– Это там, – спокойно проговорил Самойлов, указав туда, где смутно виднелись корпуса научного института.
– Что это было? – внутренне содрогнувшись, спросил Пришвин.
– Я не удивлюсь, если это сторожевые псы, – отозвался Гриша. – Надёжная охрана для секретного объекта, даже если отключится напряжение забора.
При всём своём желании Костя даже не нашёл, что на это возразить. Он молча закинул на плечи свой тощий рюкзак с остатками пожитков и широким бодрым шагом направился к перевалу в сторону КПП. Так же молча Гриша Самойлов двинулся следом за ним.
5
Профессор Волков проснулся как всегда на рассвете с тяжёлым чувством, что ему чего-то невыносимо, чудовищно не хватает. Каждый раз, просыпаясь с этим чувством уже в течение двух лет, он не мог понять, чего именно? Тогда, по привычке накинув халат, он подходил к широкому панорамному окну, поднимал жалюзи и, ослеплённый напором первых лучей восходящего солнца, вспоминал. Ему открывался вид на искусственный запущенный яблоневый сад, разбитый перед центральным корпусом научного института, и видеть всё это было не столько отрадно, сколько больно и грустно.
Минуло всего два года, как из жизни ушла его жена. Ни одна из самых удручающих перемен или катастроф, произошедших с того момента, как он занял пост директора секретного «Объекта-5», а ныне НИИ «Биотехнологий» не могла сравниться с этим ударом. Но всё же вот уже два года профессор пытался жить совершенно по-новому, удивляя всех и самого себя волной столь неожиданных успехов. Ему удалось не без труда пережить утрату жены и, как следствие, профессор приступил к работе с утроенной энергией. Проект «Доминант» не был, откровенно говоря, его самым любимым детищем и оказался едва ли не самым сложным и долгим, но, несмотря на ряд довольно удручающих ошибок и провалов, Волков пришел-таки к созданию новой, внушительной как минимум по размерам, особи.
Обычно, измученный бессонницей или плохим сном профессор начинал свой день со стакана апельсинового сока, после чего проводил около двух часов в собственной «художественной» мастерской. Там он творил, – и те удивительные «полотна», что он создавал ни в коей мере не относились к его научным изысканиям. Несмотря на это, вход в мастерскую был закрыт для всех.
Закончив со своим хобби, профессор покинул помещение мастерской, примыкавшее к его личным апартаментам, и перешёл в небольшую тёмную комнатку, где находился его собственный пункт наблюдения. Возможно, в этом было что-то от вуайеризма, но он по-настоящему обожал такие моменты, когда, восседая перед большим монитором, отображающим картинки, транслируемые со множества видеокамер, мог заглянуть практически во все уголки научной базы, отметив своим недремлющим оком хоть сколько-нибудь важную деталь.
Профессор Волков посмотрел в монитор, на котором была отчётливо видна атлетически сложенная фигура Доминанта, покоившегося в своём саркофаге. Вокруг него сновали сотрудники лаборатории, в том числе и доктор Шанц, который взвешенно и внешне спокойно отдавал распоряжения подчинённым.
– Дорогой Шанц, – произнёс Волков с улыбкой, – сегодня я вами доволен!
Профессор перевёл взгляд на другой монитор. Хотя он был включён, на нём почти ничего нельзя было разобрать. На экране виднелось помещение, погружённое в полумрак; изредка там появлялись какие-то блуждающие тени, силуэты расплывчатых неестественных форм, но разглядеть их более подробно было нельзя. Профессору это крайне не понравилось.
«Там проблемы со светом, – подумал он. – Не помешает, если Гектор устранит неисправность. Кстати, давно я его уже не видел… Нужно его отыскать».
Волков скользнул взглядом по ряду видеокартинок, на которых то и дело появлялись сотрудники, мелькавшие на всех подземных и наземных уровнях научной базы. Это были специалисты, работавшие во многих отраслях биотехнологий: микробиологи, генные инженеры, вирусологи, а также медики и даже энтомологи. Вероятно, где-то среди них мог быть и Гектор, невзрачная приземистая фигурка в грязном рабочем комбинезоне, появлявшаяся там, где надо по первому зову, но которой иногда всё же было не доискаться.
«Они умеют исчезать, – подумал профессор. – Мои малыши, они все умеют исчезать! Откуда в них это?»
