– То, что на сей день удалось доказать. Дубровин стал жертвой мошенничества, организованного его коллегами. Приложения готов предоставить по первому требованию. Показания секретарши Дубровина, бронировавшей отель, ночного сторожа, опознавшего сотрудника спецслужбы. Кстати, вы еще не дали объяснений по поводу привлечения отряда по антитеррорру. Всё это для того, чтобы сфабриковать дело против полковника Дубровина, принципиального защитника нашего города.
– Что?
– Или мне отправить эти материалы сразу в службу собственной безопасности? Башаров будет не в восторге, но ведь я могу прямо его областному руководству передать. Пусть там узнают, какие методы практикует следственный отдел у них в районе.
Входит секретарша, приносит кофе. Маковцев вкрадчивым голосом говорит:
– Спасибо, Вероника, мы уже поговорили. Больше не буду вас беспокоить. А кофе вы оставьте. Я выпью.
О строптивом Неробове он наслышан, поэтому и в бригаду его не включил, вменяя тому близкую дружбу с подозреваемой, хотя факт близости является недостоверным. Рассчитывать на понимание Неробову не приходится, надо работать с тем, что имеет. Тем более, что капитан Абросимов в группе задействован, и от него информация поступает без задержки.
Теперь надо подождать. Неробов представляет, как после такого пресса он вырисовывается в кабинете у Маковцева и говорит: «Давайте я на вас поработаю, а то у меня пятно на профессиональной репутации, да и вообще, мне в подполковники пора». Ну и как это будет выглядеть?
– Чего ты там про ширинку говорил? – говорит Абросимов, переговорив с майором Журавлевым. – Он говорит, что ты совсем спятил, Ильич.
– А ты как думаешь, Андрюша?
– Что ты никогда ничего не делаешь просто так. А, неважно…
– Задумывалось как насмешка, но не получилось. Значит, он посчитал это как знак деградации? Плоский юмор, недовольство и брюзжание.
– И еще он сказал, что утром тебе стало плохо. Лицо побелело, и ты чуть не упал.
– А он молодец, наблюдательный. Ловко всё обставил. Только ведь и мы из этого пользу извлечём. Недооценка противника чревата провалом. Ладно, потом сам поймешь.
Так что сейчас Неробов со сцены уходит, предоставляя действовать адвокату Джагаеву, который сражается за репутацию музейного работника Виктории Полевой. По судебному решению в качестве меры пресечения в отношении подозреваемой избирается домашний арест. А это значит, что у Неробова есть два месяца, чтобы доказать ее невиновность.
– Нам повезло, что ее дело так быстро рассмотрели в суде, – говорит защитник Полевой. – С вами приятно работать, Николай Ильич, а вот про клиентку так не скажу. Если не секрет, кем вам приходится мадам?
– Мы с ней в фазе друзей детства, – отвечает тот.
Тем временем к двери приходит Александрова и кричит:
– Не пора ли к столу? Пора резать тортик.
Неробов кладет трубку:
– А ты молодец, ловко все с судьей провернула. Настоящий переговорщик. Не только человека спасла, но еще и с пользой для следствия поработала. Теперь эта Полевая… короче, спасибо огромное.
– Хорошо, я передам маме.
А мама у нас кто? А мама у нас судья.
Потом и Гришина подключается:
– Сколько можно работать?! Некогда чай попить.
Неробов расцветает от женского внимания. Теперь бы с Викторией разобраться. Что-то адвокат не весел: одну угрозу отвёл, но пользы пока не принёс. Неужели в Вике дело? Она всегда была с придурью, что-то на сей раз выкинула? Хоть в охранники к ней иди. Прямо сейчас надо и ехать.
И похвалив угощение, Неробов срывается в Юрьевец.
Полевая проживала в частном доме, соседствующим с музеем двором, где была разбита клумба с подснежниками и пролесками. Место для них было выбрано очень удачно: крохотные луковички давали побеги под лучами солнца, а соседние постройки защищали их от холодного ветра с реки. Половина местных жителей ходили в музей, чтобы посмотреть, не зацвели ли там подснежники и не запоздает ли весна.
Прием посетителей для Виктории ограничили решением суда, вот и он не входит в число лиц, которые имеют к ней доступ.
Неробов молчит и покусывает ус. Он не следователь, не дознаватель и не относится к контролирующим органам. Он не может позвонить поскольку она может использовать телефонную связь лишь для вызова аварийно-спасательных служб в чрезвычайных ситуациях, для вызова скорой помощи, для общения со следователем, судом и контролирующим органом.
Когда открывается дверь, он не может не переступить порог.
– Я привез продукты.
