Лицо старика вдруг тронула какая-то тень, уголок его губ под густыми усами дернулся, но он всё же ответил:
– Имущество действительно не возвращают – это правда. Но мне удалось добиться компенсации, а она и сорок с лишним лет работы позволили мне выкупить его назад. Сам я живу в квартире на первом этаже… Вот уже десять лет.
Теперь Анна поняла, что бросилось ей в глаза, когда она увидела Захарыча внизу. Это был действительно пожилой человек, у которого еще проглядывалась офицерская выправка. Вероятно, он был не так стар, каким мог показаться – тонкую сетку морщин, седые пряди волос и бороды и огрубевшие руки ему придал не возраст. Таким ее собеседника, сидящего напротив доктора в шерстяных штанах, валенках, жилете с глубокими карманами и старой, давно застиранной рубашке, сделала жизнь, положенная на то, чтобы победить несправедливость, постигшую его семью задолго до его рождения.
Анна смотрела на него и понимала, что Захарыч никогда не был женат, у него не было детей и внуков. Это был человек, который настолько любил свои корни, что не построил собственной семьи лишь для того, чтобы сохранить гаснущий огонек того, что заработали его предки.
Поэтому старик и сдавал теперь эту квартиру за бесценок – желая при этом, чтобы жильцов было как минимум двое. Это была попытка наверстать то, от чего он отказался в погоне за этим самым местом – владелец дома пытался создать иллюзию семьи.
– Мне всё нравится, – сказала Палмер. – Если я Вас устраиваю, я готова подписать договор.
– Вот и славно, – Захарыч снова просиял, и вопрос, заданный ей пару минут назад, растаял в воздухе, будто его и не было. Старик потянулся к столику, стоявшему у его кресла и, взяв с него стопку бумаг, протянул гостье. – Здесь договор, моя подпись и подпись Уильяма уже стоит. Осталась только Ваша.
Когда бумаги было подписаны, доктор убрала свою копию в сумку, а потом откинулась на спинку кресла:
– А что с камином, Захарыч? – спросила она, указывая на очаг.
– И Уильям задал этот вопрос, – глухо посмеялся хозяин дома. – По его просьбе я вызвал ребят, которые почистили трубу. Давно не топили – но думаю, что всё будет впорядке, – вдруг он засуетился и удивительно резво для своих лет вскочил с места. – Ох, что это я, Вы же, наверное, голодны.
– Вовсе нет.
– Ну как же, что же я за хозяин! Ладно Уильям не ест, но Вы-то молодая женщина, Вам бы сил, да побольше – еще вещи перевозить.
– Захарыч, прошу Вас, сядьте, – сама Анна поднялась с места и тронула старика за локоть. – У меня всего два чемодана, я привезу их вечером. Всё в порядке, ничего не нужно.
Захарыч остановился и кивнул, немного вздохнув:
– Конечно, конечно, – он опустил глаза и повернулся к ней боком, собираясь уйти. – Вы тут осваивайтесь. Уильям занял дальнюю спальню – просил передать. Вторая – Ваша.
Анну тронул его поникший вид, и она готова была уже сказать, что с удовольствием выпьет с ним чаю, но вдруг внизу хлопнула дверь, и в коридоре послышались два мужских голоса.
– Я говорю тебе, нашли сегодня, три часа назад. Там уже работает специалист.
– Кто?
– Вишневская.
– Ну хоть так. Три часа, Розенштейн, в нашем случае – пропасть времени, как ты не понимаешь!
Шаги раздались уже на лестнице, и через полминуты в комнату вошёл Такер в сопровождении другого мужчины.
Последнему было около сорока лет – это был довольно высокий, но плотный мужчина с седеющей бородой и отчего-то грустными глазами. Он был одет в серую куртку, клетчатую кепку с опущенными ушами и неприметные, как и всё на нем, штаны. Он остановился в дверях, уставившись на Анну, а Такер, не оглядываясь, прошёл вперёд, вглубь комнаты.
