На краю бездны
Леа Рейн
Испания, провинция Сантандер.Жизнь Марии Сантьяго полна страданий, но однажды она встречает таинственного аристократа, который может помочь ей выбраться из ее персонального ада. Когда Мария понимает, что эта помощь оказана не просто так, становится слишком поздно. Кровавые секреты ее благодетеля всплывают один за другим, а для неё самой открывается губительная участь.По мотивам сказки "Синяя борода"
Леа Рейн
На краю бездны
Что это – обещание покоя или насмешка над моими страданиями?
Мэри Шелли, «Франкенштейн»
ИСПАНИЯ, ПРОВИНЦИЯ САНТАНДЕР
1921 ГОД
Голос из-за каменной плиты
Мария Сантьяго сидела в сыром склепе и плакала, но не от скорби вовсе, ибо эти мертвецы были ей незнакомы – она плакала от боли и одиночества, от безысходности и безрадостности своей жизни.
«Он опять это сделал. Опять», – вертелось в ее голове, и слезы жгли глаза только сильнее.
Хосе – мужчина, с которым она перед ликом Господа связала свою жизнь, – ударил ее за то, что она опрокинула чашку с чаем.
Это было не в первый раз, и, Мария знала, – не в последний. Любое ее неосторожное слово, любое неловкое действие – и сильная большая рука бьет ее наотмашь, бьет с такой силой, что ноги не выдерживают, и она плашмя падает на пол.
В минуты отчаяния Мария убегала из особняка, а поскольку в окрестностях кроме скалистых склонов и бушующего моря ничего больше не было, она забиралась в склеп. Она не боялась. Наоборот – здесь ей становилось спокойно. Мертвые не могут причинить боль; боль причиняют только живые.
Мария сидела на крышке саркофага и неосознанно гладила каменную плиту. Пальцы нащупали резьбу – здесь было что-то выгравировано. Мария посветила лампой, с которой всегда убегала из дома, чтобы в темноте не оступиться на острых скалах, и обнаружила табличку с гравировкой:
Эулохио Фелипе де Энтрерриос-и-Руис
Кто такой, Мария не знала. Однако каждый раз, когда сюда приходила, падала именно на его саркофаг.
Они с мужем поселились в этом особняке совсем недавно. Вероятно, до них здесь жила какая-то дворянская семья, которая продала дом вместе со всем своим убранством и своими мертвецами. Род их, очевидно, был достаточно древний, потому что Эулохио Энтрерриос родился в 1704 году. Можно было только гадать, отчего эта родовитая семья решилась на продажу всего имущества. Марии логичной причиной казалась внезапная бедность, которая порой настигала даже самые богатые семьи.
– Древний, древний мужчина, – прошептала Мария, погладив крышку саркофага. Она испытывала какую-то странную щемящую нежность к лежавшему там мертвецу. – Наверняка слова «достоинство» и «сила» вы понимали иначе.
Мария стёрла со щеки слезу и тут же почувствовала жгучую боль от прикосновения. Наверное, после удара Хосе в этом месте налился синяк.
– Он думает, таскать меня за волосы и бить по лицу – это сила, – пуще прежнего разрыдалась Мария. – Я его меньше в два раза, и если попытаюсь отбиться, то все равно с ним не справлюсь. За что он это делает? Я не знаю. Что бы я ни сделала, все оказывается не так. А как сделать все так? Кто-нибудь бы объяснил мне, как надо!
– Ты не виновата, Мария, – раздался неожиданный голос.
Решив исповедаться мертвецам, Мария не рассчитывала услышать ответа.
– Ты все делаешь так, – продолжил неизвестный. – Но даже если попытаешься что-то изменить, он не остановится. Ему не важно, что ты делаешь. Он создаст повод из пустоты.
Мария сидела бледная, как полотно. Она не шевелилась, будто если неподвижно застынет, то станет невидимой, и некто, с ней говорящий, ее не заметит.
– Не пугайся, – сказал голос. – Ты часто сюда приходишь и плачешь. Сегодня ты впервые заговорила о том, что происходит. Судя по всему, твой муж – сущий демон. Я лишь хотел помочь добрым словом. Доброе слово – все, что у меня есть.
Мария не могла понять, кто говорит. Голос был глухой, как будто действительно раздавался из-под крышки саркофага, но вместе с тем – приятный, бархатистый, тёплый. От каждого услышанного слова по спине бежали мурашки, а сердце в груди трепетало, как пойманная в банку бабочка.
– Кто вы?.. – едва слышно спросила она.
– Эулохио Фелипе Энтрерриос-и-Руис к вашим услугам! – торжественно представился он. – Хотел бы я вежливо поцеловать твою прекрасную руку да, к несчастью, лишён подобной возможности. Я ведь просто мертвец в каменной коробке.
Мария соскользнула с саркофага и упала в пыль.
– Сиди, не стесняйся. Это нисколько меня не оскорбляет. Наоборот, приятно, что рядом находится красивая девушка.
– Я сошла с ума, – прошептала она, схватившись за голову.
Где-то с боку, под волосами, Мария нащупала засохшую кровь.
И откуда она там взялась?
Точно! Когда Хосе ее ударил, она упала и ударилась головой об угол тумбы.
Может, странный голос – следствие этой травмы?
– Ты не сошла с ума, и я тебе не мерещусь. Но если на то пошло, я думаю, нормальных людей вообще не бывает. У каждого есть свои тараканы, просто у кого-то их больше, у кого-то меньше.
