После выписки Егора, когда родители точно знали, что он дома и в безопасности, Виктор Петрович с Александром Сергеевичем нашли этих пацанов и хорошо им объяснили, что если они хоть на километр приблизятся к их сыновьям, то сломанной рукой не отделаются. Нет, они их не трогали и не били, хоть сдержаться было очень сложно. Особенно папе Егора. Насколько эффективным был их разговор, пока было непонятно. Это могло показать только время.
И для Егора оно, как оказалось, тянулось невероятно медленно. Сначала прогуливать школу было весело и даже круто, а потом стало скучно. Перемен нет, друзья далеко, даже математичка, строгая и крикливая, не действовала на нервы из-за невыполненной домашней работы. Дима рассказывал, что происходило к школе, и вместе с Егором уплетал вкусное имбирное печенье. Друг слушал его с таким упоением, что учителя могли лишь ахнуть от того, что их умный, но не совсем дисциплинированный ученик вообще способен быть таким внимательным.
На улице с каждым днем становилось все холоднее, и вчера впервые в этом году выпал мягкий пушистый снег. Пока его было не так много, чтобы лепить снеговика и ловить языком снежинки, но Егор был даже этому рад. Сейчас с такой рукой вряд ли у него получилось бы провести время так, как он хотел, и Егор очень сильно надеялся, что когда снега будет достаточно, он уже полностью восстановится.
На мальчишек, которые стали причиной его заточения дома, Егор затаил обиду. Но, скорее, не за себя, а за друга и сестру, которые могли пострадать, если бы он вовремя не вышел из магазина, увидев через витрину, как Дима отворачивается и пытается прикрыть собой Настю. В Егоре в этот момент проснулась такая ярость, которую он никогда раньше не чувствовал. Он даже оставил на кассе купленные чипсы и шоколадные печенья. Кажется, и деньги, которые он успел вытащить из кармана, полетели на пол, прямо под прилавок. Тогда Егор мечтал лишь о способности телепортироваться, чтобы не терять время на преодоление расстояний. Чудом он все-таки успел. Встал перед Димой с Настей на руках и, собрав всю свою храбрость, велел другу унести сестру. За нее он боялся намного больше, чем за себя. В этот момент о себе он, казалось, вообще не думал. Все было как в тумане. Оскорбления, которыми бросались Витя и его компания, их злые усмешки и подколы слышались через раз. Кровь пульсировала слишком сильно, заглушая их. От напряжения ладони Егора вспотели и стали холодными. Может, где-то внутри и был страх, но внешне он никак это не показывал. Смотрел прямо в глаза Витьке, не обращая внимания на стоящих рядом пацанов, будто они были пустым местом. Мальчики все поняли, и им это явно не нравилось. Агрессии в воздухе становилось все больше. И если у шестерок этой так называемой банды горели глаза и зашкаливали эмоции, как у бешенных собак, Витя оставался хладнокровным. Он с интересом рассматривал Егора, крутя на запястье черный кожаный браслет. Витя знал, что Егор на два года младше, никакой борьбой не занимается и дать отпор ему будет очень сложно. Но несмотря на это он никогда на пасовал, никогда не сбегал, даже если знал, что шансов на победу у него практически нет. Где-то глубоко в душе Витя даже уважал этого мальчишку, но продолжал к нему цепляться. Ему было интересно, сколько в Егоре этой храбрости. Сколько он еще может выдержать прежде, чем побежит жаловаться папе. Но он упорно этого не делал. На Диму ставки были не такие высокие. В конце концов Витя оказался прав. Сбежав с сестрой друга, он все рассказал отцу Егора, и тот примчался через пять минут. В этот раз драка зашла слишком далеко. К синякам и ссадинами добавились перелом руки и сотрясение мозга. Не нужно было Егору говорить о том, что сломает руку Вите. Витя со своей шайкой пока решили залечь на дно и стараться не попадаться на глаза взрослым, детей которых они когда-либо трогали. А таких было немало.
