Кристина кивнула и, пожелав удачи, исчезла. Именно так, ведь Таня даже моргнуть не успела, как девушки рядом с ней не оказалось. «Странно», ? подумала она и взялась за ручку.
В полумраке комнаты царила тишина. Гробовая, почти как в склепе. Таня сначала подумала, что это нежилое помещение. Она уже почти ушла, но тут дверь справа распахнулась, едва не ударив девушку по носу. Там была еще одна комната, откуда на инвалидной коляске выехал парень. Взгляд Тани автоматически пробежался по нему, ища внешние признаки возможного заболевания.
Зная, что ей придется иметь дело с инвалидом, Таня ожидала увидеть тощего и болезненного человека. Ее подопечный не был ни тем, ни другим. Да, лицо было бледновато, но это скорее следствие редких прогулок, чем болезни. Сильные руки в черных перчатках-митенках крепко, до дрожи в пальцах сжимали колеса коляски. Растрепанные черные волосы лежали на плечах. На его ноги она старалась не смотреть: это было бы не совсем тактично.
Взгляд переключился на лицо. Резкие угловатые черты, острый нос, скулы. Особенно на холодном лице выделялись внимание черные угольки глаз, безразлично глядевшие из-под черных бровей. «Красивый», – заключила Таня. Черноволосый и черноглазый, он разительно отличался от златовласой Кристины и от Валентина Никандровича, у которого в седине проглядывали светлые волоски. Это интриговало.
– Отойди, – грубый низкий голос вернул Таню в реальность, разрушая приятный образ.
Парню ее внимание явно не нравилось. Тонкие губы его искривились, обнажив зубы. Два уголька черных глаз буравили Таню. Взгляд острый и пронзающий насквозь. В нем видны все бездны ада, которые он обещал всякому, кто придется не по нраву. Она сделала шаг в сторону, пропуская парня в его комнату.
– Я Таня, твоя помощница, – она скомкано улыбнулась и приветливо протянула руку.
Он проехал мимо, всем видом проигнорировав и жест, и слова. Остановился у кровати. Стиснул зубы и крепко зажмурился. Сжал кулаки. Казалось, сейчас парень готовится подраться с гостьей, но он даже не шелохнулся. Вскоре он открыл глаза, но на Таню даже не посмотрел, отвернувшись от нее к тумбочке, будто это именно она с ним разговаривала.
– Меня зовут Таня, я теперь здесь работаю, – повторила она в глупой надежде, что в первый раз ее просто не услышали.
Парень издал раздраженный полувздох-полустон. Он так и не повернулся к Тане лицом, судорожно стал искать что-то на прикроватной тумбочке. Таня многозначительно прокашлялась, требуя от грубияна реакции на прозвучавшие слова.
– Никита, – процедил он через время, когда понял, что от него не отстанут. Руки в черных перчатках-митенках сжали колеса. – А теперь уходи.
Никита продолжал поиски, не обращая на нее внимания. Теперь он еще и водил по тумбочке руками. Нервно и торопливо он ощупывал каждый сантиметр. То, что он искал, явно было сейчас очень важно. Во всяком случае, именно этим Таня объяснила лихорадочность его действий. Возможно, гнев Никиты направлен не на нее, а на то, что нужная вещь не находилась. В универе им читали курс по психологии, и Таня решила применить полученные немногочисленные знания.
– Тебе нужна помощь? – она постаралась спросить как можно деликатнее, но уже начавшее клокотать в груди раздражение сделало ее тон резче, а голос грубее, чем хотелось бы.
– Ты глухая? Или слепая, раз дверь не видишь? – он резко развернулся, растрепанные черные волосы от этого растрепались еще больше. Черные глаза пронзили Таню, передавая недовольство.
– Ты не думаешь, что стоит познакомиться ближе? – язвительно спросила Таня, сложила руки на груди и скривила губы. Грубость она уже не могла объяснять беспокойством Никиты неудачными поисками.
– Ва-ли, – отчеканил он.
– Эй, вообще-то у меня сегодня первый рабочий день! – возмутилась Таня. Любые положительные стремления как рукой смело.
– Ну так я его закончил, – ядовито ответил Никита. – Можешь не благодарить.
Он наконец нашел, что искал. Что именно, Тане увидеть не удалось, но ей не очень-то и хотелось. Зажав вещь в кулаке, Никита перелез с коляски на кровать, подтянув себя руками, и отвернулся к другой стене, всем видом показывая, что слышать Таню или видеть ее не желает.
