Алексей Коротяев "Умереть и остаться в живых"

«Нечего оставлять метки. Я здесь теперь главная».

Хотелось как можно скорее приступить к реализации цели своего появления в усадьбе, но задачу усложняло постоянное присутствие Мартина и слуг. Поэтому Милли решила начать свои поиски в дальнем, редко посещаемом крыле дома.

Надо было собраться с мыслями, и для этого Милли знала идеальное место. Она смахнула со стола в гостиной пачку сигарет и направилась в кабинет Джейн. В нем царил необходимый ей сейчас деликатный, но не в ущерб практичности, уют. Никаких отвлекающих мысли фотографий или безделушек. Глубокое кресло как бы в фокусе вогнутой линзы, образованной амфитеатром книжных полок. Несколько ламп, освещающих рабочее пространство ярким, но не слепящим светом.

Только Милли устроилась в кресле, как ее внимание привлек ряд книг на полке перед ней. Девушка привстала с кресла и пригляделась к почти не запыленным, в отличие от других, переплетам. Один за другим она сбросила их пальцем на поверхность стола. Сердце бешено забилось. В открывшемся проеме чернел квадрат встроенного в стену сейфа.

Дверца была простой, без наборного механизма, с крестообразной ручкой и единственным круглым отверстием в потертой металлической поверхности. «Ключ, который я таскаю с собой все эти годы, явно не от этого ящика».

Милли в сердцах ударила кулаком по столу.

«Явная пустышка, но это не значит, что я не посмотрю, что там лежит. Тем более что такую консервную банку можно без труда открыть ломиком». По аналогии с машинами она знала, что многие хозяева часто безрассудно прячут запасной ключ на самом видном месте. Он и правда нашелся в вазе на соседней полке.

В сейфе лежали две толстые тетради, стопка писем, перевязанная резинкой, и плоский овальный камень, который при более близком рассмотрении оказался сосудом с плещущейся в нем жидкостью. На письмах пузырился заряженным барабаном револьвер. Милли выгребла все это и разложила на столе. Она наугад открыла одну из тетрадей и небрежно пролистала несколько страниц.

«Живенько написано. Тебе бы, голубушка, книжки писать в этом кабинете со всеми удобствами, а не по джунглям бегать». Милли брезгливо поморщилась. «И ради чего? Молодость коротка. Даже если попы не врут и есть что-то за пределами этой жизни, то не помешает взять от нее лучшее здесь и сейчас. На всякий случай».

Милли сбросила туфли и, устроившись с ногами в кресле, начала читать:

«Я открыла глаза. Мошки возились в мокром воздухе, как личинки комара в луже воды».

Глава 9

– Мартин! Что ты знаешь об исследованиях своей жены?

Курчавая голова повернулась в ее сторону.

– Я же просил не мешать, когда я работаю!

Голос оборвался на высокой, кричащей ноте. Трехмерное изображение рабочего поля сменило кипящее молоко выключаемого дисплея.

– Такой сосуд из-за тебя запорол. Если уж появилась, то принеси мне клетку с белыми мышами из вивария.

Тут он встретился с Милли глазами. Мартин знал этот взгляд. Он немедленно остужал его агрессию и вызывал трепет множества бабочек в глубине солнечного сплетения. Это было даже сильнее алкоголя, выпитого на голодный желудок.

– Пожалуйста!

Его голос звучал уже заискивающе-просительно.

– Дорогая! Я совершенствую технику работы. Этот робот позволяет добираться до сосудов, не разрезая, а раздвигая окружающие ткани, и с такой скоростью, что…

– Можешь не продолжать, я в курсе. Лучше скажи, что ты знаешь об исследованиях своей жены? – повторила Милли.

– Исследованиях?

Мартин, потягиваясь, встал из-за стола и подошел к окну.

– Ездит на какие-то конференции по сохранению сельвы от вырубки. Транспортные и нефтяные корпорации по понятным причинам не согласны с ее претензиями и неоднозначно намекают на неприятности. Я просил, даже настаивал, чтобы она оставила это опасное занятие. Почему ты спрашиваешь?

Милли протянула Мартину перевязанную стопку тетрадей.

– Ты должен с этим ознакомиться! Сам поймешь.

* * *

Через несколько пролистанных страниц презрительная усмешка, с которой Мартин начал читать дневники, исчезла. Теперь он впивался глазами в каждую строчку. Милли сидела напротив и молча наблюдала за его реакцией.

– Здесь текст обрывается, – недовольно воскликнул Мартин, бросая на стол последнюю тетрадь.

– Да. Там не хватает нескольких страниц, я заметила. Они вырваны.

О том, что это сделала она сама, Милли благоразумно умолчала, так как еще не решила, что делать с подобной информацией.

Перевернув последнюю страницу, хирург нервно вытряхнул из пачки сигарету и закурил.

– Ну, – торжествующе произнесла Милли. – Что скажешь, дорогой?

Доктор ответил не сразу. Его зрачки метались как мухи, опьяневшие от теплеющего весеннего воздуха.