Когда пришел папа, то Егор уже мало что понимал. Он то отключался, то приходил в себя. Из-за заплывших глаз все вокруг было размыто, но голоса он слышал хорошо, помнил, как на Витю кричал отец и угрожал: если с сыном что-то серьезное, то ни одна живая душа его не найдет. Вряд ли эти угрозы он когда-нибудь воплотил бы в жизни, человеком Виктор Петрович был добрым и не тронул бы ребенка. Даже такого отморозка, как Витька. Но по закону он бы наказал всех обидчиков сына. Несмотря на его внушительный размер от улыбки, которая не сходила с лица папы, было тепло и уютно. Мама души в нем не чаяла, в принципе, как и сам Егор. Виктор Петрович жил ради семьи. И в тот момент, когда он увидел Егора в таком состоянии, у него, казалось, весь воздух из легких исчез. Впервые в жизни он чувствовал, как трясутся руки.
Егор слышал и голос испуганного Димки, который, кажется, упал на колени рядом с ним и пытался докричаться до него. Отвечать было сложно, слишком сложно и больно. Егор смог только произнести что-то про руку и потерял сознание. Очнулся в больнице. Растерянный и не понимающий, что с ним произошло. Только спустя время картинка в голове стала выстраиваться. Егор сначала обижался на Диму за то, что тот нарушил их договор не вмешивать родителей в мальчишеские разборки, но вовремя понял, что в этой ситуации друг поступил правильно. Если бы не он, неизвестно, чем это все могло закончиться.
– А тебе когда гипс снимут? – спросил Дима, в очередной раз забежав к Егору.
– Вроде через две недели должны. Я уже устал дома сидеть. Ни поиграть нормально не могу, ни в школу пойти.
– Зато у тебя такой красивый чехол для руки, – сказала Настя, вырисовывая на гипсе уже десятый розовый цветочек.
– Это не чехол. Это гипс, – раздраженно выпалил Егор, глядя на сестру, которая была так увлечена своими художествами, что даже не замечала тона брата.
– Ты бы ему самолетики нарисовала, Олененок. А то своими цветочками совсем в девочку Егора превратишь. – Друг слегка стукнул Диму свободной рукой по плечу, на что тот просто рассмеялся.
– А я не умею самолетики, – грустно, будто осознавая всю серьезность трагедии, проговорила Настя. – Ты поможешь?
Дима на минуту задумался, покосился на Егора и, специально проигнорировав его предупреждающий взгляд, улыбнулся так, словно придумал самую гениальную идею на свете.
– Эй, вы что, сговорились? Так нечестно! – стал возмущаться Егор, когда увидел, что Дима берет в руки синий фломастер.
Следующие полчаса дети провели за раскраской гипса. Дима с Настей так упорно это делали, что теперь свободного места на нем не было совершенно. Егор, который делал вид, что обиделся и теперь смотрел телевизор, краем глаза все-таки подглядывал за этими двумя и думал, сломанная рука – это не так уж страшно. Да и гипс теперь выглядел намного симпатичнее и веселее.
Глава 6
Двигать рукой, которая почти месяц находилась в гипсе, было непривычно и немного страшно. Разрабатывать ее приходилось постепенно, каждый день, а у Егора уже было огромное желание скорее прийти в норму, поэтому он непозволительно спешил. Снега за окном было столько, что хотелось просто надеть пуховик, шапку, непромокаемые ботинки, выбежать из подъезда и с разбегу упасть в первый попавшийся большой сугроб. Но когда Светлана Николаевна услышала из кухни, как сын рассказывал об этом Диме, то предупредила, что, если он так сделает, она просто запретит выходить ему из дома на все новогодние каникулы. Одной сломанной руки ей достаточно. Егору пришлось пообещать, что он будет предельно аккуратен и она наконец-то может спокойно отпустить его слепить снеговика и закидать Димку снежками.
Зима всегда пахла по-особенному. Новый год радовал, наверное, больше, чем собственный день рождения. Егор с Димой давно уже не верили в Деда Мороза, но очень усердно поддерживали эту легенду для Насти, которая все еще считала, что подарки ей дарит дедушка с белой бородой и большим мешком игрушек, как из сказок.
