Наталья Коновалова "ВОЦЕХОВЛЕННЫЙ"

– А пока мы идем, расскажите-ка, что запланировал пан Берж.

– Полагаю, – нахмурился Войцех и попробовал высвободить руку, – что нужных исполнителей он проинформирует сам.

– Как пожелаете, – Франтишек спрятал ключ так же демонстративно, как и достал.

– Вы хотите знать что-то конкретное? – сквозь зубы спросил Войцех.

– Лишь общее направление мыслей, – ласково успокоил Франтишек.

– Заинтересовать китайских инвесторов, – постарался Войцех не раскрывать деталей.

– Прекрасно, будете докладывать каждую неделю, – конторщик отдал ключ и указал на нужную дверь. – Ах да, вынужден предупредить: линия прослушивается.

– Директор так боится утечек? – расстроился новому осложнению Войцех.

– Да-да, пан Берж потому и распорядился связь с городом обрубить. Я же прослушиваю из личного интереса: уж очень охоч до сплетен, – глупо захихикал Франтишек. – Как что услышу, так потом пересказываю во всех подробностях. Бывает, даже присочиняю. Не обижайтесь, если и про вас слушок какой пойдет.

Войцех побрел в кабинет, указанный не просто начальником тайной канцелярии Франтишеком, а целым руководителем райотдела штази, никак не меньше. Обстановка навевала мрачные: конторский стол с телефоном-факсом дополнялся металлическим шкафом, ширмой, кушеткой и фаянсовым рукомойником. Сами предметы отсылали скорее к медпункту, где безвылазно дежурит и здесь же подсыпает врач с усталыми всепрощающими глазами, готовый поделиться подотчетным спиртом во имя проникновенных разговоров «за жизнь». Но вербовка с прослушкой диаметрально меняли угол зрения: кабинет безо всякого переоборудования годился под пыточную или карцер. Войцех уже решил, что сообщит матери о курьезном трудоустройстве, и было бы странно передумать из-за одного неприятного разговора. Он чувствовал, что втягивается (живот от голода, путник в зыбучие пески или недоземлемер в рабочий процесс?), и не хотелось бросать всё прямо сейчас. Войцех набрал номер и задышал в такт протяжным гудкам.

– Мама, это я.

– Цесик, боже мой, ты жив! Почему не звонил? Я места себе не находила… – задыхалась от радости и беспокойства уже не молодая, судя по голосу, женщина.

– Извини, не было связи. Я не могу долго говорить.

– У тебя неприятности?

– Не выдумывай, всё в порядке. Я устроился на работу, здесь же и поселился.

– На какую работу? Ты меня обманываешь!

– Мама, перестань. Я поехал с заданием от базы, меня приняли землемером, и я решил остаться.

– Цесик, каким землемером? Ты мог стать дипломатом, ты знаешь языки… Во что ты вляпался! – причитала мать.

– Ты прекрасно знаешь, что не мог. Хватит, я достаточно сидел на твоей шее, и это мой шанс начать самому.

– Когда мы увидимся? – не успокаивалась мать.

– Я заеду за вещами на выходных. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Мне пора! – повесил трубку Войцех.

Суровости напустил намеренно. Именно так он держался с матерью последние несколько лет. Спроси его напрямую, Войцех пояснил бы, что потворствовать нездоровой тревожности – делать хуже обоим. Но это лишь часть уравнения. Отбрыкиваясь от материнских расспросов, Войцех заглушал и свои сомнения. Он и сам не знал, какого черта землемером, сможет ли он уйти и когда они увидятся.

