– Влюбился, что ли? – со смехом поинтересовался приятель. Я посмотрел на него исподлобья, как на конченого придурка. – Понятно. Херню спросил. И какие планы?
– Пока никаких. Посижу, отдохну. Если отпустит, то наутро о ней даже не вспомню.
– Если не отпустит?
– То никуда она не денется, – самодовольно хмыкнул и, откинувшись на спинку дивана, сложил руки на животе.
– У нее же парень есть, – напомнил Волшин.
– Хреновый парень, раз она так жадно с незнакомцами танцует. Тюфяк или по жизни, или в постели.
– Может, у них любовь-морковь и полное доверие?
– Не мои проблемы. В сторонку со своей любовью-морковью подвинется и там доверчиво постоит, чтобы под ногами не путаться.
– Магницкий, ты – самая натуральная сволочь.
– Нет. Просто знаю, чего хочу, – я отсалютовал стаканом и против воли снова посмотрел на танцпол.
Глава 2
Зажмурившись, протянула дрожащую руку к столу, на котором лицом вниз разложены билеты на зачет.
Только не тринадцатый! Пожалуйста! Я не знаю тринадцатый билет! Вернее, я все не особо знаю… но тринадцатый особенно. Мало того что не знаю, так еще и традиция плохая – как только вытащу билет под номером чертовой дюжины, так непременно завалю, и неважно что именно: коллоквиум, контрольную, зачет, экзамен…
Пожалуйста! Пусть это будет не он!
С третьей попытки мне удалось подхватить тонкий листок, порядком его скомкав и раскидав все остальные.
– Номер билета? – бесстрастно спросил преподаватель, не поднимая на меня взгляда.
У него все строго. Бесконечно отсиживаться в уголке, надеясь урвать момент и что-нибудь списать, не получится. Берешь билет, он отмечает время и через сорок пять минут вызывает к себе. И ему все равно, готов ты, не готов. Написал, не написал. Иди и отвечай.
Приоткрыв один глаз, покосилась на лист, трепещущий в руках.
Четырнадцатый! Пронесло!
Торопливо прошла между рядами и заняла свободную парту у окна.
Черт, кто выбирал именно эту аудиторию со столами без задних стенок, скрывающих обзор на ноги? Как здесь списать? Все просматривается насквозь!
Скуксившись, прочитала вопросы в билете, и тут же закралось подозрение, что тринадцатый был не так уж и плох. Здесь я тоже почти ничего не знала.
В аудиторию зашла Рыжова. Я радостно помахала ей, а она в ответ лишь сдержано кивнула. Как всегда собранная, серьезная, деловая. Наверняка знает весь учебник от корки до корки. Молодец. Я ей всегда завидовала. И умница, и красавица. Мне бы такие мозги, как у нее. Хоть чуть-чуть.
– Тринадцатый, – произнесла Аленка, и в ее голосе ничего не дрогнуло. Даже темной идеальной бровью не повела. Села за парту прямо перед носом препода, достала красивую ручку из сумочки и начала писать, а я опустила взгляд на свой девственно чистый листок. Печально вздохнула и тоже приступила к работе.
Так. Для начала подписываем листик. Фамилия, имя, номер группы, номер билета.
Полдела сделано. Осталась ерунда. Переписала первый вопрос и, покопавшись на затворках памяти, наскребла немножко нужной информации. Потом еще немножко. И еще… Радуясь тому, что поймала кураж, начала строчить, высунув от усердия кончик языка. Писала, писала, писала. Излагала свою мысль, раскручивала ее, творила, обосновывала, делала выводы, а потом довольным взглядом окинула результат.
Что?! Всего пять строчек?! Я же писала, старалась! Тут мыслей минимум на полтора листа было! Хотелось обиженно надуть губы, но время поджимало – полчаса из отведенных сорока пяти минут уже прошли.
Торопливо переписала второй вопрос и начала копаться в памяти, пытаясь найти хоть что-то, хоть самую малость, хотя бы те же пять строчек.
Фига! С маслом! В голове пустота.
Я и так пыхтела, и эдак. И в окно тоскливо посмотрела, надеясь, что сочная листва натолкнет на мысль, и колпачок ручки погрызла, и губы все искусала. Бесполезно. Ничего не помогло. Тяжело быть бестолковой.
– Никитина, – прозвучало как гром среди ясного неба.
Я вздрогнула, подскочила на месте и тоненько пропищала:
– Да, Аркадий Георгиевич.
– Время вышло.
Блин!
Суетливо поднялась со своего места. Путаясь, собрала полупустые листики и на дрожащих ногах направилась к столу преподавателя. Незаметно, прикидываясь тенью, осторожно присела рядом с ним, бросив обреченный взгляд на Алену.
У нее уже исписано два листа и третий на подходе. Ну ничего себе!
Она тоже покосилась в мою сторону и, увидев жалкие криво нацарапанные строчки, удивленно вскинула брови. В ее взгляде прямой упрек. Дескать, как так можно? И мне стало совсем стыдно. Виновато улыбаясь, пожала плечами, а Рыжова лишь недовольно поджала губы. Она всегда такая строгая! Переживает за меня, волнуется.
Препод, закончив заполнять ведомость, наконец, обратил на меня внимание:
– Слушаю.
Начала я бодро. Назвала номер билета, зачитала первый вопрос… На этом моя бодрость иссякла. Пык-мык, через пень колоду. Ответ ни о чем, сама это понимала и каждой секундой все больше приходила в уныние.
Завалю. Однозначно завалю.
Рыжова сидела, сложив руки на парте, как приличная ученица, и бесстрастно наблюдала за моими мучениями.
– Никитина, – Аркадий Георгиевич покачал головой, – в чем дело? Ты вообще не готова!