Наверное, исчезновение Гектора навело его на какую-то мысль, потому что профессор переключил всё внимание на компьютер, управлявший системой внутреннего наблюдения. Некоторое время он щёлкал по клавишам, пока на дисплее не высветилась надпись: «Система информации Альфа-Зет».
Он кликнул по ней, и привычные картинки нескольких камер слежения на мониторе сменились новыми: с изображением пустоши, расположенной вокруг научного объекта.
Изображение казалось живым, словно невидимый оператор постоянно менял фокус камер, – и вместе с тем необычным, будто камеры передвигались сами по себе, расположившись не более, чем в полуметре над землёй. Система наблюдения «Альфа-Зет» была гордостью профессора Волкова, с помощью которой он мог позволить себе роскошь совместить надёжную охрану и систему наблюдения, представлявшие собой одно целое.
Внезапно профессора отвлёк шум чиьх-то тяжёлых шагов. Оглянувшись, Волков увидел в дверях комнаты дюжего широкоплечего Савву Багрова, начальника охраны научного объекта. Это был человек с суровым, почти каменным выражением лица. Багров имел за плечами относительно тёмное прошлое отставного вояки, ветерана ведущих спецподразделений минувших времён, вероятно, совершившего ровно столько подвигов, сколько и должностных преступлений, однако в стенах научного института он был уже давно реабилитирован.
На такого бойца, по мнению Волкова, без проблем можно было возложить столь серьёзную должность, как руководство охраной. Багров был посвящён во многие из секретов института, и в целом профессор был им доволен.
– Вы появились кстати, Савва! – приветствовал его Волков.
– Доброе утро, профессор, – пробасил начальник охраны со всей вежливостью и смирением, на какое только был способен. – Я хотел всего лишь доложить, что всё в порядке и сегодня вашему спокойствию ничего не грозит.
– Разве? – профессор сердито вскинул брови. – Вы не должны терять бдительность ни на секунду, Савва. Нам постоянно что-то грозит! И ваша работа смотреть в оба, чтобы это «что-то» до нас не добралось. У нас скоро будут гости, так что напрягите всё внимание и следите за охраной как никогда!
Багров кивнул с видом глубочайшего понимания ситуации.
– Вы хотели что-нибудь ещё, профессор? – спросил он.
– Конечно! Вы не знаете, где прячется Гектор? Куда он всё время исчезает, чёрт возьми!
– Точно не скажу. Он может быть где угодно. А зачем он вам?
– Найдите его и скажите, чтобы он немедленно провёл освещение в подвал. Там почти нет света, и мне это не нравится!
– И вы хотите, чтобы это сделал Гектор? – с недоверием спросил Багров.
– А кто ещё, скажите на милость, осмелится спуститься в подвал с тех пор, как туда перестали ходить люди из вашей охранной бригады, – язвительно отозвался профессор.
Багров только растерянно пожал плечами в ответ. В словах Волкова была доля зловещей правды. С тех пор, как в стенах подвала, затхлого помещения, представлявшего собой самое дно научного объекта, пропали без вести несколько сотрудников, он перестал быть популярным местом для посещений. Единственный, кто ещё отваживался спускаться туда, был штатный уборщик Гектор, и на то, чтобы отправлять его туда без особой опаски за его жизнь, у профессора был ряд своих оснований.
– Будет сделано, профессор! – отчеканил начальник охраны, развернулся и строевым шагом вышел из комнаты.
Проводив его мрачным взглядом, профессор Волков снова уделил всё своё внимание системе информации «Альфа-Зет».
6
В то время как работа в научном иснтитуте уже разгоралась вовсю, Костя Пришвин мирно посапывал в тени крутого высокого утёса, одной из неожиданных преград, выросших на пути у обоих журналистов накануне ночью. Нет ничего удивительного, что измотанные за минувший день, они в конце концов отказались от своих планов добраться до КПП научного объекта и заночевали прямо под открытым небом.
Открыв глаза, Пришвин вначале не поверил в то, что видит: пока он спал, его друг соорудил роскошный лагерь. Гриша по-хозяйски разбил палатку и разжёг костер, на котором уже успел подогреть кое-что из съестных припасов. Наконец, в завершение всех вышеупомянутых сюрпризов на своеобразном столе, представлющем собой довольно большой овальный, приплюснутый сверху валун, был накрыт завтрак из сухарей, консервов, жареной колбасы и стояли две банки с каким-то энергетиком.
– Это наши последние запасы, – с грустью известил его Гриша, заметив неподдельное изумление своего друга.