В этом году отмечать праздник решили в доме Скворцовых. Мама Егора воодушевленно ходила по магазинам и подбирала разные новогодние украшения. Виктор Петрович с выдержкой настоящего героя следовал за женой и молча переходил из одного отдела в другой. Спорить в такие моменты с ней было бесполезно. Когда Дима приходил в гости к другу, он всегда с жадным интересом наблюдал за тем, как родители украшают дом, развешивая на окна яркие гирлянды с маленькими золотыми лампочками. У них привычно пахло вкусной сладкой выпечкой. Дима удивлялся, как тетя Света успевает и работать, и постоянно что-то готовить. Егору и Насте определенно повезло с родителями. Нет, Дима не жаловался на своих, но атмосфера в его доме была совсем не такой. Евгения Михайловна была очень хорошей, настоящей красавицей, за которой в институте выстраивалась целая очередь, чтобы проводить ее до дома. Но в ней никогда не чувствовалось той теплоты, которая волнами исходила от тети Светы. Мама Димы не очень любила готовить, а в украшении дома вообще не видела смысла. Это же потом все равно все снимать надо. Поэтому в доме у Смирновых не было ни елки, ни гирлянд, ни ароматного имбирного печенья. Диме всегда нравилось, когда Новый год они праздновали с семьей Егора. Так он мог по-настоящему насладиться этой атмосферой.
В последнее время его все больше тянуло в дом к другу. У родителей был кризис в отношениях, и они часто ссорились, разговаривали на повышенных тонах, и оба ходили такие напряженные, будто к ним подвели электричество. Сначала Дима наблюдал за ними, переживал, а потом просто стал уходить в свою комнату и включать в наушниках музыку погромче. Он мог просидеть так очень долго. Обычно часа через два к нему заходила мама, гладила сына по голове, пока тот сидел за компьютером или книгой и крепко прижимала к груди. Она ничего не говорила и не спрашивала. Потом целовала в макушку и уходила, плотно закрыв дверь. Несмотря на внешнее спокойствие Дима слышал, как бешено колотится ее сердце, и видел ее слишком красные и воспаленные глаза. Когда мама была в таком состоянии, ему хотелось вскочить со своего места, подбежать к отцу и спросить, почему он спокойно смотрит, как мама плачет, и ничего не делает. Но Дима оставался на месте. Что может изменить десятилетний ребенок?
За день до Нового года между ними снова произошла стычка. На этот раз билась посуда. Кружки, тарелки. Из своей комнаты Дима слышал, как разлетается хрупкий фарфор. Когда все закончилось, он выглянул из его личного убежища и увидел, как мама, сидя на полу, собирает осколки. Казалось, она совсем не боится порезаться. Дима тотчас побежал в ванную и принес веник и совок. Он стал подметать бывший сервиз, а Евгения Михайловна медленно встала, слегка покачнувшись, с благодарностью взглянула на сына и ушла в спальню. Дима не знал, как они пойдут завтра к Скворцовым отмечать Новый год. Но он очень надеялся, что хоть на один день они смогут стать той семьей, о которой он всегда мечтал, когда приходил к другу.
Дверь открыла Светлана Михайловна. На ней было красивое зеленое платье, расшитое крупными золотыми цветами. Оно было чуть ниже колен, в меру пышное. Мама Егора крепко обняла всех по очереди и пригласила в дом. Папы пожали руки и прошли в зал, мамы спрятались на кухне, а Дима пошел в комнату Егора. Друг с упоением наслаждался какой-то новой компьютерной игрой, которую ему купил Виктор Петрович, когда сыну наконец-то сняли гипс, а Настя крутилась перед зеркалом и наблюдала за тем, как невысокими волнами развивается светло-голубое платье, когда она делает очередной оборот.
– Олененок, голова закружится, – сказал Дима, наблюдая за ней, облокотившись о дверной косяк.
– Ди-има! – радостно крикнула Настя и подбежала, чтобы крепко его обнять.
– Привет, красавица. – Услышав слово «красавица», Настя как-то по-хитрому улыбнулась, но почти сразу убежала к маме на кухню, словно застеснялась.
– О, братан, здорово. – Егор подошел к другу, и они обменялись рукопожатиями. – Как дела?
Егор замечал, что в последнее время Дима слишком тихий. Не такой разговорчивый, не такой веселый. Егор понимал, что это как-то связано с семьей, но давить не хотел. Если надо будет, он сам расскажет.
– Да нормально, – ответил Дима и отвел глаза. – Готов к празднику?
