Весь оставшийся день я работал максимально внимательно и усердно. После общения с этим нервным и неприятным человеком я боялся, что испортил себе жизнь и лишился работы. Но я не сильно дорожил своим местом здесь. В любом случае я смог бы найти что-то другое и отсидел бы этот год на другом подобном месте. Потеря работы не была для меня чем-то постыдным и боязливым. Я знал, что любая деятельность, которая предполагает работу «на дядю», будет одинаковой по своей сути. Поэтому слова и угрозы такой личности никак не затронули меня и мои дальнейшие планы на жизнь.
Я боялся только одного: что в случае увольнения мне придётся выслушать ни одну лекцию сначала от Дианы, а затем и от матери по поводу моего неправильного поведения. Самым неприятным моментом во всём этом мог быть звонок отца, который не стеснялся бы в своих высказываниях на мой счёт. Мы в очередной раз начали бы спорить и закончили наш разговор на довольно неровной и неприятной ноте. Так происходило всю мою жизнь, к чему я отчасти успел привыкнуть. Но лишний раз выслушивать весь этот негатив и потоки оскорблений в свой адрес я не хотел.
В итоге я решил подождать до завтра и уже от сложившейся ситуации решить, как мне действовать дальше. Вечером того же дня я поужинал в компании своей нынешней семьи и отправился в свою комнату. Желания общаться с кем-либо по душам не было, поэтому я решил провести этот вечер в одиночестве.
Мои планы нарушил телефонный звонок от брата. Я был удивлён, но всё же принял вызов.
– Мелкий, какими судьбами? – начал я разговор. – Решил простить меня за мой отъезд?
– Я тебя никогда за него не прощу, – процедил брат и нарочно скривил своё крупное лицо. – Но я хотел услышать тебя и узнать, как у тебя дела. Раз ты сам не соизволил набрать меня.
– Прости, братишка, дела накрыли меня с головой, и я погряз в трудовых буднях, – усмехнулся я, чем вызвал некоторое удивление на лице Прохора.
– И что это значит? Ты что, пошёл работать? Да ещё и в России?
– Нет, я работаю в Уганде, и каждый день езжу туда от дома Дианы, – засмеялся я, радуясь очередной возможности вывести брата из себя.
– Мирон, ты же знаешь, как ты меня бесишь, – пробурчал Прохор недовольным тоном. – И ты это делаешь с первого дня моего появления на этом свете.
– В этом заключается цель моего существования, мой юный друг, – широко улыбнулся я. – Так в чём дело? Почему ты решил мне набрать?
– Мы не общались почти три недели. Как ты думаешь, каково мне без тебя дома?
– Думаю, что паршиво и уныло. Без меня тебе явно скучно живётся.
– В этом ты прав, – тяжело вздохнул Прохор. – Мирон, мне правда паршиво без тебя.
– Слушай, я тебя всю жизнь учу не распускать сопли и быть более жёстким по характеру. Чего ты опять взялся за эти бабские загоны?
– Я не взялся ни за какие загоны. Но я хотел узнать у тебя, как сейчас обстоят твои дела и могу ли я прилететь к тебе хотя бы до конца лета?
– Ты хочешь прилететь ко мне? – впервые за наш разговор слова брата вызвали у меня сильное удивление. – Зачем?
– А сам подумай! – воскликнул он своим громким голосом. – Ты там с Дианой и Никой, а я здесь один на один с родителями.
– И что? Они же молятся на тебя. А отец так вообще одержим тобой. Так на что тебе жаловаться?
– На отсутствие близкого и лучшего друга, – голос брата стих и почти перешёл на шёпот. – Мне вас не хватает. Я хочу, пока есть такая возможность, побыть с тобой и Никой рядом, раз уж судьба забросила тебя обратно в Россию. Ведь как только начнётся новый учебный год, я уеду учиться в кампус и буду жить при своём университете.
– Так ты решился всё-таки съехать от родителей? Вот уж точно новость века.
