Бермята сплюнул и замолчал, провожая недобрым взглядом севшую на мель лехитскую ладью. Оттуда в наш адрес сыпались громкие шипящие проклятия.
Аудульф снова завыл, лехиты умолкли.
– До темноты они провозятся, снимая с мели ладью, – сказал Бермята. – Значит там и заночуют. А завтра надо бы приглядывать, чтобы не догнали нас неожиданно. Пшеки злопамятные!
– Пускай попробуют напасть! – засмеялся снова ульфхеднар. – Себе на погибель!
Бермята пожал плечами и ничего не ответил. Похоже, что лехитов он сильно недолюбливал. Ну что же, если надо поостеречься, то так и сделаем. Все же просто так, без причины, бывший десятник беспокоиться не будет.
– А кто такие эти лехиты? – поинтересовался я.
– Ну, люди такие, – Бермята задумался. – В Полоцке, в основном, кривичи живут. Есть еще бодричи, лютичи. Поморяне – эти ближе к морю Варяжскому обитают. А те, что подальше от Полоцка, на реке Висла, – висляне. Слензяне и мазовшане тоже неподалеку живут. Вот и лехиты, их еще ляхами зовут, или полянами, тоже с княжеством полоцким граничат. С ними чаще всего дерутся полоцкие.
– Понятно! – удовлетворился я ответом Бермяты. – Племена, значит такие.
– Ну, можно и так сказать. Хотя язык у всех похож.
Дальше шли по реке без приключений, больше ничего интересного по пути не встретилось. К сумеркам пристали к берегу, выбрав для ночной стоянки широкую песчаную отмель, переходящую в шикарный пляж. Все сошли на берег, на всякий случай оставив на струге и ладье по паре часовых, наказав им притаиться за бортами и поглядывать на реку. Их сменят через несколько часов.
Мы же разожгли два больших костра и принялись готовить пищу. Тут же, у берега, Мал с братьями ухитрились подстрелить десяток селезней, которых сразу ощипали и хотели запечь в углях. Но я подумал, что неплохо бы поесть горячего супчика, поэтому решил всех удивить своими кулинарными талантами и сварить шулюм.
По моему указанию отроки поставили на огонь пару больших котлов с водой. Я порубил тушки селезней на крупные куски и бросил вариться в кипяток. Туда же отправились репа, которая вполне заменяла мне картофель. Добавил морковь, чеснок и лук. Еще немного подумав, я положил в котлы овсяный корень[12 - Овсяный корень, или козлобородник пореелистный – двулетнее травянистое растение, древняя овощная культура. В пищу употребляются его корни.], который здесь повсеместно употреблялся в пищу, и хорошую порцию отборных белых грибов, собранных мной прямо у берега, в молодом ельничке, за пять минут. Все это варево я щедро приправил укропом и, не скупясь, посолил. В итоге получилось отменное блюдо, все просили добавки и нахваливали.
После плотного ужина мы выставили караулы и улеглись спать вокруг костров, завернувшись в шерстяные плащи.
Ночь прошла тихо. Проснувшись, мы позавтракали остатками шулюма и отправились в дальнейший путь. Пшеки нас так и не догнали, и я вскоре совсем забыл про них.
На следующий день мне захотелось полакомиться свежей рыбкой, и я, ради спортивного интереса, с помощью Беляя закинул с кормы нашей ладьи небольшой невод. Через несколько секунд веревки, за которые крепился невод, сильно натянулись. Я подумал, что мы зацепились за подводные коряги или зачерпнули гору водорослей. Каково же было мое удивление, когда мы еле-еле выдернули невод на борт. Он был полон отборной рыбы разных пород и видов – там были и щуки, и сазаны, и лещи, и крупные окуни и язи, и жерехи, и судаки, и даже несколько приличного размера осетров! Рыбалка закончилась фактически не начинаясь, килограмм пятьдесят за один раз мы вытащили.
Пока шли до вечерней стоянки, все по очереди занимались чисткой улова. Причалив, мы разожгли костры. Несколько человек с нашей ладьи и со струга Стояна отправились в лес собирать сухой валежник. Часть улова определили в котлы для приготовления знатной ухи, а самую отборную рыбу было решено зажарить на больших сковородках, предварительно обваляв в муке.