– А куда деваться-то? Конечно, готов. Подарки никто не отменял, – самым заговорщицким голосом проговорил Егор. – А пока пойдем что-нибудь украдем со стола.
Украсть им так ничего и не удалось. Как только мамы увидели хитрые глаза сыновей и тянущиеся к колбасе руки, то сразу надавали по этим рукам. Правда, потом они сжалились над детьми и сделали им несколько бутербродов, потому что до Нового года оставалась еще пара часов.
Все потихоньку собирались за большими, ломящимся от еды столом в гостиной. Виктор Петрович и Александр Сергеевич обсуждали политику, мамы о чем-то щебетали, а дети носились с вертолетом на пульте управления, то играли с Бенни, белым лабрадором, который был уже довольно стар, чтобы так же бегать по всей квартире. Он сонно лежал на спине, подогнув лапки, и ждал, пока кто-то из громких детей соизволит почесать ему пузико. Первой догадалась Настя. Она присела к Бенни и сначала погладила ему ушки, которые смешно развалились по обе стороны от головы. А потом маленькими ручками все же почесала животик, отчего Бенни смешно задергал задней лапой. Дима и Егор присоединились к ней и уморили бедного пожилого пса. Им даже показалось, что, когда они наконец его оставили, уходя к столу, Бенни с облегчением выдохнул.
Еда была наивкуснейшая: жаренная курочка с хрустящей корочкой, картошка по-деревенски и разные ароматные салаты. Дети налетели на еду с ходу, потому что за активными играми проголодались, а взрослые ели не спеша, уделяя больше времени разговорам.
– И все же я настаиваю, что для мальчика нет ничего лучше бокса, – говорил Александр Сергеевич. Взрослые как-то незаметно перешли на детей.
– Саш, бокс твой – прошлый век, – не унимался Виктор Петрович. – Лучше футбол или вон, баскетбол, куда Димка ходит.
– Если бы не Женя, я бы его давно уже оттуда забрал, – раздраженно ответил папа Димы. – Она все мозги парню задурила своим баскетболом. Пацан ничего не видит кроме него.
– Пап, мне правда нравится.
– Правильно, сынок – вступилась Евгения Михайловна. – На этом боксе все мозги вышибают.
– Зато он всегда сможет сдачи дать! Вон Егорку как избили сильно, а если бы боксом занимался…
– Саша, давай сменим тему, – осадил его Виктор Петрович. Его голос был спокойным, но в нем отчетливо слышались остерегающие нотки.
– Хорошие мои, вы же еще рыбку не попробовали. Она уже допекается, сейчас принесу. – Мама Егора попыталась как-то разрядить обстановку, но получалось не очень хорошо. Атмосфера за столом держалась напряженной. Родители Димы хоть и сидели рядом, но даже не смотрели друг на друга. Папа Егора пытался поддерживать разговор, но как-то заметно погрустнел. Он сильно винил себя за то, что не смог защитить сына, и боялся подумать, что могло бы произойти, если бы не подоспел вовремя.
Дети быстро съели все, что получилось уместить в их небольшие животы, и вышли из-за стола. До курантов оставалось всего ничего, и они решили дождаться Нового года рядом с окном, чтобы не пропустить ни секунды салютов. Настя, как хвостик, ходила за мальчиками по квартире, но в окно посматривала с опаской. Фейерверки она не очень любила. Слишком громкие. Слишком яркие. Настя их побаивалась. А вот мальчики ждали с нетерпением.
По телевизору показали куранты, и все принялись вести счет. Когда он дошел до двенадцати, к потолку взлетела пробка от шампанского, послышались поздравления и звон. На улице тут же загромыхали салюты, и небо окрасилось в самые разные цвета. Настя сидела у мамы на руках и зажимала ушки руками. Дима обратил на это внимание и подошел к Светлане Николаевне.
– Можно? – спросил он и протянул руки.
– Ну если она пойдет, – ответила тетя Света и протянула ему девочку.
Димка тут же ее подхватил и понес к окну. Настя не сопротивлялась, но продолжала закрывать уши.
– Ты зачем ее сюда притащил? Она ж боится салютов, – сказал Егор и с опасением взглянул на сестру.
– А Олененок сейчас увидит, какая это красота, и перестанет бояться, да?