Землемер безрадостно уставился в окно. От всего, что произошло за одно только утро, тянуло по примеру Кубы удрать в поля. Но погода стояла дрянная, и лишенная сколько-нибудь рослой растительности земля продувалась ветрами и промачивалась дождем. Приходилось терпеть над собой конторскую крышу. «Не из первопроходцев я, – мрачно подумал Войцех. – Мне, видимо, главное в тепле, хоть бы и в обиде. Не побегу я в неизведанные дали, только бы самому сделаться воеводой и основать свой острог. Да и не получится у меня. Вот если бы казачков в отряд, тогда еще можно рвануть. Таких, как Куба. А один в поле не Войцех». Землемера манила совместная созидательность, но ответ, как в заданных условиях её организовать, да чтобы ненароком не приковаться к скале, как Янек, не приходил. Размышления его прервали: без предисловий распахнулась дверь, и в кабинете воцарился Куба.

– Как ты меня нашел? – подскочил землемер.

– А где же тебе еще быть, Цесик? – передразнил Куба.

– Ты тоже участвуешь в игрищах Франтишека? А еще прикидывался другом!

– Хватит дуться, тебя обо всём предупредили, – Куба приобнял Войцеха и слегка потряс. – Лучше садись и фиксируй за мной тезисы для китайской делегации.

– Но пан Берж отстранил тебя как несправившегося! – выпалил Войцех от обиды.

– И что? Других писарей не завезли. Ну, разве что тебя вчера в капусте.

По всей видимости, Кубу перестал забавлять бескорыстный патронаж, а укольчики разной степени болючести, напротив, забавляли всё больше. Войцех же не успел опериться за прошедший день, так что оставалось бережно давать сдачи: так, чтобы убедить в своей боеспособности и при этом не отвратить пусть уже не друга, но хотя бы ценный источник сведений и довольствия.

– Записывай: объект располагается в экологически чистой зоне, вблизи крупного водного объекта, который является источником питьевой воды… – выдавал целыми фразами Куба.

– Подожди. Китайская делегация ищет землю не под что-нибудь, а под комбинат, – возразил Войцех.

– И?

– В реку пойдут стоки, и какие бы ни были очистительные сооружения, а для питья вода станет непригодна.

– Ты прав, про экологию не будем, – недовольно сжал губы Куба.

– А как на самом деле планировали со стоками?

– Захоранивать.

– Зачем? Они же не радиоактивные!

– Концепция такая. Безотходное производство. Земли-то много, – объяснил Куба.

Войцех всегда считал здравый смысл и базовые естественнонаучные знания своими сильными сторонами, но из слов «захоранивать стоки» и «безотходное производство» всё равно выходила бессмыслица. Не сбрасывать прямо в реку – конечно, похвально. И то, что Войцех устроился в ответственную компанию, не может не радовать, но человеческая цивилизация давно придумала канализацию. Войцех даже задумался, не предложить ли улучшение напрямую пану Бержу, но куда там землемеру, тычущемуся наугад. Подобно Феликсу, Войцех предпочел промолчать.

– Ты там уснул? – потормошил приятеля Куба. – Пиши дальше: территория объекта свободна от застройки и инженерных сетей.

– Разве отсутствие инфраструктуры это не минус? – очнулся Войцех.

– А мы скажем по-другому: подведение сетей возможно в любую точку в зависимости от размещения капитального объекта, выбранного инвестором.

– Но на самом же деле сети придется тянуть от города? Я не большой спец, но кажется, что это огромные затраты, – настолько изумился Войцех, что сразу забыл о недавней размолвке с Кубой. Для землемера нелепость происходящего многократно превосходила любые шероховатости их приятельства, и в конце концов он прилеплялся к рыжему насмешнику, лишь бы не оставаться со всем этим одному.

– Китайцы же ищут, куда вложиться? Вот пускай и вкладываются, – равнодушно заметил Куба.

– Давай о хорошем. У пана Бержа ты упомянул какие-то изыскания, – наводил на мысль Войцех.

– По правде говоря, с изысканиями тоже пропал: на территории высокий уровень грунтовых вод.

– И что это значит?

– Это значит, что мы не только в зоне затопления, но и в зоне подтопления.

– Кто вообще решил поместить сюда объект? Здесь строить-то можно?