– Откуда всё это? – проговорил Пришвин, обводя взглядом всю окружающую роскошь.
– Разумеется, я не приехал сюда налегке, как ты, – ответил Самойлов. – Это было бы верхом легкомыслия! Я основательно подготовился ко всему!
– И где же ты всё это прятал?
– Тут неподалёку, в одной пещере. Правда, заночевать я бы предпочёл всё-таки здесь, на земле. Не нравятся мне местные пещеры… Кстати, ты можешь перебраться в палатку, скоро начнёт припекать.
Пришвин отмахнулся от предложения своего столь предусмотрительного друга. Вместо этого он подкрепился консервами, опрокинул в рот содержимое банки с энергетиком и вопросительно взглянул на Гришу:
– Я бы хотел знать только одно: мы оставим всё это здесь или потащим с собой? – Он обвёл взглядом весь роскошный лагерь Самойлова.
– Всё это останется здесь, – ответил Гриша.
– Отлично! Я не против. Но должен кое-что уточнить: я не рассчитываю торчать здесь ни одной лишней минуты.
Самойлов удручённо кивнул. Возможно, он подумал о том, что вскоре ему грозит перспектива остаться без спутника и продолжить поиски загадочного фантома одному.
Заметив уныние на пухлом и добром лице Гриши, Пришвин со снисходительной улыбкой добавил:
– Пойми, что мы не на пикнике. Мы на работе. Мы журналюги, ёрш твою, акулы пера, и мы выходим на охоту!
– Теперь твоя очередь, – тихо произнёс Самойлов.
– В смысле? – Костя в недоумении посмотрел на своего друга.
– Я разве не сказал тебе, что уже побывал на КПП? – с невинным выражением лица обронил Гриша.
– Правда? Ну и?
– Мне дали от ворот поворот и предупредили, что если я ещё раз там появлюсь со своим якобы липовым удостоверением журналиста, то в редакции меня не дождутся.
– И ты молчал! – изумился Костя. – Ты сам тянул меня на этот чёртов КПП и заранее знал, что это бесполезно?!
– Под видом журналистов – да. Но если пойти на хитрость…
– А ты знаешь, как перехитрить охрану? Они, наверно, там тоже не лыком шиты, а? И у каждого небось по автомату Калашникова?
– Вооружены до зубов, – согласился Самойлов. – И все как один похожи на бывших уголовников.
– Может, так оно и есть.
Костя умолк на минуту, затем уже более спокойно спросил:
– Ну, и что будем делать? Брать научную базу под охраной уголовников на приступ?
Он снова обвёл взглядом лагерь, отметив печальный натюрморт из двух опустошённых банок дешёвого энергетика и вскрытой жестянки из-под тушёнки. С каждой минутой в воздухе становилось всё жарче и суше; особенности местного южного климата явно провоцировали молодых репортёров на ответные меры: с одной стороны, хотелось побыстрее забраться в тень, с другой – немедленно продолжить то дело, ради которого они сюда и приехали.
– Послушай, – сказал Костя. – Без еды и воды нам всё равно придётся отсюда убираться. Тут недалеко есть городок Нареченск – полная дыра, но там есть продуктовый магазин. Я остановлю попутку, привезу воды, тебе – энергетик… нет, лучше минералки. Не пей больше эту гадость, нужно вести здоровый образ жизни. Так ты не против?
Самойлов лишь лучезарно просиял в ответ.
– А там мы что-нибудь да придумаем, – подытожил Костя.
Самойлов проводил Пришвина к пологому спуску с холма до едва заметной тропы, спускавшейся к асфальтированному шоссе, вьющемуся серпантином между серо-зелёных, выжженных солнцем холмов. Судя по всему, это была единственная сносная магистраль, по которой можно было добраться до Нареченска.
У спуска журналисты распрощались до ближайшего вечера, и Костя, закинув за плечо рюкзак, бодро направился вниз по тропе. Он не успел опомниться, как далеко позади остались тенистые предгорья и безжизненные холмы, отделявшие вожделенный научный институт от безводной равнины, расстилавшейся кругом в радиусе не менее семидесяти километров вплоть до самого Нареченска. И теперь он воочию убедился, что значит очутиться одному посреди древней ковыльной степи, испытав весь ужас одиноких странников, осмелившихся бросить вызов палящему солнцу и прикаспийским пыльным иссушающим ветрам в самом разгаре лета.
