Алевтина Варава "Шантажистка"

– Это ужасно! – всхлипнула Лена, водя плечами, словно гребец. – Как я могу вам сказать?

– А разве ты пришла не для этого? – резонно заметил я.

Она сжималась всё сильнее, и скоро оказалась в позе, рекомендованной в самолётах при аварийной ситуации.

Я уже собрался снова задавать наводящие вопросы, но посетительница наконец-то решилась на своё признание:

– Мне нужно сто тысяч, – тускло выдавила Лена, и её плечи снова задвигались. – А у меня их нет.

По крайней мере, моя тревога не была беспочвенной. Девочка очевидно попала в неприятности. Может быть даже в те, которые я сразу предположил. Хотя она не пошла бы с ними ко мне. Неужели кто-то в лицее занимается вымогательством?!

Я горжусь тем, что в нашем учебном заведении никто и никогда не подвергался травле, или буллингу, как это сейчас называют. Педагоги очень внимательны к проявлениям агрессии среди учащихся, и любые тревожные звоночки мы обсуждаем всем коллективом, а потом успешно купируем. По крайней мере, я так считаю.

Мог ли кто-то из старшеклассников запугать девочку, чем-то угрожать ей и требовать денег? Если бы это произошло не в лицее, она навряд ли оказалась бы тут со своей бедой. Ведь я даже не преподаю ей ничего.

Только этого не хватало. Все наши ученики – дети обеспеченные. Все их родители – приличные и часто даже влиятельные люди. Если кто-то додумался вымогать у девочки деньги, да ещё и такую астрономическую сумму, решать вопрос придётся очень и очень аккуратно.

– Александр Николаевич, переведите мне сто тысяч, пожалуйста, – сказала Лена.

Я опешил. Такого я меньше всего мог ожидать.

– Скажи, прошу тебя, зачем тебе понадобилось так много денег? – после минутной паузы спросил я, сверля её макушку взглядом. Больше смотреть было решительно некуда. Оттого диалог получался особенно неудобным и вымученным.

Белые кудри Лены свесились шатром вокруг головы. У самых корней волосы были темнее. Крашенные.

– Это не важно. Переведите мне их, – повторила она.

Было очень сложно разговаривать со скрюченной девушкой, видя только её затылок. Я предпочитаю смотреть в глаза ученикам. Да и любым собеседникам. Так куда проще реагировать и понимать ситуацию.

Сейчас я не понимал ничего абсолютно. И она не спешила вносить ясность.

– Раз ты пришла ко мне, значит, вопрос касается школы? – попробовал подступиться я.

– Вопрос может коснуться школы. – Голос из-за её положения был сдавленный и приглушённый, натужный. – Александр Николаевич, переведите мне деньги. Или я закричу.

– Что, прости? – переспросил я.

– Закричу так, что прибежит секретарь, – повторила Лена.

Я окончательно перестал понимать что-либо. И, если честно, не понимал ещё секунд тридцать.

Неполная минута, сломавшая сорок четыре года моей структурированной, упорядоченной и успешной, как я считал, жизни.

Лена Семёнова распрямилась стремительным рывком. Впоследствии я столько раз прокручивал в голове эту сцену, что могу восстановить её в мельчайших деталях. Кроваво-красная помада на губах девушки была размазана тыльной стороной ладони, она пятном покрывала угол рта и щёку слева. Волосы растрепались. Сидя в своей неудобной позе, Лена исхитрилась полностью расстегнуть пуговицы модной рубашки. Под ней оказался белоснежный кружевной лифчик. Одна упругая, уже совсем женская грудь вывалилась из скомканной чашечки, бесстыдно щерясь багровым соском.

Я отпрянул вместе со стулом, а Лена бросилась мне на шею, и, прежде чем я успел хоть что-то сказать, выдохнула:

– Просто представь, как это будет выглядеть.

А потом она впилась в мои губы, оставляя на лице свою ядовитую красную помаду.

Глава 2

Я оттолкнул её так сильно, как никогда не позволил бы себе по отношению к женщине в нормальной ситуации. Вскочил со стула, и он отъехал в сторону, ударившись спинкой о стол. Слава богу, на колёсиках. Грохот падения мог привлечь внимание Тамары, школьного секретаря, сидящей в приёмной за стеной.

– Ты сдурела совсем! Ты…

– Лучше громко не кричать, – посоветовала Лена.

Её оголённая грудь давила на мою психику, отнимая способность дышать и соображать здраво. Я просто не мог не смотреть в это место. И заметил красные пятна, словно кожу очень сильно сжимали рукой. На пятнах уже проступали синеватые точки лопнувших сосудов.

Она что, сделала эта сама? Только что? Всё то время, что говорила со мной, впивалась в свою чёртову грудь до синяка?!

Нужно позвать кого-то. Срочно.

Ага, как же. Я затравлено оглядел мизансцену.

