Задышала, ожила.
Вместе с дедом Василием и мамой Олей мы бережно снимали с чердака картонные коробки с ёлочными украшениями, заботливо упакованными в вату. Мне казалось, что эти диковинные игрушки спускаются в наш дом прямо с новогоднего неба.
На макушку лесной царицы возлагали корону – серебряный витой шпиль, похожий на гигантский леденец. Обматывали ёлку гирляндами разноцветных огней, украшали бусами, флажками и прищепляли к веткам маленькие подсвечники.
А потом развешивали на ней игрушки: стеклянные, из папье-маше, картона и разноцветной фольги. На нашем сказочном дереве мирно уживались не похожие друг на друга игрушки из разных эпох. Были среди них и новые, и старинные; встречались даже трофейные рождественские, брошенные немцами при отступлении.
После этого мы с дедом Василием и мамой Олей укутывали ёлку серебряным и золотым «дождиком». А крестовину[231 - Крестови?на – деревянная или металлическая подставка для ёлки, сделанная в виде креста.] покрывали толстым слоем белой ваты, так что вырастал целый сугроб. И наконец водружали посреди ватного сугроба знатного деда-мороза.
Самый праздничный праздник врывался в дом с боем кремлёвских курантов. На ёлке переливались огни, и в их отблесках рождалась сказка. А тёмно-синяя ночь за окном подмигивала леденцовыми звёздами и звала на улицу.
Я выходил на крыльцо. Под луной искрился снег. Над огородом Славика Лахно примёрзло к небу созвездие Ковша. И было это словно вчера…
Помню, как-то я получил в подарок от мамы Дины долгожданную железную дорогу. И когда механический поезд зашумел и побежал по рельсам, от восхищения я запел – в лесу родилась ёлочка…
Глава 6. С Новым годом!
Человек может потерять работу, и в личной жизни всё может оказаться непросто… Но никто не может лишить нас Нового года – он неизбежен, он всегда с нами! И чтобы напомнить об этом людям, я поздравляю их с Новым годом каждый новый день.
– Это по какому же календарю Новый год? – улыбаются мне в ответ.
– По внутреннему, – отвечаю я.
– И что это за внутренний календарь?
– Календарь радостных воспоминаний…
Пока я учился в начальной школе, мои зимние каникулы начинались в Городке и продолжались в Ленинграде. Вечером первого января мы с Василием Ильичом садились в автобус и ехали на Городокский железнодорожный вокзал.
Под усыпляющий перестук колёс сладко было думать, что поезд несёт тебя в город на Неве, в нескончаемый хоровод новогодних ёлок.
Мама Дина заранее покупала билеты на самые интересные новогодние представления: в Союз писателей, во Дворец пионеров, в Юсуповский и Таврический дворцы. В роскошных исторических залах мы кружились и пели:
За детство счастливое наше
Спасибо, родная страна![232 - Припев из «Песни советских школьников» (1935). Музыка Давида Салиман-Владимирова, слова Виктора Гусева.]
Домой я приходил с несметными сокровищами – шоколадными конфетами, леденцами и диковинными в то время мандаринами.
