– Что видела, то и говорила, – оборвала мужа жена. – А сейчас в другом убеждена: ей этот институт нужен, как телеге пятое колесо. Ей и не любовь нужна, а крепость надёжная, за которой могла бы спрятаться и ни о чём не думать. Извини, что так о дочери говорю. Но что есть, то есть.
А Александра с Гришей в это время уже были в загсе, но у них не приняли заявление.
– Через два месяца приходите, когда девушке восемнадцать исполнится.
Она вышла на улицу удручённая, но Гриша успокоил её.
– Что такое два месяца? Мы и заметить не успеем, как они пролетят.
Александра не стала говорить своим родителям о том, что они с Гришей решили подать заявление: придёт время – узнают. А пока надо подумать о том, где учиться.
Перед Гришей такой проблемы не стояло. Он ещё в девятом классе принял решение поступать в политех на механико-технологический факультет, убеждённый, что с таким образованием останется конкурентоспособным на рынке труда и через десять, и через двадцать лет.
Александра же не была уверена в том, что хочет быть именно юристом, просто потянулась за подругой Сашенькой. Отступать от намеченной цели не хотелось, а поскольку в городе не было высшего учебного заведения, где обучали бы на юриста, поступила в юридический колледж. А ещё через три месяца вышла из загса с фамилией мужа. И стала она Александрой Бездарь.
С этого момента стала кардинально меняться и её жизнь.
Окончив колледж на слабые тройки, с трудом устроилась в нотариальную контору помощником нотариуса. Да и то не сама, родители помогли: нотариус оказался давним другом отца. Работа у Александры не ладилась, и это вызывало у клиентов недовольство, о чём они в открытую говорили нотариусу. Если бы не его дружба с её отцом, он уже давно уволил её. И хотя вслух об этом не говорил, она чувствовала и объясняла предвзятым к ней отношением: «Просто ему не нравится моя фамилия». Этим же объясняла и свой троечный диплом, и то, как к ней относятся клиенты.
Сделав виновником всех своих бед фамилию мужа, каждый день выговаривала ему, что это она виновата в её неудачах на работе.
– Зря я согласилась выйти за тебя замуж. Или надо было оставить свою. Всё в моей жизни стало меняться в худшую сторону с момента, как я стала носить твою фамилию. А ведь читала когда-то, не помню где, что власть фамилии над человеком безгранична и что с такой фамилией, как Баранчик, не сделаешь никакой карьеры.
– …а гражданин Баран, если ему и случится спастись в детстве от скарлатины, – насмешливо продолжил Гриша, – обязательно проворуется и зрелые годы проведёт в исправительно-трудовых домах.
– Я не понимаю, о чём ты.
– О том же, о чём и ты. Я лишь продолжил сказанное тобой, – а столкнувшись с её недоумённым взглядом, с иронией заметил: – Чтобы в очередной раз не попасть впросак, тебе стоило бы знать, откуда ты черпаешь мысли, которые с умным видом берёшься цитировать. Как, впрочем, и то, что стоит за этой фразой. А ведь Ильф и Петров, чтобы ты знала, как раз и высмеивали то, что ты сочла за правду жизни.
– Хватит учить меня! – оборвала Гришу Александра. – Мы уже давно не школьники. Ты просто не любишь меня. Мне это надо было понять ещё тогда, когда мы ехали с тобой в такси и ты назвал меня именем моей подруги. Может быть, ты именно о ней думал в тот момент, когда обнимал меня? Уж лучше бы она носила твою фамилию, а не я! – сердито заключила Александра, и из глаз вновь брызнули слёзы.
Её слова насчёт Сашеньки Корневой Гриша пропустил мимо ушей: слишком уж неправдоподобным было предположение Александры. Как и её упрёк в отсутствии у него чувств к ней, иначе не назвал бы её ласково Сашенькой. А вот в отношении своей фамилии ответил прямо:
– А вот мне она не мешает ни жить, ни работать, ни продвигаться по служебной лестнице.