Если она учится с моей Машей, то ей четырнадцать или пятнадцать лет. Растрёпанная, полуголая, с наливающимся синяком на груди. И я, сорокачетырёхлетний мужик, школьный директор, с перемазанным помадой лицом. Я уже попробовал его вытереть и сделал только хуже – следы теперь были и на манжете рубашки.

– Перекинь мне сто тысяч по номеру телефона, я приведу себя в порядок, уйду, и мы больше никогда об этом не вспомним. Попробуешь позвать кого-то или уйти, я закричу раньше.

– Да ты хотя бы понимаешь… – с яростью начал я. И осёкся.

О, она всё прекрасно понимала.

– Это не так много, – подбодрила Лена. – Просто представь, что тут начнётся. Даже если тебя не посадят за попытку изнасилования несовершеннолетней, карьере, да и всей твоей жизни, придёт конец.

Эта тупоголовая полуголая школьница была совершенно права. Лицей лишится всех учащихся, если после такого скандала я останусь директором.

– А можно просто забыть, как страшный сон, – продолжала она. – Я никому не скажу. Ты, поверь, тоже.

Лена Семёнова вдруг так доброжелательно и тепло улыбнулась, что у меня волосы зашевелились по всему телу. Со лба скатилась крупная капля пота.

Тысячи мыслей в голове сбивали одна другую. Я должен выскочить в приёмную и позвать Тамару. Конечно, мы во всём разберёмся. Конечно, я всё объясню.

Но скандал… Проклятые журналисты, встревоженные родители, полиция… И всё равно у всякого останется хотя бы доля сомнения. А кто будет платить за обучение ребёнка в школе, которой, может быть, руководит педофил?

Это, если вообще кто-то в чём-то станет разбираться…

Не переставая улыбаться, Лена подняла правую руку и сжала её на собственном горле. Кожа вокруг стремительно краснела, а потом от подбородка начала подниматься синева.

– Прекрати! – отчаянно вырвалось у меня. – Ладно, ладно, я всё сделаю!

– Хороший мальчик, – выдала Лена, отпуская горло. На нём остался светлеющий след.

Ещё сегодня утром я добился бы исключения ученицы, позволившей себе сказать мне такое, сколько бы ни зарабатывали её родители.

– Пожалуйста, оправься, – взмолился я, чувствуя себя побитой дворнягой. И опустил глаза.

Я просто не мог больше выносить её торчащую из бюстгалтера грудь.

– Только после перевода. И лучше поспешить, как бы секретарь не вошла.

Я вздрогнул. Сколько времени Лена уже торчит в моём кабинете? У неё нет седьмого урока? А если Тамара действительно заглянет проверить, что мы тут делаем?!

Я метнулся к столу, дрожащими руками хватаясь за телефон. Пальцы вспотели, и отпечаток не срабатывал. Я дважды ошибся в пин-коде, пытаясь преодолеть экран блокировки, и едва не заморозил неправильным вводом банковское приложение.

Лена диктовала мне девять цифр тоном ведущего телевизионных лотерей, уже начавшего поздравлять счастливого победителя.

Она с ликованием опустилась на диван, когда из сумки раздался булькающий звук уведомления. Достала телефон и прилежно проверила поступившую информацию. После чего невозмутимо поправила грудь, возвращая её в чашечку лифчика.

Господи, неужели всё это действительно происходит со мной на самом деле?! Пусть она уйдёт. Пусть она уберётся отсюда немедленно!

Лена застёгивала пуговицы рубашки снизу вверх. Мне хотелось сбежать. Взять билеты на самолёт и улететь в другую страну до заката. В голове, ставшей похожей на полый колокол, стаей растревоженных голубей носились отрывочные и бессвязные мысли.

Ужас, невозможный, безумный абсурд! Фантасмагория абсурда! Лютая, невообразимая дичь…

– Тут же нолика не хватает, – вдруг произнесла Лена, прекратив застёгивать пуговицы. Обвинительно и с такой детской обидой.

Я вздрогнул, словно от удара, схватился за телефон и проверил перевод. Он был в полном порядке.

– Я прислал тебе сто тысяч рублей! – рявкнул я, бросая злобный взгляд на дверь. Научилась бы сначала считать, а потом уже лезла во взрослые игры! Курица недалёкая.

Впервые после случившегося в моём взгляде проскользнуло превосходство и пренебрежение. Девочка показалась жалкой.

– Да-да, простите, – её голос внезапно дрогнул, в нём послышались подступающие к горлу слёзы.

Прекратит ли эта сучка свой чёртов цирк?!

– Приведи себя в порядок и убирайся отсюда! – во мне клокотала ярость.

