Она благодарно посмотрела на меня, хотя благодарить меня пока было рано: я ничего ещё не сделал.
– Могу показать комнаты для аренды, где Вы можете остановиться до того, как Ваш пароход отправится в Триполи, – мне нравилась роль спасителя попавшей в беду соотечественницы, и вот, подхватив её чемодан, я повёл свою новую знакомую по адресам сублейтенанта Канинхен.
По дороге беседа у нас не получилась: девушка всё больше молчала, а я рассказывал о погоде и особенностях сдаваемых в наём комнат. Мы прошли дом «Святой Николай», где находилась моя комната, я показал ей свои окна. Она устало пошутила:
– Вам здесь, наверное, лучше, чем в Нанте?
«Лучше, чем в Нанте?» Вспомнил родителей, для которых родной город стал могилой. Возможно… Вслух ничего не ответил.
Ходить нам пришлось недолго: в нескольких кварталах от моего дома мы нашли неплохую комнату с балконом на втором этаже и окнами на тихую улочку. Доброжелательные хозяева – пожилая пара – из соседней квартиры радушно приняли новую постоялицу.
Я не стал докучать мадам Растиньяк – ей надо было привести себя в порядок и отдохнуть – и отправился гулять по городу в поисках новых ощущений от незнакомого места.
Но первое впечатление от мощных рыцарских бастионов уже прошло, милые старинные дома из светло-жёлтого песчаника внушали спокойствие и умиротворение. Хотелось сесть во внутреннем дворике какого-нибудь домика и забыться навсегда – других впечатлений я не нашёл.
Но время шло, и мне надо было возвращаться на судно к вечерней поверке.
После поверки на «Бретани» остался вахтенный, остальные члены команды разбрелись кто куда: по ресторанчикам, кафе или пабам. Я последовал их примеру и, найдя на улице святого Павла рыбный ресторанчик, позволил себе ужин с бокалом белого вина. Шумные людские ручейки, растекающиеся по мостовым, уносили вдаль мысли о войне, грохочущей в моей стране. Да к тому же вино было чересчур великолепным – это уж поверьте мне как французу с берегов Луары. Сидел и пил приятный напиток, бокал за бокалом, пока не почувствовал расслабленность во всём теле, глаза закрывались сами собой.
Глаза закрывались всё чаще и чаще, и к своему стыду передо мной всё чаще и чаще стал возникать образ увиденной на набережной девушки – Надэж (странное имя!) Растиньяк (не менее странная фамилия!). Как я мог вообще думать о девушке, когда ещё десять дней назад погибли мои родители. Действительно, было очень совестно перед собой. Но чем больше думал о ней, тем сильнее рождались аргументы в моё оправдание: одинокое беззащитное создание в незнакомом городе! Какой надо быть скотиной, чтобы не помочь ей. «Всему виной моя отзывчивость, – постановил я, потом вздохнул: – Что же, спасибо родителям: таким воспитали».
Единственное, что меня немного коробило в воспоминаниях о Надэж: она ни разу не поправила меня при обращении к ней «мадам» – значит, она замужем? «Какая разница! Ты же помогал бескорыстно!» – буквально прокричала моя совесть. «Да, конечно. Какая-то чепуха лезет мне в голову, – оправдался я перед собой. – Наверное, из-за вина – вино здесь такое», – снова нашёл причину своих постыдных мыслей.
Вдруг кто-то потряс меня за плечо – это оказался официант:
– Думаю, Вам пора, – раздался его мягкий голос.
Вяло кивнув ему, расплатился и покинул нетвёрдой поступью ресторанчик, намереваясь попасть в дом «Святой Николай» на улице Сент-Джонс, где меня ждала мягкая постель. Но это оказалось не так просто, я петлял по узким тёмным улочкам, иногда спрашивал у прохожих дорогу, они махали куда-то рукой, я шёл, но попадал опять не туда.