Таня фыркнула. Желание подружиться с подопечным, теплившееся в груди еще утром, рассеялось. Вместо него в душе клокотали ярость и злоба. Она больше не хотела видеть Никиту и, топнув ногой, ушла.
Никита умудрился не понравится ей с первого же разговора. Вредный и заносчивый, он нагрубил ей, даже толком не удосужившись познакомиться. Таню совсем не терзала совесть за нелестные и грубые слова, которые она написала про него в блоге.
Несправедливость – вот то слово, которое вертелось в голове Тани. Разве справедливый человек будет ссориться с девушкой в первый день знакомства? Разве будет грубить только из-за собственного плохого настроения? И самое несправедливое – то, что с этим хамом Тане придется общаться целых полгода! Контракт она уже подписала и уйти не могла. Во-первых, некуда: Инна уже прислала фото, как ее жених распаковывает вещи в их квартире. Во-вторых, признать собственный провал и отступить не позволяла гордость.
***
Она черканула еще несколько строк и довольно потянулась. Импульсивная ярость утихала с каждой строчкой. Яда в словах не становилась меньше, и в душе у Тани клокотать будет еще минимум до вечера, но сейчас, когда первые эмоции были выплеснуты, сдерживаться стало легче. Когда Таня поставила последнюю точку и опубликовала пост, самообладание почти вернулось. Если поделиться проблемой хоть с кем-нибудь, то она уже наполовину решена.
Она подняла взгляд от экрана и посмотрела в окно. Розовые облака, подсвеченные золотом заходящего солнца, плыли по сиреневому небу. Таня схватила с полки у кровати мыльницу и кинулась к окну. Нельзя упустить такой красивый закат. Она сделала несколько ярких снимков: только небо, растущие под окном ромашки и похожие на них цветы на его фоне, панорама из окна. Когда Таня закончила, часы показали двадцать минут восьмого. Таня размяла затекшую от долгого сидения шею. «Интересно, тут ужин по расписанию или каждый сам готовит, когда хочет?» – подумала она.
Значок комментария под сделанной сегодня после обеда записью о переезде мигнул, привлекая внимание. Оказалось, он мигает уже двадцать минут. Таня решила, что пока не голодна, во всяком случае, не настолько, чтобы бежать на кухню, и открыла запись, которую сделала еще окрыленная открывающимися перед ней перспективами.
Комментарий оставила Юля. В том, что именно подруга будет первой подписчицей ее блога, Таня не сомневалась. Именно Юля предложила – хотя тут скорее подойдет слово «настояла» – писать посты про жизнь и работу с инвалидом. Тане идея показалась занимательной, и она согласилась. Только вести блог от своего имени она наотрез отказалась, заменяя имена. Очень не хотелось, чтобы ее обвинили в использовании личных данных. И так она будет уверена, что мама не узнает, чем занимается дочь вместо учебы.
Запись о новом доме с прикрепленной фотографией ласточки на заборе Тане нравилась. Она получился очень хороша для первого поста. Теплота и вера в лучшее сквозили в каждом слове, в таком же ключе был и комментарий Юли. Таня прочла его и улыбнулась. Подруга даже из далекого Калининграда смогла поддержать ее в нужный момент. Недавняя хандра практически полностью улетучилась.
– Татьяна, – окликнули ее. Таня так увлеклась блогом, что не заметила вошедшую в комнату Кристину.
– Привет, – Таня выключила нетбук и кивнула.
– Привет, – Кристина робки кивнула в ответ. – Прости, если отвлекаю, но уже время ужина.
Таня улыбнулась. Все же готовить самостоятельно ей не придется, по крайней мере сегодня. Замечательная новость. Обе девушки отправились ужинать.
Столовая была светлая и уютная. Таня почуяла доносившийся из кухни, отделенной перегородкой, запах свежих булочек. На дубовом столе стояла ваза с букетом люпинов.
– Какие красивые! – Таня не удержалась и понюхала цветы. Тягучий пряно-сладкий аромат наполнил легкие, немного закружилась голова. Дурманящий запах напомнил о доме – точно такой же с мая по начало июня доносился с поля у ее школы.
– Кристина каждый день собирает, – из кухни вышла светловолосая женщина. В руках она несла три тарелки. – Помоги-ка.
Женщина вручила Тане тарелки, а сама вернулась на кухню за едой. Кристина тем временем раскладывала вилки – когда только успела взять? Сначала Таня подумала, что женщина приходится Кристине матерью, но, когда они втроем сели за стол и появилась возможность поговорить, выяснилось, что это не так. Волосы ее были темнее, чем у Кристины, а нос шире. Глаза женщины были не синими, а серыми.