Незнакомец отмер спустя пару мгновений:
– Ты не говорил, что у тебя клиент.
– Это не клиент, – со вздохом откликнулся Такер, а потом жестом указал на женщину. – Доктор Анна Палмер, уже моя, как я полагаю, соседка по квартире, – Уильям наклонился к обеденному столу и открыл лежащий на том ноутбук.
– Всё так, – Анна шагнула вперёд, протягивая руку гостю. – Но просто “Анна”.
Тот удивленно моргнул и, сняв кепку и прижав ее к груди одной рукой, протянул Анне вторую:
– Георгий Розенштейн, – кивнул он женщине, пожимая ее ладонь.
– Приятно познакомиться, товарищ капитан.
Розенштейн было открыл рот, чтобы ответить что-то, но Уильям его прервал:
– И Михаил Захарович – домовладелец, – он кивнул в сторону старика, не отрываясь при этом от экрана. – И раз с приветствиями покончено, Розенштейн, называй уже место, бога ради.
– Мытищи, гаражный кооператив, – откликнулся тот. – И, Такер, есть процедура, эксперты закончили, теперь туда и тебе можно. А до этого момента – ты же сам знаешь!
– Я знаю, что милиция не так часто привлекает консультантов, так что наступила пора исключений, тебе не кажется?
Розенштейн тихо чертыхнулся и махнул рукой, направляясь к выходу:
– Внизу ждет машина – приезжай, как сможешь.
Анна и Захарыч на протяжении всей этой перепалки смирно стояли у кресел, наблюдая за собеседниками. Когда Розенштейн покинул комнату, они будто оттаяли, и Захарыч, что-то бурча себе под нос, тоже ушёл вниз. Палмер отвернулась и потянулась к оставленной в кресле сумке, собираясь отправиться за вещами в отель. За ее спиной послышались шаги – Такер тоже ушёл из комнаты.
Палмер понимала, как примерно устроена жизнь и частных детективов, и полицейских консультантов. Ее удивило лишь то, что за десять лет ее отсутствия методы работы в кругах правоохранительных органов так продвинулись, что консультантом могли пригласить даже иностранца. Хотя она и была уверена, что в этой истории всё не так просто.
Она забрала со столика отданный Захарычем ключ, закрыла дверь в квартиру и спустилась вниз. Анна остановилась в прихожей, думая о том, стоит ли делать то, что пришло ей в голову, а потом качнула головой, решившись, дошла до угла коридора и постучала в дверь Захарыча. Тот открыл меньше, чем через минуту:
– Что Вы хотели, Анна?
– Один вопрос, – она повела плечами. – Откуда Вы знаете Уильяма?
Старик ухмыльнулся – чему-то только ему известному:
– Я знал его отца – давным давно. Был вхож в семью, если так можно сказать.
Анна кивнула:
– Я поняла. Спасибо.
Попрощавшись с домовладельцем, она вышла из дома.
До отеля можно было дойти пешком – но бронь была аж до завтрашнего дня, и она не торопилась. Доктор, погруженная в мысли о том, что нужно сегодня сделать, двинулась в сторону метро, когда за ее спиной раздался голос:
– Как Вы поняли, что Розенштейн из полиции?
Анна обернулась – Уильям стоял у крыльца с сигаретой в руках.
– Это просто, – ответила она. – На поясе кобура, говорит о том, что что-то “нашли”, а “на месте работает специалист”. С консультантом вряд ли отправили бы говорить кого-то пониже капитана, а с кем-то повыше Вы бы говорили не на бегу. Так что, мистер Такер…
– “Уильям”, – поправил ее британец. – Ты, полагаю, знакома с методами расследований?
– Да. Бывало, что читала о подобном.
– Только читала?
Анна стиснула зубы, но через мгновение пожала плечами и кивнула:
– И не только. Хватило с лихвой.