– Я не Олененок, – тихо произнесла Настя, но все же убрала руки от головы. Она медленно перевела взгляд на окно, и красота, которая разворачивалась на улице, так ее захватила, что она, кажется, забыла про громкие страхи. К тому же на руках у Димы было совсем и не страшно. Настя улыбнулась и крепко обхватила его за шею.
– Эй, – возмутился Егор. – Вообще-то я твой родной брат.
Он подошел ближе и прислонился к Насте, чтобы ей было удобно обнять и его. Снег валил все сильнее, и в свете желтого уличного фонаря и разноцветных лучей от салютов снежинки танцевали сложный, но очень красивый танец. Они втроем стояли около большого окна и просто смотрели. В этот момент не нужны были слова или шутки. В этот момент можно было ничего не говорить, и все это прекрасно понимали. Светлана Николаевна и Евгения Михайловна молча наблюдали за своими детьми. Взрослые не знали, сколько продлится эта дружба и через сколько лет мальчики пронесут такое теплое общение. Но все, кто когда-либо видел эту троицу и слышал их общение, надеялись, что она не закончится завтра или через год, или через десять лет. Они казались неразлучны. Егор, Настя и Дима. Два совершенно разных друга и маленькая светловолосая девочка – для одного родная сестра, а для другого голубоглазое чудо по прозвищу Олененок.
Глава 7
Я проснулась с мыслями, что больше никогда не выйду в наш двор. Дышать же можно и через открытое окно, да? А разминать ноги можно и гуляя по квартире. Из одной комнаты в другую. Благо квартира у нас большая. Только вот основная загвоздка была в родителях. Притворяться больной на третий день было все сложнее. Мама у меня женщина умная, она практически сразу просекла, что мои слова и самочувствие разнились между собой. Но, может быть, она просто меня пожалела и дала возможность отдохнуть от школы пару дней. Хотя актрисой я была хорошей. Если надо натурально упасть в обморок или придумать стопроцентную отмазку для учителей, почему мы опоздали на урок на целых пятнадцать минут, а потом так ее рассказать, что сам Станиславский изменил бы свое мнение и сказал: «Верю!», это пожалуйста. Только услуги небесплатные. А как вы хотели? Хочешь жить – умей вертеться. Конечно, брать деньги у родителей или старшего брата в любое время удобно, но совсем не практично. Так ведь и привыкнуть можно. А уже я девочка взрослая. Хоть мама и говорила, что четырнадцать лет – это не восемнадцать, я все равно считала, что взрослая. И не нужно меня переубеждать, как это старались сделать брат с Димкой. Егор постоянно трепал меня по голове, как будто не знал, сколько времени я тратила на то, чтобы волосы были прямые и не кудрявились, как обычно. А Дима постоянно называл меня Олененком, как будто имя мое забыл, честное слово. Я ужасно злилась на них за это, они будто не замечали. Продолжали свою игру «Мы взрослые, а ты нет». Жутко бесит. Но во всей этой разнице в возрасте находился один плюс. Силы мальчикам было не занимать. Дима продолжал заниматься баскетболом и стал таким высоким, что разговаривать с ним стало ну очень неудобно. Приходилось каждый раз задирать голову. Егор, будучи подростком, занялся смешанными единоборствами или вольной борьбой, я не очень разобралась. Но суть в том, что влепить он мог так, что потом ни костей, ни зубов не собрать. Только свои приемы брат почти никогда не демонстрировал вне зала. И особо ни на ком их не применял. Он с важным видом говорил, что для него это способ защитить себя или своих близких, если будет такая необходимость. Бить первым он не станет.