– Сказать? Хочется орать, как неандерталец, и бить себя в грудь.

– Когда ты успокоишься и снова станешь человеком, найдешь меня в бассейне. Чао!

– Для этого мне может понадобиться не меньше времени, чем моим предкам, – пробормотал Мартин. – Вот это новость!

* * *

Через час они сидели в халатах за столом в гостиной. Мартин перелистывал страницы, а Милли крутила в руках каменный флакон.

– Если все, что она описывает, правда, а зачем ей врать, – сам себе ответил хирург, – то надо срочно начинать опыты с алкалоидом. С его помощью я смогу увеличить скорость производимых операций. Это именно то, чего мне не хватало раньше. Я хоть сейчас готов испытать препарат на себе.

Милли с интересом посмотрела на Мартина. Его лицо, и без того не имеющее и намека на морщины, выглядело сквозь туман табачного дыма совершенным творением античного скульптора.

– Не боишься?

– Ты читала дневник. Джейн описала действие алкалоида на себе и выжила. Туземцы тоже. Дело в дозе. Правда, мы не знаем, разводили они его или нет, а если да, то насколько и чем. Опробуем в максимальном разведении.

Милли кивнула.

– Я возьму ее в лабораторию, а ты, милый, приготовь для нашего эксперимента послеоперационный блок. Нужно убрать оттуда все лишнее. Не в операционной же это делать. А то если ты начнешь носиться, как это делали туземцы, – Милли продолжила с сарказмом, – можешь повредить дорогое оборудование и лицо.

Мартин мельком взглянул на Милли. Он не раз поражался тому, какой разной она могла быть. Временами девушка становилась проникновенно-теплой, но только он начинал привыкать к комфорту ее нежности, как получал отрезвляющий урок цинизма.

– Синяки и царапины не в счет – заживут, но страшилище я к себе в постель не пущу. Даже пострадавшее за науку.

Милли повернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Глава 10

Мартин взял с хирургического подноса один из маленьких шприцов, используемых в клиниках для инъекций инсулина. Сделав несколько глубоких вздохов чтобы успокоиться, он проткнул острым кончиком купол крохотной капли, сверкающей на предметном стекле алмазной крошкой. Повинуясь движению цилиндра, содержимое медленно втянулось в капилляр иглы. На мгновение Мартин почувствовал себя одним из врачей-героев, испытывающим на себе им же приготовленную вакцину.

Восторженное чувство быстро уступило место тревоге. В отличие от некоторых своих университетских друзей, Мартин никогда не экспериментировал с наркотиками, но знал, что даже мизерное количество такого препарата, как, скажем, ЛСД, может вызвать непредсказуемые по силе и продолжительности реакции. И это галлюциноген, который в достаточной степени изучен и испытан как учеными, так и ненаучными энтузиастами по всему миру. Об алкалоиде, найденном Джейн, известно только то, что удалось прочитать в ее дневнике.

Из комнаты было удалено все лишнее. Теперь в ней стояли только длинный черный диван и журнальный столик с настольной лампой. Зная, что Милли наблюдает за всем происходящим, Мартин откинулся на подушки и весело помахал рукой в сторону глазка видеокамеры, установленной под потолком. Открыв рот, хирург выдавил содержимое шприца на слизистую под языком.

Безразлично пролистав лежащий на столике журнал с логическими головоломками и не остановившись ни на одной, Мартин бросил его обратно. Дорогое издание скользнуло по полированной поверхности и, взмахнув атласными страницами, свалилось на пол. Девушка азиатской внешности с обложки даже как будто нахмурилась от такой небрежности.

Мартин меланхолично встал с дивана и прошелся по комнате. Прокомментировал вслух:

– Никаких особых ощущений. Как будто выпил чашку кофе. До этого в сон тянуло.

Разочарованно пожав плечами, он вернулся к дивану и сел нога на ногу, насвистывая любимую мелодию из кинофильма «Пригоршня долларов». Внезапно Мартин схватился руками за шею и застонал. Длинные тонкие пальцы обеих рук сдавили горло. Казалось, они принадлежат и подчиняются кому-то еще, но только не их хозяину. Лицо исказилось до неузнаваемости, покраснело, глаза закатились, а голова затряслась и откинулась назад. Раздался протяжный хрип. Это походило на агонию…

Так же неожиданно Мартин засмеялся и помахал рукой в сторону камеры.

– На Оскара не потянет, но для непрофессионала вполне прилично. Не злись. Скучно, ничего не происходит. Надо же как-то развлечься.

Милли приглушенно выругалась.

Некоторое время Мартин бесцельно крутил головой, пытаясь найти себе занятие. Он свистел, надувал губы и вздыхал.

– Может слишком сильно развели алкалоид? Чувствую, что старею от безделья.

Вруг – по лицу было видно – Мартин посерьезнел.

– Вот оно. Началось! Эйфория, граничащая с экстазом, но при этом необычайная ясность мыслей. Сейчас, минутку…

Нагнулся и поднял с пола журнал. Открыл. Манером, каким просматривают издание в поисках иллюстраций, пробежал от начала до конца.

– Милли! Я только что разгадал все логические головоломки, одну за другой. Помню даже каждый из многочисленных вариантов, пришедших мне в голову. Пятнадцатая страница оказалась самой трудной. Там еще буква Л в шестой строчке снизу немного размыта, а Т в третьей сверху замазана краской. Сейчас проверю изменения в двигательных реакциях.

Мартин встал с дивана, подошел к стене и снял с нее старинные ходики.

– Сколько раз говорил жене, что неработающие часы в доме – это не к добру. Память о родителях можно хранить и в чулане. Тесть так и не сумел починить эту чертову кукушку.

Мартин открыл створки на задней стенке ходиков и достал из углубления небольшую деревянную коробочку. Вынув из нее инструменты и разложив их на столе рядом с часами, хирург повернулся к видеокамере.

– Засекай время. Сейчас попробую это старье разобрать. Правда, обратный процесс гарантировать не могу. Просто хочу протестировать изменения в координации.

Со стороны могло показаться, что у «часовщика» дрожат руки. Они трепетали над корпусом часов, и создавалось впечатление, что «мастер» не знает, с чего начать.

– Сколько прошло времени? Я очень хочу пить.

– Две минуты восемнадцать секунд. Ты собираешься чинить часы?

Вместо ответа Мартин встал, подошел к стене и вернул на нее ходики. Прошелся по комнате.

– Хочу отметить интересную реакцию при возникновении в сознании любой конкретной цели или мотивации. Пока не могу дать этому ясного определения, но действие совершается без промежуточных, замедляющих его выполнение мыслей. Я не думаю о том, что мне нужно сделать, я просто это делаю. Мозг эффективнее оценивает происходящее и позволяет видеть действие практически еще до его начала. Мышечная работа, благодаря проведенному мозгом анализу и необъяснимой пока стимуляции нервной системы компонентами алкалоида, становится стремительной и ювелирно точной.

В этот момент из висящих на стене ходиков выглянула кукушка и возвестила два часа пополудни.

– Я даже не была уверена, что ты успел их толком рассмотреть за это время, – услышал Мартин удивленный голос Милли.

– Полностью разобрал и собрал дважды! Первый раз возился по незнанию, но вторая попытка получилась удачней. Даже смазал необходимые детали. Что скажешь?

– Я? То, что пожать твою руку скоро сочтут за честь все сильные мира сего!

– Твое мнение наконец-то совпадает с моим, – с наигранной важностью изрек Мартин и рассмеялся. – Знаешь, Милли! Я полагаю, что в будущем не следует делать препарат доступным. Неизвестно, как облагодетельствованное человечество им воспользуется. Джинн, выпущенный из бутылки, может нечаянно погубить и своего спасителя! Лучше мы с тобой будем решать, кому повезет. Верно? – игриво спросил он. – Что скажешь на это, дорогая? Теперь надо срочно кого-нибудь прооперировать. В паре с хирургическим роботом я смогу творить чудеса. Открывай дверь и давай отпразднуем нашу удачу.

Голос Мартина звенел радостными нотами.

– Я повешу эти ходики на стену у кабинета Джейн, – продолжал он со смехом. – Я точно знаю, что она опешит. Представляю ее лицо. Будет забавно. Открывай, не томи.

Последовала долгая пауза.

– Рано радоваться. Праздник подождет! Эксперимент еще не закончен.

– Ты шутишь?

– Нет, конечно! Мы же не в постели! Ты слышал, что я сказала.

Голос Милли звучал твердо.

– Нам необходимо установить длительность действия алкалоида и его побочные эффекты. Ты уже взял на себя гигантский риск. Теперь надо довести дело до конца и правильно распорядиться результатами. Нельзя обольщаться, пока, как говорится, не проверено, живы ли все подопытные свинки. Ты ведь ученый!

– Ты права, – неохотно согласился Мартин и с иронией спросил, – значит, я тоже свинка?

– В некотором роде, дорогой, но самая талантливая из всех, кого я знаю. И уж точно самая привлекательная!

* * *

После четырех часов ошеломляющей активности наступила эмоциональная и физическая тьма. На сознание навалился глубокий, поработивший все мысли и чувства сон.

Когда Мартин пришел в себя, он лежал на диване. Мучила жажда, но не было сил дотянуться до стоящей на столе бутылки с водой. Не хотелось ни говорить, ни даже пошевелить затекшими пальцами. Мысли были черны и бесформенны, как скомканный лист копировальной бумаги из старомодной пишущей машинки, брошенный в корзину. Кинолента прошедших событий изобиловала вырванными кадрами. Ее фрагменты произвольно соединялись между собой, и невозможно было восстановить их точный порядок. Мартин скользнул взглядом по монитору, на котором в хаосе мелькали цифры его жизненных показателей, и подумал: «Так, наверное, выглядит смерть, когда приходит забирать грешника».

Мартин услышал шорох и открыл глаза. Перед ним стояла Милли. Он сел на диване и потянулся.