Вызов доставщика ей разрешен, но на улице о многом не поговоришь. В отношении ее квартиры применяется аудиовизуальный, электронный и иных технических средств контроль, однако Виктории на это плевать. Она сразу пускается выяснять отношения.
– Ты ведешь себя так, Коля, словно я провинилась перед тобой. В чем? Или для следователей вообще безвинных людей не бывает? Тогда я рискую никогда перед тобой не оправдаться.
– А ты попытайся помочь следствию. Не всё же мне на себе тянуть, надо и тебе оказать содействие.
И тут она срывается. Слишком часто она слышит призывы о помощи, вот и не выдерживает.
– А я кто, чтоб тебе помогать, агент под прикрытием? Я работник культуры, а телефонные мошенничества – это ваш профиль. Люди из-за вас страдают.
– Чего там про икону, Вик? – пора направить разговор в мирное русло.
– Там много чего было, золотая и серебряная утварь, церковное шитье, резьба по дереву. Короче, знали, за что меня дергать. Я сначала отказалась. Раз такая ценная коллекция, пусть спецов из центра вызывают, предложила им одного московского эксперта. Нет, говорят, нам для предварительной оценки и дальше бла-бла-бла. Дала им себя заболтать, согласилась, приехала. Я вообще-то рисковая.
– Это я знаю. А Дубровин тут при чём?
И тут Вика начинает ржать:
– В смысле?
– Он что, подбивал к тебе клинья? Не томи, выкладывай!
– Почему-то никто не верит.
– А ты всем рассказываешь?
– А что, стоит рассказать? Как мы с ним встречались в гостинице и проводили время? А что это запрещено законом?
– И как часто вы это проделывали… встречались?
– Дважды в неделю.
– Тогда Дубровин оформил бы номер на себя, и эту бронь я найду. Не сомневайся. На тебя должен быть пропуск, и я это проверю в гостинице. И по камерам тоже прослежу ваш приход и уход. И если ты врешь…
– Да ты чего, Коля, шуток не понимаешь?
– А если без шуток?
– Я и сама удивилась, когда меня вызвали в гостиницу. Объяснили, что место выбрано из соображения безопасности. Внизу охрана, проход по пропускам. А будет Дубровин, не ожидала. Он тут какого черта? Ты мне про него рассказывал, осёл с копытами, к культуре не имеет никакого отношения. Это надо было постараться, чтобы нас свести.
– Ты приехала. Что дальше?
– Он явился в мундире, мы стали беседовать, всё, как ты говорил, осел ослом, только копыта итальянские. Человек, что должен икону принести, запаздывал, и меня отправили в спальню. Никакой коллекцией нет. В номере вообще никого, кроме меня и Дубровина. Ждем полчаса. Потом дверь открывается, входит человек в черной маске-балаклаве и начинает палить в Дубровина: раз-раз! Я под стол залезла, но он меня не тронул. Потом он ушел. Я вылезла. Кругом кровь, и все желтое от солнца.
– Стрелять в тебя ему было незачем, ему подозреваемая требовалась. Или я ему нужен, чтобы через тебя на меня надавить. Скоро узнаем. Ладно, а пистолет он с собой забрал?
– На полу не видела, может, в коридоре выбросил.
Вика в деталях рассказала, как ее возили на место происшествия, чтобы она показала, как все было, но там к ней особо не прислушивались. Провели мероприятие для галочки.
– Ты давай поактивней работай, Коля, а то мне репутацию загубишь. Я ценный специалист, поэтому меня пока не увольняют. Во второй раз я на такое место не устроюсь. И насчет мошенников меры прими.
В этом она права. Мошенники совсем распоясались в городе, и надо что-то с этим делать, пока они тут всех не поубивали.
Весь следующий день Неробов ведет прием по личным вопросам, в большинстве граждане жалуются на кражи и телефонных хулиганов. Жула, назначенный Маковцевым ио помощника руководитель следственного отдела, от этой работы уклоняется.
В ходе опроса складывается невеселая картина. Преступным путем выманены от 50 тысяч до двух миллионов, последнюю сумму у старушки забирают молодые люди под видом работников банка, чтобы положить её на секретный счет. Они не попались на глаза соседям, так что и свидетелей не нашлось. Расписки молодые люди не оставили. Выдача денег прошла добровольно. Теперь старуха тихо сходила с ума и выла. Хорошо, что секретарша пришла на помощь и утащила посетительницу к себе пить чай.