В этом-то и заключалась проблема. Мне надо было, чтобы он навалял одному парню, да так сильно, чтобы вся дурь из головы вылетела. И как его уговорить, я пока не знала. Можно было, конечно, попросить Димку, но он в последнее время ушел в учебу с головой, отвлекать его не хотелось. Он даже стал реже у нас появляться, что было совсем ему несвойственно. Дима всегда любил проводить у нас время. Они сначала могли часами рубиться в приставку, а потом уйти куда-то гулять и вернуться только под утро не совсем трезвыми. Дима, естественно, к себе, а Егор к себе. В такие дни мальчикам доставалось по полной программе. Папа не скупился на нотации и профилактические беседы. Понятно, что в двадцать лет в голову уже ничего не вобьешь, но он все равно отчитывал их, словно подростков. Причем доставалось не только Егору, но и Диме. Пять лет назад его родители развелись, и Александр Сергеевич переехал в другой город. По разговорам мамы и тети Жени, у Диминого папы уже давно кто-то был на стороне. Он и не старался это скрыть. А когда родители Димы наконец поставили жирную точку, он спокойно собрал чемоданы, попрощался с Димкой, заверив, что они будут продолжать общаться, и уехал. Сначала Дима действительно верил, что на их отношениях развод никак не повлияет. Только вот с каждым месяцем звонков становилось все меньше и меньше. Дима старался не обращать на это внимания и оправдывал отца тем, что он много работает и у него просто не хватает времени. Я говорила, что так общение и сходит на нет, но Димка только злился и отвечал, что я ничего не понимаю. Он верил до тех пор, пока Александр Сергеевич не забыл поздравить его с днем рождения.
На восемнадцатилетие я все утро мучилась на кухне и старалась приготовить праздничный торт. Выходило, мягко говоря, не так, как мне хотелось. Один корж ужасно подгорел, а второй бессовестным образом не хотел пропекаться. Я разозлилась и, выкинув все неудачные коржи, начала заново. Мама была на работе и хотела помочь мне с тортом вчера, но я уверила ее, что все будет хорошо. Мне очень хотелось самостоятельно его приготовить. Видимо, я поторопилась. Но несколько часов моих мучений – и что-то похожее на более-менее приемлемую выпечку было готово. Я аккуратно складывала коржи друг на друга, промазывая между ними крем. Получалось вполне ничего себе. Но в глубине души я надеялась, что на вкус он все же будет лучше. Закончив с декором и кривоватой подписью: «С днем рождения», я убрала его в красивую коробку, перевязав голубой лентой, и пошла к Диме домой. Жил он пяти минутах ходьбы нашей квартиры. Егор обещал закончить тренировку пораньше и тоже присоединиться к тортопоеданию. Когда я позвонила в дверь, мне никто не открыл. Дима точно должен был быть дома, планов в этот день у него не намечалось, но в квартире было подозрительно тихо. Я позвонила еще раз. Снова тишина. Только спустя десять минут непонятного ожидания на лестничной площадке, потому что я позвонить по телефону я не могла, так как благополучно забыла его дома, услышала, что на этот этаж кто-то поднимается. Это мог быть любой другой житель дома, но я была уверена, что это Дима. Его шаги я могла отличить от любых других. И оказалась права. В теплой дутой куртку Димка поднимался по ступенькам, глядя себе под ноги. Он до самого конца, пока не уперся в дверь, не замечал, что я стою рядом и держу коробочку с тортом.
– Насть, что ты тут делаешь? – спросил он каким-то усталым и совсем незнакомым голосом.
– Я тебе подарок приготовила. С днем рождения! – крикнула почти на весь подъезд я. – А где ты был?
– По делам ходил, – в рифму ответил он и постарался улыбнуться, но получилось натянуто.
Дима открыл дверь и первой пропустил меня в квартиру. Егор должен был прийти примерно через минут двадцать. Я сняла обувь, надев на ноги теплые тапочки, которые были мне уже как родные, и прошла на кухню. Поставила чайник и стала развязывать коробочку. Я только хотела рассказать Диме, каких мучений мне стоило приготовить этот торт, но не успела. Он скрылся за дверью и заговорил с кем-то по телефону.
– Зачем ты вообще позвонила? – задал вопрос Дима. – Мне не нужны от тебя никакие поздравления. Ты мне никто.
Я хотела подойти к двери, чтобы слышать более отчетливо, но вовремя себя одернула. Только голос Димы становился все громче.
– И передай ему, что он может вообще не звонить! Он вычеркнул нас из своей жизни три года назад, мы с мамой сделали то же самое. Да, да, и вам всего хорошего.
Голос стих. Я ждала пять минут, десять и все же не выдержала – подошла к двери и постучала.
– Дима, можно? – прошептала я, глядя через щелочку.
– Заходи.