– Скотомогильники нельзя разбивать, кладбища устраивать, навозохранилища, – припоминал Куба, – а строить можно. Были бы деньги.

В кабинете задребезжал телефон. Войцех мгновенно вспомнил о прослушке Франтишека и ужаснулся расплате за упаднические беседы с Кубой. Более того, землемер не ожидал, что телефон умеет звонить в обратную сторону и дотягиваться костлявой трубкой до проштрафившегося болтуна. Куба сделал приятелю знак ответить. Обреченный землемер повиновался. Звонила Оля. По многочисленным эпизодам она, очевидно, знала, где отлавливать рыжего непоседу. Сейчас же шеф вызывал на повторную «репетицию».

– Мы не можем идти с этим к пану Бержу, – спохватился Войцех.

– Мы не просто можем. Мы пойдем, – ринулся в бой Куба.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Красота в глазах смотрящего

Пан Берж встретил подчиненных беспрекословно застегнутым на все пуговицы, стоя за баррикадой письменного стола. Свободное обсуждение с интерьерными намеками на равенство и братство кончилось, возобладала иерархическая покорность. Садиться не предлагал, ну и пусть – глядишь, пушечный расстрел безоружного третьего сословия кончится быстрее.

– Совершенно не годится раскрывать китайской делегации наши технологии! – опровергал пан Берж самого себя двухчасовой давности. – Якуб, как можно додуматься такое предложить! А если они подстроили посещение с целью промышленного шпионажа? Мы же, как дурни, чуть было не преподнесли им на блюдечке ключи от мирового лидерства. Не зря я запрещал любые упоминания об объекте. Но дельцы всё равно прознали и бесстыдно прорываются к нам. На самого министра вышли! Уж не знаю, чем они его взяли.

– Стало быть, ограничимся объездом? – вклинился Куба.

– Я уже дал поручение Феликсу разработать маршрут с точками остановки. С тебя – вступительное слово.

Куба кивнул на Войцеха, и землемер нехотя протянул листок с вымученными тезисами: смотр калек, не иначе. Представленные сведения, должно быть, сами стыдились собственной убогости, поэтому жались теснее друг к другу. Кого-то перекосило на одну сторону, иные опирались на неподходящие по росту костыли, в целом в рядах господствовали разброд и шатание. Только память о не прошедших отбор товарищах заставила подхватить и гордо нести знамя «Добро пожаловать делегатам Китайской Народной Республики!».

– Что тут у нас… свободна от застройки… подведение в любую точку… Это можно использовать, так и быть, – выкинул листок пан Берж. В корзине уже покоилась стопка, которую усидчивая Оля штамповала с раннего утра. – Землемер, для вас особое поручение. Китайской делегации необходимо что-то вручить.

– Национальная атрибутика, традиционный алкоголь? – начал с очевидного Войцех.

– Вы что в самом деле? Категорически нет. Людям такого уровня можно дарить только одно – чешское стекло.

– Мы же не из Чехии, – опешил Войцех. – И к стекольной промышленности не имеем отношения.

– Вы хотите опозорить нас перед китайской делегацией? Вопрос решенный, действуйте! – раздражался пан Берж.

– Известно ли, сколько персон в составе делегации? – виновато спросил Войцех.

– Делайте поправку на многочисленность нации, – потерял терпение шеф и сделал знак, что аудиенция окончена.

В ушах стоял звон от неумеренной пульсации крови. Войцех силился думать, но вместо ответов подступала паника: «Куда бежать? Неужто самому заступать в цех и выдувать стеклянные вазы? А если покупать, то где и на какие средства? В магазинах дефицит приобрести штучно, а уж на многочисленную нацию никто в скромной стране не запасался. Просить мать, чтоб походила по знакомым? Дома наберется лишь пара-тройка стаканов, да и то один со сколами. Нет, мать не поверит, что это для работы, решит, что я подсел на что-то страшное и обношу родных».