– С лихвой? – Такер повторил это слово – и в нетипичном фразеологизме вдруг не мгновение скользнул его довольный сильный акцент. Мужчина посмеялся, щелчком отбросил окурок и приблизился к ней. – А если я предложу сейчас поехать на место преступления, что ты скажешь?
Он кивнул на милицейскую машину, стоящую с заведенным мотором у тротуара.
– Скажу, что ты много на себя берешь, – ответила Анна, когда он подошел к ней вплотную. – Кто пустит туда гражданскую?
– Тот, кто пустил туда британца.
Палмер задумалась. Она искала тихую квартиру за умеренную плату, на небольшой удаленности от будущей работы. Однако события, которые один за другим происходили сегодня днём, доказывали, что поиски завели ее совершенно не туда.
Но почему-то в этот момент, глядя в глаза мужчины напротив, она подумала, что все случайное – не случайно. Бог весть, что ждало ее по приезде на это место преступления, но отчего не попробовать? Тем более, что более интригующих дел на сегодня определенно не намечалось.
– Ты консультируешь российскую милицию. Почему?
Такер нахмурился:
– А это важно?
– Определенно. Мы встретились вчера, с сегодняшнего дня мы живем вместе, и сегодня же ты зовешь меня… На место преступления?
– Отличный анализ, – самодовольно хмыкнул Уильям.
Анна едва сдержалась, чтобы не закатить глаза:
– Ты британец, который отлично говорит по-русски. Осмелюсь предположить, что ты провел в России немало лет или как минимум посвятил много времени изучения языка. Какой вариант правильный?
– Оба, – уклончиво откликнулся Такер. – Часть моего детства и юности прошли здесь. Если я правильно понимаю – тебя интересует, есть ли у меня гражданство этой страны? Есть.
– Но судя по тому, что я о тебе знаю, в России ты как минимум живешь непостоянно.
– Совершенно верно. Приезжаю, когда нужно.
– И что тебе нужно в этот раз?
– Не “что”, а “кто”, – Уильям ухмыльнулся. – Я могу спросить у тебя то же самое.
– Если я правильно понимаю, кто ты такой – ты сам знаешь.
Глаза Анны блеснули тем же вызовом, что и вчера. И вдруг – хотя этот диалог до этого момента казался больше издевкой – Такер заговорил быстрее, чем успел подумать.
– Вчера ты говорила по телефону и упомянула, что ищешь квартиру и недавно получила тут работу, а также, что “ничего здесь не поменялось” – ты уже жила в этом городе, но тебя долго тут не было, ты вернулась и начинаешь все заново. Когда мы заговорили по-английски, я заметил, что ты произносишь слова на американский манер, так что, вероятно, работала именно в Америке. Но по какому направлению? И снова подсказка в твоем же телефонном разговоре: Грибоедова – хоть цитата и популярная, обыватели упоминают нечасто, следовательно, ты филолог или специалист смежной области. Самый популярный университет в Америке, где есть эта специальность – Колумбийский университет в Нью-Йорке. А Нью-Йорк – в свою очередь, самый популярный город для российской эмиграции.
Взгляд Анны не изменился, но она подняла бровь:
– Ты говорил про подругу, с которой у меня натянутые отношения.
– Женщина, с которым ты говорила по телефону, тоже жила в России, судя по вашему диалогу, – но вероятно тоже уехала, раз ты обращаешься к ней “Кейт”, хотя вы говорили на русском. Я думаю, что ты училась в Америке, а не в России, в противном случае к твоему возрасту ты банально не успела бы отучиться здесь, получить докторскую, поехать туда, подтвердить там квалификацию и начать там работать. А эта женщина, кажется, знает тебя хорошо, а ты, хоть и не хочешь признавать, что прислушиваешься к ее советам, все же делаешь это – значит, она имеет на тебя влияние. Это долгая связь, я предположил, что она длится со школы, – он перевел дыхание.