Через некоторое время по прилегающему к берегу густому еловому лесу распространился сногсшибательный запах жарившегося лакомства. В моем желудке громко заурчало, животы Аудульфа и Беляя дружно подхватили. Я достал из сапога ложку и вытащил из своей заплечной котомки котелок для ухи.
Неожиданно из леса раздался душераздирающий вопль. Орал явно кто-то из наших сборщиков валежника. После этого ужасного крика мы услышали оглушительный медвежий рев. Я схватил копье, лежавшее рядом и рванул в ту сторону, откуда раздавались жуткие звуки. За мной ломанулись и Аудульф с Беляем.
Еще несколько раз вскрикнув, все тише и тише, человек умолк. Медведь тоже перестал рычать. Я продирался сквозь ельник, матерясь про себя. Скорее всего, запах жареной рыбы привлек внимание дикого животного, а сборщик дров нарвался на него и уже наверняка задран зверем, судя по прекратившимся воплям.
Ельник резко закончился, и я вылетел на большую поляну, поросшую мхом. Мне открылась страшная картина. Посередине поляны огромный медведь жрал одного из работников Стояна. Зверь разорвал парня практически пополам и уже жевал ногу несчастной жертвы. Я заорал диким голосом, причем больше от страха, покрепче перехватил копье двумя руками и бросился на медведя.
Медведь поднял окровавленную пасть, громко рыкнул и встал во весь рост, готовясь встретить меня своими лапищами с огромными и острыми, как кривые ножи, когтями. Затормозив в паре метров от животного, я с размаху вонзил широкий наконечник копья в левую часть груди мохнатого чудовища. Как будто в дубовую доску ударил, даже руки отсушило! Медведь собирался совершить прыжок, чтобы накрыть меня своей тушей сверху, и получилось так, что он сам насадил себя на копье, упав на все четыре лапы. Из его спины показалось окровавленное железное жало моего оружия. Я каким-то чудом успел увернуться от его смертельных объятий, инстинктивно упав назад, на спину, и перекатившись в сторону. Тут же вскочив на ноги, я выдернул меч из ножен, с оттягом хлестанул медведя по загривку и снова откатился в сторону. Хозяин леса яростно зарычал. Тут уже подоспели Аудульф с Беляем и с разбега засадили свои копья в левый бок зверю. Медведь как будто споткнулся, его передние ноги подогнулись, и он рухнул мордой о землю, напоследок махнув лапой и вспахав мох. Несколько раз дернувшись и протяжно вздохнув, зверь замер. Кровавый ручеек побежал из его разинутой пасти.
Я медленно осел на землю, стараясь перевести дух. Ко мне подбежал норег и начал меня трясти и дергать, спрашивая, не ранен ли я. Я только махнул рукой, показывая, что цел. Сил что-либо говорить совсем не осталось.
– Матерый зверюга! – восхищенно крикнул Беляй. – Я таких еще не видал никогда!
– Это ты про Варди? – захохотал Аудульф. – Да, он зверюга еще тот! Насквозь бедного мишку проткнул и чуть голову ему не снес!
– Идите вы, шутники, в… куда подальше, – устало ответил я. – Посмотрите лучше, что там с парнем стало.
– С парнем всё, – будничным голосом сказал Аудульф через пару секунд. – В лесу надо быть всегда настороже, сам виноват. Пошел с одним ножом, вот и нарвался.
На поляну высыпали несколько наших во главе с Бермятой и Стояном.
– Стая волков порвала медведя! – с коротким нервным смешком произнес Бермята.
– Еще один юморист нашелся, – вздохнув, ответил я. – Задрал медведь твоего парня, Стоян. Мы не успели.
– Похороним его здесь, семье его помогу, чем смогу, – деловито и громко, чтобы услышали все, ответил Стоян. – А добычу разделать надо! И жир весь из туши вытопить, пригодится!
– Это уже без меня! – я поднялся на ноги. – Пускай вон молодежь тренируется.
Я побрел в сторону берега. Есть почему-то расхотелось.