Димина комната была приятнее, чем Егора. У брата был вечный бардак из вещей, проводов, наушников и нескольких клавиатур. Он учился на программиста, и его спальня напоминала настоящий технологический взрыв. У Димы же был полный порядок. Кровать идеально заправлена, книги на полочках расставлены по алфавиту. Причем не только на русском языке. У Димы всегда были способности к языкам, именно поэтому он и выбрал лингвистику. Он уже практически в совершенстве владел английским и немецким.
– Я там торт порезала. Сама приготовила.
– Спасибо, Олененок, – хрипло сказал он, покачиваясь из стороны в сторону на офисном кресле и глядя в одну точку. Кажется, он даже не моргал, а лишь сжимал в руках телефон.
– Ты в порядке? – спросила я, не зная, куда деваться.
– Да. Просто собственный отец забыл поздравить с совершеннолетием, зато его новая жена не забыла. Позвонила и радостно сообщила, что они сегодня улетают в Египет и моему папаше сейчас совсем не до меня.
– Дура, – только и произнесла я, и Дима с усмешкой взглянул на меня. – Я бы никогда тебя не забыла поздравить. Вон все утро с тортом промучилась.
– Спасибо, Насть. Егор минут через пять уже придет. Пойдем на кухню.
Торт оказался съедобным, даже вкусным. По крайней мере, мальчики сказали, что им очень понравилось. Когда пришла тетя Женя, она тоже попробовала кусочек, сказав, что на диете, и похвалила меня. Было приятно. Но готовить я все-таки не очень любила.
Насколько мне было известно, после того дня рождения Дима больше не общался с отцом. Александр Сергеевич ему несколько раз звонил и просил поговорить, но Дима холодно и беспристрастно отвечал, что ему это больше неинтересно. С тех пор он изменился. Как будто снял розовые очки и стал смотреть на мир более реалистичным взглядом. А вот у меня, несмотря на возраст, никогда не было розовых очков. Терпеть не могла этот цвет и уж тем более не могла себе позволить через него смотреть.
И когда я столкнулась с проблемой, выруливать нужно было самой, хоть и хотелось попросить помощи у мальчиков. Вот только как я им расскажу про спор, по условиям которого нужно подружиться с главным хулиганом нашего района? С Витькой. Девочкам он почему-то нравился. Непонятно, правда, чем. Может, хорошим телосложением, голубыми глазами и множеством татуировок на руках и частично на шее. Говорят, хорошим девочкам нравятся плохие мальчики. Но во мне он не вызывал ничего, кроме желания отправить его в первый класс и заставить пройти весь школьный курс. Умом Витя не блистал, а вот тупости и неконтролируемой агрессии было не занимать. Несмотря на это, мои подруги, которые иногда непонятно чем думали, спорили, кто может запасть ему в сердце и исправить так называемого хулигана. Я вообще не хотела участвовать во всем этом, пока не узнала, что у Егора с Димой с ним давние терки. Хотя в открытую они не враждуют, но между ними сохраняется холодная война. Может, если бы они увидели, что я тоже с ним общаюсь, то перестали бы относиться ко мне как к ребенку? Особенно Дима.
Глава 8
– Значит, хочешь стать переводчиком? – протянул он, и меня обдало неприятным запахом пива.
– Да, всегда об этом мечтала. – Я постаралась выдавить улыбку, но моя кислая мина никак не хотела выглядеть дружелюбно.
– Умная, значит, – ухмыльнулся он. – Жалко, что брат со своим дружком у тебя тупые, – высказался Витя и громко засмеялся вместе с еще двумя парнями, которые сидели слева от него.
– Они не тупые! – я вскочила на ноги и яростно посмотрела на эту шайку, которая все меньше напоминала мне людей.
– Слышь, малявка, – почти тут же встал на ноги и Витя. – Тебя вообще никто не спрашивал. А будешь много трындеть, получишь, поняла? – он замахнулся, но ухмылка на лице говорила о том, что он решил так пошутить.