Палмер холодно улыбнулась:
– Удивительно – насколько очевидна твоя зависимость.
– В самом деле?
– Да, в противном случае ты заметил бы свою ошибку.
– Я в чём-то ошибся? – хмыкнул Такер.
– Мне тяжело смириться с советами Кейт. Особенно когда они верные.
– Прекрасно, – заключил Такер. – Рад, что не ошибся ни в чем.
– Кейт – моя сестра, – прервала его Анна.
– Сестра? – он нахмурился и отвернулся. – Чёрт!
– Мне это знакомо, – продолжала Палмер, не обращая внимания на его недовольство. – Когда ты половину юности тратишь на то, чтобы доказать старшему брату или сестре, что ты умнее – это оставляет след, – Уильям повернулся к ней, а она окинула его взглядом с головы до ног.
Такер, даже к своему удивлению, не попытался одернуть ее: ему было знакомо это движение глаз. За одним исключением – обычно он сам так смотрел на людей.
У того, что он звал ее с собой на место преступления, была лишь одна причина – вчера она попыталась проанализировать его и, между прочим, весьма успешно, как бы он ни хотел этого признавать. А так как признавать это он все же не собирался, было очевидно – Палмер подослали.
Он хотел привезти ее на место преступления, посмотреть на то, как безуспешно она попытается проанализировать все вокруг, а когда у нее этого не выйдет – сдать ее Розенштейну, обвинив в преследовании, а потом через расследование и суд узнать, зачем ему прислали объявление очередной войны в лице русской преподавательницы.
Перед ним раскладывалась интересная партия – доктор русской филологии вернулась в Москву из Нью-Йорка, и из тысяч квартир в столице выбрала для съема именно ту, в которую он уже въехал.
И вдруг незнакомка применяет такой точный анализ? Вот уж вряд ли – перед ним был человек, который заранее выучил про него известные общественности факты. По крайней мере, детектив был твердо в этом уверен до того момента, как они сейчас заговорили.
– Следы?
– Да, – Палмер пожала плечами. – В противном случае ты бы вчера не закидывал фактами своих наблюдений женщину, которую знаешь пять минут. Почему старшему брату? Потому что младшим ничего доказывать не надо, пока вы молоды, сам факт того, что ты появился на свет раньше, делает тебя круче в твоем детском мировоззрении. А почему брату? Потому что человек к… – она врищурилась, – примерно тридцати годам при наличии сестры в детстве не применял бы в общении с женщиной откровенное хамство, которое ты стараешься сгладить, прикрываясь именованием самого себя синглтоном.
Такер чувствовал, что внутри него начинает подниматься волна гнева. Палмер говорила четко, ясно и совершенно точно была уверена в каждом своем слове.
– Придуманной? – процедил он.
– У тебя есть очаровательная привычка повторять последние слова собеседника, – заметила Анна, и он сглотнул. – Отсутствие манер можно было списать на отсутствие воспитания, однако твоя выправка студента пансионатов для детей, родившихся с золотой ложкой во рту, и пальто от кутюр, отметают этот вариант, зато показывают, что тебе не нужно было выживать, а потому было предостаточно времени, чтобы наречь себя синглтоном для оправдания своего хамского поведения, которое по твоей задумке должно было отпугивать людей, давая тебе возможность спокойно размышлять, – она хмыкнула. – Однако в освободившемся времени было скучно, а потому ты приобрел несколько незаурядных привычек, на наличие которых указывает как минимум никотиновый пластырь на твоей руке, – она повернулась и пояснила. – Я видела упаковку на столе на в квартире, и предполагаю, что ее там не Захарыч оставил, – она развела руками. – Но все это меркнет перед твоей главной зависимостью.
– Главн… – Такер едва сдержался, чтобы не чертыхнуться. – Что ты имеешь в виду?
– Зависимость умничать, – заключила Анна. Уильям свёл брови. – Именно поэтому ты сотрудничаешь с полицией.