Глава 10
Ухи все-таки похлебали. И жареной рыбки поели. Не пропадать же такому добру. Когда поели, Аудульф тяжко вздохнул и мечтательно произнес:
– Эх, сейчас бы лютефиска[13 - Лютефиск – популярное скандинавское рыбное блюдо, готовится из сушеной трески, вымоченной и выдержанной в щёлочи, после чего рыба приобретает желеобразную консистенцию и специфический острый запах.] поесть…
Я подавил в себе рвотные позывы, шумно сглотнул слюну и ответил:
– Если ты сейчас еще про сюрстрёмминг[14 - Сюрстрёмминг – квашеная кислая сельдь, знаменитая своим тошнотворным запахом. Еще одно популярное скандинавское блюдо, считается деликатесом. Интересно, кем считается?] вспомнишь, я тебя ударю веслом по голове!
– Я смотрю, ты разбираешься в нашей кухне! – заржал норег и отодвинулся на всякий случай от меня подальше. – Но сюрстрёмминг – свейское блюдо, на мой вкус не очень!
– Я треску тоже люблю! – подал голос Беляй.
– Вот купим побольше соли в Полоцке, научу вас, как правильно рыбу делать нужно. Собирайтесь уже, гурманы! Пора в путь, – вздохнул я и махнул рукой.
В полдень мы уже причалили к основательному деревянному пирсу у славного города Полоцка.
Большая деревянная крепость, или детинец, стоял на высоком правом берегу Западной Двины, в месте впадения в нее реки Полоты. Его расположение было стратегически очень выгодном и защищенным от внезапных вражеских набегов. Вокруг детинца раскинулся большой пригород с усадьбами, домами и избушками местных жителей и приезжих купцов. Вдоль берегов реки, застроенных причалами, стояло множество складов и различных хозяйственных построек.
Мы сошли на берег, заплатили положенный налог местным сборщикам, тут же подскочившим к нам, и двинулись на ближайший постоялый двор.
– Я спать пойду, – сообщил Бермята. – А вы тут сами, хотите – на рынок сходите, или еще куда кому нужно.
– А товары ты продавать не собираешься? – удивился я.
– Нет, сам не буду, – ответил Бермята. – Все Стоян заберет, он же и распродаст, мы с ним сговорились уже. Его же люди и за ладьей присмотрят.
Странно как-то. Я думал, что наш десятник сам торговлю вести будет, но, оказывается, нет. Ну, хозяин, как говорится, барин.
– Кто куда? – спросил я свою маленькую команду.
– Мы к девам распутным! – тут же заявили мои товарищи. Только Мал культурно промолчал.
Ну да, они про этих дев всю дорогу трендели, все уши мне прожужжали. У меня-то вопрос с женским обществом так остро не стоял, все же Айникки у меня есть, не соскучился я еще, не изголодал, как мои товарищи.
– Тогда так поступим – вы идите, куда хотите, только никого не задирать, не напиваться, в драки не ввязываться! Аудульф за старшего!
– Да с нами никто связываться не рискнет! – хохотнул Аудульф, тряся своими татуировками.
– Сами никого не трогайте! – наставительно сказал я. – Мы здесь гости все-таки.
Я продолжил.
– Мал, ты остаешься на постоялом дворе, наши вещи караулить будешь. Рано тебе еще к девам ходить. Заодно закажешь нам на ужин пару поросят зажарить и еще чего-нибудь пожевать, вот тебе серебрушки на расходы. А я на рынок схожу, приценюсь к товарам местным.
– Как ворогов бить, так можно, а как к девам – так рано еще, – тихонько проворчал паренек.
– Поговори еще, молодой! – Аудульф отвесил легкий подзатыльник пацану. – Потом тебя отведу к девам, так уж и быть, завтра.
Мал почесал затылок, обрадованно улыбнулся и закивал.
Свободные комнаты на постоялом дворе, расположенном неподалеку от причалов, для нас нашлись. Просторные и чистые, со свежими соломенными тюфяками. Мы побросали наши котомки, лишнее вооружение и доспехи, и разошлись в разные стороны, по своим делам.
Я нацепил кольчугу для солидности, подвесил к поясу свои меч, кинжал и шлем, и двинул в сторону городского торжища. Направление мне показал Бермята, который уже вовсю зевал и намеревался выспаться.
До рынка я дошел довольно быстро, к нему от береговой части пригорода вела широкая утоптанная дорога.