Мария стала ползти к выходу, собирая юбкой платья вековую пыль.
– Куда ты?
– Это злая шутка? – спросила она дрожащим голосом.
– Не шутка.
– Все хотят свести меня со свету!
– Это не так, Мария. Ты можешь сейчас убежать, но запомни одну вещь: это не должно сойти ему с рук. Ты должна что-то делать, должна бороться. Ты добрая девушка и не заслуживаешь такого отношения. Ты заслуживаешь лучшего.
Мария уже поднялась и была в нескольких шагах от выхода, но голос слушала. Голос говорил верные вещи.
***
Следующим утром Мария сидела за туалетным столиком и глядела на себя в зеркало, обрамленное резной позолоченной оправой. Было неуютно: личная роскошная комната – они с Хосе редко спали вместе, – была обставлена мебелью, напоминающей произведения искусства, а Мария, побитая, нездорово-бледная и глубоко несчастная, была тут словно не к месту. Это был ужасающий контраст, потому что в таких покоях не живут настолько несчастные девушки.
Мария достала косметику и стала приводить себя в порядок. Полностью скрыть синяк ей не удалось, но он, по крайней мере, теперь уже не так сильно бросался в глаза. Ярко-красная помада делала акцент на губах и переманивала внимание на себя, а волна чёрных, как беззвездная ночь, коротких волос прикрывала покалеченную щеку. Легкое платье изумрудного цвета завершало образ, и Мария превращалась в блистательную аристократку. Внешний лоск, конечно, не делал ее счастливее, но приближал к тому, как должна выглядеть хозяйка богатого особняка.
Когда Мария спускалась в столовую по широкой, устланной мягким ковром лестнице, она словила жалостливые взгляды слуг. Конечно, они знали, что происходит – слуги вообще знают много больше, чем может показаться на первый взгляд, – но сделать ничего не могли. Впрочем, наверное, и не собирались вовсе: чего доброго, и сами получат по первое число.
С гордо поднятой головой Мария прошла через двери столовой и опустилась на бархатный стул. Хосе уже сидел во главе стола и листал утреннюю газету.
– Ты где ночью шлялась? – резко спросил он, не удостоив ее даже мимолетным взглядом.
– Гуляла, – глухо ответила Мария.
– С кем?
– Одна.
– И во сколько вернулась?
– Не знаю.
– Могла бы сообщить своему мужу, что вернулась домой, чтобы я не думал, будто тебя на улице кто-то убил.
– Вероятность того, что меня убьют дома, намного больше, – дерзнула она заявить.
И тут же пожалела о своих словах.
Хосе словно взбесился, отбросил газету, вскочил на ноги, схватил Марию за ворот так, что ткань красивого зеленого платья в агонии затрещала, и отвесил мощную оплеуху. Мария упала на пол и некоторое время боялась поднять взгляд. Когда случалось что-то страшное, она отчего-то застывала, словно каменное изваяние, словно если замрет, то это страшное не заметит ее, закончится, обойдет стороной.
– Идиотка, – сказал он. – Ты должна отчитываться передо мной о каждом своём гребаном действии. Я тебе тут не шутки шучу.
«Я тоже не шучу шутки…» – пронеслось в ее голове.
Глаза Марии жгло, словно кто-то выплеснул ей в лицо миску лимонного сока, но нет, это были всего лишь горькие слёзы обиды.
«Ты должна что-то делать, должна бороться», – советовал ей таинственный голос из-за могильной плиты.
И это было единственное, что она должна.
– Я не твоя вещь, – тихо сказала Мария.
– Ты моя жена, а значит, принадлежишь мне.
– Я принадлежу только самой себе.
– Себе ты принадлежала тогда, когда была в той дыре, из которой я тебя вытащил. Ты должна быть мне благодарна за то, что теперь живешь в этом доме, ешь мою еду и прилично одеваешься. Твоя жизнь была полным дерьмом, но благодаря мне она стала лучше. Взамен я прошу хотя бы каплю уважения. Это так для тебя сложно?
– Я тоже хочу уважения. Я бы уважала тебя, если бы ты делал то же по отношению ко мне!
– Разве я тебя не уважаю? Я трачу на тебя столько денег, покупаю красивые платья, дорогие украшения! Что тебе ещё надо, сука ты неблагодарная?! А знаешь, мне это надоело. Мое терпение не резиновое. Давно пора было заняться твоим воспитанием, ведь каким отбросом ты была, таким и осталась. Вставай.
Одним движением он поставил ее на ноги и потащил куда-то по коридорам особняка.
– Ч… что? Что ты делаешь? Пусти меня! – сопротивлялась Мария, но как ни старалась, вырваться из его стальной хватки никак не могла.
Когда он волок ее, как куль с картошкой, через кухню, на дороге возникла одна из служанок, которая, увидев столь ужасающую картину, закрыла руками рот и спряталась за первым попавшимся поворотом. Мария не могла этого не заметить, поэтому бесконечное чувство одиночества захлестнуло ее с ног до головы. Никто не придёт ей на помощь, никто за неё не заступится, так она и сгинет в этом доме, никому ненужная и глубоко несчастная.
Хосе притащил Марию к чулану, где хранились ненужные вещи, и затолкнул ее внутрь. Мария упала, проехавшись ладонями по шершавому полу, и всадила в кожу несколько крупных заноз.