«Дьявол! Мою улицу утащили в преисподнюю», – выругался про себя, но от этого нужная улица не появлялась. Тогда решил логически приступить к решению навигационной задачи: необходимо пройти к набережной бухты Марсамшетт, а дальше двигаться вдоль моря и наткнуться на улицу, ведущую к дому. Осталось дело за малым – правильно выбрать направление к западной окраине города. Вскинул голову: небо ясное, полярная звезда хорошо видна. Значит, север там; мои ноги повернули налево, взяв правильный курс на запад. «Лево руля, право руля», – корректировал я траекторию своего движения, пытаясь не наткнуться на углы домов на пустынных улицах. До поры, до времени мне это хорошо удавалось, пока не попал на очередную безлюдную улицу, напоминавшую скорее ущелье. «Зато удобно держать равновесие», – раздвинув руки, я мог почти коснуться противоположенных стен старинных домов.
Свет луны разбился на маленькие осколки, рассыпавшиеся на тысячелетней мостовой. Но любоваться камнями, отполированными до блеска каблуками прохожих, мне не позволили женские возгласы, раздавшиеся впереди.
Вскинул голову: в десяти метрах от меня стояли два матроса. Их фигуры заслоняли от меня, судя по голосу, женщину. Я не мог не возмутиться – но их было двое. Вспомнив свои боксёрские приёмы, незаметно приблизился к морякам, благо их смех заглушил мои шаги, и нанёс сильный боковой удар в голову одного из них. Раздался громкий вопль, и он завалился на своего товарища.
Не видя практически ничего, я схватил руку женщины и – крикнув: «Бежим!», – поволок за собой. Через пару десятков метров понял, что лечу вперёд, и только её рука не даёт мне завалиться лицом на мостовую. Позади нас остались крики английских моряков, но женщина почему-то смеялась. Мы завернули за угол – я полностью потерял ориентацию. Раздался звук открываемого замка, и я попал в тёмное помещение: шаг, ещё один, впереди оказались ступени – падение. Не помню…
Открыв глаза, увидел потолок – тот самый, который рассматривал сутки назад, – побеленный с чёрными деревянными балками: надо мной парил потолок моей съёмной квартиры. Почувствовал некую иллюзорность окружающей обстановки. Пошевелил руками, ногами – всё в порядке, только болела голова.
«Союзные войска мужественно отражают атаки вермахта на оборонительных рубежах вдоль pек Сомма и Эна…» – голос диктора за стеной окончательно привёл меня в чувство. Вспомнил об утренней поверке на «Бретани».
Резко вскочив с кровати, бросился к шкафу – там висела униформа. «Настоящий моряк, – подумал про себя, увидев аккуратно сложенную на стуле вчерашнюю одежду: – Упал без памяти, но брюки лежат как надо». Через полчаса уже был на палубе нашего транспортника. Капитан осмотрел наш неказистый строй. Его взгляд остановился на мне.
– Кто-то неплохо вчера отдохнул, – лицо Моро скривилось, – но теперь у них появится шанс поработать. Пока «Бретань» стоит на причале, мотористы работают в доках – помощь в ремонте судов. Там и отдохнёте, – капитан ухмыльнулся.
Так я с Папашей Гийомом попал в доки Ла-Валетты. В масленой робе и кепке провёл день в сухом доке, где помогал местной ремонтной бригаде копаться в двигателе английского торпедного катера.
Сидя на ведре, промывал прокладки и крепёж в керосине, а мои мысли постоянно возвращались ко вчерашним событиям: кто была эта женщина… или девушка? Разглядеть я её не сумел. Как я попал в свою комнату, а потом и в кровать? Ответов я не находил – одни догадки.
Вечером, приняв импровизированный душ из шланга, обдавшего меня солоноватой водой, отправился в город. На этот раз в мои планы не входили приключения в подворотнях старых кварталов, и я решил навестить свою знакомую – Надэж Растиньяк. Отыскать её дом не составило труда: я запомнил дом «Милый уголок» по моей же улице Сент-Джонс. Темнота ещё не наступила, и дверь в подъезд была открыта, вошёл внутрь и поднялся на третий этаж. Встал перед дверью, немного помялся прежде, чем постучать, но всё-таки, наконец, решился и пару раз стукнул кольцом, висевшим на двери, и… остался ждать, прислушиваясь к тишине.