Обливаясь потом, Пришвин втайне уже мечтал о том, чтобы впереди возникло плодовое дерево, зелёный оазис или колодец, у которого он сможет сделать остановку, и словно в ответ на его мечты спустя минут двадцать изнурительной ходьбы по щербатому, пожелтевшему от пыли и песка асфальту, впереди показалось иссушённое деревце с тонкой сморщенной листвой, прикорнувшее в стороне от дороги. Здесь он и решил сделать привал.
Костя лежал в тени деревца, глядя в бледно-голубое, почти лишённое облаков небо, и понемногу его начало клонить в сон. Однако провалиться полностью в навеянную степным маревом и палящим солнцем дремоту ему не позволило одно непредвиденное обстоятельство. Неожиданно его внимание привлекло какое-то оживление в небе. Где-то очень высоко, в направлении окутанных туманной дымкой соляных холмов, рассекал воздух юркий, словно оса, боевой самолёт. Он промчался в небе почти бесшумно и уверенно, будто некий летательный аппарат будущего, и никто не мог бы сказать, что пилот, управлявший самолётом, способен совершить роковую ошибку. Ни на миг не усомнился бы в этом и Костя, если бы вдруг боевая машина не накренилась и резко изменила траекторию полета, клонясь к земле. Это могло показаться искусным манёвром или фокусом пилота, если бы падение самолёта внезапно не ускорилось, ужаснув самой нереальностью и фатальностью ситуации. Теперь он летел совсем низко над раскалённой равниной, словно пытаясь дотянуть до прохладных предгорий, как вдруг будто ненароком соприкоснулся с землёй и разлетелся в огненном облаке, сверкнувшем подобно маленькому солнцу.
Расстояние до места катастрофы было столь велико, что Пришвин расслышал отоголоски взрыва в степи скорее в своём воображении, чем наяву. Ему оставалось лишь в изумлении наблюдать, как обломки самолёта усеяли равнину примерно в двадцати километрах от места привала, где он находился (что, скорее всего, тоже произошло лишь в его воображении).
Он поднялся на ноги и в шоке смотрел не отрываясь в ту сторону, где в последний раз видел самолёт, когда его обдало волной жаркого ветра, смешанного с пылью. Над равниной пролетел какой-то гнетущий гул, словно в степи зародился крошечный смерч, незаметно умчавшийся куда-то за горизонт. После этого всё стихло.
Костя Пришвин не мог бы точно сказать, сколько времени прошло с того момента, поскольку находился в довольно странном состоянии, близком к ступору, как вдруг он увидел нечто даже ещё более невероятное, чем катастрофа самолёта.
Словно фрагмент кошмарного сна, совсем близко от обочины шоссе, буквально из пустоты неожиданно возник призрачный, немного размытый, будто мираж, силуэт. Взору Пришвина предстала высокая и стройная фигура человека в белой ниспадающей свободной одежде, напоминающей какой-то балахон или хитон. Казалось, таинственный незнакомец тоже всматривался в ту сторону, где только что рухнул самолёт, затем оглянулся, и Пришвину почудилось, что тот приветливо ему улыбнулся, дружелюбно махнув рукой.
Видение загадочного фантома продолжалось, наверное, не более пяти секунд, как вдруг незнакомец исчез столь же необъяснимым способом, как и появился. Он просто растворился в воздухе, словно бесплотный дух степи, мираж или, как сказал бы Самойлов, фата-моргана. Однако, если видение фантома могло быть спорным, то крушение боевого самолёта было вполне очевидным. И Пришвин ещё долго стоял, всматриваясь в пустоту, не в силах поверить во всё увиденное, но пытаясь убедить себя в том, что это истинная правда.
7
В эти же минуты профессор Волков и доктор Шанц находились глубоко под землёй в лаборатории, стены которой не пропускали посторонних звуков, сконцентрировав всё внимание на «Доминанте». Тот мирно лежал в своём ложе, сложив руки вдоль мощного мускулистого торса, неподвижный, словно робот, от которого отключили питание: глаза закрыты, веки даже не подёргиваются, губы плотно сжаты. Внешне он по-прежнему не подавал почти никаких признаков жизни.
Его тело и гладкообритая голова были усеяны электродами, от которых тянулись нити проводов, исчезая под внутренними панелями саркофага. Показания приборов системы жизнеобеспечения не выдавали ничего нового: пульс, давление, как у здорового тридцатилетнего человека. Состояние подопытного, казалось, было стабильным и не внушало никаких опасений, однако доктор Шанц знал, что можно быть совершенно спокойным вблизи от лабораторной крысы только в том случае, если ты стопроцентно осведомлён насчет биохимических процессов, происходящих в её мозгу. Тогда, как он полагал, можно с уверенностью прогнозировать все её возможные дальнейшие действия.