Я собирался прикупить себе кой-чего из одежды и заказать обувь, в том числе на зиму. Надоело в трофейных шмотках щеголять, хотелось своих собственных вещей индивидуального пошива.
Мастер-обувщик нашелся сразу. Я поздоровался и быстро объяснил, что мне нужно. Хотел я две пары сапог – одни короткие, чуть выше щиколоток, вторые высокие, до колена. И зимние, на меху, тоже две пары. И еще что-то типа тапочек, низкие меховые чуни с толстой кожаной подошвой, чтобы по двору и на стоянках в них ходить. Мастер сноровисто снял с моих ног мерки, мы недолго поспорили по поводу украшений на обувку, которых я выбрал самый минимум, и чуть подольше поторговались. Наконец, договорившись, сапожник заявил, чтобы я приходил за своим заказом послезавтра. Я оставил задаток, совсем не поразивший меня своим размером, и отправился к портным.
У одного из скорняков я оставил заказ на полушубок из волчьего меха, теплую жилетку из лисы и волчьего же малахая. У другого портного решил пошить несколько простых полотняных рубах и портков, а у третьего мастера заказал пару кафтанов побогаче, украшенных шикарными узорами, три пары крепких кожаных штанов, плащ, подбитый беличьим мехом, и маленькую круглую шапочку, расшитую серебром. Я ведь человек не бедный, нужно выглядеть соответственно.
Отсыпав горстку серебра, я решил, что настало время подкрепиться. Слева от портновского ряда как раз располагался небольшой трактирчик с дымящейся печной трубой. Вокруг распространялся обалденный запах свежей выпечки. Перед входом стоял небольшой прилавок, с которого этой выпечкой торговали навынос. Там же в глиняные кружки наливали и душистый квас.
Я выпил напиток, вернул кружку, и взяв с собой три больших пирога с разными начинками, отправился побродить вдоль торговых рядов, чтобы прицениться.
Проходя мимо небольшого переулочка, соединявшего торговую площадь с параллельно шедшей улицей, я заметил нашего старого десятника Бермяту, куда-то спешащего с серьезным видом. Уже хотел было его окликнуть, но призадумался. Странно, ведь он собирался улечься спать, сказавшись усталым. Куда это он так деловито топает?
Не знаю зачем, но я решил проследить за ним. Быстро пробежав переулок, я выглянул из-за угла избы, и увидел его быстро удаляющуюся фигуру. Отпустив Бермяту метров на двадцать, я поспешил вслед за ним, стараясь идти вдоль стен домов по теневой стороне, прикрываясь прохожими, так как Бермята периодически оглядывался, как будто опасался преследования. Я очень удивился такому его поведению и заинтересовался еще больше, не понимая, что происходит.
Минут через пять Бермята свернул в переулок, ведущий, по моим прикидкам, к противоположному концу торжища. Я прибавил ходу и осторожно выглянул за поворот. Бермята стоял в паре метров, спиной ко мне, и разговаривал с каким-то человеком. На меня внимания они не обратили, так как я тут же отпрянул назад.
Я прислушался. Их тихий разговор был мне слышен очень даже неплохо. Бермята с незнакомцем говорили о каком-то караване с серебром, который должен был отправиться к лехитам через три дня. Из подслушанного я понял, что князь за что-то платит им. Незнакомец сетовал на то, что в городе немного верных людей и ему с караваном не справиться. Бермята тоже был расстроен, говоря, что не рискнет даже вместе с людьми незнакомца напасть на караван, их слишком мало.
– Еще бы хоть несколько воев, тогда можно было рискнуть! – сплюнул Бермята. – Жаль, так бы хорошо Драгомиру насолили, может даже с лехитами поссорили! И серебро нам не помешало бы, поиски княжны затянулись, нашим людям нужны деньги. Вацлав, когда мы встречались весной, говорил, что напал на ее след!
– Ладно, ничего не поделаешь! – ответил незнакомец. – Я попробую найти хотя бы несколько верных людей, время еще есть. Встречаемся через два дня, как стемнеет, у старого причала. Береги себя, Бермята! Не ходи лишний раз по городу, тебя могут узнать люди князя или кто-то из бояр!
– Ты тоже береги себя, друг! До встречи!