– Галина Ивановна работает у нас уже четырнадцать лет, – скромно улыбнулась Кристина. – и действительно почти как мама.
– Не говори глупостей, – отмахнулась Галина Ивановна усмехнувшись. – Я всего лишь домохозяйка. Лучше расскажи о себе, милочка, – ласково обратилась она к Тане.
– Меня наняли сиделкой, – она сказала первое, что пришло в голову.
– Это и так известно, – хохотнула домохозяйка. – Скажи-ка лучше, успела познакомиться с Никитой?
Неприятные воспоминания прошедшей ссоры снова прокрались в голову. Улыбка сползла с лица.
– Лучше бы не успела, – фыркнула Таня, наколов капусту на вилку.
– Брат может быть слегка грубоват, – словно извиняясь за него, пролепетала Кристина. – Но он не плохой, – уверила она.
– Он так уже года два как, – Галина Ивановна поднялась из-за стола и собрала опустевшие тарелки. – Надеюсь, хоть ты не сбежишь от него через три месяца. Ты кажешься сильной, – она подмигнула Тане и ушла на кухню, где уже свистел чайник.
– Расскажи про свою семью, – обратилась Таня к Кристине. Продолжать разговор о Никите ей совсем не хотелось, а вот про других Ховричевых послушать было интересно. – Почему Валентин Никандрович не ужинает с нами?
– Отец не появляется раньше полуночи, – объяснила Кристина. – И из дома уезжает раньше, чем начнется завтрак. Света сегодня в гостях у друзей. А Никита не показывается из комнаты, даже ест у себя, – она заметно погрустнела: ей явно не нравилось обсуждать семейные отношения.
– У тебя есть сестра?
– Младшая. Ей четырнадцать. Света почти не бывает дома, все гуляет со своей компанией, так что ты редко будешь ее видеть.
Разговор прекратился. Молчание было неловким. Тане хотелось разрушить эту неловкость. Она искала, о чем еще поговорить, пока Галина Ивановна не вынесла чай. Взгляд снова привлек букет.
– Ты только букеты собираешь? – тема пришла Тане в голову сама собой.
– По букету каждый день, – Кристина заметно оживилась. – А еще составляю гербарии, их так приятно рассматривать зимой. В детстве в театре играла, но сейчас бросила, – в голосе прозвучала печаль. – А ты чем-нибудь увлекаешься? – спросила она и вдруг, спохватившись, добавила: – Прости, если это слишком личное, я не настаиваю.
– Что ты. Ничего такого, – Таня удивилась. – Я фотографирую в свободное время. Неплохо получается.
Как раз в это время Галина Ивановна вынесла чай с печеньем. Аромат лимона, имбиря и корицы окутал всю столовую.
– У тебя, наверное, много работ, – домработница села за стол и макнула печенье в чай.
– Не так много, – пожала плечами Таня. Она сделала глоток. Теплый медовый напиток приятно согрел горло.
– Можно посмотреть? – спросила Кристина, приветливо улыбаясь.
Таня молча покачала головой. Свои немногочисленный работы показывать она не хотела. С самого детства она слышала упреки матери и насмешки одноклассников, неумело маскируемые под дружеский совет. В ее окружении быть фотографом или даже просто увлекаться съемкой было глупостью, не подходящей для дочери известного офтальмолога. Сейчас Тане не хотелось слышать неприятные слова. Хотя Кристина с Галиной Ивановной выражали искренний интерес и были вполне милы, рисковать не стоило. Таня отмахнулась и перевела тему, чтобы не повисло неловкое молчание. Остаток дня прошел в шутках и смехе. Перед сном Таня налила себе кофе – проверенное средство, чтобы быстро уснуть.
Глава 3
Таня продрала глаза за пять минут до будильника и тут же полезла проверять блог. За ночь подписчиков прибавилось. Это не могло не радовать. Как бы Таня не ценила поддержку Юли, но заинтересовать посторонних людей было куда приятнее, чем привлечь знакомого.
Она решила посмотреть, кто же пришел в ее блог. В основном, это были женщины, нескольких из них Таня даже знала. Было немного людей на колясках: видимо, они посчитали, что блог будет им полезен. Но больше всего внимание привлек анонимный аккаунт. Ни автарки, ни даты рождения, ни какой-либо другой информации. Только мужской пол и надменное «господин Х» вместо имени. Таня пожала плечами и поспешила посмотреть вчерашний пост. Время до завтрака еще было.