– Оленька, выручайте! Где фирма добывает чешское стекло? – взмолился Войцех, выбежав в приемную.

– Во-первых, не принимайте близко к сердцу. Запрягайте пана Домбровского в город, адреса он знает.

– А если в городе не окажется?

– Тогда поезжайте в Чехию, – без тени сомнения ответила стенографистка.

Повисла пауза. Войцех прочувствовал боль гидротехника, которого отрядили прокапывать протоку, и нервозность пана Домбровского, суетящегося из-за формы диванных ножек. Кажется, его только что приняли в клуб «Безрассудство и лояльность», на гербе которого высечено: «Ходим туда, не знаем куда, приносим то, не знаем что».

– Еще вопрос: считаются ли тезисы принятыми, если пан Берж их выкинул?

– Это обычная практика. Листы уничтожаются по итогам каждого рабочего дня, – проговорила Оля, не поднимая глаз от машинки.

– Получается, вы тоже приносите, а пан Берж сразу выбрасывает?

– Необязательно. Иногда делает пометки, я перепечатываю, и только затем выбрасывает.

– Вам не обидно работать на корзину? – посочувствовал Войцех.

– Я передам шефу, что вы назвали его «корзиной», – чуть заметно, одними уголками губ улыбнулась Оля.

– Если вы сохраняете чувство юмора, значит не всё потеряно! – присвистнул землемер на прощание.

Войцех нашел склад диковинок Домбровского закрытым, но внутри дзынькало, будто в жестяную банку бросали мелочь. На стук не открыли, хотя дзыньканье оборвалось на полуслове. Землемер решил добраться до снабженца в обход и снаружи прилепился к стеклу его кабинетика, руками зашорив глаза от света. Снабженец сидел спиной к окну, но это не помешало разглядеть, как его правая рука подносит ко рту что-то блестящее. При каждом зачерпывании тренькало, и Домбровский проглатывал щепотки, резко запрокидывая голову назад. Это явно не было пищей, но он ел. Войцех отнял руки от стекла, чтобы не попасться на подглядывании, и сбоку, как если бы только подошел и не успел ничего рассмотреть, тактично постучал.

– Кто там? – всполошился Домбровский, которого застали в интимный момент трапезы.

– Надо ехать в город за подарками, распоряжение пана Бержа, – стоял Войцех полубоком, как при разговоре с обнаженным, которому даешь время накинуть халат.

– Надо так надо. Возьми стул на расходы и жди на улице, – просунул Домбровский платежное средство через окно.

Войцех занял выжидательно-наблюдательную позицию между выходом и кабриолетом – единственным гражданским транспортом в пределах видимости. Кинокадры из зарубежных лент, активно просачивающиеся в последние годы, навевали вальяжно опереться на него локтем и, глядя в зеркальце, поправить пижонскую прическу. Но Войцехов непокладистый бобрик и пиджак в заплатках рушили обольстительный образ и превращали его в городскую шпану, которая злоумышленно трется у чужой иномарки. Довершал картину навязанный Войцеху стул – слишком одинокий, чтобы возвещать о переезде, слишком габаритный, чтобы хвастать удачным ограблением.

Домбровский явился скоро, чтобы не впасть в немилость пана Бержа, если распоряжение действительно на контроле, но не то чтобы охотно – нельзя уронить себя до мальчика на побегушках в глазах настоящего мальчика на побегушках. Для дальней дороги он облачился в традиционный хемингуэевский свитер, отличавшийся от вчерашнего лишь цветом: если накануне для работы в мастерской Домбровский избрал navy blue[2 - Прим. автора: «темно-синий» (англ.).], то сегодня предстал в хаки. Войцеху стоило некоторого самообладания, чтобы не пошутить, что интендант видел, наверное, только черно-белый снимок кумира, но несмотря на недостатки цветопередачи вознамерился хоть раз, да попасть в аутентичный колор старика Хэма.