Вскоре послышались лёгкие шаги, дверь приоткрылась и выглянула женская головка. Это была Надэж. Увидев меня, она улыбнулась и открыла дверь настежь. Мои губы растянулись в ответной улыбке, но это не было данью вежливости: видеть эту милую девушку мне, действительно, доставляло удовольствие. Она пригласила меня войти внутрь.
В маленькой прихожей горела тусклая лампочка, свет от которой позволил мне рассмотреть Надэж: платье в крупную серую клетку с большими оборками на плечах и груди, широкий пояс, серые туфельки. Но не это главное. Казалось, что она искренне радуется моему приходу, даже хлопнула в ладоши:
– Как мило, что Вы зашли, месье Викто?р!
Я зарделся от смущения: «Неужели она ещё помнит моё имя?»
Дверь в её комнату была открыта, и мне не составляло труда увидеть краем глаза открытый чемодан около кровати. В её скромном жилище ничего не изменилось. Заходить туда мне не хотелось: боялся чувства неловкости, оставшись с неё наедине. Поэтому пошёл ва-банк и выпалил:
– Мадам Растиньяк, позвольте пригласить Вас в кафе на чашку кофе.
Она немного удивлённо посмотрела на меня, мне даже показалось, что как-то расстроено. Боясь получить отказ («Может быть, я ей не нравлюсь?») или быть неверно истолкованным («Очередной навязчивый ухажёр?»), тут же продолжил:
– У меня здесь никого нет. Францию мы оставили почти одновременно, и неожиданно попали на остров, о котором никогда не задумывались, – я пожал плечами: – Просто хотел узнать, как Вы устроились.
Облако недоверия слетело с её лица:
– Хорошо, давайте выйдем в свет, – она посмотрела в сторону комнату. – Подождите.
Через минуту мы покинули её квартиру, на моей спутнице появилась шляпка-вуалетка, ажурные перчатки, в руке – маленькая дамская сумочка.
Кафе «случайно» оказалось тем самым – «Кафе у бухты», около которого я познакомился с Надэж. На этот раз заведение было заполнено, и мы с трудом нашли столик в тёмном углу без вида на море. Я галантно выдвинул стул для девушки.
– Всё равно море рядом – оно с нами, – Надэж как будто прочла мои мысли и присела на скрипучий стул, потом добавила: – Разве Вам как моряку не наскучило море? Мне кажется, Вы его должны ненавидеть: бескрайнее и скучное, и ещё – мокрое, – иронично улыбнулась.
Я сел напротив и улыбнулся в ответ:
– Море не может наскучить – оно живое, а всё живое не может быть однообразным. Можно сутками сидеть неподвижно, любуясь океаном.
– Месье Викто?р, Вы романтик! – по её лицу порхала беззаботность.
Официант принёс салат из кролика и налил красное вино.
На этот раз моя знакомая была более разговорчива: она устроилась в новом для неё жилище, узнала, где рынок, но режим экономии воды подействовал на неё удручающе.
– Вместо воды, Вы можете использовать местное вино, – попытался пошутить, Надэж вежливо улыбнулась. «Шутник из меня не очень», – попрекнул себя.
Сама она оказалась, как я и предполагал, из Парижа, её отец служил в министерстве иностранных дел. Взглянул на свои руки: под ногтями виднелись несмываемые чёрные пятна от мазута. «Девушка из высшего общества. Забавно», – невесело подумал.
Невольно вспомнил утреннюю болтовню с сублейтенантом Канинхеном: возможно, ей и шёл образ Флёр-де-Лис, но вряд ли простой моряк мог стать для неё Фебом де Шатопер. Внутренний голос насмешливо подразнил меня: «Лучше ищи свою Эсмеральду!» Что я мог ему ответить? «Нелепые социальные предрассудки, которые мы сами себе создаём», – буркнул про себя. Это всё, что приходило на ум. Однако это было не самое худшее в моей знакомой.
Наша беседа не могла не коснуться цели её поездки в Триполи.
– Да, – она вздохнула. – Мой муж, Жорж, служит во французском консульстве в Триполи. Он работает там меньше года, точнее два месяца. А поженились мы за месяц до его отъезда…
Мне стало не по себе, внутри стало пусто – ощущение падения со скалы: я срывался вниз, а Надэж оставалась. Она что-то говорила, улыбалась, снова говорила, но я ничего не слышал: её губы шевелились беззвучно для меня. То смотрел на неё, то опускал глаза на бокал с вином – хотелось другого. Другого? Другого – это стакан виски, а затем второй… Но их не было – пришлось сконцентрироваться и вернуться в реальность – тоскливую реальность.
– …Вот я и села на пароход из Тулона в Триполи, – снова в моих ушах появился её голос. Она сделала паузу: – …Это Вас расстроило, месье Викто?р? – на её лице появилась тревога.
Это меня расстроило? Мне стало неприятно от самого себя: потерять недавно родителей и ухаживать за милой девушкой? Во рту появился противный привкус, потянулся к бокалу и попытался смыть его вином. Вежливо улыбнулся Надэж:
– Нет, ничего, мадам. Вспомнил о родном городе, – соврал я.
– О, да! Как я Вас понимаю, – она отвернулась в сторону моря. – Знаете… – парижанка вдруг резко повернула голову в мою сторону, её широко распахнутые глаза доверчиво смотрели на меня. – Почему мы на Вы? Для Вас я просто Надэж.
Ещё минуту назад я был бы счастлив от такого предложения Надэж, но сейчас это не имело никакого значения, хотя, конечно, на моём лице появилось выражение признательности.
– Если Вы… – я запнулся. – Если ты позволишь, то для тебя я просто Викто?р.
Очень хотелось добавить: «Простой моряк с торгового судна», но сдержался. Какое я имел право выливать наружу желчь разочарования? Моя знакомая ничего мне не обещала и ничем мне не обязана. И я подавил в себе эту юношескую глупость, попытавшись вести себя как можно более непринуждённо: «Надеюсь, она ничего не заметила». И вскоре снова услышал, что говорит Надэж.
– …Я уже соскучилась по Парижу, – она взглянула мне в глаза, – на этом острове камней и песчаника. Поэтому так приятно встретить здесь соотечественника.
Я сжал вилку в руке: «Ну, как же не обещала? Один только её взгляд – это уже обещание, как для альпиниста – желанная горная вершина».
– Наша квартира – в XVI округе, недалеко от Булонского леса. Мне нравилось там гулять. Сейчас там так хорошо, – она мечтательно закатила глаза, через секунду её взгляд снова вернулся ко мне. – А в Нанте есть городской парк для отдыха?
– Да, горожане отдыхают в Иль-Фейдо, пикники на лужайках, – вздохнул я: XVI округ – не для простых моряков из Нанта.
– О, да. Мы с Жоржем тоже часто устраивали пикники, – она медленно провела пальцем по столу, как будто что-то рисуя. Возможно, что-то из прошлого. Повисла пауза.
– Я познакомилась с Жоржем на работе у отца. Как-то зашла к нему передать книги из дома, а у него в кабинете сидел Жорж – по каким-то вопросам службы. Отец представил его: «Жорж Лаваль из департамента Северной Африки». Жорж был очень мил, – Надэж продолжала рисовать, слегка касаясь пальцем поверхности стола.
Такого рода воспоминания не доставляли мне никакого удовольствия, но я вежливо уточнил, поддерживая беседу:
– В документах, конечно, остаётся девичья фамилия, но почему не представляешься как мадам Лаваль?
Она посмотрела на меня, улыбнулась:
– Слишком привыкла к своей фамилии, – девушка опустила глаза на бокал вина. – Хочу оставаться независимой. Глупо? Да? – она посмотрела на меня вопросительно.
Я пожал плечами:
– Почему же глупо. Если так пойдёт дальше – женщины получат даже избирательные права.
Она беззвучно рассмеялась:
– Понимаю, что глупо … но что делать? – она развела руками, продолжая улыбаться.
Так ещё полчаса порхала наша лёгкая беседа – так могло показаться со стороны, но в моих же ушах звучал скрип старой портовой тележки, набитой рыбой. Поэтому я с облегчением покинул кафе, провожая Надэж домой. Мы шли тёмными улочками, освещаемыми скудным светом, пробивающимся сквозь решётки оконных ставней: «Почти как дома, в Нанте».
Конечно, мадам мне нравилась, даже чересчур. Но всё это должно продлиться недолго: пройдёт день, другой, и она отправится к мужу в жаркий Триполи, я её больше не увижу и скоро забуду. Она как будто подтвердила мои мысли:
– Мой пароход скоро отправится в Триполи. Викто?р, я прошу тебя проводить меня, – повернув голову в мою сторону и не увидев восторга, быстро добавила: – Понимаю, что у тебя работа в порту, но если есть такая возможность … мне будет очень приятно помахать кому-то на берегу. Пароход «Ливорно».
Что я мог ответить? Конечно, я заверил её, что обязательно провожу. Ну, что же, последний жест галантности. В конце концов, я же с берегов Луары.
Мы подходили к двери её дома, настало время прощаться. Она обернулась ко мне.
– Викто?р, если я не уплыву завтра, мы можем посидеть вечером в кафе, – она как будто хотела загладить несуществующую вину, мне стало неловко и стыдно за свои идиотские мысли – я обещал, что обязательно зайду к ней. «Скоро парижанка исчезнет из моей жизни. И мы оба это знаем. Хотя для неё – это просто желание скрасить унылость пребывания на этом островке», – усмехнулся про себя, вспомнив: Фэб де Шатопер останется один! Кто бы мог подумать, что Мальта надолго станет для неё вынужденным пристанищем подобно Собору Парижской Богоматери для Эсмеральды.
По возвращении домой мне хотелось сразу лечь в постель и забыться глубоким сном, но я заставил себя всё-таки зайти к соседке. Постучал в дверь, подождал, никто не ответил. В её комнате тихо бурчал громкоговоритель: «Танковые части вермахта пытаются прорвать оборону французских войск в районе Шалон-сюр-Марна. Союзные армии мужественно отражают…» Шагов или какого-либо движения не услышал. Постояв ещё немного, вернулся в свою комнату, разделся и лёг.
Однако через несколько минут моих безуспешных попыток заснуть за приоткрытым окном послышались шорохи. Я встал, открыл окно настежь и выглянул наружу. На меня смотрели два светящихся близкопосаженных глаза. Пару секунд мы ошарашено смотрели, не мигая, друг на друга, пока я не разглядел, что передо мной кот, обыкновенный кот, лезущий по изогнутому стволу прилепившегося к стене дерева.
– Привет, – поздоровался с ним, животное в ответ фыркнуло.
– Понял, ты не в настроении, – перевёл для себя его ответ: поболтать не получится.
Осознав, что я не представляю для него опасности, кот деловито продолжил свой путь и вскоре заскочил в полуоткрытое окно соседней комнаты, мелькнув рыжей шерстью в отблеске луны.
«Значит, у соседки проживает кот», – сделал нехитрый вывод и отправился в постель. Уже около полуночи раздался хлопок входной двери, шаги в коридоре, затем в соседней комнате.
«Загадочная соседка вернулась», – подумал сквозь сон, перевернулся на другой бок и снова заснул…
На следующее утро, направляясь в портовые доки, спросил у возившихся неподалёку такелажников о пароходе «Ливорно». Те махнули рукой в сторону стоящего на рейде судна с чёрными бортами. «Ливорно» будет стоять здесь ещё тысячу лет», – со смехом добавили они, я понятливо кивнул: «Британская система медлительна и инерционна», и продолжил свой путь в доки. Сегодня мы должны спускать на воду катера, надо торопиться.
Думать о чём-то стороннем не успевал: топливопровод, похоже, забился после нашей чистки – надо же случиться такому «везению». Но лучше этому произойти сейчас, чем в открытом море. Мы провозились ещё полдня, но работу всё-таки выполнили. Я вытирал ветошью блестящие от машинного масла руки.
«В результате ожесточённых боёв немецким войскам удалось прорваться к оборонительным рубежам на Сене. Части экспедиционного корпуса и французская армия перешли в контрнаступление по ликвидации прорыва войск противника…», – вещал громкоговоритель на стене склада. Я сел на раскалённую от солнца бочку. Мой зад ничего не чувствовал: «Значит боши уже на Сене. Всё кончено – это просто агония». Наверное, я всё-таки ненастоящий француз. Мои руки бросили ветошь: «Перекати-поле. Терять свою страну у нас в крови». Побрёл в раздевалку, обернулся – Папаша Гийом остался стоять, засунув руки в карманы робы и запрокинув голову вверх, подставляя лицо средиземноморскому солнцу. Что он говорил? «Бошей в Марселе не будет». Но я уже не был в этом уверен.
Вечером этого же дня я стоял перед дверью Надэж. На этот раз у меня было совсем другое настроение: любящая супруга спешит воссоединиться с любимым мужем. Зачем я здесь? Зачем я ей? Но, может быть, я постоянно путаю собственные желания с действительностью. «Просто помогаю девушке, попавшей в затруднительное положение», – повторял как заклинание.
На пороге появилась Надэж. Она пригласила меня внутрь. На ней было надето тоже платье, что и вчера. Поэтому резкое изменение выражения на её лице по сравнению со вчерашней встречей было особенно заметно. Она машинально посмотрела на подол юбки, потом в сторону чемодана, стоящего около стены, затем отвела взгляд в сторону, стараясь не встречаться со мной глазами. Ни малейшего намёка на улыбку. Я не мог не спросить, что явилось причиной её настроения. Дама отошла к окну, повернулась ко мне спиной. Вытянулась как струна, смотрела молча на окна противоположенного дома.
– Была сегодня в порту, – она опять начала отрешённо водить пальцем по стеклу, – пароход задержан на неопределённое время, итальянцев интернируют на Сицилию или в Ливию. Нас возьмёт на борт пароход, идущий из Александрии в Триполи через Ла-Валетту.
– Прекрасно, Надэж, – я пожал плечами. – Ты уплывёшь к любимому мужу. Только на другом судне.
Девушка повернулась ко мне лицом, сцепив пальцы рук перед собой.
– Ты не понимаешь, Викто?р. Пароход будет только через неделю, – она смотрела на свои руки.
Я был обескуражен такой новостью, но что можно сделать в такой ситуации? Только успокоить. Тем более, что парижанка начала нервно ходить вдоль окна.
– Не надо так расстраиваться, Надэж. Ты всё равно уплывёшь в Триполи, только теперь через семь дней, – высказался я, попытавшись придать своему голосу спокойную уверенность.
Она застыла около окна, снова посмотрела на меня. Надэж приподняла брови, отчего внешние уголки её глаз опустились. На её лице я прочёл скорбное сочувствие уже к себе как к умалишённому.
– Викто?р, ты слышал последние новости? – не дожидаясь моего ответа, она продолжила: – Немцы приближаются к Парижу. Кому теперь нужны какие-то французы, затерявшие на скалах в море?
– Успокойся, Надэж. Двадцать лет назад во время Великой войны боши тоже приближались к Парижу, но были разбиты маршалами республики. И сейчас они призваны премьером снова в строй, чтобы вновь доказать силу французской мощи. Линия Мажино для немцев непреодолимый рубеж, – я вещал этот пропагандистский бред под её пристальным взглядом. Она молчала, пока я говорил.
– Викто?р, ты в своём уме? – её взгляд скользил по моему лицу. – Какие маршалы? Столетние выжившие из ума старики? Линию Мажино уже обошли. А мощь будут демонстрировать в предместьях Парижа беженцы из Пикардии и Шампани?
Её поучения меня разозлили: «В конце концов, что может понимать эта папина дочка из XVI округа о жизни? Её коробит, что она встречает меня в одинаковом платье – вот горе! Я её успокаиваю, как могу, и я же полноценный идиот!»