Запись прокомментировали несколько человек: подруга, еще пара незнакомых Тане новых подписчиков и тот самый аноним. Юля была полностью солидарна с Таней и пылала праведным гневом вместе с ней. Такое единодушие с подругой Таня ценила – именно благодаря ему обе девушки подружились еще в школе. Другие комментаторы тоже поддерживали Таню. Одни писали, подбирая выражения, другие яростно ругались.
Женщина по имени Венера Марсовна мягко замечала: «Он, конечно, ужасно груб, хотя это не редкость в подобных обстоятельствах. Не оправдываю, ничто не дает права человеку грубить милым дамам». Некий Мордаха Сатиры заявил, что «этому парню просто необходимо дать пять. По лицу. Стулом». Все были солидарны в одном – герой поста (имя Таня не указывала из соображений конфиденциальности) вел себя отвратительно. Только господин Х не выразил никакого отношения к событиям в посте, а советовал не судить людей по первому впечатлению, «ибо оно зачастую не соответствует действительности». Возможно, прочти Таня комментарий вчера, когда ее ярость еще не остыла, она не согласилась бы с этим Х, но теперь его комментарий показался ей хоть и слегка заумным, но правдивым и единственным объективным.
Попробовать начать общение с Никитой с чистого листа было не столько решением, сколько обязанностью. Таня просто не могла игнорировать работу, которую искала несколько месяцев. Прекрасно понимая, что подружиться или, как минимум, стать приятелями с Никитой ей придется, Таня потратила большую часть утра на размышления, как это сделать. Никита не производил впечатление человека, который извиниться за вчерашнюю ссору, но и Таня не собиралась делать этого. Просить прощения должен тот, кто виноват, а она таковой себя не считала. Нужно было как-то обойти эту тему.
Спустившись к завтраку, Таня заметила нового человека – младшую сестру Кристины. Света была такой же светловолосой, но в ее ультрамариновых глазах было больше дерзости, так свойственной подросткам. В отличие от сестры она носила очень короткую юбку и яркий макияж, который делал девочку визуально старше своих лет. По мнению Тани, такой вид был чересчур для четырнадцатилетней девочки, но ни Галину Ивановну, ни Кристину ничего не смутило.
Свободное место осталось только рядом со Светой – хороший повод познакомится. Присаживаясь Таня заметила на руке девочки черно-белые цветы. Делать какие-либо комментарии она не стала: прекрасно помнила, как все ее подруги в подростковые годы грезили о тату. Видимо, Валентин Никандрович очень великодушный родитель, раз уступил желаниям дочери.
– Привет, – поздоровалась Таня. – Меня зовут Татьяна.
Света дружелюбия не проявила, ограничилась вежливо-нейтральным приветствием, закинула пончик с маслом в себя и убежала.
– Куда это она? – удивилась Таня. Часы показывали, что нет еще и восьми утра.
– Светлячок больше любит проводить время с друзьями, чем дома, – Галина Ивановна убрала уже пустые тарелки. – Хорошо, что там есть старшие ребята.
– Мне сегодня тоже надо уйти, – Кристина будто извинялась.
Она была одета в голубое платье с подолом до пола, довольно красивое. Оно одно должно было навести на мысли, что Кристина собирается куда-то выходить. Милая белая сумка с цепочкой вместо ремня тоже должна была подсказать. Но Таня была слишком поглощена раздумьями о необходимом примирении с Никитой, отчего не обратила внимание на наряд Кристины.
– Куда? – поинтересовалась Таня.
– В храм, – как само собой разумеющееся сказала Кристина. – Сегодня же воскресенье.
Таня воцерковленной не была. Как и все в ее семье в Бога, конечно, верила, но церкви не посещала, не видела необходимости: раз Бог есть везде, то какая разница, где и когда к нему обращаться. Человека, посещающего храм по воскресеньям, она видела впервые. Однако она ничего не сказала: каждый в праве верить или нет, в то, во что хочет сам.
Кристина закончила завтракать, пожелала хорошего дня и ушла. В Таниной голове все еще крутились идеи, как начать предстоящий разговор с Никитой, поэтом она продолжала сидеть за столом, ковыряя остывший пончик. «Может, комнату похвалить? – размышляла она. – Да нет, что в этом склепе хвалить. Или погоду обсудим?» Ни одна из мыслей не казалась хорошей. Спасла ее Галина Ивановна.
– Отнеси-ка Никите, – домработница вручила Тане поднос с едой. – Раз ты у нас сиделка, могу делегировать тебе эту обязанность, – женщина задорно подмигнула.