– Потому что её знают всего два человека – твой начальник и бухгалтер. Ах, да, ещё кассир, который выдаёт зарплату. А моя висит на двери, и любой, кто входит в нотариальную контору, видит её. Или ты думаешь, я не слышу, как клиенты шушукаются в коридоре: «Из-за Бездари хоть не ходи в эту контору»?
«А может быть, они действительно не хотят попасть к бездари?», – впервые негативно подумал о жене Гриша, но не стал говорить об этом вслух: Александра при всём желании вряд ли сможет ощутить контраст между смыслом этих двух одинаково звучащих, но по-разному написанных слов, а вот обидится однозначно.
А ведь ещё в школьные годы он мог заметить, что Александра посредственная личность. Она только казалась отличницей, а по сути, ею не являлась, поскольку все задачки и все контрольные выполнял за неё Гриша. И даже домашку она списывала у него. Ей нужны были не знания, а всего лишь оценки, а ему нравилось помогать ей.
«С такими знаниями она и в институт могла бы не поступить, – осенило вдруг Гришу. – Вот почему с такой лёгкостью выпорхнула из машины и с готовностью выскочила за меня замуж. Даже не стушевалась, когда я сделал ей предложение, а, напротив, заплакала. Я-то думал, что её сердце в этот момент было полно любовным томлением, а на самом деле она уже давно ждала этого предложения, и вот оно случилось. А я, глупец, был рад тому, что она согласилась».
***
Долгое время зарплата Александры оставалась на одной цифре, и это не способствовало её хорошему настроению. Она постоянно вступала в конфликт с мужем. Первым не выдержал Гриша и предложил пойти работать на завод, где он был начальником цеха. Но Александра отказалась.
– Твоя фамилия, словно тень, будет сопровождать меня и там.
– А может быть, тебя будет сопровождать нежелание учиться и получать новые знания?
– Да как ты смеешь?.. – тут же озлилась она на мужа и облила его, словно кипятком, своим огненным взглядом.
«Действительно, – подумал Гриша, – кому может понравиться то, что человек, который все эти годы гладил её по головке, неожиданно прозрел и впервые вслух сказал то, что ей неприятно слушать?».
Теперь её врагом стала не только фамилия Гриши, но и он сам.
За всё время лишь одна клиентка задержалась в кабинете у Александры, и то лишь потому, что в тот день отсутствовал нотариус.
Любовь Соловей, как следовало из документов, кратко изложила помощнику нотариуса свой вопрос, но едва Александра начала консультировать её, как зазвонил телефон клиентки. После пятиминутной беседы Любовь нажала на отбой. Но уже через секунду он вновь начинал звонить. И так продолжалось раз пять.
– Извините, не могла не ответить. Все хотят иметь дело только со мной, – и, помолчав, добавила: – Иногда востребованной быть очень тяжело. Знала бы, не стремилась к известности.
А в глазах улыбка, говорящая совершенно о другом.
– Конечно, у вас такая красивая фамилия – Соловей! А у меня, сами видите, какая…
– Ой, извините, не обратила внимания, – и Любовь, решительно встав со стула, направилась к выходу.
– Куда же вы? Мы ещё не закончили, – в испуге проговорила Александра.
– Вы меня заинтриговали, и я решила посмотреть, – а прочитав на двери: «Помощник нотариуса Александра Бездарь», вернулась со словами: – Я думаю, ваша фамилия смущает скорее вас. Нам, клиентам, важен только ваш профессионализм.
А почувствовав, что настроение Александры от её слов окончательно упало, добавила:
– Да поменяйте вы её и не парьтесь. Это лучше, чем всю жизнь нервы себе мотать по этому поводу. Когда-то я так и сделала.
Глава 2
Всю дорогу Любовь Соловей размышляла над советом, который только что дала не знакомому ей человеку. Она сомневалась, что поступила правильно. А ведь могла ограничиться байкой о купце второй гильдии, пивоваре Петре Ивановиче Желтобрюхове, а дальше пусть эта Бездарь сама решает, менять ей фамилию или нет.
Историю эту она услышала от своего коллеги, Сергея, человека, обладавшего в любой ситуации несгибаемым юмором. Она к тому времени ещё не успела сменить свою фамилию, но была достаточно близка к завершению, и повернуть назад уже реально не было возможности.
Сейчас она с улыбкой вспоминает его рассказ о том, что у Желтобрюхова неплохо шли дела, но ему хотелось, чтобы было ещё лучше. И он обратился к императору с прошением о перемене неблагозвучной фамилии на более приличествующую его положению. Самодержец дал разрешение, но только на то, чтобы сменить цвет. Получив фамилию Синебрюхов, пивовар стал писать на этикетке к своему пиву: «Фамилия дарована царём». И его дела резко пошли в гору.
– На самом деле, – завершил Сергей свой рассказ, – это всего лишь байка. Предки пивовара изначально носили фамилию Синебрюхов, однако неблагозвучная фамилия никак не помешала их делу процветать ни тогда, ни сегодня. Сын Петра Ивановича Николай, ещё в начале девятнадцатого века основав в столице Великого княжества Финляндского пивоваренную компанию, дал ей название «Sinebrychoff», и сегодня эта продукция занимает в Финляндии половину всего рынка пенных напитков.
«Впрочем, – подумала Люба, – говорить об этом Александре бесполезно, пока она сама не поймёт, что дело вовсе не в фамилии, которую она носит, а в тех знаниях, которые имеет».
Когда-то её, как и Александру, тоже смущала своя фамилия. Но тогда она, правда, только собиралась идти в первый класс.
– Мамочка, как я буду объяснять девочкам, почему у меня такая фамилия?
– А что заставило тебя об этом подумать? – полюбопытствовала мама.
– Ты же сама вчера сказала, что не можешь варить кашу из гнилой тыквы и что лучше её выбросить. Я спросила: «Гнилая – это какая?», а ты ответила: «Испорченная, и у неё уже неприятный запах». Мамочка, я боюсь, что все будут думать, что я тоже испорченная. Но я же не такая. Ты сама говорила, что я расту хорошей девочкой.
– Так и есть. Ты действительно очень хорошая девочка. А умные люди оценивают человека не по его фамилии, а по поступкам и по тому, как он относится к окружающим, – а потом строго добавила: – Фамилию свою, доченька, надо любить. Не мы её придумали, и не нам её менять. Она перешла к твоему папе, а потом к тебе от самых далёких предков, и именно она связывает тебя с твоим родом и твоей семьёй. А что касается имени, то мы с папой долго выбирали его и остановились на самом красивом и женственном – Любовь. Оно созвучно с самым светлым и прекрасным чувством, которое способен испытывать человек, и всегда будет защищать тебя и работать на тебя.
Зинаида не стала рассказывать маленькой дочери, как в далёком прошлом давали людям фамилии и что каждая из них уходит корнями в историю рода. Любочка ещё мала, чтобы знать, что каждая фамилия хранит родовые программы и черты семьи – как положительные, так и отрицательные. Быть может, кто-то в роду Кузьмы, мужа Зинаиды, и был гнилым человеком, откуда и произошла эта фамилия, но предки уже давно отработали его карму.
– А если всё-таки кто-нибудь будет смеяться надо мной?
– Ну, если только глупый человек. А на глупых людей не стоит обращать внимание.
Она и не обращала. Просто когда кто-то спрашивал, какая у неё фамилия, она грустно отвечала: «Гнилая». И когда человек участливо переспрашивал: «А всё-таки?», она снова упорно повторяла: «Гнилая». «Ну ладно, – сдавался любопытствующий, – можешь не говорить». Так и привыкли все называть её только по имени.
А вот во взрослой жизни столкнулась с тем же, что и Александра Бездарь: решила, что во всех её неудачах на работе виновата её фамилия.
В школе Люба с успехом участвовала во всевозможных сценках, читала стихи и мечтала о карьере актрисы. И только учительница по литературе была убеждена, что её призвание – журналистика. Она-то и убедила её поступить на журфак.
После окончания института, получи распределение в одну из районных газет, она целый год исправно прославляла трудовые подвиги комбайнеров и лесорубов. Но стоило увидеть в конце статьи собственную фамилию, как её тут же начинала охватывать паника. «Она никогда не позволит мне завоевать популярность среди читателей и героев моих статей. Если бы я работала на телевидении, меня узнавали бы в лицо, и тогда никакая фамилия не была бы страшна».
Так ей казалось. Но когда её мечта сбылась, реальность оказалась хуже ожиданий.
На первых порах руководство телевидения не поручало ей никаких серьёзных заданий. Работа Любы ограничивалась новостными материалами. И тем не менее её фамилия мелькала на экране. Сколько раз просила она режиссёра монтажа Сергея писать её самым мелким шрифтом, на что тот неизменно отвечал, что не имя красит человека, а человек – имя. «Может быть, так и есть», – думала Люба, но все равно считала, что не получает серьёзных заданий из-за своей неблагозвучной фамилии.
А однажды случилось нечто, что заставило её пойти к главному редактору и спросить, может ли она придумать себе псевдоним.
– Твоё право, – ответил он. – Но зачем тебе это?
– После прошлой планёрки я всю ночь провела в слезах.
В тот день на планёрке среди прочих сюжетов обсуждали и черновой вариант сюжета, подготовленного ею, – о глубокой любви двух людей, встретившихся на фронте и сохранивших свои чувства на протяжении нескольких десятилетий. Она впервые получила столь серьёзное задание. Редактор сказал, что её будущее как тележурналиста зависит от того, как она справится с этим заданием. Старалась вовсю. Однако всё испортил Сергей. Занимаясь нарезкой материала и вставкой титров, он вынес в самое начало крупным планом, да ещё и в ярком, притягивающем взгляд цвете, её имя – Гнилая Любовь, а ниже шло название: «Вместе сорок лет». Выходя с планёрки, все только и говорили: «Ох уж эта гнилая любовь! На что только она не способна!».
– Ну и что заставило тебя так взволноваться? Сергей не сразу сообразил, как прозвучит твоя фамилия в контексте с названием, а увидел лишь то, что ты впервые создала нечто стоящее. Вот он из уважения к тебе и вынес на экран крупным планом твоё имя. Но потом всё исправил и заодно доработал сюжет в лучшую сторону. В итоге твой фильм приобрёл дополнительную выразительность, тонкий подтекст, удивительную художественную целостность и заиграл новыми красками. Лучше бы ты оценила Сергея и то, какие удачные отобрал он фрагменты, добавил спецэффекты, компьютерную графику, синхронизировал видеоряд с музыкальной композицией. Телезрители отреагировали на твой фильм мгновенно. Уже поступают звонки с положительными откликами. Так что скажи спасибо Сергею. Он не просто талант, а талантище!
– Зато наши все смеются, – и у Любы на глаза вновь набежали слёзы, но уже от того, что Иван Филиппыч похвалил не её, а Сергея.
– Зачем принимать близко к сердцу то, что завтра забудется?
И тогда она достала из кармана свой последний и самый главный козырь.
– Мне кажется, моя фамилия лишает меня уверенности в себе и мешает достичь успеха в работе.
– Если кажется, то меняй, – устало сказал редактор. – Хотя я не стал бы этого делать. Лучше бы ты потратила свою энергию на то, чтобы поучиться у лучших мастеров талантливо реализовывать любую идею и делать это быстро и качественно. Ты умеешь хорошо начитывать закадровый текст, у тебя прекрасный тембр голоса. Тут ты без сомнения талант. А над остальным, милочка, надо поработать. Хочу напомнить тебе, что во всех пособиях по тележурналистике в списке обязательных профессиональных качеств, кроме физических данных – хорошей внешности, приятного голоса и правильного произношения, неизменно присутствуют и такие качества, как знание жизни и людей, ум и находчивость, чувство юмора, терпение, воображение, энтузиазм, способность работать в коллективе. А это либо есть в человеке, либо нет. Но даже то, что дано природой, необходимо, милочка, развивать в течение всей своей профессиональной деятельности. Опять же поучись этому у Сергея. Вот он настоящий труженик! К тому же инициативный, рисковый и, что самое важное, имеет свою точку зрения, свои принципы и умеет самостоятельно принимать решения. Его уже сколько раз пытались забрать в кинематограф, но что-то крепко держит его у нас на телевидении, – и, понизив голос, добавил: – Это, конечно, не моё дело, но поговаривают, что он влюблён в тебя.
«Был бы влюблён, – подумала Люба, – не давал бы всем повода лишний раз судачить обо мне. И никакие объяснения не могут оправдать его поступок».
Но больше всего она была ущемлена тем, что редактор советует ей учиться у Сергея, и потому с вызовом ответила, что ей всегда казалось, что закадровый текст важнее любой картинки.
– Я читала, что без нормального текста всё, что зритель видит на экране, превращается в камин, в котором можно наблюдать разве что игру языков пламени.
– Ты, голубушка, права: поскольку сказанное иногда оказывается значительно важнее показанного, то восемьдесят процентов смысла зрители постигают при помощи ушей. Но ты упускаешь другое, не менее значимое, – то, что столько же процентов информации они получают при помощи зрения. Иногда показ события вообще не нуждается в пространных комментариях: изображение говорит само за себя и может превалировать над звучащим с экрана словом. В таких случаях тележурналисту не стоит вступать в состязание с изображением, дублируя его. Потом – пожалуйста. Но это будет уже попытка развить впечатление, осмыслить его. Так, во всяком случае, должны были учить тебя преподаватели. Так что, – повторил Иван Филиппыч, – если любишь свою профессию, займись самообразованием и тогда никакая фамилия не станет препятствовать твоей известности. Или ты думаешь, над твоим псевдонимом не будут смеяться? Есть на эту тему масса смешных анекдотов. Но я тебе расскажу одну байку. Она, правда, грубая, но показательная. На имя Николая II подала прошение о смене фамилии купчиха Семижопова. Николай II разрешил замену и со словами: «Хватит ей и пяти!» присвоил купчихе новую фамилию, – и Иван Филиппыч рассмеялся. Но взглянув на Любу, сжалился над девушкой: – Если тебе станет легче жить с другой фамилией, то меняй. А лучше выйди замуж. У Сергея, кстати, замечательная фамилия – Любимов.
– Я подумаю, – и, хлопнув дверью, Люба вылетела из кабинета.
А на следующий день рано утром помчалась в паспортный стол узнать, реально ли поменять фамилию и сколько времени это займёт.
– Я за вами буду? – спросила она парня, одиноко сидевшего в коридоре.
Он кивнул.
И пяти минут не прошло, как из кабинета послышался голос:
– Соловей, заходите.
Любу словно током электрическим прошибло. «Вот такую фамилию я хочу! Как я сразу об этом не подумала? Редактор ведь сказал, что никто так хорошо не умеет начитывать тексты, как я». Всё остальное, сказанное им, конечно же, пролетело мимо её ушей. И не удивительно: она видела панацею от всех своих бед только в смене фамилии.
Перерыв папки, шкатулки, ящички, коробочки, достала все документы, которые получила за свою недолгую жизнь, начиная с аттестата зрелости, диплома об окончании вуза и заканчивая пропуском для входа на телевидение, пытаясь разобраться, что из них подлежит обмену, а что – нет. И даже водительское удостоверение нашла, которое пока не пригодилось, но всякое может быть – вдруг машину когда-нибудь купит?
Одного боялась – рассказать об этом маме и отцу, но сумела убедить их.
И всё это время ей хотелось, чтобы однажды редактор сказал о ней так же, как о Сергее: что она умная, талантливая, имеет свою точку зрения, свои принципы и умеет самостоятельно принимать решения.
Всё чаще вспоминала Люба и другие его слова – о том, что репортёру на монтаже просто необходимы знания и практика режиссёра. А представляя своё прекрасное будущее, стала изучать опыт известных мэтров, стоявших во главе кинопроектов: быть может, когда-нибудь её пригласят в кинематограф, и она станет снимать настоящее кино.
Вновь почувствовав себя студенткой, она тщательно записывала в отдельную тетрадь всё, что из прочитанного считала для себя важным и интересным. И первое, что взяла на вооружение, – слова Эйзенштейна о том, как важно уметь выражать свои мысли через картинки, а также умение Михаила Ромма из любой жизненной ситуации извлекать тему, и многое другое, что прошло мимо её внимания, когда она училась на журфаке. Но больше всего поразила фраза Григория Козинцева о том, что режиссуре научить невозможно, но можно научиться думать, тогда до всего остального можно добраться своим собственным умом.
И с нетерпением ждала, когда в её руки попадут пахнущие типографской краской новенькие документы. И вот, наконец, в титрах стала появляться её новая фамилия.
Прошло достаточно времени, прежде чем её вызвал к себе главный редактор.
– Ну что, милочка, хочу сделать вам комплимент, – Иван Филиппыч из уважения к коллеге даже на вы перешёл. – Ваши последние работы восхитительны! Вы хорошо потрудились, сумели повысить своё мастерство, закалили свои способности в борьбе за интересный, оставляющий впечатление у зрителей эфир, а также максимально использовали свой талант, артистизм, обаяние. Вашему упорству можно позавидовать. Вы на своём примере подтвердили тезис о том, что успех – это два процента таланта и девяносто восемь процентов трудолюбия. Вы научились воздействовать на зрителя значимостью темы, чёткостью авторской позиции. А ещё вам удалось использовать специфику экрана для передачи процессов, происходящих во внутренней жизни человека. И, конечно же, искренне восхищаюсь тем, как свободно, непринужденно вы строите беседу. Вовремя взятая пауза в речи, небрежно оброненная фраза, улыбка, смех, интонация, выразительный жест, мимика… Всё это делает вашу речь необычайно доступной, выразительной, эмоциональной.
И ни слова о том, что у неё появилась новая фамилия. Но её заметили другие: «Вы только послушайте, как наша Люба с телеэкрана соловьём заливается!».
Годы, потраченные на самообразование, дали свои плоды. Люба обрела уверенность в своих силах, стала набирать обороты и обрастать друзьями. И всё в её жизни потекло к ней, а не от неё, как это было раньше. Она стала притягивать к себе успех и даже расцвела внешне. У неё появился свой ярко выраженный стиль, за которым скрывались не только её личность, но и её талант, кругозор, компетентность, культура, актёрские способности, обаяние.
Не раз добрым словом вспоминала она главного редактора, натолкнувшего её на необходимость работать над собой. Именно это принесло ей осознание собственной ценности. Теперь она могла позволить себе избирательно подходить к заказам, а в случае, если какой из них был ей не интересен, и вовсе отказаться от проекта.
Сейчас уже она учила начинающих журналистов тому, что успех их сюжетам может обеспечить лишь глубокое знание той темы, о которой они собираются поведать телезрителям, умение отбирать события и факты, необходимые для её раскрытия, а также способность наблюдать за тем, что происходит в окружающем мире, и искать что-то, что сможет пригодиться.
– Наша работа, – говорила она, – похожа на работу скульптора, задача которого – освобождать фигуру, спрятанную в мраморе или камне, отсекая всё лишнее.
И призывала избегать штампов, сидящих «на кончике языка и с поразительной готовностью срывающихся так легко и непринуждённо, что нужно усилие для того, чтобы избежать их», а также дорожить мнением аудитории, её вниманием и временем, не утомлять телезрителей, а, напротив, волновать новизной мыслей и эмоций.
– Это должно стать первой, последней и единственной заповедью тележурналиста, – говорила она.
И всегда завершала общение с начинающими журналистами словами Вуди Аллена: «Окружающий мир – это бесконечный источник вдохновения и идей. Не закрывайтесь от него».
Приходилось участвовать и в подготовке дикторских кадров – обучать их культуре звучащего слова. Из её кабинета то и дело доносились какие-то непонятные звуки типа: «Мим-бр-ми, ним-бр-ми, рым-бр-мы, трым-бр-мы…».