Я успел отбежать на десяток шагов от переулка и отвернулся к стене, как будто рассматривая там что-то. Бермята задумчиво прошел мимо, не обратив на меня внимания.
– Это кого же ты ограбить собираешься, друг мой? – подумал я. – Надо с тобой переговорить обстоятельно, может смогу помочь тебе…
Так, в раздумьях, я дошел до нашего постоялого двора.
– Ладно, утро вечера мудренее, – решил я. – Завтра с Бермятой обсужу все.
Как раз и наши подтянулись, вернувшись от распутных дев, довольные и слегка пьяные. А тут и поросята зажарились, и мы, всей честно?й компанией, с задумчивым Бермятой во главе, уселись ужинать в огромном общем зале на первом этаже гостиницы.
В дальнем от нас углу расположилась еще одна большая группа постояльцев, на которых я вначале никакого внимания не обратил. Заселились они, похоже, только что, днем я никого из них не видел.
Через некоторое время, уже основательно выпив и закусив, эта группа начала все громче и громче говорить между собой на чужом языке. Я увидел, как Бермята напрягся, услышав их крики, и осторожно стал рассматривать шумных соседей. Каково же было мое удивление, когда я понял, что это были именно те лехиты, которые, не без нашей помощи, вылетели на мель на реке. Они, похоже, тоже нашу компанию узнали, и теперь как раз нас и обсуждали.
Я вопросительно взглянул на Бермяту, но он покачал головой, тихонько сказав, что сами ничего предпринимать против них не будем, подождем, что они решат делать.
Долго ждать не пришлось. Из-за длинного стола поднялись трое упитанных лехитов, по виду купцов. Толстые надменные рожи их не предвещали ничего хорошего.
– Эй! – они подошли к нашему столу и встали рядом, вызывающе положив руки на рукоятки клинков. – Вы должны нам! Из-за вас мы потеряли время, пока снимали ладью с мели! Три серебряных гривны!
Говорил самый надменный из них, краснорожий лехит с пшеничного цвета редкими волосами и носом картошкой.
Аудульф с Беляем, сидевшие по обе стороны от меня, дернулись было, чтобы наказать хама, но я положил им руки на плечи, придавив к скамье.
– Меня зовут Ратибор Белый Кречет! Кто ты такой, позволяющий себе говорить со мной таким тоном? – голосом, полным презрения, произнес я.
– Я – Свентобор из Быдгоща! – сказал, как плюнул, лехит, выпятив грудь вперед. – Ты должен мне три гривны!
– Слышь, ты, Свинобраз из Бздыща! А рожа не треснет? – я прямо обалдел от его наглости. Нужно ставить его на место сразу. – Ты дернул от нас, как обгадившийся заяц, сам посадил свое корыто на мель, и теперь имеешь наглость что-то с меня требовать? Попробуй, возьми!
Говоря так, я специально нарывался. Если они первые нападут на нас, виноваты будут именно они, на любом суде мы это докажем, свидетелей вокруг хоть отбавляй. А то, что мы их раскидаем, как щенят, я не сомневался. Для этого хватит моих двух ульфхеднаров, которые уже слюни пускать начали в предвкушении драки.
Но противник, к моему сожалению, тоже это понял и, хоть и покраснел еще больше от злости, распиравшей его, бросаться на меня не стал, пересилив себя.
– Ты ответишь за свои слова, наглец! – пропыхтел лехит. – Пусть тогда боги нас рассудят! Я вызываю тебя на перекресток!
– Пусть рассудят боги! Я принимаю вызов! – встал я со скамьи. – Заплатишь мне десять серебряных гривен после моей победы. Когда будем биться?
– Это ты мне заплатишь! Десять гривен! – зашипел лехит. – Завтра на рассвете на перекрестке!
Свентобор резко развернулся и пошел прочь.
– Все слышали уговор? – вдогонку уходящему крикнул Бермята.
Народ вокруг, до этого притихший и прислушивавшийся к нашей перепалке, шумно подтвердил. Хозяин постоялого двора, толстяк по имени Бартош, тоже солидно кивнул, соглашаясь быть свидетелем.
Постояльцы вокруг загомонили разом, обсуждая завтрашнее развлечение.
– Может зря ты его оскорбил, Ратибор? – спросил Бермята. – Могли бы и договориться. Наверное…