Кабриолет он, однако, обошел стороной. Войцех не окликнул. Могут же у Домбровского быть дела перед отбытием. Транспорт, в конце концов, нуждается в заправке и ремонте. Землемер погрузился в тупое коротание до особых инструкций. Ни о чем не хотелось переживать. Он вверил себя в руки интенданта, и с него, Войцеха, хватит. Вероятно, он мог бы даже уклониться от поездки и передоверить добычу чешского стекла одному Домбровскому. Но у землемера был и личный мотив: вдруг под каким-нибудь предлогом или союзом посчастливится к своим. Только этой подспудной мыслью Войцех примирялся с компанией вояки-апостола. Кстати, подумалось Войцеху, ему подошла бы двойная фамилия: Эуген Вояка-Апостол. Правда, с такой и до эшафота недалеко, но повешенный шарообразный снабженец, как и хлебобулочное изделие из народных сказок, – это до известной степени оксюморон.

Из сомнамбулического безразличия Войцеха вывела ругань тракторного клаксона. Трактором правил Домбровский, триумфально вознесшийся над бренной землей. Войцех ждал, что техника совершит круг почета в целях, как бы сказал Куба, осуществления упреждающих мероприятий по противопожарной опашке. Но норовистые тычки ковшом по Войцехову существу не оставили шансов на иную трактовку: они напомнили бы безобидные заигрывания индийских слонов с непутевыми путешественниками, если бы металл болюче не звякал по лопаткам и не призывал Войцеха в кабину, переоборудованную для двоих. По-городски неумело и врастопырку, восшествие Войцеха со стулом случилось, и нунциатура укатила за утварью (да простит читатель нашу заумь, но вычеркнуть такой ассонанс грешно).

Недолго проехав по асфальту, Домбровский вырулил на обочину, да так и повел железного слона по траве. Оно вроде бы и правильно не разбивать полотно и не создавать другим помех, но в то же время как-то чудно: не командировка, а сафари. Войцех старался получше запомнить дорогу, чтобы в автомобильном атласе, когда тот попадется под руку, реконструировать маршрут. Ходить за три моря увлекательно, когда назад к соплеменникам возвращаешься с картами, а не c одними косноязычными рассказами о чуде чудном и диве дивном. Кое-где встречались полуразрушенные избушки, и поражала заразительность их обветшания: стоило на отшибе приключиться пожару у одного соседа, который спешно съезжал, так и оставив завалы не разобранными, через несколько лет уже и прочие дома косились, а хозяева взирали на них покорно, без покушений на восстановление. Войцех, должно быть, свои наблюдения проронил вслух, поскольку Домбровский живо затеял разговор:

– Ремонтироваться ты или кто из знакомых не собираетесь?

– Насколько мне известно, нет, – допустил тень сомнения Войцех, чтобы не признаваться в ужасающей бедности людей своего круга, которым не то что ремонт, а за счастье перестать имущество распродавать. Если и был на его памяти ремонт, так то родители отыскали в бабушкином загашнике несколько рулонов обоев и поклеили на самосваренный клейстер.

– Ну, ты подумай. Взвод мигом подгоним. Дорого не возьму. Хлопцы ведь службу проходят, оттого расценки демократичные, – по-свойски подмигнул Домбровский.

Войцеха покоробило, что на бессловесных солдатах наживутся командиры и такие по-старой-памяти прилипалы. Виду землемер, однако, не подал. Настало время предприимчивых и оборотистых, стартовый капитал которых – доступ к ресурсам, положение и знакомства, вынесенные из старого мира, и не Войцеху вставать у них на пути.

– Ты не подумай, что это халтура, а люди сплошь дилетанты. Пану Бержу недавно особняк поставили и всю внутреннюю отделку довершили. Хвалил, – похвастался Домбровский.

– До особняков я пока не дорос, – решил сменить тему Войцех. – Поживу на объекте.

– Ты что же, не семейный? – удивился шеф-интендант.