А когда появлялось свободное время, мы ходили по музеям. Помню, как меня с первого взгляда пленил Малахитовый зал[233 - Малахитовый зал – парадная гостиная в северо-западной части Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, входившая в состав личных покоев супруги Николая I – Александры Фёдоровны. Уникальный интерьер был создан в 1838—1839 гг. по проекту архитектора Александра Павловича Брюллова. В декоративное убранство зала включён редкий полудрагоценный камень – малахит. Малахитовая гостиная – единственный сохранившийся образец оформления малахитом целого жилого интерьера. Колонны, пилястры и камины выполнены в трудоёмкой технике, которая получила название «русская мозаика»: тонкие пластины камня наклеивали на основу, линии стыков заполняли малахитовым порошком, затем поверхность шлифовали. Особенно нарядный вид придает интерьеру сочетание ярко-зелёного малахита с обильной позолотой свода, дверей, капителей колонн и пилястр, а также с насыщенным малиновым тоном драпировок. «Войдя в этот храм богатства и вкуса, недоумеваешь, чему удивляться: роскоши материалов или роскоши мысли художника Брюллова» (Башуцкий А. Возобновление Зимнего дворца в СПб. СПб., 1839).] Эрмитажа. Я попал в волшебный лес уральских самоцветов, и казалось, вот-вот из зелёной стены выйдет сама Хозяйка Медной горы[234 - Хозяйка Медной горы (Малахитница, Каменная девка) – персонаж легенд уральских горняков, мифический образ хозяйки Уральских гор, Гумёшевского рудника («Медной горы»). Предстаёт в образе прекрасной зеленоглазой женщины с косой и лентами из тонкой позвякивающей меди, в платье из «шёлкового малахита», а порой – в виде ящерицы в короне. Получила известность благодаря сборнику уральских сказов «Малахитовая шкатулка» русского писателя и фольклориста Павла Петровича Бажова (1879—1950).] и протянет «каменный цветок»[235 - «Каменный цветок» (1936) – сказ П. П. Бажова, в котором Хозяйка Медной горы встречается с мастером Данилой и помогает ему раскрыть свой талант.]. А потом мама показала мне картины импрессионистов[236 - Импрессиони?зм (от фр. impression – впечатление) – одно из крупнейших течений в искусстве последней трети XIX – начала XX в., зародившееся во Франции и затем распространившееся по всему миру. Представители импрессионизма стремились разрабатывать методы и приёмы, которые позволяли наиболее естественно и живо запечатлеть мир в его подвижности и изменчивости, передать мимолётные впечатления. Особое внимание уделялось передаче освещения, влияющего на оттенки цвета, текучести воздуха, воды. Характерна «вибрация на полотнах импрессионистов, достигаемая за счёт подрагивающих переливающихся мазков» (Жюль Лафорг, 1896). В Эрмитаже собрана одна из богатейших в мире коллекция полотен художников-импрессионистов: Клода Моне, Огюста Ренуара, Альфреда Сислея, Камиля Писсарро, Поля Сезанна, Винсента Ван Гога и многих других выдающихся мастеров.], и голова моя закружилась в водовороте переливающегося света.
В Русском музее я мог подолгу стоять перед полотнами Куинджи[237 - Архип Иванович Куи?нджи (1842—1910) – русский художник, происхождением из греков Северного Причерноморья, мастер пейзажной живописи. Большое внимание уделял изображению световоздушной среды различными способами (разделение цветных динамичных мазков, прерывистость и лёгкость в изображении неба, тонкое сочетание различных цветов).]. Его «Ночь над Днепром»[238 - Картина «Лунная ночь на Днепре» (1880) считается самым прославленным произведением Куинджи и рассматривается как крупнейшее творческое достижение художника. На полотне изображена широкая река – Днепр в летнюю лунную ночь. Зеленоватая лента реки, в которой отражается лунный свет, пересекает равнину, сливающуюся у горизонта с тёмным небом, покрытым рядами лёгких облаков. Художник Иван Крамской писал, что всякий раз, когда он видел куинджиевскую «Ночь на Днепре», он испытывал «наслаждение ночью, фантастическим светом и воздухом».] притягивала меня лунным магнитом, а мерцающие во тьме краски пробуждали воспоминания о ночёвках с дедом Василием на берегах рек и озёр.
«Девятый вал»[239 - В Государственном Русском музее находится одна из наиболее известных картин И. К. Айвазовского «Девятый вал» (1850). Размер полотна – 221?332 см. Живописец изображает море после очень сильного ночного шторма и моряков, потерпевших кораблекрушение. Лучи солнца освещают громадные волны. Самая большая из них – девятый вал – готова обрушиться на людей, пытающихся спастись на обломках мачты. Несмотря на то что корабль разрушен и осталась только мачта, люди, цепляющиеся за неё, живы и продолжают бороться со стихией. Тёплые тона картины делают море не таким суровым и дают зрителю надежду, что люди будут спасены. «Девятый вал» – согласно поверью моряков, самая гибельная волна во время шторма.] Айвазовского[240 - Иван Константинович Айвазовский (1817—1900) – русский художник армянского происхождения, баталист, коллекционер, меценат. Живописец Главного Морского штаба, действительный тайный советник, академик и почётный член Императорской Академии художеств, почётный член Академий художеств в Амстердаме, Риме, Париже, Флоренции и Штутгарте. Айвазовский наиболее известен своими морскими пейзажами, которые составляют больше половины его работ. Художник считается одним из величайших маринистов всех времён.] завораживал. Казалось, горы светящейся зелёной воды вот-вот обрушатся и затопят с головой. И чтобы уйти от морского шторма, я причаливал корабль своего воображения к «Витязю на распутье»[241 - Сюжет картины «Витязь на распутье» (1882) возник под впечатлением былины «Илья Муромец и разбойники». Её создатель – Виктор Михайлович Васнецов (1848—1926) – русский художник-живописец и архитектор, мастер исторической и фольклорной живописи и граффити. Васнецов является основоположником неорусского стиля, сочетавшего особенности исторического жанра и романтических тенденций, связанных с фольклором и символизмом.]. Стоя на сказочном перекрёстке дорог, переносился в былины[242 - Былина – древнерусская, позже русская народная эпическая песня о героических событиях или примечательных эпизодах национальной истории XI—XVI вв. В центре множества былин находятся образы киевского князя Владимира, богатырей Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алёши Поповича.]: про Соловья-разбойника, Илью Муромца, трёх богатырей и стольный град Киев.
Когда мы с дедом возвращались в Городок, я, как знатный коробейник[243 - Коробейник – старинное название мелкого торговца из-за его короба (котомки из коры), в котором он разносил свой мелкий товар по деревням.], привозил горы подарков. Друзья с нетерпением ждали меня, чтобы по-столичному отпраздновать Старый Новый год. Мы раскрывали мои «короба» и пели:
Ой, полна, полна коробушка…[244 - Отрывок из 1-й главы поэмы Николая Алексеевича Некрасова «Коробейники» (1861), ставший по существу народной песней под названием «Коробушка».]
Особо почитался у нас гигантский шоколадный жук с кремовой помадкой. Он был упакован в разноцветную фольгу и весил целых полкило. Толстый шоколадный панцирь приходилось распиливать лобзиком. Жук, словно живой, выворачивался из рук и пилился с трудом, уж больно твёрдым был его шоколад. В ожидании увесистого куска мы слизывали с пальцев сладкие вытекающие «внутренности». Именно тогда я понял, что сласти гораздо слаще, когда делишься радостью с друзьями.
Однажды, задремав после такого шоколадного пира, я оказался в королевстве Щелкунчика. Там стояла марципановая ёлка с живыми конфетами, а вокруг выстроились оловянные войска. В то время мы любили играть в солдатиков и стрелять из пружинных пушек мелкой охотничьей дробью. Завидев меня, солдаты взяли на караул, а я поздравил их – с Новым годом!..
Глава 7. Накануне чуда[245 - Главы «Накануне чуда», «Обещание завтра» и «Цвет заходящего солнца» были написаны в 1975—1976 гг., во время моего обучения в Военно-медицинской академии; переработаны в Юкках в 2020 г.]
Чего только не бывает на свете под Старый Новый год! В эту ночь можно запросто повстречаться с чудом, да и самому всласть почудить.
Именно в такой вот предновогодний вечер, посмотрев по телику кино «Ночь перед Рождеством», я, Сашка Артюх и Машка отправились гулять. Мы с другом решили покататься на коньках на речном льду, а Машка, приехавшая из Ленинграда на зимние каникулы, увязалась вместе с нами.
Небо было звёздное и морозное, и только над месяцем, словно чья-то разинутая пасть, висела зловещая туча. Мы шли по натоптанной в снегу тропинке, до того узкой, что в темноте то и дело бухались в сугробы. Но нам это было только в радость.
Из трубы дома на том берегу Горожанки выползал дым, кольцами поднимаясь ввысь.
– Сань, как думаешь, долетит ли дым до звёзд? – спросил я друга.
– Ни за что не долетит, – встряла Машка.
– А может, и долетит, – почесал затылок Сашка. – Ведь долетел же чёрт из печной трубы до месяца в сегодняшнем кине.
От Сашкиных слов нам стало и жутко, и сладостно. Глаза сами собой стали всматриваться в выползающий из печной трубы дым. Из этого дыма я стал мысленно лепить ведьму верхом на помеле: голову, руки, ноги… И вдруг видение ожило и унеслось к звёздам!
– Ты видел? – крикнул я Сане.
– Конечно, видел! Чует моё сердце: быть нам сегодня без месяца.
Но Маня заспорила:
– Да это же была ведьма! А ведьмы месяцев не крадут. Это только черти месяцы воруют.
– Чёрт или ведьма, – какая разница, – рассудил Сашка. – Не всё ли равно, кто из них месяц стибрит…
За городом, видать, на болотине, раздался жуткий протяжный вой.
– Что это? – вздрогнула Машка.
– Не слышишь, что ли? Волк! Намедни в Волковой деревне волки собаку сожрали, прямо в будке.
– Мальчики, я хочу домой!
– Без чуда в такую ночь? Нет! Без чуда я домой не пойду, – заупрямился Саня.
– О каком ещё чуде ты надумал? – встревожилась Маня.
– Давайте похитим у Славика Лахно его снежную крепость!
– Да разве можно так?..
– В ночь под Старый Новый год всё можно: и ведьму в небо запустить, и крепость уволочь!
Вернувшись домой, мы взяли большую двуручную пилу, дедовские деревянные сани и прокрались на огород к соседям. Прямо перед нами возвышалась славикова ледяная крепость. Мы распилили её на части, перевезли и собрали в огороде деда Василия. Потом натоптали множество следов свиными копытами, которые мама Оля отложила для холодца, а свои – замели метлой.
– Во завтра-то будет!
– Завтра будет чудо!
И уже засыпая, я подумал: «Хорошо жить – накануне чуда…»
Глава 8. Лето зимой
В ту зиму Городок с головой занесло снегом. Улицы утонули в гигантских сугробах, а после расчистки превратились в глубокие туннели посреди снежных гор. Мы поднимали снег шу?хлями[246 - Шу?хля – псковское название большой совковой лопаты, которое было у нас в ходу, так как Псковская область граничит с Витебской.] и сваливали на клумбу с розами деда Василия. А когда снежные кучи во дворе выросли до крыши сарая, снег стали вывозить на санях в огород.
Возможно, мы любим снег потому, что в нём осталось наше детство. Такие, как в детстве, снегопады теперь бывают разве что во сне:
Такого снегопада, такого снегопада
Давно не помнят здешние места.
А снег не знал и падал, а снег не знал и падал.
Земля была прекрасна, прекрасна и чиста[247 - Песня «Снег кружится» (1981). Музыка Сергея Березина (худ. руководитель ВИА «Пламя»), стихи Людмилы Козловой (жена и соавтор знаменитого поэта-песенника Михаила Танича).].
Конечно же, такая зима была нам в радость. В огородах мы строили ледяные крепости и брали их приступом, забрасывая друг дружку снежками. Залезали на крыши и прыгали в толстое снежное одеяло. Пушистого покрова было так много, что мы увязали в нём по самую шею, словно в зыбучем песке[248 - Зыбучий песок – пески, перенасыщенные воздухом (газом или горячими парами) в пустыне, влагой восходящих источников и способные вследствие этого засасывать вглубь попадающие на них предметы. В связи с высокой плотностью зыбучего песка человек или животное не может полностью утонуть в нём. Зыбучий песок безопасен сам по себе, однако в связи с тем, что он существенно ограничивает возможность передвижения, увязший становится уязвимым для других опасностей: прилива, солнечного облучения, хищников, обезвоживания и проч. При попадании в зыбучий песок, так же, как и в болоте, нужно попытаться лечь на спину, широко раскинув руки. Выбираться необходимо медленно и плавно, не делая резких движений.], и порой не могли выбраться без помощи.
Всей гурьбой играли в хоккей, катались на коньках, лыжах и санках. В нависших над обрывами сугробах мы прорывали норы и лазали по ним, рискуя оказаться в снежном завале. Но это лишь раззадоривало нас.
Когда я шёл гулять, на меня надевали две пары штанов и плотно натягивали на валенки, чтобы снег не попал внутрь. Вскоре одежда обледеневала и превращалась в рыцарские доспехи.
После прогулки взрослые с трудом вынимали меня из этого ледяного панциря. Одубевшие куртку и штаны с примёрзшими валенками ставили в таз и прислоняли к русской печке[249 - Русская печь – печь с лежанкой (полатями), используемая для приготовления пищи и обогрева помещений, широко распространённая в России и Белоруссии. Русская печь весьма массивна и долго сохраняет тепло.]. Пока мои латы оттаивали и обмякали, я отправлялся греться на печку. Здесь, на лежанке[250 - Лежанка – спальное место на верху печи. Ничто не сравнится с теплом и уютом застеленной покрывалом и подушками лежанки. Здесь согревались и лечили простуду.], была расстелена дедова енотовая шуба, и я зарывался лицом в мягкий мех.
Сверху мне было слышно, как бабушка Ирина Егоровна печёт душистый хлеб с тмином. Она лязгала посудой, хлопала печной заслонкой и, скрипя половицами, выходила за продуктами то в кладовку, то в подпол[251 - По?дпол – подвал в доме.]. Музыка дома постепенно убаюкивала меня…
Вокруг висели пучки трав, связки кореньев и наволочки с сушёными грибами. Я был окутан пьянящими запахами, от которых кружилась голова. Лёжа в пушистой енотовой шубе, я засыпал, и наступало – лето зимой…
Глава 9. «Зима снежная была»[252 - «Зима снежная была» – строка из русской народной песни «Как на тоненький ледок».]
Дед Василий с внуком Гришей, 1958 г.
На нашей горе у колодца мы проложили санный путь. На морозе залили его водой, а внизу расчистили площадку для торможения и разворота. Когда снежный спуск обледенел, мы решили провести секретные испытания новых саней Славика Лахно. Эти огромные дро?вни[253 - Дро?вни – крестьянские сани без кузова для перевозки дров, грузов. «Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь» (А. С. Пушкин).], обитые железом, были такие тяжёлые, что пришлось впрячься в них всей весёлой гурьбой. Мы тащили их, словно бурлаки? на Волге[254 - «Бурлаки? на Волге» – картина русского художника Ильи Репина, созданная в 1870—1873 гг. В советских школьных учебниках по русскому языку находилась репродукция этой картины, по которой все школьники писали сочинение о тяжком бурлацком труде. Бурлаки – наёмные рабочие в России (XVI—XIX вв.) шли по берегу и тянули при помощи бечевы речное судно против течения.], и пели:
Как на тоненький ледок
Выпал беленький снежок.
Эх! Зимушка-зима,
Зима снежная была.
Рассчитывая на всенародную уличную славу, мы называли себя космонавтами[255 - Космонавт – человек, проводящий испытания и эксплуатацию космической техники в СССР и РФ. Установлены две категории: космонавт-испытатель и космонавт-исследователь.]. Нас было четверо: командир корабля – Славик и космонавты-испытатели: Сашка Артюх, я и Лёнька Хазанов. Для солидности командир Славик надел лётный шлем, мотоциклетные очки и отцовские краги[256 - Кра?ги – особые мотоциклетные перчатки, доходящие до локтя, призванные защитить руки водителя от вылетающей из-под колёс грязи.].
Не обращая внимания на облепившую нас мелюзгу, мы молча расселись по местам и крепко вцепились друг в друга. По нашей команде ватага детворы дружно оттолкнула нас, и сани вихрем понеслись с горы. За нами бушевал снежный смерч. С бешеной скоростью промчавшись по ледяному жёлобу, мы вспороли белую целину, и сани врезались в заснеженную помойку…
Как птенцы, выпорхнувшие из гнезда, мы разлетелись в разные стороны… Словно в замедленной съёмке, вокруг нас кувыркался «космический мусор». Мне даже показалось, что посреди летящего хлама я вижу краги и шлем Славика Лахно. «Нет, рождённый ползать летать не может!» – подумал я и, словно тетерев, занырнул в пушистый сугроб[257 - Всю зиму тетерева держатся на небольшой территории и в морозные дни ночуют под снегом. Эти птицы очень чувствительны к морозам, глубине и качеству снежного покрова, поэтому в малоснежные и морозные зимы им бывает очень трудно.].
Увидев это, на горе попадали от смеха ребята:
Ехал Славик, поспешал,
Со добра коня упал.
Эх! Зимушка-зима,
Зима снежная была.
Мы восстали из-под снега, словно снежные человеки[258 - Снежный человек (йети) – легендарное человекообразное существо, якобы встречающееся в различных высокогорных или лесных районах Земли. Его существование утверждается многими энтузиастами, но на текущий момент не подтверждено.]. А увидев остатки дровней, поняли – близок час неминуемой расплаты! Особенно для Славика. Мы помогли ему донести до дома заснеженные обломки некогда знатных саней. Мы уже были готовы разбежаться по домам, но, будучи верными друзьями, притормозили и спели на прощание:
Как поедешь, Вячеслав, —
Не зевай по сторонам.
Эх!.. Зимушка-зима,
Зима снежная была…
Славик стоял понурый и молчаливый. В руках он держал разбитые очки, порванный шлем и краги. А вокруг – зима снежная была…
Глава 10. «В этой деревне огни не погашены»[259 - Первая строчка из стихотворения Николая Рубцова «Зимняя песня» (1964).]
Рано утром с автовокзала Городка[260 - Городокский автовокзал находится на месте, где в XIV—XVII вв. располагался оборонительный замок. Его окружал заполненный водой ров шириной 16 и глубиной 3,3 м. Стены замка возвышались на земляных валах, а через каждые 20—30 м стояли бастионы для стрельбы из пушек. Вероятно, замок был разрушен во время Северной войны в начале XVIII в. Частично сохранились оборонительные рвы и фрагменты бастионов. Подробно о современном Городке можно прочитать на портале «Планета Беларусь» – URL: https://planetabelarus.by (https://planetabelarus.by/).] мы с дедом Василием уезжали рыбачить в деревню Загу?зье на озере Берно?во. В дореволюционной России оно считалось одним из наиболее рыбных и даже было описано в книге Сабанеева[261 - Леонид Павлович Сабане?ев (1844—1898) – русский зоолог, натуралист, популяризатор и организатор охотничьего и рыболовного дела, из дворянского рода Сабанеевых. Автор нескольких книг, посвящённых рыбалке, которые принесли ему особую известность.]. Здесь поймали самого большого леща[262 - Лещ – пресноводная рыба, единственный представитель рода лещей из семейства карповых, отряда карпообразных. Живёт преимущественно в спокойных, больших и глубоких озёрах, также в реках и отчасти солоноватых водах; питается водорослями, а также насекомыми, их личинками. Лещ держится стаями, преимущественно в глубоких местах. Осторожен и довольно сообразителен.] в истории Российской империи – весом 18 килограммов 200 граммов.
Пробравшись по заснеженным буеракам[263 - Буера?ки – холмы, пригорки, овраги, провалы в земле, ямы и колдобины, перемежающиеся между собой, иногда на берегу озера.], ещё в темноте мы вышли на середину плёса. Начинало светать, и я увидел на льду небольшой сугроб. «Наверное, там засыпана прикормленная рыбаками уловистая лунка. Надо её раскопать», – решил я. Напрасно Василий Ильич отговаривал меня:
– Зря только время потеряешь. Пойдём на наше заветное место – там всегда клюёт.
Но я не слушал деда, и тот в конце концов махнул на меня рукой.
Я упорно, сантиметр за сантиметром, разбивал ледяную глыбу пешнёй[264 - Пешня? – лом для прорубания льда при зимнем рыболовстве.], а когда цель была достигнута – вляпался… Кто-то сходил здесь по большой нужде и тщательно всё прикопал. С глупым видом стоял я посреди озера: «Это ж надо! В погоне за счастливой лункой найти единственную на озере „кучу“!».