За шесть часов приема Неробову не удалось решить ни одного дела. Проанализировав рост правонарушений, он сделал вывод, что в районе орудует банда, и набрасывает план следственных действий в отношении сделок с телефонным оборудованием, который докладывает Маковцеву. Прийти к общему мнению им не удается, потому что Вячеславу Михайловичу звонят по делам, и он выходит из кабинета, оставив на столе предписание Неробова без своей визы. Оно обязывает все компании информировать следственный отдел города о сделках с телефонным оборудованием в обязательном порядке под страхом административного наказания. Поставив росчерк от лица Маковцева, Неробов передает Веронике приказ для согласования с прокуратурой.
Мера своевременная.
Контролер ИК-4/2 Русу приходит в кожаной куртке, в которой он похож на урку. Глаза у него маленькие, скулы широкие, а сам худой. Волосы коротко подстрижены. Русу улыбается, сейчас он образе успешного жлоба-предпринимателя. Вот такой гусь свободно ходит по следственному отделу, и ведь пропускают.
Он специально постоял в садике перед управлением минут пять, поздоровался с людьми. Это поднимает ему самооценку.
– Вот поступит новое оборудование, и мы развернемся.
Любит он напустить тумана.
Неробов проходит мимо. Они не знакомы близко, чтобы ручкаться.
– Что, смотришь, имя мое забыл?
Неробов поднимает голову. Это Русу не ему, а капитану Абросимову.
– Или еще не всех мигрантов переловил? – хохочет Русу.
– Ну, говори, чего хотел? Явка с повинной? – бурчит капитан.
Так что попытка Русу интегрироваться в следственный отдел не удается, да он и не пытается. Зато он вполне ладит с Журавлевым и Маковцевым – втроем они разговаривают на одном языке.
На этот раз контролер Русу направляется прямо в кабинет Неробова.
– Это плохая идея, – изрекает он. – Меня с Дубровиным не было.
– Не волнуйтесь, мы этого человека найдем, а через исполнителей на руководителя выйдем.
– Не то, чтобы волнуюсь, но если руководство вас не поддержат?
– Вполне возможно. Следователей из области пришлют.
– Прислали уже одного, Заварзина. Что, лучше стало?
– Вам-то до всего что за печаль, Сергей Ефимович? Сами говорите, что ни при чем. За Митова переживаете? Дойдет дело и до его телефонов.
В них все и дела. Согласно новым правилам, для приобретения телефонного оборудования требуется виза прокуратуры, и Русу вальяжно расположился у кабинета Маковцева, ждет. Однако Маковцев уехал и неизвестно, когда вернется. Остается только ждать, кому Русу пойдет жаловаться. Еще до конца рабочего дня Неробов ждал визита Георгия Семеновича, но явился Башаров. В руках у него документ с визой полковника, которую за него поставил Неробов – и этот документ он демонстративно рвет на части. Он не знает, что без исходника вполне можно обойтись, потому что Кукшина сделала массу копий, а скан отправила в область на согласование.
– Я так смотрю, ты никак уняться не можешь, Неробов. До хрена краж нераскрытых, а ты в сыщика играешь.
– Э! Убийство Дубровина связано с кражей, – возражает Николай Ильич.
Башаров так зол, что разбрасывает белые клочки вокруг себя, словно лепестки роз.
– Убийством занимается знаешь кто? Заварзин. У него и возможности для того имеются.
– Так он вряд ли что раскроет. Агентурных данных у него нет.
Башаров пожимает плечами:
– А этого не потребуется. Про коррупционную составляющую слышал?
– То есть икона – это взятка? От Митова? И его сюда притянули? А всю схему, случайно не Жула придумал?
Башаров сворачивает разговор из опасения наговорить лишнего.
– Теперь это забота Заварзина, а тебе надо думать о своей репутации. В рамках версии твоего сговора с Полевой, ваши контакты фиксируются. Не очень умно изображать доставщика пиццы или еще кого. Во ФСИН не дураки сидят.
Неробов размышляет. Всё решено. Русу хочет посадить Митова, и следственный отдел ему в этом помогает.
Через окно он видит вишневый «Мерседес», в который садится Русу.
Для тех, кто еще не владеет ситуацией. В СО взяток не берут и не дают. За небольшим исключением – но это, как и везде.
На выходе Неробов пожимает руку дежурному.
– Бывай, до завтра.
– Что делаешь вечером? – спрашивает офицер.
– Включу фильм ужасов, чтобы как-то успокоиться.
Проходит несколько дней, и Башаров снова становится вменяемым. За это время полковника юстиции Маковцева утвердили на должность начальника СО, вот Башаров и успокаивается. Смирился, что ему руководящая должность ему не светит. Однако вредной натуры это не изменит, и он придирается к Неробову. Его трясут, и он трясет.