– Прекрати. Я не так зависим от них, как ты думаешь.
– Серьёзно? Особенно когда ты всю жизнь боялся летать в одиночку и ездить куда-то без матери, – засмеялся я, вспоминая детство и истерики брата, когда он оставался наедине со мной в незнакомых местах.
– Хватит попрекать меня этим. Я уже давно не тот мальчик из твоего детства.
– Но для меня ты им всегда будешь.
– Так что скажешь, я могу приехать к вам и нарушить твой долгожданный покой и освобождение от родителей?
– Я хоть раз говорил тебе «нет»?
– Говорил и миллион раз на моей памяти.
– Но что касается нашего совместного времяпровождения, по моему мнению, я всегда был рад твоей компании, мелкий.
– А Диана не будет против моей компании и ещё одного подростка в доме?
– Слушай, хоть ты и рос далеко от неё, но до нашего отъезда она много времени уделяла как тебе, так и мне. Мы для неё равны в любом случае, и тебя она будет рада видеть не меньше, чем меня.
– Знаешь, мне казалось, что из-за этого она не сильно воспринимала меня как племянника, и к тебе у неё более тёплые чувства, чем ко мне.
– Я бы поспорил с этим фактом. Для Дианы худшим ребёнком в её жизни всегда будет Ника. Ты явно ей не конкурент в этом вопросе.
– Они так и продолжают ругаться по поводам и без?
– Всё как всегда, – усмехнулся я. – Что-то в мире меняется, но только не вечные стычки Дианы с дочерью. Прохор, набери Диану и спроси её напрямую. Я уверен, она будет рада твоему прилёту за столь долгое время.
– Спасибо, Мирон. Ты как всегда хоть немного, но помогаешь мне не поддаваться панике и страхам.
– А для чего ещё нужны старшие братья?
– Как я помню из рассказов мамы, именно для этого. Мама до сих пор успокаивает Диану и не даёт ей истерить, – Прохор звонко засмеялся, чем вызвал у меня ответную улыбку.
– В общем, жду тебя первым рейсом у себя. И мелкий, привези мне нормальной еды из Европы. Я скучаю по местным деликатесам.
– А как же русский борщ и пельмени? – голос брата, когда он пытался язвить и шутить, сильно напоминал мой собственный в такие моменты.
– Никак. Я не любитель местной кухни. Ну, кроме шаурмы. Она здесь действительно божественна.
– Только ради того, чтобы поесть твоей «божественной» шаурмы, я готов пролететь всё это расстояние.
– Так и знал, что ты летишь не ко мне, а чтобы поесть.
– Я тебя ненавижу.
– Я тебя тоже, мелкий.
Я закончил разговор с братом и улыбнулся. Этот разговор вернул меня в прошлое, когда мы проводили вместе всё свободное время. Прохор всегда поступал так, как от него ждали, был правильным и ответственным. Я же был совсем другим. Наверное, именно наш контраст и делал нашу дружбу такой крепкой.
Я скучал по брату и по его обществу. Мысль о том, что он, хоть и ненадолго, но приедет сюда, вызвала у меня радость. За эти пятнадцать лет Прохор отдалился от Дианы, но с Никой они общались так же тесно, как и со мной. У них была разница в полгода, что делало их близкими друзьями как по возрасту, так и по интересам. Они оба были творческими и активными личностями. Прохор и Ника отлично учились и были лучшими в своих учебных заведениях.
Я знал, что брат боится так открыто просить Диану принять его, но надеялся, что ему хватит мужества сделать это. Присутствие брата рядом помогло бы мне быстрее освоиться на новом месте и легче переносить ситуацию. Главное, чтобы сюда не приехали родители и не застали меня здесь. Я был бы рад увидеть мать, но не отца. Хотя с его работой вероятность этого была крайне мала. Отец всегда был занят своей работой и пропадал в делах. Он будет рад, если дом опустеет и они с матерью останутся вдвоём.
С этой мыслью я откинулся на подушку и закрыл уставшие глаза.
На следующий день, как я и предполагал, моё утро началось с вызова к директрисе. Я знал причины этого действия и был готов к тому, что меня ждёт. «Даже если меня уволят, не велика потеря», – говорил я себе, направляясь в кабинет директрисы. Войдя в знакомое помещение, я как можно спокойнее подошёл к столу директора и с безразличным видом спросил:
– Вызывали?
– Да, вызывала, – голос директрисы прозвучал непривычно тихо и устало. – Присаживайтесь.
– Я полагаю, причина моего нахождения здесь – вчерашний инцидент с вашим женихом.
– Всё верно, вы полагаете. Мирон Андреевич, скажите, чем вы руководствуетесь в своих действиях?
– Собственным мнением и собственными решениями, – ответил я с вызовом, желая отстоять свою точку зрения и авторитет в глазах директрисы.
– Я заметила, – пробурчала она, слабо подкатив накрашенные глаза. – Но вы могли бы выражать своё мнение более тактично и не вести себя так вызывающе.
– А в чём я был бестактен? Если вы не в курсе, ваш жених перешёл на неформальное обращение и не был в курсе минимальных понятий деловой этики и делового стиля общения.
– Тимур бывает вспыльчив и чересчур агрессивен, но это не значит, что вы можете вести себя подобным образом.
– А у вас здесь семейный подряд? В чём я был неправ, когда сказал, что отчитываться за свою работу буду только перед вами и буду руководствоваться только вашими решениями и указаниями?
– В общих чертах вы правы, но вы могли бы быть более корректными и тактичными в своих высказываниях. Или вам обязательно язвить со всеми подряд и показывать своё превосходство над всеми?
– Я не считаю себя выше других, – слова директрисы немного задели меня, что происходило впервые за всё время работы на неё. – Но я не допущу, чтобы меня пытался подавить какой-то парень, не имеющий на это никаких полномочий. Я воспитан немного иначе и на других ориентирах.
– Мирон Андреевич, я понимаю, у вас довольно противоречивый и упёртый характер, требующий свободы воли и свободы поведения, но иногда в жизни необходимо немного пожертвовать своей личной свободой для достижения более высоких целей.
– Высших – это каких? – мой вызывающий голос прозвучал слишком громко в пространстве кабинета.
– Думаю, когда придёт время, вы сами узнаете. Жизнь иногда даёт нам сложные выборы, в которых нам приходится жертвовать многим, а то и всем.
– Можете мне не объяснять, – мой голос стих, и я поник. – Я об этом знаю.
– И откуда же? Судя по вашему поведению, вам понятие «жертвенности» незнакомо.
– Я бы не хотел раскрывать вам аспекты своей жизни. И я всё же хочу узнать, с какого числа я буду уволен и каким числом мне писать заявление об увольнении.
– Увольнении? – директриса дёрнулась на своём месте, и её глаза вмиг раскрылись на максимально возможный уровень.
– Разве не для этого вы вызвали меня и уже час читаете мне лекции о неподобающем поведении? Хотя я до сих пор считаю, что неподобающее поведение было у вашего жениха, но не у меня.
– Я вызвала вас для того, чтобы попросить быть в следующий раз более уступчивым и тактичным, – ответила она. – Я понимаю, что вы человек сложного характера, но я прошу вас, держите себя в руках при подобных ситуациях.
– То есть, как я могу понимать, я не уволен?
– Нет, – девушка передо мной тяжело вздохнула и прикрыла свои глаза. – Вы остаётесь на прежнем месте и при своей должности.
– С чего такая щедрость? Я уверен, ваш жених с кровью из носа требовал моего увольнения от вас.
– Этот вопрос я оставлю без ответа. И как вы мне сказали ранее, я бы не хотела рассказывать вам все аспекты своей жизни.
– Красиво, даже добавить нечего, – от столь саркастичного ответа я ненароком улыбнулся, не ожидая подобной реакции со стороны директрисы.
– Если у вас нет вопросов ко мне, то вы можете вернуться к своим обязанностям.
– Стелла Дмитриевна, прежде чем я уйду, можно последний вопрос?
– Я, по-моему, ранее вам отвечала на этот вопрос, – директриса смирила меня недовольным взглядом, в котором читалось некоторое осуждение и порицание.
– Точнее сказать, это не вопрос, а своеобразная просьба, – я помедлил, давая директрисе время принять и осмыслить мои слова. – Я не буду отчитываться о своей работе кому-то ещё, кроме вас, и попрошу вас всю нашу работу обсуждать со мной и с работниками, непосредственно связанными с моим проектом. Вашего супруга я попрошу остаться в стороне от нашей с вами работы.
– Для вас это такой принципиальный момент?
– Да, – ответил я максимально твёрдым и уверенным голосом. – Для меня это принципиально и важно. Я не привык работать на несколько фронтов и иметь несколько начальников над душой. Ваше руководство я ещё могу допустить, но не более.
– Вы действительно нахальны и упрямы. Ваша девушка может смириться с этим?
– Я спрошу у неё, как только она появится. – Я усмехнулся и подмигнул директрисе.
– Похоже, вытерпеть вас оказалось непростой задачей. – Неожиданный и лёгкий флирт со стороны директрисы был для меня чем-то новым, но мне явно нравилось играть в эту игру.
– Нет ничего невозможного. – Я пожал плечами и как можно непринуждённее спросил: – Так что, вы ответите на мою просьбу?
– Хорошо. Я готова выполнить вашу просьбу в полном объёме. Вы отчитываетесь только мне и больше никому. Тимура Альбертовича я попрошу не вмешиваться в ваши дела и не затрагивать вашу деятельность. Вас это устроит?
– Вполне. – На моём лице появилась самодовольная улыбка.
– У вас есть ещё вопросы ко мне?
– Нет, больше вопросов у меня нет. – Я намеренно выдержал небольшую паузу, желая создать небольшую интригу. – На этом я могу оставить вас и пожелать вам хорошего дня.
– Взаимно, Мирон Андреевич. Хорошего вам вечера и удачного дня.
С этими словами я покинул кабинет директрисы, испытывая неимоверное чувство воодушевления. Моя явная победа над женихом «железной леди» подняла моё самолюбие на пару пунктов выше её прежнего уровня. Я понял, что, несмотря на своё, казалось бы, подчинённое положение, я могу легко манипулировать всеми вокруг, играя на чувствах и эмоциях окружающих.
Я помнил, как меня отчитывали за это и в детстве, и в подростковом возрасте. Но сейчас я был уже самостоятельным и взрослым и мог вести себя так, как я того хотел. Из этой истории я вынес один важный урок: я могу добиться всего, чего хочу, сыграв на эмоциях директрисы. Она явно жаждет внимания, причём от личности, непорядок сильнее или равной ей. Её жених даже отдалённо не тянет на такого мужчину, что не могло не радовать меня.
Сыграть на её чувствах, дать ей желаемое внимание и в итоге получить всё, что мне нужно для беззаботной и счастливой жизни – вот что я должен сделать. План в голове сложился сам собой, словно цифровой код очередной моей шпионской программы. Мой аналитический склад ума сразу же выдал мне пошаговый план действий, из-за чего я испытал неимоверную радость. Играть по правилам – не в моём стиле, и я всегда был немного эгоистом.
С самодовольной улыбкой и переполненным воодушевлённым настроением я направился в свой кабинет, напевая под нос слова одной из песен, которые часто играли в машине у моей мамы.
…но я не чувствовал,
Изначально ничего к тебе – лишь пустота
Внутри меня… И если говорить короче:
Я должен был любить тебя только до первой ночи.
Кричать громом о своей любви к тебе, и громче
Все это может продолжаться лишь до первой ночи,
