредственную фотографию своей не слишком выдающейся плоти? Нет, я не потекла. Я даже не повлажнела по краям. Во мне настоящая Сахара отвращения».
Переведя взгляд на Дейзи, Нина поинтересовалась у нее:
– Лесбиянки так делают?
– Посылают фотки членов? – удивилась Дейзи и вздернула брови. Она поддерживала имидж красотки из 50-х, поэтому ее брови были идеальны для вздергивания. – Только если хотим расстаться с девушкой и сделать так, чтобы она навсегда заблокировала наш номер.
– Так что ты ответила парню с фоткой члена? – спросила Нина Ванессу, и та пожала плечами.
– Я уже согласилась на свидание и подумала, что будет нехорошо отказываться после того, как он показал мне свое добро, – скорчила она гримасу. – «Да, я согласилась пойти с тобой в кино, но теперь, когда я знаю, что за ужас у тебя в штанах, я больше не заинтересована». Это было бы слишком обидно.
– Почему ты беспокоишься о его чувствах после того, как он визуально оскорбил тебя?
– Потому что я не сволочь, – заявила Ванесса, которая иногда бывала чересчур милой, хотя и работала над этим. – Но, возможно, пенисы выглядят совсем иначе с мужской точки зрения. Может, они видят вокруг них ауру или крошечный нимб? И думают: «Вау, какой красивый пенис, возбуждаюсь от одного вида. Надо скинуть этой девчонке, чтобы она тоже возбудилась».
Женщины одновременно вздохнули.
– Мужики – такие простачки, – сказала Лорен. – Если им что-то нравится, то они думают, что это понравится всем.
– Значит, ты с ним все-таки встретишься? – Нина не дала сбить себя с темы.