– Извините, – глаза в пол, и пальчики нервно вцепились в край подола.
– Бурные выходные?
– Нет, – еле слышно, себе под нос, – родителям помогала на даче, грядки полола, морковку сажала, свеклу.
Аленка пренебрежительно фыркнула и покачала головой. Преподаватель тоже покачал, только, в отличие от Рыжовой, снисходительно. Я заискивающе улыбнулась ему, всем своим видом демонстрируя искреннее раскаяние и лелея щенячью надежду на лучшее. Наконец, он вздохнул:
– Ладно, горе луковое! Последний вопрос. Так сказать, на засыпку. Какой предмет сдаешь, как точно называется учебник, и кто его автор?
Это я могу!
Быстро, пока он не передумал, и порыв невиданной щедрости не прошел, протараторила ответ.
Он хмыкнул, поставил в зачетку двадцать шесть вожделенных баллов и протянул мне ее со словами:
– Дарья, это было в последний раз!
Я была готова пищать, визжать от восторга и расцеловать его в лысеющую макушку.
– Спасибо, огромное спасибо! Вы самый-самый-самый лучший! – радостно причитала, уже собирая свои вещи. – Я вас очень-очень-очень люблю!
– Все, иди уже, Огородница!
Словно на крыльях устремилась к выходу, попутно подмигнув Аленке. Она лишь сердито глянула и отвернулась. Рыжова терпеть не могла вот таких поблажек, ее это всегда раздражало.
Ну а что поделаешь, если особой соображаловки нет? Не все же такие умные, как она! Некоторым просто не дано, прочитав один раз, тут же все запоминать.
* * *
Выйдя из аудитории, я облегченно выдохнула, поздравила себя с сомнительной победой и пристроилась на широком подоконнике. Мне хотелось дождаться Алену, поболтать с ней, узнать, как прошли выходные…
…Она появилась в коридоре ровно через десять минут, такая же невозмутимая, спокойная, собранная. Увидев меня, замерла на миг и недовольно нахмурилась.
Я сползла с подоконника и, накинув сумку на плечо, направилась к ней:
– Сдала?
– Сдала, – равнодушно кивнула подруга и, предвидя следующий вопрос, добавила: – Девяносто восемь.
– Ого, – мне оставалось только восхищенно вздыхать, – я так никогда не смогу!
– Конечно, не сможешь, если вместо подготовки к зачету будешь копаться на грядках, – сурово припечатала она.
– Как я могу отказать родителям? – беспомощно развела руками.
– Легко, Даш. Легко! – она прошла мимо меня. Я поплелась следом. – Твои предки дачу для кого покупали? Для себя! Это их земля притянула, а не тебя! Следовательно, с чистой совестью можно отказаться и не пачкаться.
– Ален, ну как я откажу? Это же родители, им помогать надо, – попыталась оправдаться перед ней.
– Ой, как хочешь, – отмахнулась она, – дело твое.
На пару секунд повисла тишина, после чего я решила подойти к ней с другой стороны:
– Как выходные?
– Супер, – скупой ответ и снова тишина.
– Как прошел ваш семейный ужин?
Ее передернуло.
Неужели все настолько плохо? Псевдоженишок, поди, все нервы истрепал? Аленка говорила, у него характер не сахар.
– Нормально, – наконец, выдавила из себя, но мне страсть как хотелось узнать подробности, поэтому я продолжала докапываться:
– Как «суженый»? Весь вечер держал тебя за руку?
Эх, зря я на эту тему пошутила. Аленка смерила таким взглядом, что в пору сквозь землю провалиться.
– Суженый лучше всех, – едко ответила она, – мне повезло. Он проигнорировал ужин в свою честь и не явился. Так что вечер прошел нормально. Спокойно и в дружеской обстановке.
– Разве можно пропускать такие события? – я искренне удивилась тому, как беспечно отнесся парень к семейному сборищу.
– Это же Егор. От него другого и ждать не стоит.
Ее интонации мне не понять. Ясно только одно – подруга злилась, поэтому торопливо переключаюсь на другую тему:
– Мы в пятницу в клуб ходили.
– Рада за вас.
– Очень весело провели время.
– Представляю. Ты скакала на танцполе, а драгоценный Антон сидел в углу и гундел, что у тебя слишком яркая одежда, слишком широкая улыбка и вообще все слишком. Так? Угадала?
Я смутилась, опустив глаза в пол. Как же она хорошо меня знает! Даже не присутствуя в пятницу в клубе, абсолютно четко разложила ситуацию по полочкам.
– Ой, я там такого парня встретила! – мне захотелось сказать хоть что-то, что реабилитирует меня в глазах Алены. – Мы с ним так танцевали! Словно в горячем бразильском сериале.
– Да ты что?! – в ее голосе наигранное удивление. – Я надеюсь, ты с ним потом хоть позажималась, по-взрослому?
– Алён! Я же с Антоном была.
– Можно подумать, без него что-то бы изменилось, – Рыжова пренебрежительно сморщила нос, – вот скажи, что ты в своем Тихонове нашла? Зануда закомплексованный. Или, может, у него член золотой? До колен? И звенит при ходьбе?
– Обычный у него член, – пожала плечами я, – среднестатистический.
– Тогда это вообще за гранью моего понимания.
– Я его…
– Любишь? – прервала Аленка мое несостоявшееся признание. – Ну-ну, посмотрю я на тебя через лет десять, когда отъешься и будешь вечно сидеть дома, а он в растянутых трико и с лысеющей башкой будет все так же нудеть, почесывая задницу.
– Алёна, – с укором посмотрела на подругу, – а что ты предлагаешь? Надо было вцепиться в того парня с танцпола и по-быстрому перепихнуться с ним где-нибудь в туалете?