Доктор Шанц боялся именно загадки, которую до сих пор таил для него этот коматозник, именно поэтому он почти маниакально хотел провести ещё одно анатомическое вскрытие подопытного, даже если ради этого придётся его умертвить. Он смотрел на него, как на нечто не совсем ему понятное, и потому чувствовал сильную нервозность и даже подспудный страх.
Профессор Волков, напротив, казалось, пребывал в состоянии эйфории, которая накатывала на него всякий раз, когда он появлялся в лаборатории. Он бесшумно скользил вокруг саркофага так, словно боялся пробудить своё внушительное детище от долгого богатырского сна. Доктор Шанц терпеливо ждал, пока профессор соизволит принять от него распечатку последних данных МРТ и электрокардиографа.
Бегло пробежав столбцы показаний, зашифрованных в терминах, графиках и цифрах, Волков ответил:
– Что ж, всё в порядке. Не вижу отклонений, патологий или аномалий. Ему даже не требуется искусственная вентиляция легких, просто нечто из ряда вон выходящее…
– Согласен, внешне всё выглядит превосходно, – ответил доктор, – но то, что он лежит, будто зомби вот уже неделю… словно чего-то ждёт.
Профессор поморщился:
– Я думаю, псевдонаучные определения здесь неуместны, доктор. Мы с вами учёные, а не археологи-исследователи гробниц. Мы имеем дело с жизнью, новой удивительной жизнью. То, что я вижу напоминает мне куколку, готовую превратиться в прекрасную бабочку, что на деле, как вы знаете, является заурядным метаморфозом.
– Что будем делать дальше? – сухо спросил Шанц.
– Завтра первые испытания на реакцию. Сегодня как раз должны привезти приматов.
– Может, вам подойдёт в этом качестве Багров? – сострил доктор.
– Может быть, и да! К сожалению, Альберт, мне не до шуток, причём особенно теперь. Разве я не сказал вам, что мы ждём гостей и, поверьте, не самых желанных.
– Значит, Доминанта надо спрятать?
– Вы попали в самую точку, Шанц, – воскликнул профессор. – Разумеется, мы его спрячем. А спрятать надёжнее всего одним испытанным способом: оставив его на виду, верно?
Он с хитрой улыбкой посмотрел на Шанца, застывшего в недоумении.
– Да, я, кажется, не сказал вам, кого мы ждём. Раньше я не был уверен, но этой ночью до меня дошли некоторые сведения. Если не ошибаюсь, в ближайшее время нас хочет удостоить вниманием один довольно проницательный спецагент ФСБ.
8
Неизвестно, сколько времени Костя Пришвин простоял бы на месте в шоке от увиденного на пустынной дороге, если бы его не вывел из этого состояния грохот встречной машины, притормозившей рядом с ним. Это был большой грузовик с крытым кузовом, – в таких можно перевозить всё что угодно, включая оружие и боеснаряды. Наверное, Костя и не обратил бы внимания на эту машину, если бы сам водитель не предложил ему свои услуги.
– Эй, – крикнул он, высунувшись из дверного окошка, – помощь не нужна?
Пришвин в изумлении посмотрел на шофёра:
– Помощь – мне? – он всё ещё не мог стряхнуть с себя оцепенение, вызванное двумя последними поразительными событиями, и особенно, вторым, – видением пришельца на обочине. – Вы разве не видели того, что случилось?!
– А что случилось? Ах, самолёт… – Водитель грузовика произнёс это самым прозаическим тоном. – Слушай, парень, ты, наверно, не местный. Так вот, здесь каждый месяц что-нибудь да взрывается.
– Каждый месяц?.. И это можно как-то объяснить?
– В двухстах километрах на юг отсюда находится военный полигон. Ты разве не знал, что отсюда до границы – рукой подать? Там, на юге – Каспий, а мы, да будет тебе известно, делим эту акваторию сразу с несколькими государствами.
Костя пожал плечами: с уверенностью он мог бы сказать лишь одно —то, что рукой подать до научного института, а на акваторию Каспийского моря ему плевать с высокой колокольни. Однако чтобы не выглядеть перед шофёром откровенным простаком, он счёл за лучшее прикинуться ушлым по части пограничных застав:
