Анатолий Крашенинников "Носки"

– Вот, приложите и забинтуйте, – сказал я.

– Не сходи с ума. Как вязаный носок поможет от кровопотери?–спросил раненный боец.– У меня в обеих ногах по дырке. Не видишь что ли?– добавил он.

– Да плевать, – я наложил носок на его пропитанный кровью бинт. – Теперь замотать и всё!

– Пора тебе домой, писатель. Ты уже навоевался, –ответил тот.

А командир при всей своей суровости, как ни странно, взял носок и намотал молчком себе на рану. Японял, что для него на войне все средства хороши. На его шлеме виднелись маленькие руны, на шее болтался какой-то кулон, а в аптечке вообще лежала икона.

Закончив со своей раной, он принялся наматывать носки на раненного бойца.

– Командир, ты-то чего? Ладно, этот мечтатель, но ты-то куда?–запротивился солдат.

– Я тебе дам сейчас! А ну, отставить пререкания со старшим по званию! Сказали носки, значит, носки, – отрезал командир.

– А если бы меня в голову ранили, что, и на голову бы примотали вязаный носок?–недоумевал боец.

– Примотал бы, – сурово подтвердил командир.

Был он лет, казалось, чуть меньше пятидесяти, не самого высокого роста, но очень коренастый и широкоплечий, такчто казалось, будто бы у него не было шеи совсем. Голова, и сразу туловище. Довольно большая лысая голова, мудрые карие глаза, широкие растопыренные ноздри…А густая с небольшой проседью борода делала его похожим и на священника, и на байкера одновременно.

– Надо уходить!– сказал он, надев свой исписанный рунами шлем, и, приложив кулак к переносице, ещё что-то прошептал. – Где там наш Лось?–спросил он, поглядев на меня. – Всё нормально, писатель. Так уж бывает. Здесь либо ты, либо тебя, –попытался он меня оправдать. – Я сразу понял, что ты неполностью здесь. Взгляд у тебя какой-то околоземный. Вроде, всё чувствуешь, понимаешь, но душа твоя где-то далеко отсюда. На войне таким не место. Здесь нужно твёрдо стоять на земле, а не по небу плавать, –спокойно проговорил он, словно не замечая, как в метре от него вонзилась пуля. – Хотя этого ты добре изрешетил, – указывая на убитого мной, произнес он.

Молодой парень лет на десять меня младше замер в неестественной для живого человека позе с открытыми остекленевшими глазами, смотрящими на меня.

Его глаза, как ослепившая лампочка, продолжали смотреть на меня, даже когда я закрыл глаза. Они отпечатались в моём сознании и сохранились.

– Похоже, командир, он с ума сходит всё-таки потихоньку, – сказал раненный штурмовик, указывая на меня.

А я поймал себя на том, что мотаю головой из стороны в сторону, словно отрицая всё, что сделал. Пока я боролся сам с собой, прогремел взрыв, причём недалеко от того места, куда ускакал Лось. Там, где оставались Дрозд и Воробей.

А после взрыва показалась и наша троица. Ноги их были целы, и поэтому они довольно неплохо передвигались в клубах, по всей видимости, загоревшегося БМП. Один был ранен в правое плечо, другой в левую руку, а Лось хоть бы хны.

Ну, вот наша команда и воссоединилась.

– Командир, БМП больше нет. Но нужно срочно уходить. Мы видели несколько пикапов с той стороны, – сказал Дрозд, указывая рукой.

– Мы окружены теперь полностью, – подвел итог командир. – Здесь нам не продержаться, имея по полмагазина, –добавил он.

– Уходим через мины!–уверено сказал я.

Что-то во мне говорило, что именно там, где мы с Ильёй прошли ночью, мы сможем пройти и сейчас.

– Всё! Точно с катушек съехал, –выплюнув куда-то по ветру медузу, отделившуюся от кома в горле, который образовался там сначала войны, сказал штурмовик.

– Мы прошли там ночью абы как, на ощупь. У нас нет другого выхода, –ответил я их выпученным глазам.

– Да давайте уже быстрей. Писатель прав. Мы прошли там ночью. А днём тем более, –поддержал меня Илья.

– Ты видал этих сибиряков? Два дня на фронте, а уже командуют, –улыбнулся Дрозд.

– Я пойду первым, если боитесь. Идите след в след просто, и всё. Всё дело в носках. Вы что, ещё не поняли?– сказал я.

– Это ты нам-то про страх рассказывать будешь?–возмутился Воробей.

– Короче. Решено. Слушай мой приказ. Идём на мины, – сказал твёрдо командир и хлопнул своей огромной дланью по моему плечу.

– Я не знаю, как у вас, парни, но мне кажется, в этих носках и правда, что-то есть. Две дырки, а я шевелю ногами. И думаю, что встану сейчас, – сказал штурмовик и попытался встать. Он приподнялся на колено и застонал.

– Слыхал я про разные чудеса на этой войне. Кого сама Богородица закрыла от взрыва, кому являлся в трудную минуту Архангел Михаил, кому всесилен был Аллах, кого лесные духи невидимыми делали в лесу, кого и вовсе ветер предупреждал о скорой атаке, но чтоб носки заживляли раны, не слыхивал ещё ни разу. Но, как ни странно, похоже, это чудо в единственном своём проявлении обрушилось именно на нас. Так пойдёмте же на мины, – подержав кулак у переносицы, произнёс командир и приподнялся на колено.– Готовы?–спросил он, оглядевгруппу.

– Наденьте ещё носки, как положено, в берцы. По минам пойдём, –порекомендовал я всей группе.

– Да я там и без этих волшебных прошёл ночью. Я их позже надел, когда на гвоздь напоролся, –воскликнул Илья.

– Да, ребят, давайте-ка накинем по носку. Сколько там осталось? – обратился ко мне командир.

– Было, вроде, десять пар, – ответил я.

Ребята молча расшнуровались и заменили носки.

Пока мы думали да гадали, по наши души прилетел дрон-камикадзе.

Его заметил первым Дрозд.

– Уходим!– крикнул он, махнув рукой и подскочив с места.

– Разойдись!–заорал командир.

И мы, кто как мог,кинулись в разные стороны.

А дрон пошёл в крутое пике. Оператор направил его почему-то именно в меня. Я понял это за мгновенье, когда на бегу оглянулся. Но в тот же самый момент споткнулся и упал в какую-то яму. А дрон взорвался буквально в двух метрах впереди меня. Я оглох, и земля перестала быть твердью. Законы всемирного тяготения надо мной теперь были не властны. Я попал в невесомость и вращался, казалось, как глобус, в воздухе. Не мог встать и зацепиться за землю, даже когда подбежал Илья и ещё кто-то. Меня приподняли, но  удержаться на поверхности не получалось. Меня несло то влево, то вправо, то назад, то вперёд. Упав на ладони, я понял, что на четырёх конечностях мне удаётся устоять. Я ничего не слышал и, не оглядываясь на группу, как-то по-собачьи двинулся на минное поле, потеряв свой автомат.

Группа была где-то рядом. Казалось, они идут также по-собачьи, как я. Как-то быстро потеплело, и без того грязный снегна глазах превращался в липкое месиво. Ястал скользить практически на одном месте, опасаясь лишь одного, что кто-нибудь выстрелит мне в спину. Наконец, остановившись и откинувшись на бок, я оглянулся и увидел, как группа вместе с Ильёй пытается отстреливаться одиночными выстрелами, прикрывая мои потуги.

Но вскоре патроны закончились, и ребята двинулись ко мне.

Илья помог мне встать. Похоже, пока я карабкался, ощущение поверхности ко мне вернулось, и я хоть и шатался, как пьяный, но уже смог идти дальше. Потихоньку кандыляла за мной и группа. Местность была немного на подъём, с частыми маленькими островками деревьев средь виднеющейся впереди открытой равнины.

– Где-то здесь начинаются мины, –крикнул кто-то сзади, и я понял, что слух постепенно возвращается ко мне.

Группа догнала меня, несмотря на ранения ног.

– А где твой автомат, писатель?–спросил Дрозд.

– Да он не то, что автомат потерял. «Он себя потерял там», —сказал командир, прихрамывая и обгоняя Дрозда и Воробья, которые тащили штурмовика с перебитыми ногами.

– Ну что, писатель, как дальше пойдём? Как тебе подсказывает твоё воображение?–подойдя ко мне очень близко и вглядываясь в мои глаза, спросил командир.– Глаза твои всё те же. Ты до сих пор не здесь. Так посмотри же оттуда, куда нам идти дальше, –тихо произнес он.

– Носки не дадут нам подорваться, – ответил я.

– Да мы все видели, как на тебя пикировал дрон, – проговорил командир.

– Идёмте, – сказал я и пошёл по минному полю.– Честно говоря, вообще сомневаюсь, что здесь есть мины, – продолжил я, прибавляя шаг.

– Да нет здесь ничего, – сказал Илья и пошёл правее моих следов.

Пока группа не ступила на минную дорогу и колебалась, из-за поворота показался пикап.

– Всё уходим!– сказал командир.

И группа двинулась по открытому заминированному участку. Мы были, как на сцене. Казалось, что ещё немного, и нас просто изрешетят. Мы с Ильёй заменили ребят и, придерживая с двух сторон раненного в обе ноги штурмовика, торопились, насколько это было возможно. Я оглянулся и увидел, как на подъезде к заминированному участку стояло уже три пикапа, из которых высыпали боевики. Нас разделяло не больше двадцати метров. И было слышно, как они кричали:

– Здесь мины! Они сейчас взорвутся сами!

Они держали нас в прицел, и ждали, когда мы подорвёмся.

Но мы продолжали идти дальше. Кто-то крикнул:

– И где же мины? Они спокойно уходят.

– Я возьму их живьём. У них патронов не осталось, –послышалось за спиной.

Я оглянулся и увидел, как с автоматом к нам побежал один из них, а другие просто держали нас в прицеле.

Мы стали торопиться. Но вскоре прозвучал взрыв, и догонявший нас подорвался на мине.

Остальные стали стрелять по нам. Но к тому времени равнина уже перешла в какую-то низменность. И мы, упав в раскисшее поле, были уже недосягаемы для пуль.

На этом небольшом уклоне  ихне  быловидно.

– Если мы их не видим, значит, и они не видят нас, –подумал я вслух.

– Почему они не расстреляли нас сразу?– спросил Илья.

– Да хотели изловить, да поиздеваться. Много ребят калеками вернулись из плена. Но больше тех, кто не вернулся,–ответил командир.– У кого «БК» остался?– спросил он.

– Я пустой, – ответил Дрозд.

– Я тоже, – кивнул Воробей.

– Ну, писатель – понятно. У тебя и автомата нет, –проговорил командир.

– У меня давно пусто, –сказал Илья, подложив ладони под голову и приняв позу спящего на боку человека.

– А у тебя, Костя, как?–командир взглянул в сторону штурмовика.

– Да, хорошо, что не в кости. А патронов тоже нет, –ответил тот.

– Ладно. Повоевали немного, пора и передохнуть. Скоро беспилотник за нами отправят. Вот и передохнём на ходу,–сказал командир. – Придётся пропахать немного это поле брюхом, –добавил он.

Но к счастью, среди таявшей на глазах зимы пошёл дождь. Сначала небольшой, а потом и прибавил. Он хоть и замедлил наше движение по грязи, но удивительным образом спас нам жизни. Видимость снизилась, беспилотник в такую погоду никто не отправил, и мы прошли довольно много, несмотря на голод, ранения членов группы и полностью мокрую одежду.

С наступлением сумеречного времени дождь прекратился, а мы продолжали идти.

Оглядываясь на ребят, я вдруг заметил, что штурмовика Костю никто не держит,и  идётон сам по себе, ещё и курит. Остальные тоже идут, почти не хромая. И никто ничего не говорит уже, казалось, больше двух часов. А Илья и вовсе словно спал на ходу. Я и сам какой-то участок путисловно проспал на марше. А сейчас будто проснулся и иду, оглядываюсь и удивляюсь, как это они так идут, не хромая и не останавливаясь. Я не знаю, куда мы шли и как. Мы просто шли за командиром. А он ничего не говорил. Просто шёл вперёд, и всё.

Мокрые насквозь, нацепив на подошвы ботинок огромные куски грязи, мы медленно продолжали свой путь. И когда вдруг совсем стемнело, мы наткнулись на чей-то окоп. Мы просто спустились в него молча, без каких-либо раздумий, за командиром. Он снял рюкзак и, завалившись спиной на стенку окопа, достал сухпаёк и стал его разворачивать. Такое ощущение было, что всем было просто без разницы, чей это окоп. Ребята тоже распаковывали остатки сухпайков. А мы с Ильёй, вторые сутки ничего неевшие, смотрели, как собаки, что бросят нам эти люди.

Съев пару ложек из консервы, командир передал банку мне.

– На, писатель, а то кто про всё это чудо ещё сможет написать,– сказал он мне.

Я, городской житель, как и все городские, страдающий гастритом и панкреатитом, моющий по несколько раз руки и ложку перед едой, привыкший к молоку без лактозы, к мясу без жира, к варёной или в духовке, или вовсе на пару приготовленной еде, взял переданную мне какую-то заляпанную ложку и зачерпнул, что было в банке. И жадно жевал попавшийся и ещё не оттаявший жир вместе с лавровым листом. Следом вторую полную ложку, и прикусив несколько раз язык, передал банку Илье. Илья стучал по банке ложкой, словно она была глубже, чем на самом деле, выскребывая всё подчистую.

Ребята чуть поодаль лежавшие, как и мы, в грязи, скребли в своих банках, и только так можно было понять, что они тоже с нами в окопе.

Темнота протянула мне громадную дланькомандира, в которой были кубики сахара.

– Вот, молодёжь. Для мозгов надо. Привести разум в чувство, – сказал командир.