Мне стало не по себе. Захотелось домой, где безопасно и спокойно. Где меня любят и никогда не дадут в обиду. На улице, несмотря на теплую майскую погоду, стало холодно. А может, это просто нервы, и я слишком сильно переживаю? В самом начале моя авантюра с этой идиотской дружбой казалась классной. Я должна была подружиться с грозой нашего района, стать самой крутой девочкой, а главное, перестать быть маленькой. Меня бы зауважали и, возможно, посмотрели по-другому. Не как на ребенка. Но чем больше времени проходило, чем хуже мне казалась эта затея. Вначале Витя и его компания были не такими ужасными, как о них говорили. Книг они не читали, но мы могли обсуждать какие-нибудь фильмы или видеоигры, в которых я хорошо разбиралась благодаря Егору и его урокам. Витя даже пару раз встречал меня со школы, чтобы проводить домой. Но лишь спустя время я стала замечать, что взгляд его совсем недобрый. Он смотрел на меня, будто хищник на загнанную зверушку. А не нападал только из любопытства. Какой взрослый парень будет всерьез общаться с четырнадцатилетней девочкой? Но мне казалось, что я настолько разносторонний и интересный собеседник, что даже хулиганам может быть со мной интересно. Ошиблась. Я стояла перед Витей, будучи почти вполовину ниже него, по коже бежал холодок и глаза, будто загипнотизированные, вовсе не моргали.
– Ты очень маленькая глупенькая девочка. – Витя хотел протянуть руку, чтобы дотронуться до моей щеки, и в этот момент я словно очнулась и сорвалась с места. Побежала домой не оглядываясь. Я понимала, что он и его дружки могут меня поймать на раз-два, но почему-то они этого не делали. Лишь эхом я слышала, что Витя кричал мне вслед:
– Беги, беги пока можешь. Мы еще встретимся! И брату привет передавай.
Стало очень страшно. Кажется, я натворила дел…
До квартиры я добежала минут за пять. Хорошо, что было недалеко. Трясущимися руками открыла замок и зашла, быстро захлопнув дверь, как будто сейчас сюда мог кто-то ворваться. Провернув несколько раз ключ, я подергала за ручку, чтобы убедиться, что дверь действительно закрыта. Из кухни слышались какие-то голоса и заливистый смех, добрый и искренний. Совсем не такой, как у Вити и его друзей. Через минуту в прихожую вышли Егор и Дима, видимо, услышав, что кто-то пришел домой. Я все еще стояла, навалившись спиной на дверь, думая, что, если сейчас ее не будет, пропадет моя опора и я просто упаду. Сердце колотилось с бешенной силой, а голова кружилась. Кажется, даже руки слегка тряслись. Я сцепила их в замок, чтобы унять дрожь. Увидев меня, хорошее настроение у мальчиков тут же испарилось, и их лица стали серьезными.
– Насть, что с тобой? – первым подбежал Егор. – Ты очень бледная. Тебя кто-то обидел? Сделал больно? Почему на тебе лица нет?
Егор всегда очень остро реагировал на все. А если дело касалось меня, то у него вообще сносило голову.
– Егор, успокойся, отойди. – Дима был его полной противоположностью. Спокойный, рассудительный, разумный. Я никогда не видела, чтобы он выходил из себя или кричал. Им всегда управлял разум. И даже если он переживал по какому-то поводу, то никогда этого не показывал. – Олененок, что случилось? – он присел передо мной на корточки и взял мои ледяные руки в свои. Ладони у него всегда были горячие. Мне показалось, что через это тепло ко мне переливалось его спокойствие, и сердце стало стучать чуть медленней.
– Я… Мне… Просто я думала, что… – горло сжалось, и слезы стали подкатывать
– Не бойся, Настюш. Ты в безопасности. Расскажи, что случилось? – сказал Дима и стал легонько растирать мои руки, чтобы они хоть немного согрелись. Я взглянула на него, потом на брата, который прислонился к стенке и пристально на меня смотрел. Я знала, что в нем уже все закипает, и от этого рассказывать о своей глупости было еще страшнее.
– Просто я не хотела, чтобы вы считали меня… маленькой, – я стала рассказывать, опустив глаза. – И мне показалось, что если я буду общаться с кем-то взрослым, то… – мне хотелось убежать в комнату и закрыться там.
– То что? – спросил Дима.
– То я стану крутой, поэтому я и стала с ними общаться. Я… я не хотела сначала, они мне совсем не нравились, а потом девочки стали спорить, и мне захотелось всем доказать… Сначала все было нормально, а потом… Потом стало страшно. И они назвали вас тупыми, я разозлилась, и…
Мне не хватало смелости взглянуть на ребят.