Лена разволновалась, её пальцы начали дрожать, как и мои, с трудом продевая пуговицы в петельки. Неужто подобная маленькая тварь способна на эмоции? О, ей не нравилось попадать впросак! Разыграла, как по нотам, весь этот ужас – а потом сбилась, и сразу сдулась, словно лопнувший воздушный шар. Бравада пропала без следа. Передо мной была растерянная школьница, трепещущая перед взрослым.

Поделом!

Она застёгивалась убийственно медленно.

– Да поспеши же ты, пока никто не вошёл! – просвистел я.

– Александр Николаевич, – совсем другим, испуганным голосом пискнула вдруг эта кошмарная девчонка. – А у меня… не будет теперь проблем в учёбе?

Вовремя же ты об этом подумала!

Я чуть не засмеялся, прежде чем она выдала следующую фразу, сковавшую виски тисками:

– Или… или придётся всё повторить?

Мне что, поставить стеклянную дверь на своём кабинете? Пересадить Тому из приёмной? Начать работать из дома, притворяясь больным проказой?!

Почему, ну почему я не повесил здесь чёртовы камеры?!

Господи, как же взять себя в руки?!

– Лена, – превозмогая все порывы проговорил я почти спокойным голосом, – у тебя не будет никаких проблем в учёбе. Просто уходи отсюда. Тебе не нужно больше ничего повторять! – последнее я просипел почти хрипло.

– Обещаете? – с наивностью, абсолютно дикой для девятиклассницы, провернувшей подобное со школьным директором, уточнила она.

– Я. Тебе. Обещаю.

Лена наконец-то застегнула последнюю пуговицу и вскочила, едва не уронив с колен телефон – девчонке пришлось согнуться, чтобы поймать его. Потом она полезла в свою сумочку, достала складное зеркало, вскрыла салфетку и с аккуратной деловитостью вытерла помаду со щеки.

Встала и двинулась в сторону моего стола. Я невольно отпрянул.

– Не бойтесь, – усмехнулась Лена. Её внезапный испуг исчез. – Подарок.

Она развернулась ко мне спиной, оправила юбку, и пошла к двери.

– До свидания, Александр Николаевич! – звонко произнесла Лена, выскальзывая в приёмную.

Я не отрывал глаз от пакетика, оставшегося на моём столе. «Салфетки для удаления макияжа. 1 шт.».

Словно очнувшись, я метнулся в уборную, благо таковая имеется в моём кабинете. Лицо было перепачкано красной помадой. Бумажные полотенца сделали ситуацию только хуже. Так что за маленький конвертик со специальным средством я в итоге испытал горячую, противоестественную в этих обстоятельствах благодарность.

До сегодняшнего дня моя жизнь складывалась понятным и знакомым образом. События вытекали одно из другого. Конечно, у меня случались неприятности и неудачи. Семь лет назад именно мой сын сломал руку сверстнику в драке на территории лицея. Пять лет назад я перебрал с алкоголем и спустил в казино все деньги, которые мы откладывали на новую машину жены. Три года назад был этот жуткий скандал вокруг почтенной Инны Михайловны, а меня угораздило проговорить целых семь минут с позвонившей журналисткой, после чего каждую из сказанных фраз извратили и процитировали так, что я едва не лишился своей должности, несмотря на дружбу с владельцем лицея.

В студенческие годы мы с приятелем пытались продавать дедушкин самогон в общежитии, кто-то из вахтёрш обратился в милицию, и я чуть не вылетел с последнего курса.

А однажды мне вообще всерьёз грозила тюрьма. За, на минуточку, растрату государственного имущества.

Это было задолго до моего директорства, и многому меня научило. С тех пор я стал очень педантичен в вопросах финансов, налогов и законности.

Всё, что со мной происходило раньше, имело свои причины и следствия. Научило меня чему-то. И так или иначе зависело от меня.

То, что произошло сегодня в моём кабинете, походило на ночной кошмар.

Как могла девятиклассница до такого додуматься? Как могла решиться на что-то подобное?!

Я уже трижды прочитал личное дело Лены Семёновой в своём компьютере. Пятнадцать лет. Единственная дочь преуспевающего адвоката Ирины Семёновой. В графе отец – прочерк. Проживает в элитной новостройке неподалёку от меня. Перевелась в наш лицей три года назад из дорогой частной школы в центре города. Причина – переезд. Похоже, мать купила квартиру. Хорошистка. Нет замечаний по поведению. Нет особых отметок. Нет аллергий. Нет заболеваний.

Я принялся искать в интернете информацию о её матери. Вот откуда, по-видимому, растут ноги. Ирина Семёнова сделала головокружительную карьеру в уголовном праве. Похоже, она защищала половину подонков и мерзавцев города. И всегда выигрывала.

Лена Семёнова должна была расти, окружённая самыми грязными историями, и восхищённо наблюдать, как её матушка оправдывает виноватых. А они платят за это деньги. Оставалось только выбрать, с какой она сама хочет оказаться стороны.