MarGo "89-Я"

– Попрошу при мне не выражаться!

– О! Етит твою мать! А то че?! – диктовать она мне тут будет, – Голубых кровей что-ли?! Аристократия? За какие такие грехи тебя тут бросили, не эвакуировали со всей знатью?! Нашкодила? Интересно, что надо сделать, чтобы тебя бросили тут!?

– Не твое дело! Козел! – орет прям в горло и отворачивается к окну.

Резко торможу, так, что она чуть не ударилась об панель, вовремя руку выставила. Хорошая реакция, отметил про себя. Если честно не подумал, что она не пристегнута и может удариться, забыл.

– Все! Выходи!

Смотрит настороженно и зло, но без страха. Играем в гляделки опять. Как могу, сдерживаю улыбку, просто мы приехали, а она что подумала? Что я обиделся? Ща увидим.

– Ладно, извини, – говорит вдруг и хмурит бровки. Симпатично.

– За что? – строжусь, аж зубы сжал, чтобы не улыбнуться.

– За козла! – опять повышает голос, – Я расскажу, дай время. Не сразу же. Доверие сначала нужно заслужить.

– Все равно выходи, – зло как мог, пауза, – Поможешь мне воды набрать. Приехали. Вон река, – киваю головой в сторону.

Надо было видеть, как менялся ее взгляд на радостный и не верящий. Многое бы отдал, чтобы еще раз это увидеть. Ух! Мне аж понравилось. Смотрит по сторонам, видит реку. Выдохнула облегченно и даже улыбнулась.

– Сразу нельзя было сказать?!

– Тогда бы ты не извинилась.

– Тогда ты еще больший козел! – с улыбочкой. Я искренне посмеялся.

Мы взяли канистры из багажника и направились к реке, она за мной по пятам. Ей одну, мне три.

– Какое сегодня число? – я аж оглянулся от ее вопроса.

– Двадцать пятое ноября. А что? – странно, что она спросила про дату.

– Ничего, – смотрит под ноги, задумалась.

– Ты давно одна бродишь?

– Не очень, – ответила тихо, мне показалось, она что-то считает что-то, ответ расплывчатый. Обычно называют точное количество дней. Решаю задать еще один стандартный вопрос:

– Где жила до этого?

С радостью называют адрес, а потом причитают, что все разрушено, но тут тоже тупик, отделалась расплывчато, не как все.

– Это уже не важно, – пауза, – Ты выстрелы слышал до того как натолкнуться на меня?

– Нет. Какие выстрелы? Где?

– Там были люди с автоматами, они убили женщину, а двоих забрали с собой, – и добавила, – На машинах.

– Странно, я вчера там все обходил, никого не было. Пришедшие, наверно, как ты.

– Ты ищешь выживших? – удивленно.

– Да, – хотел сказать не только я, но не сказал.

– И много нашел?

– Ты 89-а. И не я один ищу.

– Так много! Сколько же людей в лагере? Как вам удается скрываться от этих?

– Много болтаешь. Набирай, давай.

Но она не шевелилась, словно замерла, глядя на ту сторону реки, ушла в себя. Я ее не тревожил, набирал сам. Она так и стояла, замерев на месте и глядя в одну точку. Странная какая-то. Набрал все четыре, она так и смотрела, замерев. Иногда поглядывал на нее. Интересно о чем она думает? Канистры 20-ки она и одну не подымет. Взял две и пошел к машине, она хвостом за мной, даже приятно как-то. Мелькнула мысль « Хочу, чтобы такая красотка, бегала за мной по пятам». Здорово. Всякая дрянь в голову лезет!

– Сядь в машину, там тепло. Я принесу остальные и мы поедим.

Она послушалась, я пошел за оставшимися канистрами. Уже взял их, как услышал приближающийся рев моторов. Я не успею добежать, даже если брошу их, слишком далеко. Кричу ей и машу рукой, чтобы бежала ко мне. Свистнул.