Таня хмыкнула и направилась в комнату. Сначала она постучала и, не услышав за дверью недовольства, вошла. В этот раз в комнате было светлее. Окна все также были занавешены плотными шторами, кроме одного, зато горели все лампы. Таня хотела подойти и раздвинуть их, впустить солнце внутрь, но не решалась, переминаясь с ноги на ногу у двери.
– Доброе утро, – поздоровалась наконец она. – Я принесла завтрак.
Никита не спал. Это было хорошей новостью: Таня не хотела, чтобы ей пришлось его еще и будить. Он курил у единственного открытого окна. Вчерашняя голубая рубашка уже была на нем, как и черные перчатки-митенки.
– Здравствуй, – откликнулся Никита совершенно спокойно, будто не он вчера устроил скандал.
– Тебе нужна помощь с… чем-нибудь? – сконфужено пробормотала Таня, поставив поднос на низкий стол.
Спрашивать было неловко, но в ее обязанности входила медицинская помощь. Таня не знала, в чем именно эта помощь заключается, но была готова ко всему. На втором курсе у них была практика «помощник палатной медсестры», но ей ни разу не позволили сделать что-то сверх подачи градусника и мытья полов. Разве что один раз показали, как ставить уколы и капельницу и то это был старшекурсник.
– Можешь не волноваться, – отозвался Никита, потушил сигарету и сунул в стоящую на подоконнике пепельницу. –Я не настолько беспомощный, чтобы не вколоть пару уколов.
Он поправил ворот голубой рубашки и уехал в смежную комнату. Чтобы не стоять без дела, Таня села в кресло у кровати. На тумбочке рядом лежала полупустая упаковка лекарств. Каких именно, Таня не поняла, ведь название было на немецком.
– Знаешь, мне не сильно нужна сиделка, – голос вернувшегося Никиты отвлек от разглядывания его вещей.
– Меня нанимал не ты, – фыркнула она, сложила руки на груди. – Пока твой отец не скажет, что я не нужна, будь добр терпеть мое присутствие.
– Валентин мой дядя, не отец, – поправил он спокойно.
– А Кристина?
– Мы двоюродные, – Никита взял чашку с успевшим остыть чаем, прекращая дальнейшие расспросы.
Таня притихла. Раньше она думала, что они родные. Не то чтобы это имело какое-то особое значение. Теперь различиями между двумя Ховричевыми не удивляли так сильно.
Пока Никита без аппетита размазывал кашу по тарелке, Таня осматривала его комнату. Телевизора не было, зато были книжные полки и картина в уже знакомом стиле. Таня сделала вывод, что она написана тем же греком, что и пейзаж из коридора. На стене рядом с креслом Таня заметила доску с расписанием дня. Напротив выполненных пунктов – проснуться, умыться, одеться, вколоть уколы, принять таблетки – стояли серые галочки. Многие пункты повторялись несколько раз в разных вариациях. Ни одной строчки о друзьях или прогулках. «Он что все время один в комнате сидит?» – промелькнула мысль. Таня была намерена исправить образ жизни подопечного. Не сразу, конечно: сначала стоило познакомиться поближе.
– Не злись за вчерашнее. Я не был настроен на беседу, – вдруг произнес Никита. Хотя он говорил с Таней, смотрел не на нее, а на стену перед собой.
Таня удивленно моргнула. Фраза звучала как неумелое извинение и, скорее всего, им и была. После вчерашней ссоры она сделала вывод, что Никита ни за что не станет просить прощения. Было приятно ошибиться. Только у хороших людей есть совесть, которая их иногда грызет. Никита чувствовал себя виноватым, это было понятно по словам и извиняющемуся тону. Таня решила зачесть ему попытку и простить.
– Хорошо, что ты признаешь свою вину, – протянула она в ответ.
***
Когда она приходила в храм, ее сердце пело. Тепло и хорошо ему под присмотром божьим, оттого и пело, как поют ангелы: «Свят, свят, свят». И Кристина вторила ему, шептала: «Господи, помилуй», и молитва облегчала ее душу.
Храм Рождения Богородицы она посещала, сколько помнила себя. Отец учил ее молиться, и она внимала, покорно и кротко, питая сердце. Когда-то они ходили сюда всей семьей, но то время прошло. Два года как Кристина бывает здесь одна, два года как молится в три раза больше. За сестру, за брата, за отца. «Господи, помоги им». За них и для них. За себя – никогда. Себе – ничего.