– Эй! Сюда быстро!

Она услышала, оглянулась назад, но ее реакция поставила меня в тупик. Она прыгнула на водительское сиденье, завела двигатель. Махнула мне, чтобы я прятался, и газовала, ожидая их приближения, оглядываясь. Я охренел, но спрятался. Как только они ее заметили, рванула с места, уводя их за собой. Еще пару минут я матерился.

Пять минут подождал сидя на канистрах, покурил. Че делать? Она может, вообще не вернется?! До дома черт знает сколько. Делать нечего, надо выбираться. Твою же мать! Меня лишили транспорта! Этот район был мной плохо обследован. На обочине много брошенных машин, решил проверить их на наличие необходимых вещей и вывести из строя заодно. Аптечки, батарейки, вода, еда, находилось много чего. Взял две канистры и пошел по одной стороне, машина за машиной обыскивая. Набиралось много, пару сумок спрятал, потом заберу. Потом по другой стороне дороги проделал тоже самое. Канистра на дороге как маячок, если вернется, то увидит ее, поймет, что я рядом. Должна понять, не дура вроде. Очень хотелось, чтобы она вернулась и чем скорее, тем лучше. Я же вернулся за ней. Найду, по жопе отшлепаю!

Прошло два часа, я с рюкзаком за спиной, две канистры, две сумки, дошел уже до города. Еще километр и сворачивать, спускаться под землю. Жаль ее, красивая очень, молодая. Даже имени ее не узнал. Пусть лучше живая будет, просто заблудилась, не нашла меня. Ничего, сейчас разгружусь и пойду искать тебя 89-я. Найду где бы ты, не была. Живой или мертвой найду. Лучше живой. Ничего найду!

* * *

– Вы действительно пошли бы ее спасать после того как она бросила вас? – спросил Николос.

– Да.

– И где бы вы ее искали?

– Четкого плана не было, но… Она не бросила меня, она спасла, уводя их от меня. Это разные вещи. При этом совершенно меня, не зная и рискуя собой.

– Простите, можно я включу диктофон, вы не возражаете?

– Как угодно.

– Так будет проще, потом отработать детали.

Вейл никак не отреагировал, пока Николос возился с диктофоном.

* * *

Сзади рев мотора. Бросаю канистру на обочине и прячусь.

Она подъезжает медленно, смотрит по сторонам пристально, вглядываясь в темноту. Канистру увидела, остановилась, выскочила и давай кричать:

– Вейл! Вейл! Вейл! – мне нравился ее голос. То, как она произносила мое имя и легкая тревога и волнение в нем.

Я вышел из укрытия, улыбаясь, помахал рукой. Я был очень рад, что она вернулась. Живая. Рванула ко мне со всех ног радостно, улыбка до ушей. И со всего маха обняла меня, чуть не сбив с ног, аж сумка выпала. Мне неудобно стало, так меня еще никто не был рад видеть из выживших. Жмется, не отпускает. Поднимает глаза и радостно:

– Я нашла тебя! Я нашла.

– Нашла, – шепчу, умирая в ее глазах, мне кажется, она говорит о другом. Что она меня нашла по жизни, как мужчину. Мне нравиться эта мысль. Она дает мне тепло в душе. Сам одной рукой приобнял ее и не могу понять своих чувств. Словно обнимаю что-то родное, нужное, важное, что-то давно забытое, но только что найденное, долгожданное, такое необходимое, желанное. Как в детстве, когда мама обнимала.

– Помогу. Я помогу, – запрыгала, пытаясь забрать у меня сумки и подбирая упавшую сумку. Смешная. Она мне поможет.

– Не надо я сам. Вези нас домой, – не мог не улыбаться, – Я устал тут бродить.

– Домой? – суетится она рядом, – Это в лагерь?

– Домой это домой. Уже поздно, в лагерь пойдем завтра, а сейчас ко мне домой. Скоро рассвет и здесь будет не безопасно.

– А где твой дом? – удивилась она.

– Увидишь, до него ближе.

– Там безопасно?

– Ты сама в порядке? Целая?

– Да. Я увела их далеко в город, а там оторвалась и спряталась. Выждала немного и сюда. Я уж думала не найду тебя. Как хорошо, что нашла, – мне подарили улыбку, не первую но, запоминающуюся, – Ты специально канистру оставил? – я кивнул, – Молодец. Я сразу поняла. Уже, наверное, думал, что я тебя бросила и не вернусь? А я искала тебя. И нашла.

– Я тебя ждал.

– И как долго ты бы меня ждал?

– Пока не дошел бы до города.

– А потом?

– Пошел бы тебя искать.

– Что прямо в город?! А если бы я была уже мертва?

– Ты жива и ты вернулась. Все поехали.

Я уже сгрузил канистры и сел на пассажирское сидение, она за руль.

– Не боишься, что я за рулем? Обычно мужчины не любят женщин за рулем.

– Наглядно убедился, что справляешься. Слушай, я устал, поехали.

Мы тронулись с места. Так я мог ее разглядывать спокойно, пока она следит за дорогой. Как она меня до этого. Да и отстреливаться так проще.

– Как твое имя? – спрашиваю ее. Должен же я знать. Самому уже интересно.

– Элизабет Доил, – с грустинкой в голосе. Как будто стесняется своего имени, и ждет от меня какой-то реакции, – Можно просто Элиз. Ни о чем не говорит?

– Нет, а должно?

– Роберт Доил, – уточняет она.

– И? – не понимаю я.

– Мой отец. Роберт Доил. Мэр этого города.

– А-а-а-а! – тяну я. Черт подери! Дочь мэра! Но почему она здесь? Решил пока прикусить язык, пусть сама говорит, – Все-таки голубых кровей!

– Думаешь, я голубых кровей? Избалованная девчонка? Вовсе нет. Мама умерла и большую часть жизни я жила с нянями, папу видела по праздникам. Я не соответствовала папиным представлениям о дочери. Я обожала стрелять, бегать кроссы и марш броски, обожала казарму и все, что касаемо военной подготовки. А он хотел видеть послушную принцессу в красивом платьице. Мы постоянно ругались из-за этого. Не находили общего языка. Я не избалована, уж поверь.

– Военная подготовка? – не поверил я.

– Да. Спецшкола « Служба Родины».

– Ты солдат? – не укладывалось в голове.

– Не совсем. Тактик, стратег, картограф. В бою еще не была, только тренировки и практика, отработка. Вообще, я еще только учусь.

– Интересно.

– Не веришь?!

– Верю, – соврал я, – И кем хотела быть? Агентом?

– Специализацию пока не выбрала.

Она болтала, но я плохо слушал, я любовался ее профилем. И мне жутко хотелось снять с нее шапку и размотать этот чертов шарф. Посмотрел на ее ручки на руле, крепко держит, ухоженные, без колец, короткие естественные аккуратные ноготки. Чуть не прохлопал свой поворот, загляделся, разглядывая ее детально.

– Стой! Стой. Приехали. Вон туда поверни, там оставим, дальше пешком.

Она сделала все, как я просил. Собралась выходить, но я остановил:

– Сиди здесь. Унесу вещи и вернусь за тобой.

– Я с тобой. Я помогу.

– Нет, я сказал! Так надо, – но смягчился, – Я не брошу тебя. Делай, как я говорю.

Когда я постучал ей в окно, после того как унес половину вниз, она вздохнула с облегчением и сразу выскочила радостно. Даже улыбнулась. Внутри опять кольнуло.

– Идешь строго за мной, ни шагу в сторону, след в след. Здесь все заминировано. Как в зоне смерти. Поняла? И я не шучу. Кивни.

Ее глаза округлились, потом покивала. Но идти молчком она не умела.